Читать книгу О, мои несносные боссы! - - Страница 2
Глава вторая
ОглавлениеДАНА
Прежде чем устроить папочке разнос, я повторно окунаюсь в кошмар. На этот раз дорожный. Мой немецкий зверь глохнет посреди магистрали – заканчивается бензин. Поблизости заправок нет и в помине.
Я в панике. Водилы орут, и я ору на них в ответ. Грозятся вырвать мне язык за то, что не фильтрую базар. С представителями рода хамоватых деревенщин у меня разговор короткий: выстраиваются в очередь и шлются на хрен.
К огромному сожалению, не встречается джентльмен, который поделился бы со мной топливом. Я не нахожу варианта лучше, чем просто выйти из тачки и лавировать в потоке транспортного застоя, чтобы переместиться к пешеходной полосе.
Мою фигуру провожают гудками и матами, но мне нет до психованной шоферни совершенно никакого дела.
Я не прекращаю попыток дозвониться до папули. Старикан молчит, оттого мой гнев разрастается в геометрической прогрессии.
На последние деньги вызываю «Uber Lux» и с комфортом на премиальном автомобиле добираюсь до делового района Москвы.
Солидный «Maybach» останавливается у одной из высотных башен бизнес-центра «Город Столиц». Два года назад папа выкупил у конкурентов строительный комплекс, совершив крупнейшую сделку в своей жизни. Переоборудовал офис «General Holdings», разместившись на верхушке небоскреба, чтобы приятнее было озираться на простой люд свысока.
Торопливой и напористой походкой я врываюсь в приемный покой. Соплячка-секретутка подскакивает, будто ошпаренная, со своего кресла, с которого периодически прыгает прямиком на член моего отца. Фанатке гиалурона двадцать, учится на экономиста, подрабатывает в эскорте. Девочка-сосочка, которую в перерывах между совещаниями нагибает над своим директорским столом папулик.
– Добрый день, Даниэла, – она приглаживает свои идеально-платиновые волосы длиной до талии.
Я зорко подмечаю, что на днях она прошла очередную процедуру кератинового выпрямления. И реснички обновила.
Я не удосуживаюсь притормозить и обменяться с секратаршей парой ласковых. Даже имени ее не помню, честно говоря. А это вовсе не обязательно, так как папа стабильно меняет помощниц четыре-пять раз в год. И что мне теперь, всех их запоминать?
Я отворачиваюсь и сверлю взглядом табличку на двери, гласящую: "ПОКРОВСКИЙ ЛАВРЕНТИЙ АНДРЕЕВИЧ генеральный директор General Holdings"
Блонди вещает за регистрационной стойкой:
– У Лаврентия Андреевича сейчас совещание.
Не останавливаясь, я разворачиваюсь на каблуках и шествую в обратном направлении. Вылетаю из приемной, шествую к конференц-залу и бесцеремонно толкаю от себя тяжелую металлическую дверь. Она открывается туго, но бесшумно.
Дюжина толстощеких лиц, присутствующих на совещании, поворачиваются ко мне. Пузатые мужички в одинаковых черных костюмах ошарашены тем, что кому-то хватило наглости вмешаться.
Включая моего отца, восседающего во главе советников и исполнительных директоров. Постукивая колпачком ручки по стеклянному столу, он замирает.
– Дана, – произносит со смесью шока и возмущения. – Выйди.
Я скрещиваю руки на груди.
– И не подумаю.
– Даниэла, – повторяет с нажимом.
О, я отлично знаю этот его тон. Но яблоко от яблони, как говорится.
Стою на своем, не сдвигаюсь ни на миллиметр, внимательно изучаю его лицо с крупными чертами. Папа бросает ручку на стол, потирает приплюснутый кончик крупного носа и бормочет извинение своим коллегам.
– Продолжим через несколько минут, – произносит им, роняя пустую улыбку.
Приподнимается и, чуть прихрамывания на левую ногу (бурные армейские годы), идет в мою сторону. К счастью, внешностью я пошла в маму – темпераментную итальянку, которую мой непритязательный отец подцепил в баре где-то на сицилийском берегу двадцать семь лет назад. У них завязался бурный роман, закончившийся спонтанной женитьбой, маминым переездом в Россию и моим скорым рождением.
Он хватает меня за локоть и встряхивает хорошенько, когда за нами с приглушенным щелчком плавно закрывается дверь.
– Что ты себе позволяешь?! – шипит на меня, пригвождая испепеляющим взглядом к полу.
Рост у него гигантский. Я со своим метр семьдесят и на каблуках смотрю ему в кадык.
– Почему мои карты заблокированы? – выдергиваю руку из железной хватки.
Папа опускает ладонь и сжимает ее в кулак.
– Подождать до вечера не могла? – брызжет ядом, оглядывается по сторонам. Мало ли кто увидит и пустит гадкий слушок. – Обязательно спектакль устраивать?
– Ты хоть представляешь, через какое унижение я сегодня прошла!.. – копирую его тон, начинаю злобно шипеть и тыкаю указательным пальцем ему в грудь. – Объяснись.
Папа неожиданно запрокидывает голову с басистым смехом.
– А ты не обнаглела ли часом, дочь?
– Какую воспитал.
– Так. Живо в мой кабинет. Закончу совещание, и мы с тобой поговорим, родная.
Я сглатываю от того, как отцовский тон грубеет, искажается сухостью и жесткостью, обращенной на меня. Перед его исполинским ростом и под тяжестью непримиримого взора хочется сжаться до размеров пылинки, лишь бы не попасть под раздачу. В гневе папуля превращается в настоящего гризли.
К его же несчастью, характер мне достался отнюдь не материнский, поэтому мы с ним довольно часто сталкиваемся лбами и соревнуемся, в ком ершистости больше.
***
Как и требовал отец, я жду аудиенции с ним в кабинете. Восседая на директорском кресле с массажным подголовником, скучающе листаю ленту инстаграма.
Ларка из института снова вышла замуж: полгода назад развелась с немцем и две недели назад отправилась под венец за француза. Теперь постит фоточки с его винодельни. Лерка, школьная подружка, укатила со своим бойфрендом на Бали; судя по последней опубликованной истории, он сделал ей предложение. С ужасом обнаруживаю, что многие из моих знакомых остепенились. Променяли драгоценную свободу на семейные притирки и подгузники.
Мрак…
Мысленно благодарю козла-бывшего, которого застукала в клубе. Если бы не подловила на измене, то Максик, в конце концов, окольцевал бы меня. Не то чтобы я горела желанием выйти за него. Наверное, в один момент мне бы осточертело его постоянное нытье о том, что пора и нам после полуторалетних отношений создать крепкую ячейку общества.
По чудесному стечению обстоятельств я нашла его обкуренным и сосущимся с какой-то сучкой. Тоже мне, семьянин.
Папулик задерживается на тринадцать минут и влетает в кабинет, как только я начинаю строчить ему сообщение с просьбой поторопиться. С грохотом хлопает дверью и прет на меня, как танк. Сердитый, аж дым валит из ушей.
– Еще раз вычудишь нечто подобное, и я… – он осекается, хватается за узел галстука, резко дергает за него. – Господи, перед кем я вообще разоряюсь? – бормочет самому себе. Ходит из стороны в сторону, откинув полы серого в крупную клетку пиджака и уперев руки в бока. – Так унизительно обращаться со мной перед моими подчиненными не имеешь права даже ты, прелестная дочурка.
Я выдавливаю желчную улыбку.
– Ой, мне так жаль, папочка. Скажи, пожалуйста, почему все мои банковские карты заблокированы?
– Я сделал это.
Бинго!
Хотя чему, собственно, я радуюсь?!
– Мы же договаривались, – с противным скрежетом провожу длинными ногтями по поверхности стола. – Я веду себя хорошо, а ты не перекрываешь мне денежную струю кислорода.
Папа кривится в недовольной гримасе.
– Пора взрослеть. Тебе двадцать четыре года! Прекращай надеяться на мой кошелек. Он не резиновый.
Я от души смеюсь.
– Да неужели? Мы с тобой прекрасно знаем: он не то что бы резиновый. Твой кошелек, папуля, бездонный.
– Мне надоело спонсировать твои бесполезные траты, – жестикулируя рукой, жалуется старикан. – Транжиришь мои деньги и хоть бы раз задумалась, с каким трудом я их добываю.
Я закатываю глаза.
– Своих любовниц ты так же отчитываешь за то, что они сосут не только твою сперму, но и деньги?
– Дана! – гремит папа, задыхаясь от охватившего его приступа свирепости. Покрылся красными пятнами, и даже бисеринка пота выступила на лбу.
– Я, – показываю на себя, – твоя родная и единственная дочь. Почему я не могу рассчитывать на твою помощь? Мои траты вовсе не бесполезны. Нет-нет! – трясу в отрицательном жесте указательным пальцем. – Я должна поддерживать имидж нашей семьи, выглядя достойно.
– Однако бабки с рынка ведут себя приличнее, чем ты.
– Не спорю, – поднимаю уголки рта в ласковой улыбке. Нужно добиться его снисхождения и побыть лапочкой-дочкой. Он это любит и всегда поощряет. – Но, папуля, скажи мне, что я сделала не так?
Может, слезу пустить? Или перебор?
К моему изумлению и огорчению он не смягчается. Сдвигает брежневские русые брови к переносице и гневливо закапывает меня под претензиями.
– Ты безответственная, меркантильная и инфантильная. Ты эгоцентрична и не хочешь мириться с мнением окружающих. Ты зациклена на себе с какой-то маниакальной страстью! Воспринимаешь в штыки, что бы я ни сказал ради твоего блага. Разве такой мы с Виолеттой тебя воспитывали?
Я роняю улыбку, втаптываю ее в начищенный до блеска пол. Как у него только язык повернулся упомянуть о маме?
Отец взвинчено продолжает:
– Я заблокировал твои карты. Знаю, у нас был договор, и ты его придерживалась. Но с меня довольно, Дана. Я устал идти у тебя на поводу, как собачонок. Моя дочь – манипуляторша, и как же жаль, что я осознал это в полной мере лишь недавно.
Он останавливается напротив, выдерживает напряженную паузу, чтобы перевести дыхание.
– Настало время слезть с отцовской шеи, милая, – чеканит хладнокровно. – Воспользоваться дипломом, за получение тобой которого я отвалил вузу целое состояние, и устроиться на работу. Научиться нести ответственность за свою жизнь.
Я даже рот не успеваю раскрыть – папа поднимает руку, безмолвно призывая не перебивать его.
– Есть замечательная новость. Я уже подыскал тебе место. Можешь не благодарить.
Ха!
С каких пор он владеет искусством черного юмора?
– Я лучше выйду замуж, – хмыкаю и прижимаюсь к спинке кресла. – Ты же подкидывал варианты? Я готова их рассмотреть в немедленном порядке.
Лысый не лысый, толстый или тощий, юнец или старичок на последнем издыхании. Плевать.
– Нет, солнышко, – папа не скрывает наслаждения, с которым наблюдает за моим поражением. – Я даже врагу не пожелаю такую жену, как ты.
– Приму за комплимент.
Я вздыхаю.
– Ладно. Устроюсь я на работу. Ты разблокируешь мои счета?
– Нет.
– Но!..
– Ах-да, забыл сказать, что твои вещи сейчас перевозят из апартаментов в «NevaTowers», – дьявольская улыбка на его лице цветет, расплывается шире, уголки ползут вверх, обнажая ряд ровных белых зубов.
От конечного результата издевательств надо мной у него рдеют щеки, и у глаз собираются глубокие морщинки. Он явно доволен губительным фурором, который производит на меня, отнимая способность к внятной речи.
– Где я буду жить? – этот вопрос напрашивается сам собой.
Папа достает из кармана брюк скудную связку ключей и бросает мне. Я успеваю выставить руки и поймать прохладный металл.
– Придется покататься на метро.
Как это понимать?!