Читать книгу Жизнь российская. Том второй - - Страница 10

А в ответ Тонины волшебные пирожки

Много всего говорится, да не всё в дело годится.

Русская пословица

Время шло неумолимо. Скакало. Оно всегда вперёд стремится. Шагает. Бежит. Щёлкает. Торопится куда-то. Назад никогда не ходит. Назад – это неестественно.

Кульков спал. Всё пересмотрел. Всю свою минувшую жизнь увидел. От самого детства далёкого и до сегодняшнего реального дня крутилось в голове. Эпоха целая…

Уже в который раз он смотрел это во сне. То в порядке возрастания, то в обратном. Как бы время назад закрутилось. Против воли. Против законов природы.

Сны – его привычное состояние. Хочет он этого или не хочет. Как по заказу к нему всё предыдущее возвращается. Особенно в последнее время всё это ему снится.

Вот что-то новое появилось перед ним. Он заулыбался во сне, чмокать губами стал громко, облизываться. Какое-то вкусное и ароматное предстало. И оно благоухало…

Василий во сне метался от смачных аппетитных запахов, доносившихся из кухни. Там колдовала Тонечка, жена его. Она уже возвратилась с работы и хотела порадовать своего ненаглядного его любимыми пирожками с капустой.

Василий Никанорович чуял те чудесные запахи… но не мог проснуться… Или не мог, или не хотел. Поди, разберись… Но что-то мурлыкал он… тихо… по-детски…

Сон забрал его к себе, крепко держал… и не отпускал…

Перед Васей мелькало его детство прекрасное… с праздниками вечными… А праздники он любил и желал в них участвовать во что бы то ни стало. Вот он и продлевал для себя счастливые моменты… Зачем просыпаться??

Антонина не стала будить супруга, она знала, что он и так умаялся, посещая который день свою «полуклинику», а сегодня у него ещё состоялся вояж в отделение грозного, таинственного и роскошного, судя по фотографиям в газетах и журналах, Пенсионного фонда. В народе многое говорили про этот фонд: и хорошего много, и плохого. Плохого больше. Чего только люди не трындели про него… Народ подпрыгивал от тех известий. Чего только не болтали в стране… Людей будоражило. Восстания даже готовились в некоторых регионах по закрытию этого зловредного фонда. Тонечка от мужа надеялась правду узнать: как там… в фонде том… дела обстоят… Что он, чёрт рогатый, из себя представляет. Как людей там обслуживают. Как относятся к ним работники. Говорят, что работники фонда миллионы получают и в золоте ходят… Но это потом, после того она спросит, как Васенька милый проснётся. А пока пусть спит сладко… любимчик…

Она плотно закрыла дверь в кухню и занялась готовкой.

Антонина Саввична старалась не шуметь, и это у неё получилось. Но с запахами она не смогла совладать, да и не было у неё такой затеи. Чудные ароматы, исходившие от любимых её мужем пирожков, которые она вынула из духовки, вмиг разлетелись по всей квартире и заполнили всё воздушное пространство.

И вот… настал час пик… Глазки открыл Васенька родненький…

К столу… пожалуйте… Всё готово уже… муженёк сладенький…

И вот… супруги трапезничают…

Вечер прошёл за сказочным чаепитием и красноречивым отчётом Василия о своих сегодняшних славных похождениях.

Он взахлёб рассказывал жене, пересказывая по нескольку раз наиболее интересные моменты своего вояжа: как шёл через парк, как ехал на автобусе, потом на ретротрамвае, как снег соскребал с замёрзших напрочь стёкол, как на льдинки отчаянно дышал, как уснул нечаянно, как проехал нужную остановку, как грешил на бабулю, которая ему дорогу в автобусе объясняла, как потом он всё-таки добрался до Пенсионного фонда, как в очереди стоял, как на скамейке сидел у шестого кабинета, как ждал мига, когда пригласят, как зашёл туда через некоторое время. Но самое главное – это как прекрасная Изольда Генриховна его приняла. Да-да! Чудо чудесное! Да-да! Диво дивное! Прелестно она его приняла! Как царя! Как короля! Как Всевышнего! Как Бога! И как красавица Людочка его обслужила великолепно, с любовью выписывая так нужные ему справки.

– Хорошие люди мне сегодня встренулись… – радостно закончил рассказ супруг.

– Ну и ладненько, – согласилась с ним довольная Антонина, подкладывая румяные пирожки. Спустя минуту, как будто что-то вспомнив, спросила: – Вася! А правду говорят, что в Пенсионном фонде всё чуть ли не из золота сделано? А здание мраморное. Что зарплаты там у них огромные. И что работникам хорошо живётся. Лучше, чем остальным российским гражданам.

– Я, милая моя, не знаю… Ничего такого мне про это неизвестно.

– Наша заместительница главного бухгалтера, Зоя Казимировна Куклева, до этого там работала. В их учреждении. Так она много чего интересного про этот Пенсионный фонд нам порассказывала. И выглядит Зойка как куколка. Вся в золотых украшениях. С головы до ног она обвешана. Как фараонша старинная.

– Это, Тонечка, наверное, в центральном здании так. В головном офисе. Я тоже много слышал об этом. Идёт такая молва в народе. Говорят… люди-то… Я же ходил в одно из многочисленных отделений этого состоятельного денежного Фонда, которое обслуживает пенсионеров нашего городского округа и района. Поняла? Находится оно в обыкновенном жилом здании на первом этаже. С виду – неприглядное. Так себе. Как и сотни других. Обычная высотка. Но крыльцо хорошее, мраморное, с никелированным ограждением. Вывеска огромная. Широкая. Красочная. Как плакат первомайский. Фонари как на Старом Арбате. Двери шикарные. Из стекла зеркального, из толстого. И внутри побогаче, чем в нашей районной соцзащите. Я бы не сказал, что шибко там роскошно, но евроремонт – приличный. Даже более, чем приличный. И обстановка соответствующая. Про их зарплаты ничего сказать не могу, а вот про самих работников… Да. Заметно. По их виду можно предположить, что нехило они там живут, не перебиваются с хлеба на воду, как основная масса наших простых пенсионеров. И выглядят все на пять. Я бы даже сказал: на пять с плюсом. Или на все шесть. А вот насчёт золотых украшений… Да, Тонечка. Твоя здесь правда. Там все, от мала и до велика, обвешаны побрякушками: и кольца, и серьги… цепочки с кулонами… браслеты… А у Изольды Генриховны колье отменное. С камнями драгоценными. Как у Марии Медичи. Я такое в кино на царицах видел. На королевах. На императоршах. Императрицах! Значит, правильно люди про это говорят… Про великолепие! Про богатство! Про роскошь! Про изысканность!

– А кто она такая?

– Медичи-то? Она эта… Как её… Ну, в общем… королева…

– Нет. Та. Другая. Изольда…

– Ах… эта… Она начальница отдела, что справки выдаёт…

– Всего-то… А я думала…

– Стоп! Что ты думала?

– Да так… ничего…

– Не юли, моя дорогая. Давай! Колись!

– Вася. Ты чего докапываешься? Я же просто так сказала.

– Ничего не просто так. Ты с каким-то умыслом это произнесла. Давай! Говори!

– Васька! Тебя на мякине не проведёшь. Всё-то ты, дорогуша, знаешь, обо всём догадываешься… Чуйка у тебя отменная. Как у Шерлока Холмса. Как у Пуаро. Как у…

– Да, – перебил жену супруг. – Я такой! Но ты мне зубы не заговаривай. Давай! Сознавайся! Что хотела узнать… Или просто чего хотела…

– Ладно. Теперь не отстанешь. Пуаро и есть Пуаро. Ладно. Слушай. Вот бы мне туда. Вот что мне захотелось…. Справки те выдавать…

– А что… Резонно! Я не против. Но… Но не так-то просто туда попасть, милая.

– Я так и думала. Не всем удаётся… Далеко не всем… Что ж, отставим пока.

– Хорошо.

– Что… хорошо… Чего же тут хорошего?

– Ну… это такой оборот речи. И ничего иного. Просто слово! Ну ты пойми, что…

– Ладно-ладно. Не оправдывайся. Не надо. Не сочиняй. Не придумывай. Уговорил ты меня. Поняла я. Что ж… Ничего не поделаешь. Ждать буду другой оказии.

– Это очень хорошо, что ты меня поняла. Это здорово, когда супруги понимают друг друга. А если с одного слова понимают, то это вдвойне приятно. Даже в тройне.

– Вот и славненько, милый. Прости меня, пожалуйста…

– Не надо, дорогая, лишних слов. Одно могу сказать тебе: хорошие люди мне сегодня попались. Душевные… Всегда бы так случалось…

– Это точно, Вася. Повезло тебе. Несказанно.

– Вот и завтра тоже повезло бы… Я так хочу. Всё идёт к этому. Удача вдруг замаячила на горизонте. Я так рад…

– Я тоже, милый мой, рада! Плясать охота! Песни радостные петь! Целовать тебя бесконечно! Повезёт тебе, – заверила мужа супруга, – непременно повезёт. – Тоня хотела поднять ему и так хорошее настроение ещё выше. – Обязательно повезёт! Я молиться за это буду! Творца нашего просить! Пусть тебе сопутствует удача. Фарт! И люди хорошие и отзывчивые почаще встречаются. Я, Василёк, желаю тебе этого! От всей души.

– Спасибо, Тонечка моя дорогая!! Ашот Карфагенович тоже хороший человек.

– А кто он?

– Мой лечащий врач. На доктора Айболита похож. Хи-хи… Копия!!

– Ничего себе… Постой-ка… А ты, однако, мне о нём что-то раньше рассказывал.

– Ага. Так и было. В тот ещё раз рассказывал. А теперь уточнить хочу кой-какие моменты интересные. Детали некоторые тебе озвучить. Сперва про Айболита и Ашота Карфагеновича. Близнецы они! Как будто от одной мамки рождены. Так и есть. Копия! Лицо одно и то же. И по специальности медицинской они схожие… Мне кажется…

– Стоп. Что тебе кажется??

– Мне кажется, Тонюсик, что он, Ашот-то, доктор мой лечащий… сам-то из этих… Как их… Ну, зараза… из башки выпало… Вот! Вспомнил! Из ветеринаров он.

– Стоп! Как это?? Как это из ветеринаров?? Почему, милый? Почему ты так решил?

– Мне так показалось, дорогая. Померещилось. Какие-то лошадиные термины он постоянно произносит и в рот то и дело мне заглядывает – зубы смотрит. Тпру!

– Стоп!! Стоять!! я сказала… Ты чего, Вася? Рехнулся?? Почему тпру???

– Не боись! Не спрыгнул я с ума. Со мной всё в порядке. Нормальный я. Так доктор сам себя в тот раз остановил. Когда разошёлся шибко.

– Как это?? Поясни… Васенька…

– Очень даже просто. Тпру – и всё. Поржал ещё немного. Как конь ретивый.

– Ого! Ну и дела там у вас… Комедия сплошная. Или Трагедия… Ветеринары… Зоотехники… Биологи… Ботаники… А как ты к нему попал-то? К ветеринару этому?

– Тётя Глаша с Петровной меня к нему направили.

– А кто такие тётя Глаша и Петровна? Тоже конские врачи?

– Ох… Тонюсик… я же тебе не успел про них рассказать. Не шути так дерзко. Они хорошие люди. Тётя Глаша – это обычная уборщица в полуклинике. Знатная тётка. Огонь. Уважаемая всеми. И мной тоже. Она пожилая… почти древняя старушка. Но добрая. Хоть и деревенская. Да, вот что ещё хотел тебе сказать. Очень интересно. Это она встретилась мне на крыльце, когда я в первый раз туда пошёл. С ведром полным она тогда выходила.

– С водой… что ли?

– Почему с водой. С помоями…

– Как… это… с помоями?.. Ты чего несёшь?..

– Ну, ведро она выносила, а в ведре вода налита, которой она полы мыла. Ведро полное было. По самые края. Плескалось даже. А я в это время на крыльцо поднимался. Вот мы и встретились с ней в первый раз. Примета же такая есть: если встречается тебе баба с полным ведром, значит… – хорошо это.

– Ну, положим, там не про помои говорится.

– Тонечка! Но помогло же… И тётя Глаша помогла. И Петровна потом.

– А что хорошего в том, что ты в первый день на приём не попал?

– Хорошего здесь нету ничего. Это верно. Спору нет. Но я же не попал к врачу не из-за неё. А из-за других нехороших людей. Из-за отпетых разгильдяев, охламонов и иных разных плохих людей. И из-за другой нечисти. Из-за законов дурацких. Правил там всяких… инструкций… положений… установок… – тоже идиотских.

– Понятно. Про это мне понятно. Даже больше, чем понятно. У нас везде так. Куда ни глянь. А Петровна кто такая? Про Петровну твою мне ничего не! понятно…

– Да подожди ты с Петровной. Я тебе про тётю Глашу ещё не всё рассказал. Вот когда во второй раз у меня пролёт с записью к врачу получился, то они мне обе помогли. Ну, не совсем пролёт, конечно, а просто записался я на другое число, которое меня никак не устраивало, а эта тётя Глаша познакомила с Петровной, которая и направила к этому Ашоту Карфагеновичу. К Ильясову. К доктору Айболиту. Если бы не Петровна, ну и тётя Глаша тоже, то я бы до сих пор к врачу не попал. А уже он, доктор этот, направил меня за справкой в Пенсионный фонд. Потому что без справки такой мне лекарства бесплатные никто бы не выписал. И не выпишет никогда. Теперь понятно?

– Да. Теперь понятно. Вроде бы… Только непонятно, а зачем они все куда-то тебя направляют? И посылают? А почему не лечат?

– Ну, а это мне, дорогая моя ненаглядная супружница, и самому непонятно! И я не знаю, почему так происходит. Законы, видать, такие идиотские. И порядки. Но завтра Ашот Карфагенович обещал выписать, наконец-то, мне льготные снадобья. Добрый он человек. Отзывчивый. Душевный. Порядочный. Поэтому с утра пойду к нему.

– Хорошо, Василёк. Я рада за тебя, что получается. Понемногу, правда.

– Спасибо, милая. Я тоже безумно рад, что что-то стронулось… снялось с якоря, в движение пришло. Правда, не всё, не везде и не так, как это должно быть.

– Ты про что, Василёк? Вид у тебя какой-то нездоровый. Ой, прости, дурость сморозила. У всех больных людей вид нездоровый. Всегда так. Они же больные…

– Да я не про это. Я про очереди. Там, в Пенсионном фонде, тоже очереди очень огромные. Многолюдные! А очередники какие-то беспутые… Или беспутные… Какие-то не такие: то ли они все там глухие, то ли тупые, то ли ещё какие…

– Как это? Ты про что, Василёк…

– Глухня там полная в очередях! Или всем начхать на всех. Кое-как добился за кем мне в очереди быть. Несколько раз, Тонюсик, спрашивал, а в ответ тишина. Словно это не я, а невидимка! Ты представляешь? Я сперва изумился. Потом удивился. А в конце вообще обозлился. Чуть не послал их всех… А ещё…

– Стоп! Тпру! Как говорит твой доктор Айболит. Ну ты и разошёлся… Куда это ты их хотел послать? А?? Васенька…

– Туда! Куда надо! Куда всех посылают! Ферштейн?

– Ферштейн-ферштейн… Только не надо так делать! Никогда! Понял?

– Понял. Извини. Больше не буду. Честное слово.

– Ну и ладненько. А ещё что? Ты ещё что-то сказать хотел.

– А ещё они там все не любят слово «последний». «Крайнего» им подавай!

– Да, мой дорогой. Я тоже заметила такие изменения в обществе. Они от этого слова «последний» шарахаются, как чёрт от лампады. Ой, прости. От ладана. Так будет правильнее. Они почему-то перестали его употреблять в своём лексиконе. Где надо и где не надо, где можно и где не можно эти новомодные «знатоки» русского языка… всегда вставляют почему-то слово «крайний» вместо обычного слова «последний».

– Это точно! Хоть стой, хоть падай…

– Не надо, Вася, падать. Стой на ногах твёрдо.

– Я так и делаю. И говорю «последний», когда оно действительно последнее. А «крайний» – когда оно действительно крайнее.

– Молодец, Вася-Василёк! Я горжусь тобой, мой рыцарь!

– Тонюсик! Со мной работает один мужик. Так он вместо рыцарь говорит лыцарь.

– Разные люди на свете белом. Одни грамотные… другие безграмотные…

– Вот и я про то. А ещё я хотел…

– Стоп! Может, закончим на этом, дорогой. Некогда мне, родненький.

– Нет-нет. У меня ещё есть кое-что… Послушай. Это интересно.

– Лады. Уговорил. Продолжай.

– Когда я зашёл в здание Пенсионного фонда, то там очередь огромная стояла. Я спросил, кто последний, потом кто крайний. Но мне никто не ответил. А вот когда я крикнул очень громко, то дедок седой мне кивнул, мол, он крайний…

– И что тут интересного?

– Ну вот… сама смотри. Дед тот тоже не хотел последним быть. А на слово «крайний» откликнулся. Видать, дедок этот тоже суеверный. А к слову «последний» у него предвзятость! Фобия у него, у старика этого.

– Почему ты так решил?

– Ну вот… сама смотри. Я два раза спросил, а он никак не отреагировал. Потом только… на фразу «кто крайний» отозвался. И то только после того, как парнишка его в бок толкнул и на меня указал. Только после этого старик головой мотнул.

– Вася! Он же глухой! Он же тебя не слышал! Это же как дважды два!

– Да? Ты так думаешь?

– Я не думаю. Я уверена. На все сто. Глухой старик тот. Вот и всё.

– Вообще-то… да… может такое быть. А мне казалось…

– Креститься надо, когда кажется…

– Но… я… это… как бы… Мне… это… Как сказать-то…

– Ну всё. Хватит воду в ступе толочь. Мне делом надо заниматься. А ты сейчас посмотри свежие газеты, я сегодня их купила. Они там, в прихожей лежат. На тумбочке. Я посуду пойду мыть. Ворох целый скопился. А потом и спать будем укладываться.

– Спасибо, моя дорогая. Ты так заботишься обо мне… Как никто другой.

– Ладно-ладно, не подлизывайся. А как же иначе. По-другому нельзя.

– Слушай-ка… милая. Может, Ашоту Карфагеновичу завтра пирожков отнести? За доброту его… За отзывчивость… За сердечность… Ну и за лекарственное средство…

– Не знаю, что тебе ответить.

– Почему?

– Утро вечера мудренее…

– Да! Точно! Ты права, как и всегда, любимая моя голубка.