Читать книгу Канал имени Москвы. Стройка века. Судьбы людей - - Страница 15

ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ

В ту осень кончилась продолжавшаяся года полтора передышка, и опять начались аресты. Первым среди наших родных и знакомых был арестован живший в Петрограде мой двадцатилетний двоюродный брат Кирилл Голицын. Московские родственники бросились хлопотать. Моя мать пошла на приём к своему «ручному коммунисту» Смидовичу. Соня Бобринская отправилась к секретарю ЦИК Енукидзе, а мой отец пошёл в Политический Красный Крест, во главе которого стояла замечательная женщина Екатерина Павловна Пешкова, жена основоположника советской литературы Максима Горького. Красный Крест помещался на Кузнецком мосту, дом № 26. В приёмной принимали родственников заключённых, консультировали, давали советы, сообщали – какие сроки получили мужья, сыновья и дочери посетителей. Это было своего рода справочное бюро, а самое главное – здесь утешали. Ошеломлённые, непонимающие, за что и почему обрушилось на их семью горе, жёны и матери арестованных, прослышав от других таких же несчастных жён и матерей о существовании Красного Креста, шли сюда. Помогали ли здесь? В некоторых случаях да, удавалось смягчить приговоры. В случаях явного произвола Пешкова активно вмешивалась и спасала, да-да спасала людей!

Екатерина Павловна Пешкова.

Увидел я её впервые, когда она с туго набитым портфелем в руках, красивая, эффектная, стройная, в кожаном пальто, в кожаном шлеме лётчика, вышла скорыми шагами из подъезда, села в коляску мотоцикла и покатила в сторону Лубянской площади. Она всегда ездила в ГПУ таким способом, хотя пешком пройти было два шага. Знаю, что Екатерина Павловна, минуя охранительные посты и секретарей, прямо проходила в кабинет Ягоды и в особо вопиющих случаях не просила, а требовала, и не просто смягчения участи заключённых, а их освобождения…

ВСТРЕЧА ВТОРАЯ

Молодёжь продолжала беззаботно веселиться, хотя некоторые из нас стали лишенцами. Собирались мы танцевать фокстрот в наиболее просторных квартирах то у одних знакомых, то у других. И ещё собирались мы в Мерзляковском переулке, в роскошной квартире Александры Львовны Толстой. Зачастил на наши сборища мой двоюродный брат Алексей Бобринский. Мы все знали, что он является тайным агентом ОГПУ, но полагали, что он следит за гостями его сестры Сони и её мужа Реджинальда Уитера – иностранцами.

…Двенадцатый час ночи. Вся наша семья готовилась ко сну. И вдруг резкий звонок, ещё, ещё. Мне предъявляют бумагу. Я читаю: «Ордер на обыск и арест Голицына Сергея Михайловича», внизу подпись: «Зам. председателя ОГПУ Г. Ягода».

Лубянка-Бутырка – допросы, допросы. Последний допрос начался с того, что моей лояльности к Советской власти недостаточно, что я должен ещё доказать свою преданность и помогать ей. Следователь прямо сказал: «Я сейчас вам дам подписать одну бумагу, вы обяжетесь нам помогать, более того, мы вам будем давать определённые задания». «Нет», – тихо ответил я и опустил глаза. «Или завтра же освобождение, или я вас сгною в Туруханске». Я весь сжался и снова тихо ответил: «Пусть будет Туруханск». Следователь откинулся в кресле, долго смотрел на меня и неожиданно сказал: «Я не настаиваю. Я так и думал, что вы не подпишите. Я хочу вам дать совет от себя лично. Сейчас по всей стране началось грандиозное строительство. А вы фокстроты танцуете. Мой вам совет: уезжайте, уезжайте из Москвы на одну из строек, усердным трудом вы докажете приверженность Советской власти».

– Но меня нигде на работу не примут, – с горечью проговорил я, – лишенцев не принимают, да ещё с таким социальным происхождением.

– В избирательных правах вы будете восстановлены, – убеждённо сказал следователь. Он нажал кнопку…

Всего я просидел лишь одиннадцать дней – три на Лубянке и восемь в Бутырке. И никогда эти дни не забуду… Через два дня после моего освобождения отец мой отправился к Е. П. Пешковой по своим делам; узнав, что я на свободе, она пожелала меня видеть.

Когда я пришёл в её скромную контору на Кузнецком мосту, она приняла меня без всякой очереди. Впервые я увидел её столь близко. Она была поразительно красива той благородной красотой, мимо которой невозможно пройти, не полюбовавшись. Взглянула на меня пристально своими прекрасными, цвета стали, глазами и задала роковой вопрос (доносительство):

– А вам предлагали?

Я молчал.

– Я вас поняла. А вы что ответили?

– Ответил, что Туруханск.

Она мне поверила. Узнав, что я был вынужден дать подписку о невыезде, сказала, что это означает – следствие не закончено.

ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ и последняя

В отделе кадров Дмитлага. Инспектор меня окликнул:

– Вам отказано. Без вас канал построят, – с презрением сказал он. Я ушёл.

– Попробую написать Пешковой, – сказал отец. Так я снова оказался на Кузнецком мосту у одной из самых выдающихся в нашей стране женщин. Она встретила меня очень приветливо, начала расспрашивать, как живут мои родители, брат и сёстры, узнала, что у меня уже маленький сын, обещала помочь, велела прийти через неделю. Я пришёл. Екатерина Павловна мне улыбнулась, сказала, что говорила обо мне ТАМ, что ей обещали устроить меня на канале. Я должен явиться к секретарю самого начальника Дмитлага Фирина и сказать ему, что обо мне звонил Буланов…

Приехав в Дмитров, я поднялся в гору в Борисоглебский монастырь. На двери табличка с золотыми буквами: «Начальник Дмитлага и заместитель начальника ГУЛАГа С. Г. Фирин». Я вошёл в просторный кабинет, показавшийся мне роскошным, с креслами, с диванами, с большим столом для заседаний. За огромным столом сидел плотный военный с четырьмя ромбами в петлицах, черноволосый, с крупными еврейскими чертами лица. Его красивые чёрные глаза уставились на меня. Он протянул мне свою чересчур мягкую, как батон хлеба, руку.

– Князь Голицын изволил пожелать поступить на работу на канал? – спросил всесильный чекист.

– Да, – пролепетал я, – мне больше некуда. В Шатрове живут мои родители.

– Почему же вы, когда вам в отделе кадров отказали, не обратились прямо ко мне, а сунулись окольными путями?

– Я считал, что это совершенно безнадёжно.

– Начальника отдела кадров, – бросил Фирин в трубку, а через несколько секунд добавил. – Сейчас к вам явится князь Голицын, оформить его. – Он вторично протянул мне свою мягкую руку и милостиво изрёк, – желаю удачи.

… Екатерину Павловну я увидел ещё раз в Доме детской книги в 1962 году на торжественном юбилее Маршака. Была она совсем старая, столь хрупкая, точно из фарфора, и была по-прежнему ослепляюще красива… Позднее я узнал о её смерти. Она скончалась в 84 года. Пусть эти строки будут моей благодарностью. Она спасла меня. А скольких тысяч несчастных она избавила от гибели! Вечная ей память.

Сергей Михайлович Голицын.