Читать книгу Канал имени Москвы. Стройка века. Судьбы людей - - Страница 14

«25 августа выдался тёмный день с тучами, дождём и холодным ветром. Каналоармейцы со знаменем возвращаются в лагерь. Ворота лагеря открываются. Стрелок ВОХРа стоит на сторожевой вышке. Над воротами лагеря покачивается красная звезда. Вокруг бараков – народ, обычная суета. Навстречу каналоармейцам идут знакомые люди. Это ударники-беломорстроевцы. Одни покачивают головами, другие улыбаются, как старому знакомому, просторному двухэтажному деревянному дому. Это центральный клуб, перевезённый с Беломорстроя. Если подойти вплотную к дому, можно различить фамилии и прозвища агитбригадников, вырезанные ножом на стенах. Большой зал клуба полон. Здесь находятся разные люди, их несходство бросается в глаза. Здесь чекисты и бывшие заключённые. Сейчас они собрались как равные.

Радостно возбуждённая Янковская и деловитый Шир-Ахмедов жестикулируют в центре одной группы. Застенчивый и ироничный Зубрик беседует с Некрасовым, сохранившим осанку бывшего министра Временного правительства. Группы людей передвигаются, собираются, расходятся. Одни оживлены и нервны, другие спокойны и молчаливы. В зале находятся люди из прославленных коллективов: «Успех пятилетки», «Красная трасса», «Штурмовой», «Имени Успенского», «К освобожденному труду». В зале Успенский, окруженный нацменами, которых он в свое время ордой вел штурмовать Надвоицы. В зале Афанасьев, Ширин и Коган. На боковых скамьях сидят советские писатели. К клубу подъехала машина, из неё вышел Максим Горький. Его встречают у входа, окружают и ведут в клуб.

Лагеря круто изменили само внутреннее содержание бывших заключённых. Биографии этих людей исправлены, очищены, дополнены. Наконец в клуб приходит оркестр. Он играет туш, и все собираются в главный зал. Сквозь окна клуба видны дома и улицы старого Дмитрова, дальний лес, пузатое здание монастыря, над которым нет крестов и стены которого украшены большими портретами вождей. Здесь не Медвежья гора и не Беломорско-Балтийский канал. Это канал Москва-Волга. Удача Беломорстроя позволила продолжить дело создания единой водной системы. Реализация сталинского плана продолжается. Волга потечет в Москву, у Кремля будут проходить суда с глубокой осадкой.

Сотни освобожденных инженеров и каналоармейцев тоже находятся здесь. Опыт сделал чекистов почти инженерами, а инженеров обучил чекистскому стилю работы. В семь часов вечера начальник строительства Л. Коган открыл слет.

«Товарищи каналоармейцы! – говорит он. – Ударники! Беломорстроевцы! Сегодня мы открываем наш последний слет, посвященный Беломорско-Балтийскому каналу. Но на этом последнем слете нелишним будет хотя бы на минуту оглянуться назад, на первый наш слет, когда мы пришли в Карелию, чтобы строить новую водную дорогу, соединяющую моря».

Вспыхивают аплодисменты. В зале появляется Максим Горький. Аплодисменты усиливаются и превращаются в овацию. У многих на глазах слезы. Горькому аплодируют с особой нежностью как мудрому учителю жизни.

А. М. Горький на слете в Дмитрове.

Последний слет беломорстроевцев проходил в здании клуба, привезенном в Дмитров с Медвежки Беломорстроя.

Коган спешит перейти к следующей части речи: «Моря будут соединены, – новое сложное строительство занимает его мысли; позади то время, когда он изобрёл слово «каналоармеец». Здесь не то. Уже не быстрые воды карельских рек надлежит стянуть в один узел, замедлить их течение, подчинить воле человека. Здесь, наоборот, надо убыстрить медленную и вялую Москву-реку, оживить её течение за счёт притока волжской воды и этой обновленной рекой омыть советскую столицу. Задача эта нелегкая, – Москваволгострой – это грандиознейшее гидротехническое сооружение мира! Он в семь раз превосходит Беломорстрой, но мы эту задачу выполним, – говорит Л. Коган. – Товарищ Ягода – наш главный, наш повседневный руководитель строительства, человек, который своей волей, своей глубочайшей верой многих из нас выводил из затруднений».

После Л. Когана получает слово С. Фирин: «Что произошло на Беломорстрое? Десятки тысяч заключенных были переданы горсточке чекистов. Нас было 37 человек. И этих заключенных мы должны были перевоспитать. Ни на одном из этих людей советская власть не поставила крест. По идее и по заданию товарища Сталина мы строили канал силами заключенных, перековывая их в честных тружеников. Если мы вас карали, если мы вас изымали из общества, то только потому, что вы жили в нем как паразиты. Мы помогаем вам забыть прошлое, мы даем вам квалификацию, делаем вас слесарями, бетонщиками, монтерами. И таким образом открываем вам путь к личному счастью».

Трубы оркестра не в силах заглушить грохот аплодисментов. Затем слово для приветствия было предоставлено Янковской, ударнице Беломорстроя. Она вышла в маковокрасной повязке, бледная, с таким рисунком молодых морщин у рта, какие бывают от частого плача. Впрочем, это немудрено: ей всего двадцать четыре года, а испытала она на все пятьдесят.

Можно продолжить список выступающих. Вот Некрасов, бывший министр Временного правительства. Он округло вежлив, он парламентски многоречив. Но и он взволнован. Он говорит: «Я помню, как мало было людей, веривших в то время в успех дела. Недаром некоторые из моих товарищей-инженеров в решающий период стройки говорили: «Да, как будто канал получается. Но это чудо, такие чудеса бывают редко». Мы ещё не знали тогда, что эти «чудеса» повторяются часто на советских стройках, что имя этому «чуду» – рабочий энтузиазм»…

Ударник и поэт Беломорстроя Кремков читает своё стихотворение «Чекист».

После выступлений поэтов объявляется перерыв. Во время перерыва писателям и журналистам сообщат более подробные сведения о строительстве канала Москва-Волга. Они узнают, что из трех вариантов был выбран так называемый Дмитровский, его трасса пойдёт вдоль железной дороги от Савёлова на Москву, изредка пересекаясь с реками Дубной, Яхромой, Сестрой и Икшей. Ниже Икши канал будет раздваиваться двумя ветвями: судоходной и водоводной. Первый шлюз будет ставиться на Дубне, вода в шлюз будет подаваться насосной станцией, в отличие от Беломорско-Балтийского канала, где водораздельные озёра и реки, совпадающие с трассой, дают возможность питать его самотёком. Судоходный канал будет спроектирован в направлении Химки-Тушино. Здесь будут строиться два порта: у Покровского-Стрешнева для северных волжских грузов; и южнее у Сукина болота, где завод «Шарикоподшипник», – для окских и южных. Грузовое движение между гаванями пойдет по Андреевскому каналу от Канатчиковой дачи до Воробьевых гор, минуя петлю Москвы-реки, омывающую центр. Беломорстрой и Московско-волжский канал откроют новую эру в водном хозяйстве Союза, создавая сквозные и кратчайшие водные пути между морями и главнейшими бассейнами страны. Из Москвы можно будет проехать по воде в любую область Союза. А водоводный (питьевой) канал будет проектироваться как самостоятельное направление через Мытищи на юго-восточные районы Москвы.

Доверительная беседа главных идеологов.

Перерыв кончился. На трибуне Максим Горький: «Я счастлив и потрясен, – говорит взволнованный Алексей Максимович. – Я с 1928 года присматриваюсь к тому, как ОГПУ перевоспитывает людей, все это не может не волновать. Великое дело сделано вами, огромнейшее дело! В старину разбойники и купцы – а купцы тоже являются разбойниками – пели такую песню:

И спасали души – давали деньги монастырям, строили церкви, а иногда и больницы. Вы не старый, вы молодой народ. Бито, граблено вами не так уж много. Любой капиталист грабит больше, чем все вы, вместе взятые.

А дали вы стране Беломорско-Балтийский канал, который, во-первых, имеет огромное экономическое значение, во-вторых, усиливает обороноспособность страны, а в-третьих, переработав себя в труде, вы дали стране отличных, квалифицированных работников, которые будут заняты на других стройках.

Я чувствую себя счастливым человеком, что дожил до такого момента, когда могу говорить о таких вещах и чувствовать, что это правда. К тому времени, когда вы будете в моём возрасте, полагаю, не будет классовых врагов, а единственным врагом, против которого будут направлены все усилия людей, будет природа, а вы будете её владыками. К этому вы идёте, и больше тут нечего сказать, но до этого надо свернуть голову капитализму. Я поздравляю вас с тем, чем вы стали. Я поздравляю работников ОГПУ с их удивительной работой, я поздравляю нашу мудрую партию и её руководителя – железного человека товарища Сталина»…

«Кончен бал, погасли свечи», но не утихли людские страсти. Разъехались участники слёта по зонам и лагерям. Много воспоминаний и оживлённых разговоров передавалось от одной бригады к другой. Но как только восторженный разговор молодых людей заходил о том, что на слёте видели и слушали живого Горького, то настроение стариков-заключенных сникало: «А, этот «Босяк-Челкаш», Алексей Максимыч-то, смотри, как распинался перед вождём-паханом, а ведь на Беломоре никому не пособил, никому не помог. Видать сам сломался и продался… А вот его жена Екатерина Пешкова не побоялась – многих спасла! Век будут на неё молиться!»