Читать книгу Сонные озера - - Страница 3

Велир.

Знахарь Велир потер уставшие глаза и отстранился от книги. За окном нещадно темнело, и теперь буквы и символы мелко дрожали на пожелтевших страницах, в неровном свете свечи рискуя угробить его и без того слабеющее зрение. Не нужно было даже совершать над собой усилие, чтобы признать: книга, которую читал Велир, доживала свои последние годы.

В книжной лавке в Тарборо (ближайшем к их деревни городе) Велир видал книги и поновее. Написанные угольно-черными чернилами на ослепительно белых страницах, иногда даже с серебристыми тиснением на обложке, они ровными рядами стояли на полках и манили новыми знаниями. Но на них у знахаря попросту не было денег. Честно сказать, даже ту книгу, которая сейчас лежала перед ним на столе, знахарь украл. Не сдержался, сныкал подрагивающей ладонью под слой теплого кафтана, чутка послонялся по лавке для вида и быстро-быстро вышел прочь, молясь всем богам на то, чтобы старуха Инга не обратила на него внимания. А потом, в следующую поездку, украл еще одну.

С тех пор прошел уже почти пяток лет, а Велир все еще, совершенно по-дурацки, не мог выкинуть те кражи из головы. Не днем, конечно. Днем он был занят с хворыми, коих сейчас, с ворохом отравлений повалила целая толпа – для маленькой деревушки. О кражах он вспоминал свободными вечерами, когда вновь садился за чтение. Он уже помнил каждую строчку обеих книг наизусть, но считал, что от лишнего повторения хуже не станет. Вдруг он упустил-таки чего, а назавтра именно это упущенное ему и понадобится.

Не сказать, что его ремесло требовало так много внимания. На самом деле, с рядовыми деревенскими хворями, с вывихами и переломами он мог справиться уже с закрытыми глазами. Но иногда все же бывало и такое, что притащит к нему мать ребятенка, всего усыпанного красными пятнами, или прибредет мужик с отнимающейся посиневшей ногой. Тогда Велиру приходилось вспоминать все прочитанное и выискивать в памяти последовательность тех самых, подходящих к случаю действий. А еще были роды, которые вообще могли пойти по дорогам самого Фарга, и вот там без должных знаний было не обойтись никак.

Велир даже сам старался много об этом не думать, но позади печки у него лежал, весь в саже, небольшой мешочек, старательно пополняемый редкими монетами. В деревне чаще платили едой да работой, монеты знахарь получал обычно только от нечастых путников, от судьи или мельника, или если что оставалось с городских продаж, но копил он их на то, чтобы однажды вернуться в книжную лавку и рассчитаться с дряхлой старухой. Пусть книги были откровенно дряхлыми и содержали в себе, кроме важных знаний, немало наверняка выдуманной ерунды, но они все же помогли Велиру спасти с десяток деревенских жизней. Да и просто ему было как-то ну очень неловко от того, что он ее спер.

Жизнь в маленькой деревушке редко бывает простой и это, конечно, было не первое воровство в его жизни. Еще мелкий, работая у пекаря и ворочая тяжеленные чаны с мукой, Велир стягивал разок-другой свежую булку из лавки или муки – отнести матери. Но где тройка яиц за булку, а где – семь релов за книгу.

Велир поморщился от воспоминаний, быстро поднялся, задул свечу и бухнул книгу на полку. Мечтаний у него было немного, но иногда, закрывая глаза, он видел рядом с этими, ворованными, другие источники знаний, которые он мог бы использовать во благо деревенских дураков.

Осторожно, стараясь побороть природную резкость движений, он убрал и свечу. Сдвинул на край стола отложенные на завтра неразобранные травы, накрыл их тряпицей и прошел к лавке. Вслушался, уже по привычке, в тихое сопение с соседней лавки, и лег в свою постель, едва скинув кафтан и легкие сапоги.

Макс спал крепко. Развалившись на лавке для хворых во всю ширину своего пятилетнего тельца, одеяло он, как всегда, сбил ногами на самый край, мелкое подобие подушки отшвырнул куда-то вбок. Но дома было тепло, и поэтому знахарь даже не пошевелился, чтобы поправить постель ребенка. Пусть к Ваниному сынку он уже привык, но в самом Велире не было ничего, что можно было бы назвать нежными отцовскими чувствами. Скорее практичное: проследить, чтобы шкет был накормлен, цел и не захворал.

Может, поэтому молодой знахарь совсем не горел желанием заводить свою семью. Он воротил нос от каждого предложения особо пекущийся на этот счет матушки сыскать ему невесту, а в прошлый раз, когда та буквально-таки притащила одну Велиру на порог – тощую, как ветка, девку из соседней деревушки, их с матушкой отношения и вовсе закончились оглушительной ссорой. Велиру в его двадцать три дела не было ни до девок, ни до свадьбы, ни до детей, вообще ни до чего, кроме работы. Тем более, что ему только-только действительно начинали доверять. Это в том смысле, что шли к знахарю за советом не только тогда, когда болящую часть тела впору было или отрезать или тратить на ее спасение добрые пару седмиц без сна, а при первых-вторых жалобах. С матерью после того случая Велир больше не общался, но был даже мрачно рад, что Мариса отстала наконец от младшего сына, переключившись на старшего да на сватовство дочерей.

Пожалуй, именно в нее Велир и пошел своим дурным (по общему и своему собственному признанию) характером. Как он ни пытался начать разговор с очередным деревенским идиотом осторожно, но не проходило и пары минут, и знахарь все-таки раздражался, и в итоге срывался на крик. В какой-то момент он перестал даже стараться. От деревенских ему нужно было только чтобы не дохли и не лезли под руку, когда не нужно, да не мешались вообще. Друзей Велир не искал никогда.

С Ваней, отцом Макса, только странно вышло. Открытый, слишком мягкий для деревни, он разительно отличался от дурней, окружавших молодого знахаря с детства, и подкупал, возможно, этим. А, может, своим светлым взглядом, против воли лезущим куда-то глубоко в душу, если даже не в печенки, как и волнением из-за любого причиненного неудобства. Ваня даже стучался всегда перед тем, как войти в чужой дом.

Велир, может, и был дураком в том, что касалось людей, но не настолько, чтобы не понимать, что высокий незнакомец, явившийся в их деревню с младенцем в руках сразу после переворота и не умеющий почти ничего по обычной работе, был ягодой совсем с другого поля. Ислер тогда пошумел. Обычно в деревне мало чего происходит, и любое изменение дает почву для густых и бурных слухов. Но Ваня не строил из себя никакого там лорда: он смиренно брался за любую работу, дом занял самый простой, а с людьми общался по-людски, поэтому вскоре болтовня затихла. После переворота много знатных людей с их приспешниками бежали из имений, чтобы осесть где попало, это знали даже в деревне Велира. Поэтому, когда Ваня все-таки пояснил какой-то особо назойливой кумушке, что был оруженосцем при одном из лордов Востока, к нему совсем потеряли интерес. Сын же его был и вовсе самым обычным кричащим ребенком. Жена сгибла при родах.

Из-за этого самого сына они и начали общаться. И из-за него знахарь все же стащил из лавки Инги свои пыльные, старые сокровища.

Как-то Велира посреди ночи поднял оглушительный стук в дверь. Молодой знахарь тогда только-только занял дом помершей повитухи, отдав за него ее единственной дочери почти все, что имел.

От стука Велир мигом проснулся, но не сразу понял, что происходит: если к нему уже пришли хворые, то они скорее ввалились бы без стука, а не расшаркивались на пороге. Он боязливо поморщился, сел на кровати, обняв себя руками. Заставил себя спросить неровным голосом:

– Кого принесло?..

– Знахарь, откройте, пожалуйста! – пробасили из-за двери. – Мой сын!.. он…

Голос Велиру, не охочему до деревенских слухов, показался незнакомым, но тревогу родителя он узнал. Выдохнул, поднялся, натянул кафтан.

– Тащи, че. Открыто, заходи!

Кто прошел в его дом, знахарь понял сразу.

Высокий, пожалуй, выше всех в деревне, крепкий мужчина чуть старше Велира осторожно прижимал сильными руками к груди маленький сверток. Ваня был светлым, волосы цвета ломкого сена обрамляли лицо с прямым подбородком, а светлые даже в полутьме свечи глаза быстро-быстро бегали по скромному убранству дома знахаря. Велиру смутно показалось, что он уже видел этого громилу раньше, но, может, дело было в слухах, какими последние пару месяцев кишела их деревня.

Ваня не выглядел опасным, он выглядел напуганным.

– Ну! – подождав совсем чутка и так и не дождавшись пояснений, рявкнул на него Велир. – Чего с сыном?

Он быстро прошел к столу, смахнул с него все лишнее – прямо на пол. Повернулся к новому знакомому.

– Разверни, на стол положь и рассказывай!

– Он… – в голосе Вани звучала откровенная паника. Однако, действовал он осторожно: бережно размотал легкое одеяльце и устроил младенца на столе. Его сыну было не больше полугода, но уже было заметно, что от отца тот взял примерно ничего: волосы ребенка были темными, а полуприкрытые глаза отдавали серой сталью. Должно быть, мать малыша была с отличных от отца краев, подумалось Велиру.

– Он вдруг… затемпературил и… – быстро бормотал Ваня, осторожно развязывая крохотную рубашонку, – И отказывается и пить, и есть, я… обтирал, но ничего не помогает, он совсем… и в туалет тоже не ходил, я подождал до вечера, но он…

– Все, цыц! – прикрикнул на него Велир, оттесняя отца от ребенка.

Крупный мужчина, выше знахаря на полторы головы и шире раза в два, напрягся всем телом, но послушно отошел.

– Вы сможете ему помочь?.. – едва слышно пробормотал он. – У меня немного денег, но я все отдам, только…

– Завали, сказал! – Велир наклонился над ребенком. – Посмотрим, смогу ли… – он коснулся горячей, но совершенно сухой кожи младенца.

Ребенок под руками Велира горел летним пожаром в конце весны. Он так измучился от жара, что даже не пищал на осмотр, а только вяло кряхтел и слабо пытался отпихнуть от себя чужие ладони да отвернуться, чтобы не показывать горло.

Велир простоял над ним почти половину лучины, пока не понял, что не видит ни одного обычного признака хвори. Горло младенца не было красным, не было покрыто налетом, грудь малыша не хрипела при дыхании, а руки и ноги были теплыми – странно при таком жаре. Из знакомого Велир смог нащупать только шарики на его шее возле головы, но только по ним было не ясно, как ребенка лечить.

– Ну… как?… – еще более тревожно спросил его отец, все-таки сделав шаг к Велиру.

Тот раздраженно клацнул зубами. Малыш от жара засыпал прямо на столе.

– Я хер знает, чего с ним… – неохотно процедил Велир, и услышал потерянный вздох из-за спины.

– Как?.. То есть…

Знахарь резко обернулся.

– То есть и есть! Я ж не говорю, что он сдохнет тут щас! Срань! – он резко выдохнул, тряхнул головой. Обернулся к ребенку и осторожно закутал его в одеялко. – Давно он так?

– Н-нет… с утра все было хорошо, Макс играл, а потом… у него резко поднялась температура, и… и больше ничего… – кажется, голос Вани перестал быть ему подвластен. Велир снова клацнул зубами, велел ему сесть и быстро сунул под нос пучок пахучих трав. Пара вздохов – и Ваня пришел в себя.

Тут же завозился, чтобы взять ребенка.

– Упадет со стола… – пояснил он, бережно прижимая сына к себе и поглаживая его по волосам. – Макс уже переворачивается…

На последнем слове у него снова надломился голос, и Велир почувствовал, как от неуместной в его ремесле жалости пол уходит у него из-под ног.

Не зря старая повитуха, обучившая его самым азам, все говорила Велиру, что слишком он сердцем слаб для знахарства. Не выдержит смертей.

Знахарь помотал головой, отгоняя наваждение.

Запустил пальцы себе в волосы, дернул по привычке.

– Так. Короче. Мальца у меня пока оставишь, ты – к себе свали. Я… короче, я посмотрю, чего тут можно… Завтра придешь.

Ваня от его слов только прижал младенца к себе покрепче.

– Я могу остаться с ним?.. – спросил он, и Велир нервно фыркнул.

– У меня на такого борова ни жратвы, ни койки! Да и спать не будешь же, знаю я вас… родичей. К себе иди, выспись, те завтра на засев же? Вот вечером придешь, – он неуютно повел плечами. – За засранцем твоим присмотрю. Если…

– Если? – тут же переспросил Ваня, и Велир с трудом не покрыл его бранью: до того неловко он себя почувствовал.

– Если судьба ему помереть, то… короче, будешь тут ты или нет, один Фарг Релену душу отдаст.

Ваня отшатнулся, испуганно. Поднял на Велира большие-большие светлые глаза, на дне которых плескалась влага. Велир мысленно обругал себя последними словами и подошел, чтобы забрать младенца.

Отдал его Ваня сразу, но так и остался стоять, замерши, с нелепо поднятыми руками.

– Сделаю, что смогу, – быстро пообещал Велир, унося ребенка в другую комнату. Если мелкий и правда уже умел переворачиваться, то спать будет на лавке. – Все, свали уже, дай делом заняться!

На то, как Ваня, грузно шаркая ногами, покидал его дом, знахарь уже не смотрел. Он направился к еще редким плошкам и бутылькам с настоями.

Температуру младенцу не удалось сбить ни настоем на тополиных почках и меду, ни ромашкой, ни звериным когтем. Малыш вяло пил, больше выплевывая, кряхтел, пытался увернуться от прикосновений чужого дядьки, и горел, горел и горел, не остывая. Не ел он почти ничего. Даже когда Велир вложил ему в рот хлебный мякиш в тряпочке, смоченной в молоке, – ребенок только выплюнул и захныкал. Честно сказать, знахарь тогда впервые видел, чтобы дети так долго горели, но при этом не помирали. Все то время, что ребенок спал, Велир усердно ковырялся в воспоминаниях, подаренных повитухой и в том, что он успевал прочитать, заходя в книжную лавку в городе “просто посмотреть”, но так и не нашел ответа. Тогда он понял, что ему нужны книги, здесь и сейчас. И что ждать, когда он сможет их купить, Велир больше не может.

Болезнь продолжалась три дня. Знахарь сам почти потерял сон, наблюдая за тем, как видимо худеет чужой ребенок, но все еще держится за грань, а Ваня заходил к нему с тихими вопросами.

Когда он наклонялся над сыном, Велир невольно расслышал, как оруженосец едва слышно, скомкано извиняется – и тут же вышел из дома сам, не желая становиться свидетелем подобной сцены.

В последний вечер Ваня пришел совсем молча. Привычно погладил сына, поцеловал его в красный от жара лобик, дал ему поймать свой палец и замер. Велир хотел было сказать хоть что-то, чтобы нарушить невыносимую тишину, но быстрее, чем он собрался со словами, Ваня сам произнес:

– Вы добрый человек, Велир, – он сказал это глухо, едва слышно, но от искренней благодарности, прозвучавшей в этом голосе, Велира пробрало дрожью.

Честно сказать, он ожидал, что за неспособность помочь на него в лучшем случае разорутся и проклянут до седьмого колена. Или попытаются поколотить, как оно уже было, когда он не смог спасти закровившую роженицу в Тарборо.

Ваня же действительно благодарил.

– Сходи в задницу, – в тон ему глухо отозвался Велир.

В эту ночь выгонять Ваню он не стал. Позволил заночевать сидя у лавки сына.

А с утра жар малыша пошел на спад, его личико покрыли мелкие красные точки. Велир заметил это первым. Только проснувшись, он сразу поспешил к малышу, обогнул его спящего отца, увидел сыпь. Тихо ахнул (обычно сыпь никогда не бывает к добру, это он уже хорошо знал) и коснулся маленького лобика, поднял волосы, чтобы посмотреть, как далеко эта сыпь пошла.

Лобик был теплым, но уже не горячим. Велир ахнул снова.

Измученный болезнью малыш не проснулся, зато от звуков резко подскочил его отец, рукой отпихнул Велира от лавки.

– Макс?!

– Тише ты… – сам еще удивленно ответил Велир. – Живой он.

Ваня, кажется, только тогда заметил знахаря. И резко перевел взгляд на сына.

– Живой… – повторил он едва слышно и снова опустился на пол.

– И, кажись, не горячий. Щас не пихайся, дай потрогать.

Ваня удивленно округлил глаза, а затем, видимо, вспомнив – потупил их в пол.

– Извините…

А потом, осмыслив только что услышанное, снова резко поднялся и положил ладонь на лоб сына. Его глаза снова увлажнились.

– Он будет в порядке, да?..

Велир недоверчиво нахмурился. Ему одновременно хотелось сказать и что-то ободряющее и не хотелось врать, и это противоречие, как и любое другое в общении с людьми, только рассердило знахаря. Велир хмыкнул и молча отошел к полкам.

Поковырялся там немного, зачем-то переставляя бутыльки с места на место. Ваня молча ждал.

– Я такую херобору впервые вижу, – наконец признался Велир. – Я ж тебе не лекарь какой королевский, знаю только чему выучили… Что морда в пятнах – не к добру, а жар… ну, даст Релен, пройдет теперь.

Он раздраженно фыркнул.

– Короче, расслабляться рано! Но… – он снова фыркнул, так и не решившись давать надежду. – Расслабляться рано, да.

В следующую секунду Велир вздрогнул всем телом, едва не подпрыгнул на месте, так как его плечо сжала тяжелая рука.

– Спасибо вам, Велир, – тихо, благодарно произнес Ваня, и Велир растерялся совсем.

– Я, э-э-э…

Он почему-то вдруг подумал про то, что от сна на полу у бывшего оруженосца наверняка сильно затекла спина, а еще шея. И ноги с руками ж тоже неудобно лежали, а пол весной холодный еще… Велир чертыхнулся про себя.

Резко выпутался, отошел подальше, вписавшись по пути в камод.

– Э-эм! Да я!.. – слова как-то не шли. – Да я ж ничего!.. Срань! Короче! Нихера я такого не сделал, давай сына лучше буди и покорми, а потом… свали куда там тебе… И-и вообще!..

Велир запоздало почувствовал, что как-то нелепо размахивает руками. Старательно прекратил.

– Вообще нехер ко мне на “вы”, я те кто, лорд какой что ли? Т-ты неместный хоть, да у нас все равно ж так не говорят! Сам не слышишь что ли? И ваще…

Что сказать дальше он не придумал, поэтому только плюнул и, резко развернувшись, быстрым шагом ушел к печи. Завозился там, специально громко шурша с растопкой для похлебки. Он надеялся, что за это время Ваня поймет намек, быстро закончит с делами и уйдет восвояси.

– Извини, – услышал он осторожный голос из-за спины. – Я совсем не хотел тебя рассердить.

Честно сказать, уже тогда Велиру следовало бы догадаться, что так просто от новоявленного деревенского он не отвяжется.

С того дня жар у малыша быстро пошел на спад, и к следующему вечеру от него не осталось и следа. Внешне ребенок повеселел, совсем скоро закряхтел и начал вертеться со спины на живот и обратно как совершенно здоровый. Он похудел, это да, но в остальном пришел в себя так быстро, что оставалось только подивиться этому. Мелкие пятнышки покрыли все его тело, и Велир продержал его у себя еще несколько дней до тех пор, пока они так же сами собой не сошли. К слову, судя по всему эти пятнышки не доставляли малышу ровным счетом никакого беспокойства.

Знахарь действительно не видел такого раньше и даже не слышал о подобном, поэтому, наконец вручив ребенка счастливому отцу, он лишь почесал еще только-только пробивающуюся щетину.

– Мда, – подвел он итог.

Ваня, сияющий ярче самого сола Релена на груди местного священника, прижал к себе сына и горячо поблагодарил:

– Спасибо вам… тебе большое, Велир! Если бы не в… ты, я бы… право, я даже не знаю, как пережил бы это… – сказал он, закончив фразу совсем тихо. И тут же исправился: – Нет, нет, давай не будем об этом! Спасибо, что вылечил Макса! Можешь быть уверен: я никогда не забуду твоей доброты.

Пока он говорил, Велир только неуютно морщился: он никогда не любил бурной похвалы. Даже когда было, за что хвалить. А уж когда не было – и подавно. В конце концов он не выдержал и прервал оруженосца.

– Все, хорош! – сказал, возможно, слишком резко. Однако, улыбка на чужом лице в любом случае стала только шире. Велир скривился.

– Извини, – так и лучась счастьем попросил прощения Ваня.

– Не извиню, – тут же огрызнулся Велир.

Мазнул взглядом по счастливой парочке: малыш тоже признал отца и теперь довольно тягал его за ворот рубахи и с довольным улюлюканьем активно пытался этот ворот обслюнявить. Ваня же… да про него и говорить нечего, мысленно оборвал себя Велир. Честно сказать, он впервые видел, чтобы так за ребенка радовалась не мать, а отец. Отцу-то обычно нет дела до мелких: ну один помрет, так он второго настругает. Не ему ж носить. Велир скривился снова.

Все-таки он признался:

– Я ж не смог нихера сделать, не заметил ты? У него ж жар… не спадал совсем, короче, ни от почек ни от когтя даже, – быстро сказал он. Заметил, как непонимающе нахмурился явно не сведущий в знахарстве Ваня, и отвел взгляд. – Если б жар сам на спад не пошел, не было б у тебя сына. Ну, – поспешил исправиться он, – этого. Другие-то как Релен даст…

Велир осекся, поняв, что его снова заносит. Мысленно укусил себя за то, что не умеет нормально говорить с людьми, сколько живет, а так и не научился. Нешто Данек, подумал он. Старший брат Велира пускай и был тупой, как пробка, по мнению самого молодого знахаря, но зато умел парой слов и широкой улыбкой расположить к себе людей. Возможно, конечно, широкие, в отцовскую породу, кулаки тоже играли в этом роль… Сам-то Велир пошел в мать: был худым как тростинка.

– Ты все равно очень помог, – мягко, но уверенно прервал размышления Велира Ваня.

Велир поднял на него непонимающий взгляд.

– Ты чем слушал-то? – не очень зная, как реагировать, переспросил он. Снова увидел счастливую улыбку. – Говорю же, сама хворь отступила. Я такой сыпи в жизнь не видал, как лечить не знаю, а горячка эта!.. Релен, видать, мальца твоего сам спас, точно не я! Я вообще!…

Ему вдруг показалось, что он оправдывается. Велиру захотелось срочно уйти вглубь дома и зарыться где-нибудь там в чем-нибудь.

Ваня опередил: удержал, быстро положив тяжелую ладонь Велиру на плечо и сжав его.

– Ты все равно очень помог, правда, – еще уверенней, почти настойчиво повторил он. А потом, кажется, сам смутился от своей настойчивости, и быстро убрал руку. Пояснил, уже мягче: – Я думаю, Макс чувствовал, что о нем волнуются и что стараются ему помочь. Такие маленькие, мне кажется, они все чувствуют, понимаешь? Может, это и правда было чудом Релена, – совсем мягко сказал Ваня, – но без тебя этого чуда бы не случилось, Велир. Спасибо тебе.

Велир замер, как и стоял, с открытым ртом. А затем – не удержался и расхохотался. Смех у него, как всегда, был неприятным и лающим, но Ваню это совсем не смутило. Ваня только улыбался и стоял рядом, прижимая сына к груди.

– Ну ты!.. – сказал наконец знахарь, смахивая выступившие от смеха слезинки с глаз. – Я таких чудных в жизни не видывал! Ты откуда упал-то к нам, а?.. Городские! Хворью это было, а какой – это я еще откопаю, вдруг…

Вдаваться в подробности деревенских болезней ему не хотелось, поэтому Велир только махнул рукой.

– Все, сдрисни уже, – сказал он. – Ежели с заранцем еще чего, тащи. Чудо Реленское…

Ваня коротко поклонился ему, и Велир осекся.

– А вот так не делай, – быстро сказал он. – Вы ж ховаетесь теперь?

– Откуда?..

– От самого Фарга, – отрезал Велир. – Херню эту вытравливай, неча. Я тебе не лорд твой, чтобы кланяться.

– Ты лекарь, – осторожно, словно как-то неуверенно пояснил Ваня. – Там, где я рос, лекарей принято уважать.

– Ну так тут нет! – фыркнул Велир. Его слова оруженосца даже повеселили. – У нас все ноги друг об друга трут, на вилы на сей раз не подняли, и ладно!

Ваня покачал головой.

– Думаю, ты слишком строг к деревенским, Велир, – ответил он. – Тут много хороших людей.

– Ой, да сдрисни уже! – вот теперь Велир начинал сердиться. – Думает он! О сыне лучше подумай да что жрать зимой будете. Хороших ему много! Ты, слышь, чем раньше поймешь, что тут за жизнь, тем тебе самому легче будет! Бороду вон отпусти, где ты тут морду без бороды найдешь? И харкать хоть начни, не знаю… Манерный какой, смотреть страшно.

Ваня на его речь не ответил. Но взгляд его странно потеплел – так, словно одними глазами он хотел что-то сказать. Что именно, Велир не понял.

– Ну, чего стоишь? Все, разобрались уже, – знахарь резко развернулся и направился все-таки вглубь дома.

– Сколько я тебе должен за Макса? – услышал он мягкий голос со спины.

Чертыхнулся мысленно, только вспомнив, что забыл об оплате.

Быстро отогнал мысли о том, что просить платы за ничего – не стоит. Все-таки свой дом на самом краю деревни Велир только недавно занял. И дом этот был настолько убитым, что за лечение хворых приходилось брать только работой да утварью, чтобы поскорее привести жилище в приличный вид.

Велир, конечно, мог бы и дальше жить у матери со старшим братом и его женой, которая вот-вот должна была разродиться, но так устал от грызни, что готов был и в лес от них уйти. В доме повитухи были четыре стены и печка, остаток старушечьей утвари, и этого знахарю на первое время более, чем хватало. То, что дом был совсем на окраине и располагался ближе к лесу, чем к остальным деревенским домам, его только радовало. Так было и тише и спокойней. Бабий треп о том, что дух повитухи все еще бродил по округе, Велир игнорировал.

Он оглянулся на Ваню, прикинул его рост.

– Потолок снутри подмазать сможешь? И вон там, – он показал рукой, – балки подкрепить.

Ваня проследил за его рукой взглядом и кивнул.

– Ну на том тогда рассчитаемся.

Удаляющиеся шаги знахарь уже не слышал, а когда Ваня пришел к нему через несколько дней и неуклюже, но старательно латал потолок, до которого самому Велиру было без опоры не дотянуться, они снова разговорились. Тогда лицо Вани неровными крапинками начала покрывать борода. Оруженосцу она явно была непривычна: тот хмурился каждый раз, когда тянулся почесать подбородок. Но хотя бы он стал больше походить не на городского слугу (не то, чтобы Велир много видел городских слуг, но представлял их себе как-то так), а на нормального деревенского мужика.

Велир не разбирался в людях достаточно хорошо, да и не интересовался ими, чтобы хотя бы попробовать внимательно посмотреть на оруженосца, но сделай он это, то заметил бы, как в те минуты, когда Ваня не был занят работой или возней с сыном, его светлое лицо темнело, и любые эмоции на нем перекрывались тяжелой тенью переживаний. Небесного цвета глаза тогда застывали пустым озером и теряли отблеск нежного солнца. Ваня замирал тогда, почти не шевелясь и почти не дыша, и только писк сына или резкий шум снаружи мог вывести его из этого состояния.

В любом случае, так, за работой, они сблизились. Знахарь и сам не понял, как начал говорить что-то, связанное не только с домом и знахарством, но и постепенно рассказал всю свою подноготную. Не то, чтобы он ее скрывал, но когда понял, что рассказал – то удивился. Не ждал от себя.

Все общение с людьми в его жизни происходило как-то спонтанно и неожиданно. Ту же свободную дуру-ведьму взять.

С Ваней Велир в итоге даже перестал огрызаться на ласковое обращение “Веля”, хоть сначала оно бесило его, как раз своей ласковостью. Когда Велир огрызнулся в последний раз, то спросил:

– Да мать твою! Ну че кличешь, как скотину али друга закадычного? У меня нормального имени нету что ли?

Ваня тогда удивился: широко распахнулись голубые глаза. Но тут же он взял себя в руки и мягко ответил:

– Я думал, мы уже друзья, разве нет? Ты так не считаешь? – извиняюще спросил он. – Если нет, то извини, я больше не буду называть тебя так.

Велир смутился так, что чуть не выронил котелок с настоем из рук: тогда Ваня зашел к нему потому что Макс по весне начал кашлять. Лицо Велира предательски покраснело, он почувствовал это.

– Д-да… зови… если д-д-друзей надо так… – быстро ответил он и поспешил вернуться к работе.

Ваня тогда только кивнул, видно, сам смутившись – но Велир этого уже не увидел.

Так и потянулась их дружба.

Ваня заходил к Велиру, все плотнее обживавшемуся в своем доме, иногда ради того, чтобы попросить посмотреть у сына горло или снять насморк, иногда – потому что помощь знахаря нужна была ему самому, а иногда – просто ради того, чтобы поговорить. Велир в ответ приходил редко, но признал себе в итоге, что другу всегда рад. Маленький Макс подрастал у него на глазах. Когда он подрос настолько, что начал лезть всюду, Велир предложил иногда оставлять ребенка у него на то время, что Ваня работает в поле. Мол, убьется ж малой один. И как бы то ни было странно (ведь деревенские всегда своих выше пришлых ставят), но спустя недолгое время после этого к знахарю охотнее начали обращаться даже те, кто обычно обходил его хижину за три версты. Должно быть, доброе лицо Вани располагало их к себе, и это расположение деревенские перекладывали и на самого Велира.

Сейчас уже пятилетний Макс спал на лавке для хворых, пока его отец трудился в соседней деревне. Единым ремеслом Ваня так и не обзавелся, а уезжать в город, где мог бы легко при своем мощном размере наняться в охрану, не хотел, поэтому он перебивался любой попавшейся работой, чтобы прокормить себя и сына.

“Не вернется назавтра к обеду, так нужно будет засранца новым словам хоть научить”, – подумал про себя Велир, отвлекшись от воспоминаний. Сам он ради науки чтения пахал в дальней молодости почти задарма на пекаря, но сейчас был даже рад, что может передать знания дальше. Велира мало что тревожило, но, что станется после него с деревней, все же входило в это “мало”.

Немного повозившись в своей кровати, знахарь наконец уснул.