Читать книгу INFJ: Мой дорогой дневничок, или Как переехать в Питер - - Страница 8

***

Мне думается, что есть люди, которые родились не там, где им следовало родиться. Случайность забросила их в тот или иной край, но они всю жизнь мучаются тоской по неведомой отчизне. Они чужие в родных местах, и тенистые аллеи, знакомые им с детства, равно как и людные улицы, на которых они играли, остаются для них лишь станцией на пути. Чужаками живут они среди родичей; чужаками остаются в родных краях. Может быть, эта отчужденность и толкает их вдаль, на поиски чего-то постоянного, чего-то, что сможет привязать их к себе. Может быть, какой-то глубоко скрытый атавизм гонит этих вечных странников в края, оставленные их предками давно-давно, в доисторические времена. Случается, что человек вдруг ступает на ту землю, к которой он привязан таинственными узами. Вот наконец дом, который он искал, его тянет осесть среди природы, ранее им не виданной, среди людей, ранее не знаемых, с такой силой, точно это и есть его отчизна. Здесь, и только здесь, он находит покой.

Это была цитата из книги Сомерсета Моэма «Луна и грош». Герой романа, Чарлз Стрикленд, до 40 лет работал биржевым маклером, жил обычной жизнью, преуспевал в построении карьеры, но потом внезапно бросил семью и сбежал в Париж. Жена считала, что он сбежал к любовнице, так ей было проще, она не могла принять того факта, что на самом деле, он выбрал искусство. Чарлз Стрикленд, чьим прототипом был Поль Гоген, всю жизнь мечтал рисовать. Мечта, ради которой стоит умереть. Герой романа сумел преодолеть искушение благополучием. Он смог сделать главный выбор своей жизни – между луной и грошом (то есть, между духовным и материальным) – в пользу луны. Он признает, что поступил ужасно, но судьба жены и детей его не волнует, равно как и общественное мнение, остаток жизни он намерен посвятить не долгу перед семьей, а самому себе: он хочет стать художником. Всю жизнь он считался с общественным давлением, выполнял все формальные правила морали и этикета, и чувствовал себя чужим, словно не из этого мира. Но когда он начал рисовать, работать за гроши, лишь бы на холст денег хватило и путешествовать, когда он оказался на Таити, он словно обрёл потерянный дом. Там его принимали таким, какой он есть, и ему не надо было больше играть чужую роль.

Таким местом для меня был Питер. Я бы хотел никуда не переезжать, не делать этого выбора, я всегда завидовал, по-хорошему, людям, которые говорили, как им нравится их работа, как они любят свой родной город. У меня никогда такого не было. Слишком прилежный ученик в школе, чтобы понять, что же мне нравится, все предметы у меня получались хорошо. Слишком незрелый, чтобы иметь своё мнение. Слишком запуганный ещё со школы этой заботой о будущем, некогда ждать, надо поступать в институт, туда, где проходной бал повыше, чтобы оправдать затраченные усилия. Учёба, не приносящая никакого удовлетворения, превратившаяся в достижение единственной цели, получить корочку. А потом работа на заводе, одном, втором, третьем…

Питер манил меня своей красотой, как человек творческий, я люблю эстетику вокруг. Эти величественные здания, памятники архитектурному искусству, мосты и набережные, на которых в редкий солнечный день можно было сидеть часами и кормить уток. А вечером город озарялся огнями, и пройдя уже тысячи шагов за день, ты всё равно никак не мог остановиться, вырваться из этой атмосферы спокойствия и мягко разливающегося наслаждения, и пойти домой. Город жёсткий, с постоянно хмурым небом, с дождями, с перманентной депрессией из окон и меланхолией, будто меня можно было этим удивить. Город, который принимал не всех, но ко мне всегда был благосклонен. Город возможностей, город историй, город самовыражения. Здесь можно было встретить много интересных людей, искренне верящих в особое устройство мира, в особый порядок вещей, которые выглядели так, как того желали – в причудливой одежде, в индийских украшениях, с дредами, космическим макияжем, татуировками, бородами – и никто не смотрел на них с осуждением, здесь это было нормой. Город, где беспрестанно текла жизнь, где был возможен прогресс, не из-за денег, а по любви. По любви к наполненной жизни.

Наверное, это всё из-за тех пресловутых отношений с внешней средой, экстравертного чувства Se, рассмотренного в предыдущей главе. Когда в детстве, ты не умеешь с ним управляться, когда неизвестность и внешний мир страшат тебя. Когда ты предаёшь собственные устремления, ради безопасности. Когда ты делаешь выбор карьеры, исходя из денег и гарантий, а не потому, что она тебе нравится. Но с личностным ростом и лучшим пониманием себя, внутренняя сила растёт, потребность в индивидуализации становится слишком велика, чтобы ее игнорировать. И тогда давление становится столь велико, что ты больше не можешь врать себе. Ты жаждешь выразить себя, даже несмотря на угрозу выйти из зоны комфорта. Ты хочешь изучать этот неведомый мир, полный вызовов и опасностей, ты хочешь изучать себя. Надеюсь, что это так.

И когда я думал об этом, я писал свои списки желаний и вешал их на стену, как доска визуализации. Списки с принципами. Завтра – это иллюзия, это способ сбежать от проблем, самое опасное слово. Не живи воспоминаниями, создавай их. Die with memories, not with dreams. Творец любит сотворцов, людей творческих. Списки с планами на жизнь. Поступить учиться на бесплатную программу в Чехию или Италию, изучать искусство или психологию, надо только выучить язык. Был даже такой, где я хотел изменить своё отношение к работе на заводе, усердно стараться, чтобы лучше получалось, чтобы полюбить её и остаться в родном городе. Но планом номер один для меня было:

– Отправиться в путешествие сразу после дня рождения. Останавливаться у хозяев, волонтёрить, пока хватит денег, сил и желания.

– Переехать жить в Питер, годам к 35. Желательно до этого времени создать своё дело или свой проект.

Это было то, чего я действительно хотел. То, что я хотел закопать под другими, второстепенными планами. Всё возможно, пока ты не делаешь выбор. И когда я разрешил себе это, я скомкал все остальные листы с планами и выкинул их в корзину.

Я дал себе время, в своём темпе, если до 35 лет я не перееду в Питер, это всё ещё нормально, я не буду считать себя лузером. INFJ обладают непревзойдённой способностью «делать лимонад из лимонов, которые им подкидывает жизнь». Если это правда, то я использую этот период вынужденного ожидания с пользой, написав эту книгу, мой билет в Питер. «Чтобы творить, художник должен быть голодным», слышали такую фразу? Не согласен. Я проходил через это, увольнялся с ненавистной работы, путешествовал, был в местах настолько живописных, что пребывание в них должно было само по себе стать вдохновением. Знаете сколько раз у меня там получилось замедлиться, помедитировать, нарисовать картину, записать путевые заметки? Ни одного, ни одного грёбанного раза. Se не отпускает, экстравертное чувство – это полностью о планировании, никакой спонтанности, тебе нужно знать, что ты будешь делать завтра, где менять деньги, где жить, что есть сегодня вечером на ужин. Плыть по течению? Нет, это слишком просто, но в случае с INFJ нет ничего сложнее. И это жутко напрягает. Пока не будут удовлетворены базовые потребности в еде, безопасности и жилье, ни о каком творчестве не может идти и речи, Маслоу был прав. Когда ты путешествуешь, ты впитываешь впечатления, ты можешь двигаться быстро, но, когда ты находишься на одном месте, ты можешь углубиться в процесс. Чтобы что-то создать, человек должен находиться в гармонии, в спокойном состоянии ума, когда генерируются альфа-волны, наиболее благоприятные вибрации для творчества и погружения в свой мир. И я собрал впечатления, и нет более идеального момента, чем сейчас, сидя в уютном кресле, чтобы выплеснуть всё это на бумагу, как дневник самопрограммирования.

INFJ способны представить во всех красках мир, отличающийся от того, в котором мы живем. Среди них много писателей и художников. Это люди, которые не боятся мыслить нешаблонно и воплощать свои идеи в жизнь.

Эти люди верят, что мысль, перенесенная на бумагу, становится чем-то большим, чем просто мысль. Поэтому они часто становятся писателями. Так как они предпочитают проводить свободное время в одиночестве, для них это становится самым лучшим способом дать окружающим знать, что они чувствуют.

INFJ больше пишут в жанре нон-фикшн о саморазвитии. Большая часть их работ посвящена использованию их собственного жизненного опыта для того, чтобы донести исцеляющее послание до масс. Если это правда, то надеюсь, что каким-то образом моя книга получится достаточно коучинговой и вдохновляющей.

INFJ – одни из лучших писателей. Они могут яростно писать про всех и обо всем. И они никогда никому не показывают то, о чём пишут, из страха, что люди подумают о них, поскольку их друзья поймут, насколько жутко проницательными оказываются INFJ.

Похоже на правду. Иногда я перечитываю свой дневник. Нет ничего хорошего в том, чтобы тащить за собой своё прошлое, как свинцовые гири на ногах. Возвращение в прошлое так же опасно, как эффект бабочки, когда одно неуловимое движение крыльев сделает невозможным твоё будущее. Но чем чаще я это делаю, тем больше вижу повторяющиеся паттерны поведения. Знаете, слишком личное, если прочитают друзья, но если это прочитают незнакомые люди – то окей.

INFJ – перфекционисты. Они по несколько раз перепроверяют и перечитывают свои сообщения перед отправкой. Если это правда, то я представляю, сколько времени я буду писать эту книгу!