Читать книгу Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - - Страница 4

Прошло уже почти два дня с момента исчезновения Дафны, но Таннер узнал об этом, лишь когда ему позвонило очередное звено в ее бесконечной цепочке неудачников.

– Она у вас? – спросил этот мужик. – Я не против того, чтобы у нее были свои дела, но за квартиру-то нам надо платить вовремя. Я ей звонил, но каждый раз попадал на автоответчик.

Очередное звено звали Вал. Вал Мэдиган, полное имя – Вальмон; а еще, как будто одного этого было недостаточно, чтобы его возненавидеть, он оказался бывшим менеджером по продажам, который, после того как его вышвырнули из какой-то технологической компании, приземлился на ноги и заделался тренером личностного роста. Это не считая брака, якобы подошедшего к концу несколько месяцев назад, но до сих пор официально не расторгнутого. И не считая запрета на приближение к другой бывшей.

В этом была вся Дафна. Обычные неудачники ей не годились. Алкоголики, продавцы травки, выкуривавшие собственный товар, или хронически безработные очаровашки, сочившиеся обожанием к любой женщине, из которой могли выдавить денег на следующий месяц, – все они были не в ее стиле. Дафна выбирала своих неудачников умело. Возможно, их недостатки проявлялись не сразу, но уж когда проявлялись – то во всей красе.

Вал с Дафной снимали на двоих 1800 квадратных футов полутораэтажной пригородной безликости в Брумфилде, что к северо-западу от Денвера, где Таннер и застал его на следующее утро после звонка. Ясный сентябрьский понедельник, для него – выходной. «Ну естественно, тебя зовут Вал», – чуть не ляпнул он мужику, открывшему дверь. Не потому, что никем другим тот оказаться не мог; скорее потому, что он и выглядел как натуральный Вал – на пятнадцать лет старше Дафны, кожа потихоньку делается дубленой и жесткой, а песочные волосы резко отличаются цветом от бровей и филированных бакенбард, закрывающих половину ушей.

– Я вас не ждал, – заявил Вал. – Вы хотите зайти?

– Я не могу отсюда осмотреть ее вещи.

– Вы пришли осмотреть ее вещи? Зачем?

– Затем, что так делают братья, у которых пропадают младшие сестры.

– А я разве сказал, что она пропала? Нет, прошу прощения, если создал у вас неверное впечатление. Она не пропала… просто ушла в неудобный момент, и я подумал, что она, возможно, у вас.

Таннер кивнул. Как будто ему интересны объяснения этого типа.

– Сколько ты с ней знаком?

Вал начал считать; он старался этого не показывать, но пальцы на его руке подергивались.

– Семь месяцев, – ответил он. И поспешно добавил: – С половиной.

– Ух как долго. Тогда давай-ка оба признаем, что я ее привычки знаю лучше, чем ты. – Таннер подался в сторону и заглянул за плечо Вала. – Так ты меня впустишь?

Дом был опрятным и чистым, светлым и скудно обставленным. Дафна терпеть не могла жить в бардаке, и, похоже, ни она, ни Вал не привезли в совместное жилье большого количества мебели.

– Дафна любит, чтобы у нее была своя комната, – сказал Таннер. – Где она?

Вал указал на лестницу, которая вела на цокольный этаж, в прямоугольную комнату; в такой большая семья поставила бы телевизор для детей, но здесь была лишь беговая дорожка да рамки с мотивирующими лозунгами на стенах. Слева от лестницы простаивала без жильца другая комната, маленькая и квадратная.

Она принадлежала Дафне. Не важно, в какую постель она ложилась по ночам, – Дафна все равно вытребовала бы ее себе, как ребенок, забивающий верхнюю койку в лагере. Комната была нужна ей не для сна. Ей нравилась возможность почувствовать себя в безопасности. Три замка с внутренней стороны двери выглядели новыми – их вполне могли установить за прошедшие семь месяцев. С половиной.

До этого Вал таскался следом за Таннером, но в нескольких шагах от двери остановился. Дафна хорошо его выдрессировала. «Мое пространство. Мое. Тебе сюда вход закрыт».

Напротив двери, прижавшись одним боком к стене, стоял письменный стол, лучшие годы которого прошли в каком-нибудь офисе. Ту его сторону, что у стены, занимал принтер Epson, ни к чему не подключенный. Таннер нашел несколько перекидных блокнотов; половину страниц из них выдрали, оставив только чистые. В одном из ящиков гремели отверженные телефоны и аксессуары к ним. По каким-то известным лишь ей причинам Дафна постоянно их меняла. Новые телефоны, новые номера, другие операторы. Так было не всегда, лишь в последние года три.

Таннер, как мог, убедился, что проблема не в сталкере. Он знал, как это бывает. Шрамы от ран остаются навечно. Хищники их замечают. Неважно, сколько сил потрачено на борьбу с травмой, неважно, как далеко зашло исцеление. Есть люди, всегда способные найти, за что зацепиться, – ту самую каплю крови в океане, которую акулы чуют за пять миль.

«Нет у меня никаких сталкеров, я просто люблю оставаться подвижной мишенью, – настаивала Дафна, посмеиваясь. – Но все равно, спасибо, что готов надавать им по яйцам».

Шрамы от ран остаются навечно – кто знает, может, именно этим Дафна и привлекла того типа, что мялся сейчас за дверью. Возможно, он даже хотел ей добра, воображал себя целителем. Но худший вред зачастую наносят именно бездарности, желающие добра. Таннер так часто был этому свидетелем в горах, что уже сбился со счета.

На стене у стола висела пара пробковых досок, утыканных кнопками, но в остальном пустых. Интересно. Ей нужно было прикалывать так много бумаг, что она завела вторую доску. Но теперь они опустели. Из-за этого у него на душе скребли кошки. Каждое место, где она жила, выглядело обиталищем женщины, точно знавшей, что она здесь ненадолго.

– Что она вешала на эти доски?

– Распечатки в основном. – Вал указал на принтер. – Она лазала по Сети и искала всякие новости. Ей нравилось их распечатывать, чтобы можно было перечитывать когда угодно. Она очень интересовалась той прошлогодней историей с Юпитером. И другой, которая зимой была, с Альфой Центавра, что ли? В целом-то она, похоже, астрономией не увлекалась, только этими случаями. – Он непонимающе пожал плечами. – Я пытался ей на день рождения телескоп подарить. Она сдала его в магазин нераспакованным.

Таннер тоже не помнил, чтобы Дафна уделяла особенное внимание ночному небу, если не считать случаев, когда они, лежа на спине, пялились на звезды – в те дни, когда это служило фоном для философских разговоров, курения травки или и того, и другого.

– Почему? Она не сказала?

– После того как я заставил ее посмотреть в лицо своим негативным ассоциациям – сказала. – Вал, похоже, гордился этим, как будто добился серьезного прорыва. – Она сказала, что не хочет увидеть то, что там скрывается.

– И что это значит?

– А это не должно что-то значить. Люди говорят самые разные глупости, лишь бы прервать разговор, который им не нравится.

Было очень похоже, что у Вала в таких делах большой опыт. Таннер снова посмотрел на доски.

– А еще что-нибудь на них было?

– Несколько статей об убийствах. Нераскрытых, кажется. И еще кое-что про… Я не знаю даже, как это назвать. Обратный эко-терроризм, что ли? Когда уничтожают природные объекты вместо того, что вредит экологии. Подробнее сказать не могу, я сужу только по заголовкам. Обсуждать это она не хотела. Очевидной связи между статьями не было, уж не знаю, что они для нее значили. Мне казалось, что с учетом всего произошедшего это не самые здоровые интересы. Но мое мнение и опыт в этом случае в расчет не принимались.

«Здоровые, – сказал он. – С учетом всего произошедшего». Ну да, Вал явно знал об Уэйде Шейверсе. По крайней мере столько, сколько Дафна готова была ему открыть. Он не смог устоять перед тем, чтобы научить жить неприкаянную высокую блондинку с призраками в синих, как лед, глазах и отметиной на щеке, достаточно заметной, чтобы стать причиной комплексов.

– Знаете… если подумать… она могла вернуться к парню, с которым встречалась до того, как мы познакомились. – На лице у Вала было хитрое выражение, типичное для людей, которые изо всех сил притворяются, будто им в голову вот только что пришла идея. – Аттиле?.. Вы знаете про Аттилу?

Таннер ненавидел, когда его заставали врасплох, но притворяться не собирался.

– Дафна, должно быть, забыла о нем упомянуть. – Уворот, выпад: – Их ведь было так много, знаешь ли.

Однако – Аттила. Она связалась с кем-то по имени Аттила. Таннер готов был поставить десять баксов на то, что к этому Вал с самого начала и вел. Он устроил и сыграл этот спектакль, как человек с ученой степенью по хитрожопости. Он знал, что Таннер приедет. Нужно было всего лишь рассыпать нужные крошки, позволить ему заглотить наживку. «А вас не сильно затруднит проверить, не вернулась ли она к Аттиле? Я бы и сам это сделал, да только врожденная трусость опять воспалилась, зараза».

– В субботу я случайно услышал, как она договаривалась о какой-то встрече по телефону, – продолжал между тем Вал. – Я подумал, что это как-то связано с ее занятиями йогой. Знаете, в последние несколько месяцев Дафна ею серьезно увлеклась. Я думал, что это здоровый интерес. Но теперь, вспоминая об этом – задним умом-то все крепки, – я не уверен, что звонок был как-то с этим связан. Можно было догадаться по ее тону.

– А что с ним было не так?

– Он был… – Вал притворился, будто подыскивает нужное слово. – Сожалеющим. Она словно о чем-то сожалела.

Если Дафна в чем и разбиралась, так это в сожалениях. Она их собирала, будто коллекционные карточки. Так уж она была устроена. Нет – переустроена.

– А Аттила, судя по имени, не из тех, кто увлекается йогой, верно?

– Он плохо влиял на нее тогда. И будет плохо влиять сейчас. У него, судя по всему, довольно… странные идеи.

– О чем?

– О господи. Обо всем.

У стола Дафны, на полу, стояла маленькая плетеная корзина для мусора. Таннер поставил ее на стол и вывалил внутрь оставленные Дафной телефоны и зарядки. Обхватил корзину рукой, прижал к боку и направился к двери.

– Прошу прощения? – окликнул его Вал. – Чужие вещи нельзя забирать, знаете ли.

Странное возражение, с учетом обстоятельств. Впрочем, Вал и сам был странным и становился все страннее. В последние несколько мгновений глаза его сделались стеклянными, а лицо – недоуменным, как будто он сам не знал, что говорил. Или не знал, чего на самом деле хочет добиться.

Таннер протолкнулся мимо него.

– А как еще, по-твоему, я смогу найти Аттилу?

Вал вместе с ним миновал беговую дорожку. На лестнице он похлопал Таннера по плечу.

– Мне неудобно об этом спрашивать, но… э-э… вы, случайно, не захватили чек на ее половину квартплаты?

Таннер сделал это, еще не осознав, что собирается. Он развернулся вполоборота, внезапно и резко, и вогнал кулак в живот Вала с такой силой, что тот согнулся пополам и отшатнулся на ступеньку, а потом, задыхаясь, повалился на пол. Даже если бы Таннер упражнялся в этом приеме, он не смог бы произвести большего эффекта. Горы закаляют человека, закаляют его кости и жилы. Делают его крепким, как изогнутые ветром сосны, которые цепко держатся за склоны и переносят любые испытания стихиями. Все это и ощутил на себе Вал.

Таннер не знал, почему это сделал. Возможно, из-за руки – этой самонадеянной руки на своем плече, почему-то вызвавшей омерзение. Руки, которая лапала его сестру, руки, которую Дафна никогда бы к себе не подпустила, если бы выросла такой, какой должна была вырасти.

За этим ударом стояли двадцать с лишним лет чувства вины. Таннер всего-то и должен был, как его просили, не спускать с нее глаз в тот день, вместо того чтобы поддаться на уговоры жившего через два дома соседа и пойти к нему играть в приставку от Nintendo. Сначала он колебался, но логика мальчишки была убедительна.

«Она на качелях сидит. Качаться она и сама умеет. Ничего с ней там не случится».

Наполовину свернувшийся в позе эмбриона, наполовину обмякший Вал таращился на него с пола, озадаченный, и обиженный, и разочарованный.

– Вы же… должны помогать людям, – выдохнул он.

Верно. Он должен был это делать. И всегда делал. Даже когда люди по глупости сами навлекали на себя беду. Забирались туда, куда не стоило, или отмахивались от мыслей о надежном снаряжении, или делали все правильно до тех пор, пока им в голову не взбредала та дурацкая идея, из-за которой они и влипали в передрягу. Все это не имело значения. Ты находил их, когда они терялись, извлекал их из ловушек, когда они туда попадали. Ты накладывал им шины и перевязывал их раны, поил их и согревал, и держал свое осуждение при себе, эвакуируя их с горы или из каньона. Спасение – значит, спасение. Верно, черт подери, он должен был помогать людям.

– Прости, – сказал Таннер. – Мне очень жаль.

Он протянул руку, чтобы помочь Валу подняться, и снова ощутил его – то самое омерзение, причину которого не мог уловить. Всего лишь пальцы и ладонь – у Вала они были такие же, как у самого Таннера. Однако от чего-то в этом прикосновении у него внутри все переворачивалось.

Ему случалось дотрагиваться до мертвецов – когда поиски приводили к погибшим и спасение оборачивалось вывозом трупа, – и они были совсем другими. Их руки становились из одушевленной материи материей бездушной. Энергия прекращала свой поток, когда рвалась доставляющая ее пуповина. Что звучало суеверно с точки зрения тех, кто этого никогда не ощущал.

С Валом ситуация была очень похожая, только хуже. Это было прикосновение не смерти и даже не разложения, а чего-то большего, чего-то, казавшегося чуждым самой жизни, желавшего разрушать и поглощать, потому что такова была его природа. Таннер как будто взялся за что-то, распавшееся в его хватке на куски, которые пытались воссоединиться, взобраться по его руке и заразить ее, словно гангрена.

Глаза Вала были расфокусированы и пусты, они больше не видели Таннера или, по крайней мере, не воспринимали его. Вал извивался и копошился на полу, словно не до конца контролировал свои конечности. Но он знал, что такое мусорная корзина, и она, похоже, была для него важна. Он потянулся к ней с координацией человека, впервые в жизни бросающего лассо. Ухватился пальцами за край, выхватил корзину у отшатнувшегося Таннера, и телефоны высыпались на пол.

Вал повалился вперед, будто червь, который попытался встать и не преуспел, уцепил шарящими пальцами ближайший телефон и запихнул его в рот, так далеко, как только смог. Подхватил второй и с его помощью затолкал первый еще глубже, втиснул оба в глотку так, что горло у него раздулось, как у лягушки-быка. Он подавился – непроизвольная реакция, – но это не помешало ему поднять третий телефон.

Таннер увидел уже достаточно и преодолел шок, хоть и не понимал, что происходит. Он выбил третий телефон из рук Вала и отшвырнул остальные ногой. Вал покачнулся, сбитый с толку, потом сориентировался и нацелился на ближайший, словно ведомый какой-то комбинацией нюха и зрения.

В стрессовой ситуации полагайся на подготовку – этим кредо руководствовались спасатели всего мира, чтобы оставаться сосредоточенными и делать свою работу. Но к некоторым вещам подготовиться невозможно. Никто никогда их не предусматривал. Таннер стыдился того, что позволил отвращению завладеть собой. Стыдился того, что отскочил в сторону и ударил Вала коленом в челюсть, не зная, как еще поступить.

Вал не шевелился, просто лежал на боку, и второй телефон торчал у него между губ, точно серебристый язык. Больше всего Таннер стыдился своего желания уйти, оставить все на волю судьбы. В жизни Дафны и без этого психа хватало сумасшествия.

Ах да. Он же должен помогать людям.

Даже таким, которые кажутся чем-то иным, надевшим человеческую кожу.

* * *

Уделим секундочку тому, чтобы пожалеть красного карлика. Он заслуживал лучшей участи, бедняжка. Но разве кому-то есть дело до того, кто и чего заслуживал?

Пропавшие луны – это одно, особенно те, что окружают наших сторожей – газовых гигантов. Что вы там сказали – Европа пропала? Что ж, Юпитеру есть чем утешиться – у него еще шестьдесят шесть спутников осталось.

А вот когда начинают гаснуть звезды, на это обращают внимание все. Кто угодно может увидеть это невооруженным глазом, если знает, куда смотреть. Вы можете разглядеть в ночном небе свежую дыру в форме звезды, новую черную пустоту, которая сливается с прежней, делая ничто немного больше.

Они, разумеется, гаснут постоянно. Где-то там. Мы это знаем. Посмотрите на ночное небо достаточное количество раз с достаточным количеством людей, и гарантирую вам – кто-нибудь, убежденный, что говорит вам об этом первым, скажет, что свет, который мы видим сейчас, покинул свой источник тысячи, миллион или даже миллиард лет назад.

Благонамеренные ботаники на этом и останавливаются. Беспардонные мудаки добавляют, что поэтому нет никакого смысла загадывать желания, глядя на звезду. Мы видим лишь свет. Сама звезда давно мертва. Прямо как твои мечты, неудачник.

Но когда это случилось с системой Альфа Центавра, мы не смогли просто так отмахнуться. Это ведь – с галактической точки зрения – были наши ближайшие соседки, отделенные от нас всего-то жалкими 4,37 световыми годами: две звезды, расположенные так близко, что казались одной.

Они были там, когда рождалось наше собственное солнце. Они наблюдали за нами все это время. Когда некая тварь с плавниками, похожая на илистого прыгуна, впервые выползла из моря – они были там. Когда первые прямоходящие обезьяны остановились, чтобы с восторгом взглянуть на то, что находилось за пределами древесных крон, – они были там. Когда первый человек, отшлифовавший стеклянные линзы, навел их на звезды и обнаружил, что третья по яркости среди них – на самом деле не одна звезда, а две, они улыбнулись в ответ и сказали: «Неплохо… вы раскрыли наш секрет. Посмотрим, на что вы еще способны».

На протяжении всей нашей истории они висели там, наверху, словно обетованная земля для какой-то лучшей, более совершенной версии человечества. Ждали, когда мы воплотим свой потенциал. Как только мы научились бы путешествовать между звезд – эта парочка стала бы первой остановкой. А если бы вокруг одной из них обращалась пригодная для обитания планета – эй, да это же целых два новых солнышка, под которыми можно нежиться. Даже три, если считать их тусклого младшего брата-заморыша, болтавшегося поодаль.

А потом, словно договорившиеся о самоубийстве близнецы, они погибли одновременно. Первый тревожный сигнал поступил, когда свет Альфы Центавра A за четыре месяца снизился на ошеломительный двадцать один процент. После этого конец стал приближаться со всей стремительностью огромных вращающихся тел, что разрывают друг друга на части силами своего притяжения: Альфа Центавра B устремилась к своей сестре и вместе с ней забилась в агонии, погасла и умерла.

А Проксима Центавра, красный карлик, увязавшийся за ними тусклый младший братец, слишком далекий, чтобы катаклизм погубил и его, остался один-одинешенек в небесах.

Они были нашими ближайшими соседками, появившимися прежде нас, а потом исчезли, оставив людей еще более одинокими во тьме.

Но это все было посмертное шоу. Световые годы, помните?

Их не было уже почти четыре года к тому времени, как мы что-то заподозрили. Мы могли только смотреть, как это происходит, зная, что вглядываемся в бездну прошлого, которое не можем изменить, прозревая будущее, казавшееся уже не таким незыблемым, как раньше.

Но боги заметили.

Они, должно быть, поняли, что происходит, задолго до нас. Боги запаниковали и стали действовать в собственных интересах единственным доступным им методом – с помощью людей, – точно зная, что скорость света была нашей главной и неистребимой слабостью.

Это Аттила впервые заставил меня посмотреть вверх и вовне. Исчезновение Европы означало для него что-то важное, я просто не знала, что именно. К тому времени, как погибла Альфа Центавра, я переехала к Валу, который подумал: хм-м, очень интересно – а не улучшит ли телескоп твое самоощущение?

Спасибо, нет. Твердь над нашими головами – обман.

То, что мы видим, – это минувшее, коллаж самых разных временны́х зон, и Вселенная вокруг нас меняется раньше, чем мы об этом узнаем.

* * *

Первым делом Таннер вытащил у Вала изо рта телефон – второй, который тот схватил и попытался запихать себе в глотку. Первый пропал, каким-то образом оказался проглочен целиком, и, оттянув челюсть Вала вниз, чтобы заглянуть ему в горло, Таннер ничего не увидел. Залезать пальцами глубже в поисках телефона он не собирался. Тот удар коленом в челюсть не вырубил Вала полностью, просто оглушил. Если бы он решил укусить Таннера – он бы его укусил.

Таннер ощупал шею Вала в поисках чужеродного предмета, но так его и не нашел. Судя по всему, он проскочил глубже. Телефон. Прямоугольная затычка в круглом отверстии, заглоченная так, как змея заглатывает мышь. Врачи скорой помощи, может, с такими странностями и сталкивались, а вот для Таннера подобная дикость была в новинку.

Он действовал быстро, чтобы Вал не успел прийти в себя и вернуться в то состояние фуги, в котором пребывал несколько секунд назад. Таннер подтащил его к беговой дорожке и усадил на середину полотна. Принес от окна два шнура для занавесок и привязал ими руки Вала к поручням. Затем позвонил в службу 911, после чего дождался, пока у Вала не прояснится в голове. Когда это случилось, тот снова начал казаться самим собой, только более заторможенным.

Таннер присел перед ним – так, чтобы Вал не смог его пнуть.

– Как твоя челюсть?

Вал все еще пытался сообразить, где он.

– Болит.

– А горло как?

– Еще хуже. – Он, похоже, был озадачен тем, что его руки задраны вверх и к чему-то привязаны, как будто он очнулся в темнице, прикованным к стене, и не мог понять, злиться ему или бояться. – А почему я?..

– Ты проглотил один из телефонов Дафны.

– Зачем?

– Не могу сказать. Ты и еще два пытался проглотить. А если бы я тебе не помешал, ты бы, наверное, сожрал все семь.

По-видимому, что-то внутри у Вала болело так, что в дальнейших доказательствах он не нуждался. Невозможно было понять, в пищеводе засел телефон или добрался до самого желудка. По крайней мере, дыхательные пути ему не перекрыло, однако Таннер и представить себе не мог, как Вал умудрился пропихнуть эту штуку настолько далеко. Ладно еще старый маленький телефон-раскладушку, но не Samsung же Galaxy.

– У меня все болит. Все. – Голос Вала стал резким от подступающей паники. – Вы можете его из меня вытащить?

– Я вызвал скорую. Попытайся расслабиться и не дергайся.

– Я… я хочу избавиться от него сейчас же.

– Давай-ка оставим это дело профессионалам.

Таннер ограничился этим, не упомянув об очевидном. Одно потрясение зараз – человек не может выдержать всего сразу. Телефон со стулом не выйдет, и тем же путем, которым вошел, тоже, сколько рвотного ни принимай. Вала сегодня ожидало вскрытие грудной клетки или живота.

– Ты что-нибудь помнишь о том, что недавно случилось?

Судя по лицу Вала, что-то у него в памяти осталось, но, видимо, не то, чему он мог бы найти объяснение. Он словно пытался разобраться во сне, который не имел никакого отношения к логике реального мира.

А как насчет собственной роли Таннера во всем этом? Он ударил Вала первым. Врезал ему в живот, уронил на пол, а уже потом было все остальное. Так что же он натворил – так сильно напугал Вала, что тот укрылся где-то внутри себя, а руль перехватила какая-то другая часть его разума? Впечатление было такое, будто Вал Повседневный куда-то съехал. Регрессия, неуклюжая моторика… он двигался так, словно им управляло нечто, понятия не имевшее, как люди двигаются.

Более того, что-то в нем казалось… тошнотворным. Таннер не осознавал этого, освобождая Валу рот и привязывая его к беговой дорожке, но в тот момент он, видимо, был сосредоточен на другом. «В стрессовой ситуации полагайся на подготовку».

– Я не хочу, чтобы ты вот так сидел привязанным, если в этом нет необходимости. Если я развяжу шнуры, ты сможешь без проблем дождаться скорой помощи?

– Я… Я не знаю. Может быть… – Вал посмотрел на оба своих запястья, затем на ноги. – Может, лучше оставить все как есть.

– Почему ты так думаешь?

– Просто ощущение такое. – Вал закрыл глаза и помотал головой, чтобы снова ее прочистить. Когда он их открыл, один глаз у него задергался и прищурился, как будто чесался.

Возможно, они оставляли без внимания более очевидный вопрос.

– Почему ты так хотел помешать мне забрать телефоны?

– Я не знаю. – На лице Вала проступила искренняя озадаченность, и он перешел на шепот: – Это был не я. Все это был не я.

– Ты можешь сказать, кто это был?

– Не я. И вообще никто. – Вал заерзал и поморщился, ему было все неудобнее, все страшнее. У него снова задергался глаз, а потом и второй, а из-под волос заструился пот. – Я… Я ведь дома, да?

– Ты никуда из него не уходил. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что я до сих пор вижу звезды. И планеты. – Он повозил языком в закрытом рту. – Солнечный ветер – вот это, наверное, что такое. – На шее у него начал проступать синяк размером с рибай. – Я вообще не должен помещаться в этом доме. И здесь нет звуков. Но я все равно вас слышу.

Слава богу, скорая была уже в пути. Таннер не знал, чем еще может помочь. Работая в поисково-спасательной службе Скалистых гор, он находил множество дезориентированных людей, но у этого всегда были логичные причины: обезвоживание, голод, обморожение, переохлаждение – состояния, с которыми Таннер умел справляться. Он даже подумал, не случился ли с Валом инсульт, хотя никаких признаков паралича вроде как не наблюдалось.

И синяки инсультом было не объяснить. Появилось еще несколько, теперь на руках, внезапные, точно сыпь.

– Но все это, – выговорил Вал; голос его превратился во что-то булькающее и резко понизился, словно звук внезапно ослабшей гитарной струны, – уходит.

Дергающийся глаз скорее не лопнул, а сдулся, утонул в глазнице, когда роговица над зрачком прорвалась и по щеке медленно потекла стекловидная жижа. Вал жалко, изумленно забормотал. Второй его глаз оставался широко распахнутым и целым достаточно долго, чтобы уставиться на Таннера, умоляя о помощи, об ответах, а потом поглядеть вниз, когда Вал засипел и выкашлял себе на колени пригоршню окровавленных зубов.

Затем он потерял и второй глаз, сделавшись слепым и хуже чем немым, потому что ни один из издаваемых им звуков Таннер не мог расшифровать и даже воспринять как человеческий. Там, где кожа Вала не потемнела от синяков, она покрылась красными точками из-за лопнувших капилляров. Его руки, все еще безвольно болтавшиеся в запястьях, проскользнули сквозь путы, будто превратившись в пустые перчатки. Обе кисти с бескостным шлепком ударились о полотно беговой дорожки, а следом за ними дернулся и вопреки позвоночнику просел внутрь себя весь его торс, будто взорванное здание.

Несколько ужасных секунд челюсть Вала продолжала работать – что-то внутри него оставалось в сознании, понимало, что происходит, и из последних сил пыталось умолять о помощи, – а потом отвисла и закачалась, когда голова повалилась вниз вместе с остальным телом, а все то, что еще было на это способно, задергалось и затряслось.

Слишком многое – на Таннера одновременно обрушилось слишком многое. Он хотел помочь, но не знал как. Он видел, как человек распадается на куски – буквально – и не понимал, за что ухватиться в первую очередь. А потом осознал, что нет, он вообще не хочет притрагиваться к Валу.

Кожа Вала лопнула больше чем в десятке видимых мест и, должно быть, еще во множестве невидимых. В глубине сочащихся ран Таннер видел что-то, похожее на белые камешки, – кости, распавшиеся на куски и осколки.

Вирус Эбола? От этой мысли Таннер попятился; он не знал, что еще способно вызвать настолько обильное кровотечение. Но это не мог быть он. Эбола развивается несколько дней, и даже в худших случаях последствия у нее не такие.

Он услышал вдалеке сирену и уселся на ступеньки, снова набирая 911, чтобы задержать скорую помощь и вызвать инфекционную службу, которой предстояло оградить дом.