Читать книгу Издалека долго. Том II - - Страница 8

Щаплеевские не решились высадиться в Ярославле, потому что видно было занятый красными железнодорожный Николаевский мост и слышно было с реки, как бомбят город.

– Я вам не советую выходить здесь – пропадёте. Укрыться вам в городе негде и никого почти не знаете. Пробирайтесь на юг, к Астрахани – предложил Серафим.

– Чувствую, без предательства не обошлось, но ещё посмотрим. Надо где-то залечь и оглядеться, – ответил Бор.

– Линяйте за границу, отсидитесь немного, а там видно будет, – продолжал капитан. – Во Франции моих навестите, они вас приютят. Я письмо и посылку приготовил. Ты бы зашил внутри жилетки, вдруг пригодится. В крайнем случае деньги, что в конверте, истратишь при необходимости. Адрес девчонок написан внутри.

– Ладно, попробуем. До Европы добраться сейчас будет не просто, отсюда бы выбраться, – досадовал Борис.

– В Нижнем Новгороде и в Самаре есть, где приткнуться, – сказал Василий Степанович, удручённый положением вещей, но, как обычно, никогда не сдающийся. Его предпринимательский мозг работал на полную катушку.

Серафим на полном ходу проследовал мимо Ярославля до Костромы. Губернский город гудел и гремел орудийными разрывами, выстрелами и грохотом. Редкие жители двигались перебежками, основная масса отсиживалась по подвалам и по домам…

– Увидимся ли?

– Как доведётся, – они обнялись, Щаплеевские спрыгнули на берег Костромы.

– Рыбинск, я вернусь, – твёрдо произнёс над Волгой Борис, глядя в сторону запада.

Серафим скомандовал отдать швартовый…

Отец и сын две недели маялись по Волге, пока не приплыли в Самару. Здесь они узнали, что царская семья во главе с Николаем II расстреляна большевиками в Екатеринбурге. В городе, в отличие от Нижнего Новгорода, правили эсеры, члены разогнанного Учредительного собрания и представители Чехословацкого корпуса. Эсеры, захватившие в городе власть 8 июня, провозгласили Комитет Учредительного собрания (Комуч) и сформировали Народную армию под командованием подполковника Каппеля В. О., предлагающего действовать, а не держаться занимаемых позиций. Чехи не поддержали командующего, Борису же идея Каппеля была по душе. Беглецы решили остановиться здесь у старого приятеля и компаньона Василия Степановича, Умова Викария Глебовича, и записаться в армию. Седьмого августа они участвовали в успешном взятии Казани, правда, 10 сентября превосходящие силы Красной армии отбили Казань, а затем Симбирск и Самару. Дежуривший часовым на пристани, Василий Степанович обидно получил ранение в бок шальной пулей. Борис отвёз отца в лазарет и не отходил от него, пока не вытащили пулю, и раненый не оклемался, чтобы перемещаться. Борис решил эвакуировать отца в Астрахань, где у них жил родственник по материнской линии.

– Борис, Родина, семья, Волга – это важно, это главное, но сохраняй спокойствие. Поступай по совести и по обстановке, – говорил отец, предчувствуя близкий конец. – Никогда не теряй головы!

– Пап, всё будет нормально, – отвечал Бор, укрывая отца шинелью от гуляющего над плывущей баржой ночного ветерка. – Через десять дней будем в Астрахани.

Ранение не казалось тяжёлым, но Василий Степанович подхватил малярию и перед самой Астраханью скончался. Бор, злой и невменяемый, похоронил отца на городском кладбище и тылами стал пробираться к адмиралу Колчаку Александру Васильевичу, совершившему военный переворот в Омске и провозгласившему себя «Верховным правителем России». 24 декабря Борис штурмовал Пермь, которую армия белых взяла. С объединением Западной, Сибирской, Оренбургской и Уральской армий в единую Восточную армию Колчаку в марте-апреле 19-го года удалось захватить Уфу, Ижевск, Воткинск и освободить Урал. Борис торжествовал, но под Казанью и Самарой красные нанесли белым жестокое поражение и, продолжая наступление, заняли в августе Екатеринбург и Челябинск. На захваченных территориях лютовали обе стороны конфликта. Контрудары белых на Ишиме и Тоболе не имели успеха и Колчак лишился Омска, своей столицы, откатившись в Иркутск, где восставшие эсеры захватили город, штаб белой армии с Колчаком и в начале февраля расстреляли сдавшего командование адмирала. Его приемник, атаман Семёнов Г. М., спешно произведённый в генералы, успеха не имел и под давлением красных с остатками белогвардейцев ушёл в Маньчжурию. Так Борис оказался за границей, перебравшись в самый русский китайский город Харбин… Легко говорить, а попробуй, пройди огромную страну своим ходом с потерей боевых товарищей, с многочисленными смертями, в античеловеческих и в антисанитарных условиях…

В Иркутске Борис написал в Рыбинск письмо и послал почтой на имя Масленниковой Ангелины, жившей под одной крышей с братом Глебом и его семьёй. Девушка догадалась и передала весточку Ирине, которая, прочитав письмо, тут же сожгла его. Ей стало ясно, что муж пропал надолго, потому что Советская власть установилась по всей стране, а он против неё воевал. К тому времени у Иришки родилась дочь, Анечка, похожая на маму, а у Евы – Мария, вылитая Серафим. Борис ничего этого знать не мог и понимал, что его изгнание непоправимо.

Борис уберёг капитал, вывезенный из дома, купил небольшой домик из трёх комнат, написал брату в Италию и во Францию на всякий случай и начал заводить знакомства, чтобы открыть какой-нибудь бизнес. В ресторане «Биржа» он обратил внимание на знатного японца из консульства, который раз в неделю посещал заведение со своей дочерью. Она была необыкновенно хороша: тонкая, высокая, с бледной, почти прозрачной кожей, тонкими чёрными чертами лица и выразительными восточными глазами.

Бор решил открыть свой ресторан. Он выкупил старый дебаркадер, отремонтировал его и открыл плавучий ресторан «На Сунгури». Река притягивала его, ведь он скучал по Волге и Рыбинску. У него было шикарное заведение, и как-то японец с дочерью заглянули к нему в гости. Борис не удивился, но пристально наблюдал за столиком высокопоставленных гостей и не зря. Два подвыпивших бывших русских офицера в форме стали неприлично приставать к японцам. Борис подошёл, взял их за шиворот и выкинул через балкон прямо в воду под аплодисменты посетителей. Это было эффектно, и так он познакомился с Херовато Мизукой и её отцом Акирой. Мокрым офицерам он позже хорошо заплатил с тем, чтобы они не появлялись на его горизонте, а дипломат пригласил Бориса Щаплеевского к себе домой и угощал сакэ.

– Здравствуйте, Бори-сан, проходите пожалуйста, – произнесла Мизука с небольшим акцентом, удивив несказанно гостя.

– Здравствуйте, Мизука, – приветствовал Бор, – Откуда знаете мой язык?

– У меня мама была русская из Симбирска, а я работаю с отцом в посольстве Японии – обязана владеть двумя иностранными языками, – ответила девушка.

– Какой же второй?

– Французский. Я собиралась в Европу, но началась война, и моя поездка отложена на неопределённый срок.

– Я могу составить Вам компанию, только вот жду известий от родственников из Италии и Франции, – признался Бор, не понимая, почему вдруг стал таким разговорчивым с японочкой, явно выуживавшей информацию.

– Какой Вы быстрый!

– Не быстрый, а решительный, – сказал Бор и перевёл стрелки. – А что означает имя Мизука?

– Красивая Луна.

– Я ожидал что-либо в таком роде, но Вам очень подходит.

– Спасибо, Бори-сан. Что означает Ваше имя?

– Дремучий лес, – усмехнулся Бор и прошёл вместе с девушкой в гостиную.

– О-о, дремучий лес и красивая Луна – это Куинджи.

– Днепр и Луна – это Архип Иванович Куюмджи, но пусть будет по-Вашему.

Отец Мизуки не понимал и не говорил по-русски, переводила дочь, однако они мило провели вечер, сыграв партию в шахматы, которую Бор неосторожно выиграл, чем зацепил гордого японца, и теперь при встрече Борис вынужден был переставлять фигуры вместо того, чтобы щупать женские прелести японской красавицы.

Борис не был наивным. Он понимал. что является прекрасным прикрытием для разведывательной работы Мизуки, кроме того, русский парень умел пилотировать, разбирался в авиации и военном деле, имел высшее образование, неплохо знал французский и немецкий языки. «Чего лукавить, свет решил, что он умён и очень мил» – контрразведка Японии сделала на него ставку. Для Бора выказался отличный шанс уехать в Европу с финансовой и силовой поддержкой островного государства. Парень принял гражданство Японии, продал выгодный бизнес, расписался с Мизукой, по -существу став двоеженцем, и, как только их прелестной дочке, Масуми, исполнилось два годика, счастливых супругов отправили во Францию, в Нант. От Глеба он не получил ответа – видимо, письмо не нашло адресата.

Борис носил теперь фамилию жены – Херовато…