Читать книгу Жизнь российская. Том третий - - Страница 6

Старший охранник во всеоружии на боевом посту

Василий Никанорович как цербер настоящий охранял вверенное ему имущество и окружающую территорию, а также личное пространство, пока соседи ходили по своей надобности. По нужде, если честно сказать.

Отчаянно он защищал. На всех он кидался. На всех он бросался. Как пёс цепной! Не лаял только. Руками ещё махал отчаянно. И ногами топал грозно и гневно.

За время отсутствия мужчины и женщины он отверженно, грудью своею вставал на защиту чужих вещей, с великой честью отваживал желающих присесть на свободные места, которые соседи поручили ему посторожить.

Кульков действовал как настоящий старший охранник, каким он и был на работе своей. Он твёрдо знал, как надо караулить, как сторожить, как охранять. Школу прошёл.

И жизнь длинная помогала ему на каждом ответственном шагу, каким и сейчас был… шаг этот.

Кульков Василий Никанорович действовал и по инструкции, и по совести, и по зову сердца. Душевно и прилежно. Красиво и достойно. Как и всегда.

Он старался. Как мог… как умел, как знал, как хотел.

Порученное дело исполнял как подобает. Чтоб потом стыдно не было ни перед кем. Перед соседями в первую очередь. Чтоб о нём плохо они не подумали. Ведь они скоро придут и спросят, каков результат… Чтоб по справедливости всё происходило тут. И по честности. Чтобы потом никто пальцем на него указать не мог. Мол, вот этот пройдоха чёртов ведёт себя непристойно. Дескать, хамло этот свои законы тут устанавливает. Ну и чтобы он потом мог смело отрапортовать о проделанной работе. Результаты труда своего показать. Тем, кто его попросил об этом. Мужчине из учёного мира и женщине славной, бывший муж у которой в прокуратуре главной трудится.

Вообще-то, честно говоря, он сперва весьма вежливо отгонял и осаживал наглецов, которые просто нахальным образом лезли на освободившиеся было места. Он их просил тщетно, умолял, упрашивал, увещевал, говорил, что неприлично «сувать свою задницу в чужой огород». На шмутки, лежавшие рядом, показывал. Мол, люди тута сидят. Человеки живые. Скоро, дескать, они будут… Попыскать, мол, они пошли. До ветру, так сказать… Помочиться… И фыркал при этом на всех небрежно и скабрезно. Кулаки сжимал. Глаза под потолок закатывал. Слов, дескать, у него нет… Ну что, мол, за люди… на нашем общем, так сказать, блюде…

Затем строже Кульков стал себя вести. Гораздо строже. Поактивнее, пожёстче, так сказать. Пару раз даже в грубой форме правду-матку пришлось рубить. До мата, правда, дело не доходило. А хотелось. Ой, как надо было некоторых по матушке отчебучить. Но Василий Никанорович сдерживался всякий раз. Он был воспитан как подобает. Он был вежлив как не знай кто. Но… не всегда вежливость и воспитанность помогает. Иногда следует поступиться принципами. Тогда, в те моменты, он буквально сгонял нахалов и наглецов с дивана. Беспардонников… Чуть ли не за плечи. Чуть ли не пинками под зад. Была бы палка под рукой, надавал бы им по жопе от души. Говорил им, что тут занято: «Не видите, что ли, остолопы, болваны и черти болотные? Вещи их лежат… людей хороших… которые отошли… Ой! Простите… Не то хотел сказать… Не в мир иной они отошли, а так… на минуточку… на секундочку… В туалет… Сейчас придут. Вернутся они скоро… Разуйте, глаза-то! Эх, вы… чудаки приблудные… и понаехавшие в страну нашу миллионами… Ну скоко моно вам говорить! Вон, говорю, пошли! Вон!!!»

Намекал Кульков таким бестолковым гражданам-пациентам весьма жёстко про их явное бескультурье, учил их уму-разуму, вежливыми быть и внимательными, отчаянно жестикулируя, выставляя вверх свой средний палец и поясняя, что эта «семейная пара», чьи вещи тут находятся, сейчас уже появится. С минуты, дескать, на минуту подойдут. Вон, мол, они уже идут… торопятся. Сами, мол, господа-граждане-товарищи, смотрите…

Но… обознался Василий Никанорович. Обмишурился он. Ни они там шли… Это другие люди. Мало ли их в поликлинике шастают туда-сюда… Ходят… Мечутся…

Это были другие люди. Те, которые издали заметили свободные места и теперь торопились занять их. А то устали они… Спины у них гудят… поясницы ноют… ноги вообще отнимаются… вены вспухли… вот-вот лопнут…

Спешили они… чтобы успеть…

На бег уже перешли… На рысь… на галоп… карьером скакали…

А подбежав к дивану с двумя свободными местами, хотели тут же упасть на места эти… на свободные… отдохнуть они хотели… отдышаться… в себя прийти…

Но, не тут-то было! Но пасаран! Они не пройдут!

Кульков мгновенно сообразил, что сейчас может произойти непоправимое.

***

Василий Никанорович смышлёным с детства был. Вот и теперь он моментально всё исправил, выправил, так сказать, сие такое неприглядное положение. Он лёг на диван, вытянулся во весь рост и замер, растопырив при этом пошире руки.

Всё! Отвалите! Все отвалите отседова! Всё тута занято! Так говорило его тело.

Подбежавшие осадили свой лошадиный напор, встали как вкопанные, копыта только вверх задрали. Так они и стояли… как скульптурная композиция на городской площади… Глазами своими ещё нервно мыргали… мыргали… и мыргали.

А куда деваться-то… Некуда! Не будешь же на человека садиться!

А тот ещё пуще… Закрыл глаза и руки на груди сложил. Ну… чистый покойник…

К покойнику нельзя подходить близко. Только плакать… плакать… и плакать…

К нему, к мертвецу окаянному, нельзя взрослым подходить… А вот детям можно. Да ещё этим… современным разнузданным шалопаям… которым вообще всё положено…

На лежащего дядьку с закрытыми глазами тут же ребятня набросилась да щекотать его принялась. Кульков терпел-терпел… терпел-терпел… да не вытерпел… Расхохотался!

Извивался он и хохотал. Ребятишки пальчиками своими остренькими его шпыняли.

Вася-Василёк хохотал и хохотал… корчился… извивался как уж и снова хохотал…

До тех пор он хохотал и смеялся, покуда разбалованные донельзя пацаны, озорники и маленькие хулиганчики и разбойнички… не схватили его… за причинное место.

Кульков взвыл от боли и от неожиданности, подпрыгнул и заорал на мальчишек.

Те отскочили как пчелой ужаленные. Кульков кого-то из них успел поймать. За рубашку уцепился… а второго за штанишки… Штанишки сползли… писька оголилась…

Вася-Василёк пытался за письку того шустрика схватить… чтобы… чтобы… чтобы… отомстить засранцам этим… чтобы почувствовали они… каково ему…

Наблюдавшие за этим сущим балаганом взрослые за головы свои схватились…

Заорали они во весь голос… (а до этого смеялись…) что, мол, он… педофил этот… себе позволяет… яйца, дескать, ему надо отрезать… с этой вместе… с этим… как его…

Малышня, почувствовав поддержку взрослых, снова подбежала к орущему благим матом «нехорошему» дядьке… и давай плевать на него…

Он орал, а они плевали… Он орал безбожно, а они плевали, плевали и плевали…

Так оплеванным по уши Кульков и лежал… места соседей он охранял…