Читать книгу Корни и кроны. Откуда есть пошла русская культура - - Страница 16

В течение семидесяти лет после революции 1917 года россияне жили в стране официального атеизма. Формально религия не была запрещена, но государство подвергало граждан активной антирелигиозной пропаганде, запрещало любые виды религиозного образования, а уж если кто-то упрямо решал верить и исполнять церковные обряды, такому человеку был отрезан путь в комсомол и в партию, без членства в которых доступ наверх был заказан. Да и просто сделать карьеру средней руки открыто верующему человеку было невозможно. Для большинства, однако, особой трагедии в этом не было. Ко времени коллапса советского режима только бабушки и ходили в церковь, чтобы молиться, ставить свечи и святить куличи. Для остальных советских людей религия была любопытным феноменом или предметом историко-культурного изучения. Это в лучшем случае, ну а в худшем – она просто оставалась за пределами их интересов. В 1960-1980-х годах наблюдался некоторый рост интереса молодежи к религии, выражавшегося в посещении церквей и синагог во время главных религиозных праздников под зорким оком дружинников, милиции и гэбэшников в штатском. Несомненно, среди молодых были истинно верующие, но – единицы, чаще всего из семей, где вера передавалась из поколения в поколение. А для основной массы главной мотивацией обращения к религии было все-таки выражение протеста против обрыдлого режима – протеста, сходного по духу и часто по составу участников с диссидентским движением, зародившимся в середине 1960-х. В качестве примера можно привести возросшую религиозную активность среди молодых евреев, которая стала реакцией на проявления государственного антисемитизма после разрыва дипломатических отношений с Израилем (с 1967 по 1991 год) и всплеск активной «антисионистской» (антисемитской) пропаганды после Шестидневной войны 1967 года и войны Судного дня 1973 года.

С началом перестройки в конце 1980-х официальные барьеры, препятствующие распространению религии, были сняты. Теперь население могло исповедовать любую веру или же оставаться равнодушным к вопросам веры, что было типично для большинства граждан позднего СССР. И вдруг, в мгновение ока, стали возрождаться церкви и соборы, приспособленные в советские времена под овощехранилища и другие хозяйственные нужды, строиться новые храмы, и количество граждан, считающих себя православными, стало расти по экспоненте, причем без всякого религиозного просвещения. Даже те, кто совсем недавно был убежденным коммунистом и атеистом, включая функционеров бывшего советского правительства, а также функционеров действующих (иногда это были одни и те же лица), по главным церковным праздникам стали появляться на службах, особенно если службы транслировались по телевидению.

Православная церковь обрела огромное влияние и превратилась в консервативную – чтобы не сказать реакционную – организацию, слившись с правительством во взаимовыгодном симбиозе. Церковь безоговорочно поддерживает все решения и действия правительства, но и правительство не остается в долгу, возвращая Церкви дорогостоящую недвижимость, конфискованную после революции, и выделяя участки для строительства новых церквей. Кроме того, правительство никак не ограничивает активное вмешательство Церкви в искусство и другие сферы общественной жизни, несмотря на то что в России, так же как и на Западе, Церковь отделена от государства.

По мнению многих обозревателей в России и за рубежом, Русская православная церковь не слишком заботится о духовных нуждах паствы, зато энергично пытается направлять общество в русло «правильной» идеологии. «В своей борьбе за влияние в российском государстве, за доминирование в идеологии, в своих внешнеполитических играх Церковь забыла о самом человеке»[101]. Некоторые авторы даже убеждены, что православной церкви в России скорее подходит статус политической партии, или корпорации, или правительственного учреждения[102]. По мнению М. Эпштейна, сегодня «духовные ценности легко размениваются на житейские и обратно»[103]. В качестве иллюстрации приведем обширную цитату из его эссе, в котором он рассуждает о Церкви и духовенстве в современной России.

‹…› тот самый владыка и пастырь, который готовит твою душу к предстоянию на Страшном суде, расхаживает по вагонам рекламно-коммерческого поезда и, размахивая кадилом, освящает скамейки, на которых вскоре плотно воссядут заправилы московского бизнеса. Или сам беспрерывно заседает на презентациях новых товарных бирж, акционерных обществ, политических ассоциаций, литературных журналов и кинофестивалей. Без священника не обходится съезд воинов-интернационалистов и собрание садово-дачного кооператива, учреждение фонда милосердия и слет казаков-разбойников, заседание Верховного совета и родительского школьного комитета[104].

Эпштейн, сам человек верующий, считает, что такая деятельность еще хуже, чем атеизм. Эпоха Антихриста, размышляет он, наступила не после революции 1917 года, потому что Антихрист не будет прямо воинствовать с Христом, как это делали советские вожди, а будет говорить от имени Христа, что мы наблюдаем как раз в наше время.

«В храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2 Фес. 2:4). Тогда не отрекаться будут от религии и бороться с ней, а именно насаждать ее, в обязательном и повсеместном порядке, как теперь священников непременно сажают на советы праведных и нечестивых, демократов и черносотенцев, промышленников и спекулянтов. Так что без Бога нельзя будет ни присесть, ни вздохнуть, ни обжулить, ни ограбить, ни убить[105].

Церковь постепенно, ненавязчиво, но непреклонно пытается ввести преподавание православия в школе. Сейчас в 4-м классе преподается предмет «Основы православной культуры» (ОПК) как один из шести модулей курса «Основы религиозных культур и светской этики». Теоретически школьники или их родители могут выбрать какой-либо другой модуль, например иудаизм или ислам. Но практически непонятно, как можно осуществить преподавание шести разных предметов для детей с разными запросами в одно и то же время. Ведь если найдется один мусульманин, который захочет изучать ислам, вряд ли для него выделят отдельного преподавателя. Очевидно, все-таки православию так или иначе будет отдаваться предпочтение. Выступая на Рождественских чтениях в присутствии министра образования Ольги Васильевой, которая пришла поприветствовать участников (еще один пример симбиоза), патриарх Кирилл настаивал на расширении преподавания православия на всех уровнях средней школы:

Православная культура должна быть адекватно представлена в сетке учебных часов и преподаваться на всех ступенях общего среднего образования. Мы многократно говорили об этом, встречая понимание и поддержку как во властных структурах, так и в самых широких слоях нашего общества[106].

Но действительно ли Церковь заботится о духовном просвещении населения, а не о расширении сферы своего влияния? (Какая почва может быть благодатнее для последней цели, чем детская аудитория?) Нынешние богословы, так же как в Московском государстве XVII века, дебатируют вопрос, необходимо ли богословское образование для крепкой веры и праведной жизни или же достаточно жить «в простоте Христовой» и «духом пламенеть»[107]. Протодиакон Андрей Кураев приводит такой поразительный пример серьезного (в смысле «кроме шуток») образовательного проекта, который подается как эффективная методика несения слова Божьего в школы. Московская духовная академия организовала недельные курсы для подготовки преподавателей православной культуры не только в школах, но и в вузах – «курс „молодого бойца“», как называет эти курсы иеромонах Киприан (Ященко)[108], с гордостью делясь подробностями взращивания подвижников духовного просвещения юных умов. Насколько понятно из интервью с отцом Киприаном, на эти курсы принимаются любые энтузиасты с любым высшим образованием (или, возможно, даже без оного), желающие преподавать ОПК. Не требуются даже элементарные богословские знания; не обязательно быть воцерковленным, можно просто «стремиться к этому». Отец Киприан рассказывает о слушателях, которых он исповедовал: «Некоторые исповедуются и причащаются впервые в своей жизни именно здесь»[109]. Не обязательно иметь педагогический опыт: на курсы приходят люди «далекие от образования, но имеющие желание попробовать себя на стезе православной педагогики»[110]. К преподаванию на курсах привлекаются не только богословы, но и «преподаватели московских вузов, светские ученые, политики (из Госдумы, Администрации Президента, Совета Федерации), представители деловых кругов»[111] – и такой мощный охват всего за одну неделю?! По окончании курсов и сдаче экзамена слушатели получают сертификат, дающий право преподавать ОПК в школах и вузах.

Приведем еще несколько примеров о внедрении Церкви в государственные функции. Спуск на воду новых кораблей и подводных лодок сопровождается нынче не только традиционным разбитием бутылки шампанского, но и освящается по обряду. Даже космические корабли и баллистические ракеты благословляются молитвой перед стартом[112]. В 2016 году частица мощей св. Серафима Саровского была доставлена на МКС и, по мнению космонавта Сергея Рыжикова, освятила не только саму станцию, но и всю планету. Двенадцатого апреля, в День космонавтики, побывавшая в космосе частица была помещена в храме Преображения Господня в Звездном городке[113].

Нельзя представить себе подобную деятельность без полной поддержки властей. Ранее, в 2007 году, десять членов Российской академии наук, включая Жореса Алферова, лауреата Нобелевской премии по физике, опубликовали открытое письмо президенту Путину, высказывая озабоченность интенсивными действиями Русской православной церкви по распространению православия в сферы общественной жизни, образования и науки[114]. Однако с тех пор вмешательство Церкви в светские дела только усилилось.