Читать книгу О, мои несносные боссы! - - Страница 5
Глава пятая
ОглавлениеДАНА
Кирсановы пялятся на меня, как на выставочную мартышку. Словно я нахожусь в пределах циркового манежа под светом ярких софитов, и от меня ждут каких-то восхитительных трюков.
Я без малейшего понятия, как вести себя.
Поэтому… придерживаюсь своей беспроигрышной, высокомерно-стервозной манеры.
Сажусь перед троицей на посетительский стул, откидываюсь на спинку и закидываю ногу на ногу. Сумочку ставлю рядом и скрещиваю руки на груди. Рассматриваю братьев с прищуром.
– Ну и чего вы от меня хотите? – задаю вопрос, чтобы прервать, наконец, эту затянувшуюся, давящую тишину.
В смехе авантажного блондина слышится отчетливая уничижительная нотка.
– Вообще-то, ты пришла к нам. А мы, – смотрит на родственничков, – любезно согласились принять тебя.
– Мой стар… – я откашливаюсь и немедленно поправляю себя. – Вы разговаривали с папой? Что он вам напл… – боже всемилостивый, чудовищно тяжело выражаться в данной ситуации без употребления брани. – Что он говорил обо мне?
– Пожаловался на докучливую дочь, – почти невозможно определить, с удовлетворением светловолосый Кирсанов двигает ртом, или осуждает. – Попросил об одолжении, чтобы приструнить тебя. Мы, конечно, любезно согласились оказать паллиативную помощь, но не уверены, что твоя несносность поддается излечению.
– До свидания, – я закатываю глаза, подрываюсь с места и, хватая дизайнерскую бежевую сумку от «Givenchy», иду к выходу.
– Кто-то разрешал тебе уходить, Даниэла? – вонзается в спину едкий голос Ромы. Бас прокатывается вибрационной волной по кабинету, и на мгновение мне мерещится, что даже пол чуть рябит под подошвой моих лодочек.
– С каких пор у тебя есть право запрещать мне делать что-либо? – я фыркаю, ускоряя шаг.
Внезапно чужая ладонь накрывает мое предплечье и тянет назад. Я теряю равновесие на обороте и смягчаю падение на колени, выставив вперед ладони.
С возмущенным восклицанием «Эй!» задираю голову и рычу на возвысившуюся фигуру Кирсанова-старшего.
– С тех пор, как мы, – подчеркивает он интонационно, обобщая себя и братьев, – дали обещание Лаврентию Андреевичу. Вернись на место, ответь на перечень стандартных вопросов и приступай к своим новым обязанностям.
– Не хочу.
Рома скалится и наклоняется ко мне.
– Ты ничуть не изменилась, Дана, ― шипит мне в губы и скользит ладонью по напряженной шее. Несильно давит на яростно пульсирующую сонную артерию.
Я в ужасе, но сохраняю непроницаемую бесстрастность снаружи и умудряюсь смотреть на мерзавца Кирсанова свысока, позорно опущенная на четвереньки перед ненавистными боссами, которых когда-то унижала и ставила на колени перед собой.
Мой камуфляж был бы безупречен, если бы не подергивающаяся верхняя губа.
А еще на мне нет колготок, и тугая юбка задралась до середины бедра.
Кирсанов и его братья скалятся, мечтая протащить меня через унижения.
– Ты поплатишься, ― шепчет Рома и вдруг рывком склоняется ближе, оттягивая мою нижнюю губу.
Я ругаюсь и плююсь в него.
Он смеется.
– Тебе конец, дорогая.
– Отвали! ― я отпихиваю его и пячусь назад. Поднимаюсь с пола и чуть ли не бегу к выходу.
Тянусь к дверной ручке, игнорируя стремительно приближающиеся шаги.
– О, Клякса, мы не закончили, – Рома со свистом шипит мне в ухо и накрывает мою ладонь своей, препятствуя открытию двери.
Грязный ход – напомнить мое дурацкое школьное прозвище. Когда-то я была дурнушкой, пусть и безбожно богатой. Как-то на дополнительном уроке рисования одноклассница по неосторожности брызнула на меня черной краской, испачкав белоснежную блузку. Не помню, кому из двух Кирсановых – Макару или Роме, – так же присутствовавших в классе, пришло в голову обозвать меня Кляксой. Кличка прицепилась, и на протяжении года ученики заменяли мое имя дебильным прозвищем.
Своим телом Рома прислоняет меня к массивному полотну матового металла, упирается мысками ботинок в мои шпильки. Я судорожно вдыхаю, непроизвольно концентрируя внимание на трении наших пикантных частей тел. Нахал беззастенчиво жмется паховой областью к моим ягодицам.
– Где твои манеры, плебей? – я упираюсь руками в дверь и толкаюсь в мужчину. – Я подам на тебя в суд за домогательства.
– Рискни, – дерзит и ухмыляется, теснее сдавливая в капкане. – Ты связана по рукам и ногам. Жаль, что не буквально. Без денег, без отцовской поддержки… Кому ты сдалась, дрянь?
За дрянь он ответит.
Я сгибаю правую ногу, вслепую нацеливаясь каблуком на лодыжку или ступню Кирсанова. Напрягаю мышцы, но неожиданно чужая ладонь ложится на заднюю часть колена, удерживая мою конечность в одном положении. Прикосновение откровенно бесцеремонное, от которого у меня на секунду целиком пропадает словарный запас. Остается лишь способность беспомощно хватать ртом воздух, смыкая и размыкая губы.
– Прекрати рыпаться для своего же блага, – произносит непринужденно, как будто ему не требуется никаких усилий, чтобы выдерживать мое рьяное сопротивление.
Только на первый взгляд внешние изменения в Кирсановых произвели благоприятный, даже поразительный эффект. От мальчишеских черт лиц не осталось и следа. Однако с мужественностью к ним пришло нечто иное. Мощь, не столь физическая, как авторитетная. Резкость в тоне, которой на уровне инстинктов хочется подчиниться.
Даже моя поистине сверхъестественная твердолобость дает трещину после каких-то нескольких слов, сказанных им. Тает потребность сопротивляться, и мышцы расслабляются, в то время как разум мечется в огне от непредвиденной физической реакции.
И, как бы противно ни было признавать, но Рома прав.
С исчезновением отцовской поддержки мое влияние автоматически снижается. Я долгое время полагалась на родительскую опору и защиту. Лишившись всех этих привилегий, мне придется изворачиваться и проявлять лояльность, чтобы не накликать на себя проблемы.
Пусть даже придется на время прогнуться перед чертовыми Кирсановыми.
Я дала себе обещание – вытерпеть унизительный поступок отца.
Я непременно выйду из бедственного положения победительницей.
– Успокоилась? – насмешливо интересуется блондин.
– Да, – рявкаю я.
– Хорошая девочка, – мерзавец гладит меня по прическе и отстраняется. – Такая Дана мне по душе.
Я разворачиваюсь к нему с ангельской улыбкой, за которой прячу львиный оскал.
«Недолго радоваться придется» – льстиво гляжу на его тщеславную физиономию.
Я возвращаюсь к стулу, расположенному напротив стола с именной табличкой «Роман Орланович Кирсанов»; по бокам с краев сидят Макар и Феликс.
Ныне брутальный бородач с выглядывающими из-под рукавов пиджака татуировками, который до одиннадцати лет промышлял поеданием козявок, широко улыбается, изучая меня. Смотрит через узкие щелочки полуопущенных век, мол: «Как тебе такое, сучка? Мы тебя приструнили!».
Приструнили. Не спорю. Но одна проигранная битва не означает поражение в войне.
Я возьму реванш.
Помогу братьям вспомнить старые добрые времена и погружу их существование в кошмар.
РОМА
– Уверены, что принять ее на работу – хорошая идея? – Феликс встревожен и всем своим видом выказывает сомнения. Насуплено смотрит в сторону двери, в которую минуту назад вышла вертихвостка, виляя бедрами.
– Это лучшая идея, братишка, – Макар хмыкает, выуживая из кармана брюк маленькую красную гадость, затем из другого коробку со стиками. Достает из зарядного устройства держатель и «снабжает» аппарат никотином. – Когда нам еще выпадет ТАКОЙ шанс поквитаться за прошлое, а?
Только успевает поднести айкос к губам, и я рявкаю:
– Просил же не курить здесь.
– Да ладно тебе, – бормочет брат. – Разочек можно.
– Макар, – повторяю с нажимом. – Проваливай за дверь, если собираешься дымить.
Он бормочет что-то о том, какой я зануда, и что шило в заднице иметь приятнее, чем меня в качестве старшего брата.
Старше я на одиннадцать месяцев, что не является существенной разницей, тем не менее, позволяет мне наслаждаться привилегиями высшего звена в нашей скромной возрастной иерархии. Феликс родился на девять позже и редко вступает со мной в спор, в отличие от Макара, который любит бодаться.
Я потираю лоб.
– Я был бы рад стереть эту мерзавку из своей памяти, – откровенничаю с ребятами. – Но… Лаврентий Андреевич никогда прежде не обращался к нам за помощью. Отказать ему было бы скотством.
Этот выдающийся человек впервые попросил от нас о чем-то для себя. Несмотря на детали просьбы, подразумевавшие продолжительный контакт к его ненавистной мне и моим братьям дочерью, я отнесся с уважением и согласился принять Дану на работу… учитывая ее абсолютную, беспросветную тупость в элементарных обязанностях и запредельное ЧСВ.
Почему именно мы? Почему Покровский не пристроил дочурку в свою компанию? Потому что он безмерно ее любит и будет делать ей бесконечные поблажки. А цель его «жестокого», по мнению Даниэлы, урока – проучить и научить ее хорошим манерам.
Наверное, Лаврентию Андреевичу не стоило доверять это хлопотное дело нам, потому что…
Мы забудем о таком понятии, как пощада в адрес Даны.
Потому что, если быть предельно честным, я иду на это, чтобы потешать собственное эго и отомстить.
Месть человека не красит… мстить девушке – дурной тон… Мужчина должен быть снисходителен… Мужчина обязан прощать… Мужчина то, мужчина это… бла-бла-бла.
Я знаю.
И я джентльмен. По крайней мере, так считает большинство дам, за которыми мне доводилось ухаживать. Но в отношении Даниэлы с удовольствием готов быть мерзким ублюдком. Стану чернейшим злом и бессердечным негодяем.
А Даночка будет страдать.
– О, я с этой крошкой сдерживаться не намерен, – Макар все-таки пренебрегает моим запретом и затягивается электронной сигаретой.
– Гробь свои легкие подальше от моих глаз, будь добр, – ворчу я и отворачиваюсь.
Не хочу на это смотреть. Я не радикальный ЗОЖник, или вроде того, но у этого дурачка с самого детства проблемы со здоровьем. Макар болел чаще, чем мы с Феликсом, и в восемь лет чуть не умер от обострения плеврита.
– Боюсь, там уже нечего гробить, – брат гортанно хохочет, пуская струю дыма мне в лицо.
Я пинаю его по ноге. Он шикает, хватается за лодыжку и, зажав зубами фильтр, показывает мне средний палец.
Феликс прерывает нашу милую перепалку тем, что неожиданно шагает в сторону выхода из кабинета.
– Куда ты? – спрашивает у него Макар. – У нас тут, как бы, самый разгар рабочего дня.
– Няня Эллы написала, что не успевает забрать ее из подготовительной школы, – на секунду младший брат останавливается, чтобы объяснить ситуацию. – Придется мне ехать. Буду через час где-то.
Мы киваем, провожая его спину взглядами.
– Интересно, когда-нибудь я смогу привыкнуть к мысли, что наш юнец первый обзавелся ребенком? – вдумчиво бормочет Макар, делает еще пару затяжек и убирает держатель в зарядное устройство.