Читать книгу Мирдрево: оковы - - Страница 3

Царила тишина и обволакивала собой каждый сантиметр. Коридор протянулся линией, и в его концах – по арочному окну с серебряной рамой; а по потолку тянулась череда серебряных цепей с чашами. В их объятиях кружевных бортов парили белые сферы и источали прохладный свет.

Сфера света – или сфе́све – является одним из основных источников света в поселениях кланов.

Тихий, выученный шаг отражался от стен и потолка приглушённым эхом. Множество проёмов с полотнами по обе стороны вели в точные копии комнатки Ирис. Идя мимо них, она видела, что часть проходов была открыта; хотя обычно, когда она шла по коридору, они все были закрыты.

На половине коридора – справа находились три двери из серебра. За ними находились общие ванные комнаты, которые использовать позволялось, конечно же, по одному. Слева был поворот – единственный выход из жилого корпуса учеников. После поворота и дверей продолжалась череда проходов, но проёмы не имели полотен. В тех комнатках не стояли глиняные кувшины, на табуретах не лежала одежда, створки окон всегда были закрыты, а сундучки – пусты. И только три последних проёма имели двери – такие же, как и в центре.

Отчего-то Ирис всегда отталкивало то, что храм не имел плит и стыков. Точно всё здание было высечено из гигантского куска мрамора, включая перила и колонны, или оно было слито из его крупных частей в единую, массивную конструкцию.

Ирис вышла на пустой балкон с перилами. Он протягивался от края до края; напротив – такой же балкон. Их подпирали необъятные колонны, а на потолке между ними на цепях свисали пустые чаши для сфесве как в коридоре. Слева находились лестницы-близнецы с одной переходной площадкой и смотрели друг на друга, а между ними высился проход и вёл в полутёмный, меньший зал. Справа между балконами в высоту двух этажей возвышалось единственное окно с толстой серебряной рамой.

Ирис подошла к перилам и посмотрела в правую часть зала, где в два ряда стояли строгие скамьи из серебра с тканевыми сиденьями. Ирис посмотрела на окно и устремила взгляд, наполненный благоговением, перед ним – на крупную статую из белоснежного камня.

Косые, утренние лучи последнего дня августа тысяча триста шестьдесят второго года освещали помещение и рассеивались от ветвей статуи дерева с редкими листьями. Внешне оно было похоже на дуб, но массивнее и величественнее, без плодов, а листья были овальными. Взгляд Ирис блуждал по линиям раскидистых, извилистых ветвей – они тянулись к потолку и в стороны. Опустившись ниже, взгляд извивался с линиями толстых корней. И как в завершающей точке белокаменного лабиринта взгляд уткнулся в центр ствола. Там находилось ромбовидное дупло – в нём грани выпирающего на половину кристалла, высеченного из этого же белого камня.

Ирис наполнилась печалью и переместила взгляд к подножию статуи – будто искала прибежища, которого там не было; и она это знала. Глаза, точно пересчитывая, отскакивали от макушек пяти голов из этого же белоснежного камня: по две головы на ряд скамеек, и одна между ними. Детальные бюсты находились на колоннах-пьедесталах среди корней, точно в их объятиях. Отскочив от крайней головы, Ирис стала ещё печальнее и отвела взгляд левее.

Первый этаж являлся почти пустым залом. Все присутствующие различных возрастов были облачены в такое же одеяние, как и у Ирис – такая же обувь, так же коротко подстриженные волосы, и ни у одного мужчины не было растительности на лице. Взгляд Ирис перебегал от одного Жреца к другому – они ходили как песочные тени и, надев бесцветные лица, почти не разговаривали. А те, кто стояли или сидели – почти не имели движений и будто позировали для картин.

Ирис не хотела быть как они, но она старалась – притворялась, следовала правилам, лгала себе и им.

Иногда Ирис в этой условной тишине хотелось закричать. И мысль, что когда-нибудь она и в самом деле это сделает всегда порождала улыбку; породила и сейчас.

Иногда Ирис казалось, что в этой условной тишине было возможно услышать чью-нибудь мысль; или кто-нибудь, не дай Мирдрево, мог услышать её мысли – и тогда бы её ждал Суд. И улыбка погасла.

Ирис взглянула на пустой проём балкона-близнеца. Она ни разу там не была, но знала, что там такой же коридор, с такими же одинокими комнатками; и что скоро одна из этих комнаток будет её. Ещё раз взглянув на белоснежную статую, Ирис вздохнула и направилась к лестнице.

Спускаясь по первому пролёту лестницы, Ирис вела правую руку по перилам и краем глаза посматривала под балкон у статуи. Возле её корней и частично под балконом находилась группа старших учеников в пять человек. Им было примерно столько же лет, как и Ирис, но она не принадлежала к этой группе; она никогда не принадлежала ни к какой группе – ни младшей, ни старшей. И как часто это бывало, в Ирис возникла смесь эмоций: с одной стороны она испытывала досаду от того, что не занималась вместе с остальными учениками, но с другой – она была этому рада.

Старшие ученики сидели на плетёных ковриках – скрестили щиколотки, опустили головы и прикрыли веки. Спокойные лица, но в каждой линии была сосредоточенность, а в линиях тела – собранность, усилие. Между ними ходила женщина и следила за погружением пристальным, чутким взглядом. В ком-то из учеников Ирис улавливала напряжение даже на расстоянии, будто они источали его прозрачными волнами.

Спустившись на переходную площадку, которая упиралась в стену, Ирис остановилась перед первой ступенью второго пролёта лестницы. Что-то было не так – что-то не соответствовало рутине. Часть Ирис укуталась в тревогу и смятение. А часть трепетала в предвкушении того, что нарушило рутину – и огонёк странной надежды вспыхнул в глазах.

Послышались шаги, шарканье и эхо которых разносилось громче чем должно быть. И когда Ирис увидела, что к проходу приближается группа из одиннадцати детей в возрасте шесть-семь лет – лицо прокисло разочарованием и померкло.

Это часть рутины, хоть и не ежедневная.

Дети были одеты в такую же одежду: чуть свободные штаны и туника – но из бежевой ткани; некоторые из них были босыми, остальные в обуви – такой же как у всех; волосы были средними или длинными, у нескольких были убраны в простые причёски (хвост, коса, две косы), а у остальных – распущенные. Жрец, который сегодня так же являлся и учителем, вёл группу за собой. Он был высоким и худым, имел светлую кожу, светлые волосы и голубые глаза.

Только маленькие ноги переступили линию в проходе как привычная рутина Жрецов переменилась. По велению их учительницы, старшие ученики вышли из погружения, точно разумом выныривая из глубокого колодца, и последовали за ней к проходу. Остальные устремились под балконы, под которыми находилось по три строгих двери из серебра.

Но несколько Жрецов осталось. Один мужчина сидел в стороне на коленях и, положив руки на ноги, макушкой опущенной головы смотрел на статую дерева. Трое – женщина и двое мужчин – стояли на балконе старших и обсуждали что-то так тихо, что отголоски шёпота едва были слышны. А одна женщина сидела на скамье правого ряда скамеек и смотрела в сторону.

Извечная прохлада и массив мрамора давили на маленьких гостей – они держались вместе, соблюдали тишину и озарялись по сторонам. Когда старшие ученики прошли мимо них, сопровождающий учитель-Жрец вышел вперёд и развернулся к детям.

– Добро пожаловать в храм, – сказал он обычным тоном, который для находящихся жильцов этого места прозвучал как гром. Они в невольности бросили на собрата по роли быстрые взгляды, не выражающие ничего. И только женщина на скамье не шелохнулась. – Как вы знаете, мы – Жрецы. Меня зовут Алте́й, и сегодня начинается ваше просвещение.

Ведя рукой по перилам и желая отсрочить собственный урок, Ирис спускалась и наблюдала за детьми. Они шли между рядов скамеек и поглядывали на странную женщину. Ирис присмотрелась к ней – и поняла любопытство и тревогу на детских лицах.

Замерев в сидячем положении и положив ладони на ноги, женщина смотрела сквозь стену и тонула в глубинах прострации с обрывочными, скачущими мыслями – будто дремала с открытыми глазами. Ирис поняла, что эта та, про кого вчера упоминал наставник – его соседка через стену, старшая Жрица, у которой погружение в Грань закончилось проблематично и теперь она восстанавливается от смещения.

Алтей привёл детей к статуе и бюстам в её корнях; Ирис встала на последней ступени и облокотилась на верх квадрата столба, которым оканчивались перила. Стоя лицом к статуе, Алтей положил ладонь на солнечное сплетение, прикрыл веки и, не сгибая колен, поклонился головой и корпусом как одной линией – замер в позиции буквы «г» на три секунды и выпрямился. Дети смотрели на Алтея с восхищением – они видели этот поклон ранее, но не в исполнении Жреца.

Алтей развернулся к группе детей и начал:

– Сегодня ваш первый и вводный урок, потому что в вас начала проявляться магия. – После этих слов глаза детей засверкали, и они обменялись возникшими улыбками. – Настолько, что вас учат её контролировать.

«И усиливают контроль над вами.», – подумала Ирис.

– На сегодняшнем уроке и в последующие от представителей различных ролей, вам будет рассказано о важном и необходимом. Кто-то из вас, разумеется, уже что-то знает, но во время уроков соблюдайте тишину. Вы можете что-то сказать, только когда к вам обращаются или задан вопрос. Вы можете что-то спросить, только когда предоставляется для этого возможность. – Алтей выдержал паузу, дождался, когда головки закивают, и продолжил: – В последующие годы за вами будут наблюдать и в будущем, когда вам исполнится одиннадцать-двенадцать лет пройдёт отбор и вам определят ваши роли.

«В независимости от того, что вы хотите и думаете. Никто даже не будет спрашивать, что вы об этом думаете, потому что уже известно, что вы должны об этом думать.»

– А также вас выберут себе в младшие ученики наставники.

«И здесь у вас тоже нет права голоса. У вас нигде нет права голоса.»

– Итак. Как вы знаете, эта статуя изображает Мирдрево – создатель и наблюдатель, Мать и Отец, душа и сердце мира, защитник, источник магии, источник жизни, а значит и нас самих. Другие названия, которые сейчас уже не используются: Великое Древо или Древо Мира.

Как и все, Ирис никогда не видела Мирдрева. Но в отличие от других, она иногда видела что-то в своих странных и ускользающих снах. И сейчас их компиляция наслоилась друг на друга в быстром мазке. На секунду в голове Ирис возник размывчатый, но яркий, образ великолепного и колоссального дерева в божественном свете. Серая кора точно камень источала серебряно-лунное сияние, а изумрудный кристалл, который называют ядро, был как сердце – дерева, мира, Ирис; и он был налит энергией жизни. Солнце будто светило только для Мирдрева, а оно делилось им с его детьми.

Алтей встал у крайнего бюста напротив левого ряда скамеек, и продолжил урок:

– Очень давно, ещё до начала исчисления, наши родные земли – огромный архипелаг островов Изумруд и континент Серп – сотряс Магический катаклизм. Ма-ка. Странные вещи происходили с Гранью и её посещение стало смертельно опасным. Земли стонали от стихий, а дальние разрушились. Магия, и соответственно всё что нас окружало, работала с перебоями. Многое было разрушено, многое было потеряно. Это повлияло и на людей – много жизней ушло раньше срока. И когда Мирдрево, применив защитную силу, стабилизировало мир – всё стихло. Но само Мирдрево, по не ясным нам причинам, опустилось в глубокую дрёму. А народы ударились в панику.

Алтей посмотрел на белоснежные бюсты с благоговением и вернул взгляд на группу детей. Несмотря на то, что они уже что-то знали об истории, они внимали каждому слову.

– Именно тогда к нам спустились с их парящих островов первородные, – Алтей лаконичным жестом руки указал на бюсты, зная, что дети и так знают, что это они. – И, прежде державшиеся в стороне, они стали частью народа, его благословлёнными лидерами, стражами мира, божественным земным воплощением Мирдрева. Они провели Глоб – Глобальное объединение – и народы, жившие всегда в мире, стали по-настоящему едины, стерев все границы и стали одним народом. Первородные помогли восстановить земли, меняя их и всё что нас окружало к лучшему. И именно с их приходом началось исчисление. Спустя века после Ма-ка, когда мир обрёл былую стабильность и Мирдрево начало пробуждаться, произошёл новый магический катаклизм. Иной, но удар был силён. Из-за его отличий и сокрушительной силы он получил название – Великая катастрофа. Ве-ка.

Смотря на детей в упор, Алтей чуть наклонил голову, а на верхнюю часть лица будто опустилась тень.

– Он возник как вспышка. Земли тряслись, города разрушались. Вода лилась с неба и громыхал ужасающий гром с молниями, ударяющими в наши земли. Алые тучи тяжелели и сгущались. Высокие волны разбивали берега нашего огромного архипелага. А вулкан, что был на Серпе, извергался и разбрасывал пепел.

Сделав паузу и, точно удовлетворившись напуганными глазами детей, Алтей выпрямил голову и продолжил в прежнем тоне:

– Магия работала с перебоями, магические предметы выходили из строя, а какие-то разрушились. Это повлияло на пробуждающееся Мирдрево, – Алтей указал на кристалл дерева, – и ядро треснуло.

Раздались ахи. А сердце Ирис защемило от одной мысли об этом ужасе.

– Именно первородные остановили разлом ядра Мирдрева, защитили его и нас. Объединившись, они применили сильную, иную от нашей, магию и сумели создать нечто, что втянуло в себя источник катаклизма. Но так вышло что эта концентрированная магия отразилась, ударила в них, и распалась. А от удара распались и тела первородных. Они не умерли, такие как они просто так не умирают. Лишившись телесных сосудов, их сущности, истощённые и раненные, погрузились в спячку. А Мирдрево, так и не пробудившись, снова впало в глубокую дрёму. Которую мы, Жрецы, сравниваем с комой. Народ покинул погибшую и разрушенную родину девятьсот восемьдесят лет назад и прибыл на необитаемый континент, на котором мы проживаем сейчас. И как вы знаете, мы называем его – Прибежище.

Алтей перевёл взгляд на бюсты:

– Когда-нибудь, тела первородных переродятся, а сущности восстановятся и обретут свои сосуды – и первородные воскреснут.

Следующие слова Ирис, шевеля только губами, проговорила вместе с временным учителем:

– Первородные вернуться к нам – восстановят родину, вернут заблудших к истине, пробудят Мирдрево, и настанет мир и гармония.

Дав детям время, Алтей собрался для следующей части урока. Ирис взглянула на проход и подумала, что ей нужно идти. Но она не сделала ни шагу.

– Вы, разумеется, знаете имена наших первородных, и немного о них. Но сможете ли вы сказать кто из них кто?

Дети устремили взгляды на детальные лица, высеченные из белого камня. Дети, разумеется, знали кто из них кто. Но, не зная риторический это вопрос или нет, никто не решился подать голос. Алтей, явно удовлетворённый этим, точно дети прошли какой-то тест, указал на первый бюст рукой.

Утончённое лицо мужчины с высокими скулами и прямым носом. Длинные волосы опускались ниже плеч и касались колонны пьедестала, а передние пряди были отведены назад и от затылка заплетены в тонкую косичку.

– Кама́н – покровитель ремёсел, изобретений и Ремесленников.

Рука Алтея указала на следующий бюст. Женщина с сердцевидным лицом и с раскосыми глазами, внешние уголки которых точно указывали на виски. Длинные волосы были заплетены в три косы, а из них была сплетена одна.

– Ойса – покровительница хищных животных, смерти и Охотников.

Алтей прошёл ближе к центру, где затылок бюста смотрел на ядро в ромбовидном дупле Мирдрева, и указал рукой на голову. Лицо мужчины с широкими нижними скулами, густыми бровями и носом с горбинкой. Распущенные, волнистые волосы опускались немногим ниже плеч и были убраны за уши.

– Ано́ас – покровитель веры, целительства и Жрецов.

Алтей сделал пару шагов и встал напротив правого ряда скамеек, где до сих пор в прострации сидела Жрица. Рука Алтея указала на следующий бюст. Женщина с округлым лицом и курносым носом. Распущенная, объёмная и длинная копна кудрявых волос; и, утопая в них, был надет венок из цветов.

– Ми́тта – покровительница природы, растительноядных животных и Флор.

Рука Алтея указала на последний бюст. Женщина с овальным лицом, пухлыми губами и крупным носом с широкими ноздрями. Множество тонких косичек было убрано в большой, слегка небрежный пучок.

– Тиа́ни – покровительница мудрости, знаний и Хранителей.

Опуская руку, Алтей вернулся к бюсту Аноаса, встал к нему спиной, лицом к детям, и перешёл к следующей части урока.

– Спасаясь с разрушенной родины, наши предки успели многое взять с собой. Например, как наш храм. – Увидев вопросительные лица, которые не могли открыть рты, Алтей пояснил: – У нас есть специальное изобретение – про́куб. Пространственный куб. – Он показал примерные габариты руками, и они были немногим больше головы. – Вещи, артефакты, или даже здания можно с помощью магии поместить внутрь прокуба для сохранения или переноски на расстояния.

Послышалось несколько изумлённых ахов. Вероятно, дети пытались представить как целое здание помещалось в таком маленьком, магическом ящике.

– Это сложная и тяжёлая магия, этим занимаются только Совет и некоторые из Хранителей. И только в особых случаях. Например, для хранения чего-то важного. Или, когда клан снимается с места для поиска нового и нам нужно переместить важные вещи, в том числе два здания: этот храм и хранилище. Или, когда что-то нужно взять на Собдо́м – Собрание дома. Или на Велсо́б – Великое собрание. Но о прокубе вам подробнее расскажут Хранители и Ремесленники. А сейчас ещё немного о храме.

Алтей выдержал небольшую паузу и, сглотнув, смочил горло.

– Нашему храму больше тысячи лет, но сколько точно мы не знаем. Ведь он был построен в дни до Ве-ка. Храм – физическое место сосредоточения нашей веры и связи с Мирдревом. И он – место, где Жрецы живут и несут долг своей роли. Мы поддерживаем тонкую связь с нашими умершими и спящим Мирдревом. Мы помогаем и сопровождаем пришедших в храм в их молитвах. Мы поддерживаем веру и надежду нашего клана. Так же в наших руках лежат несколько обязанностей и традиций, такие как: свадьба, похороны, рождение, выдача имени, организации постов. Мы заботимся не только о душах, а также и о телах. Ведь мы способны направлять нашу магию особым образом и исцелять.

Кто-то из детей чихнул, Алтей смерил мальчика быстрым, недовольным взглядом – прокашлялся, и продолжил:

– У нас есть отдельная, небольшая группа Жрецов. Она ежедневно ищет по Грани местонахождение нашей родины, пытается нащупать её вибрации и энергии. Так же эта группа ищет наших первородных, знаки их воскрешения и возвращения. И также она всегда высматривает признаки возможного магического катаклизма, чтобы в этот раз мы были готовы. Мы называем их гра́ники.

Алтей взглянул поверх макушек детей на Ирис – та внутренне сжалась, и едва сдержала порыв чтобы не убежать. А Алтей вернул взгляд на детей и продолжил:

– Именно граники выдают имена новорождённым. Для этого они входят в особую связь с Гранью. Она называется переломное погружение. И с помощью этой практики граники вылавливают подходящее имя, которое было дано Мирдревом. Все Жрецы могут использовать погружение и войти в Грань. Но именно граники самые лучшие в этом, они сосредоточены только на Грани и посвящают этому всю свою жизнь.

От последних слов Ирис померкла. Алтей, мысленно перебирая уже сказанное, выдержал паузу. И, кивнув себе, он продолжил:

– Это общее описание нашей роли, а…

Дальнейшие его слова растворились в печали Ирис – она перевела взгляд на проём на балконе учеников и вспомнила как поднималась по лестнице за первым Жрецом в первый раз.

*

Через окно в два этажа на статую Мирдрева, зал и балконы падал тёплый свет жаркого, летнего дня. По ступеням поднималась маленькая, но не хрупкая, шестилетняя Ирис. Загорелая, длинные холодно-коричневые волосы были распущенны и растрёпаны; бежевая одежда, а босые ноги с земельными разводами чувствовали холод и гладкость мрамора.

Ирис подняла взгляд на затылок первого Жреца. Высокий, стройный и широкоплечий мужчина, а идеальный череп, очерченный короткой стрижкой рыжих волос, казался Ирис странным.

Мирт провёл Ирис по коридору до конца и встал возле последнего прохода у окна. Ирис помнила, что Мирт никогда к ней не наклонялся, не опускал голову, только переводил вниз глаза – и снизу это часто выглядело не дружелюбным или жутким.

И Мирт, опустив на Ирис лишь тёмно-зелёные зрачки, мягким жестом указал внутрь. Несмотря на наличие предметов, крошечная комната ощущалась Ирис пустой и тяжёлой.

– Там твоя новая одежда, – сказал Мирт.

Повернувшись, Ирис увидела, что он указывал на табурет. На нём лежал ровный квадрат одежды песочного цвета, а под ним стояла обувь.

– Ремесленники сшили тебе подходящий размер. Переодевайся. Мы проведём тебе инструктаж по храму, а вечером – подстрижём. У тебя будет несколько дней на освоение, пока мы, учитывая уникальность обстоятельств, дорабатываем твой план обучения. Не медли. – И Мирт задёрнул полотно.

Оставшись одна, Ирис развернулась и смотрела на комнатушку перед собой; и чувствовала себя маленькой как муравей. А когда шаги Мирта стихли, в коридоре послышались шепотки двух самых младших учеников одиннадцати лет. Точнее они были самыми младшими до появления Ирис.

Как Ирис сказали позже – она стала самой молодой ученицей, которая когда-либо была, и это учитывая все роли, во всех кланах всех домов. Ирис прекрасно помнила то неподъёмное для маленьких, хоть и крепких, плечиков давление; и ответственность, которую она тогда не понимала. А никто и не пытался ничего объяснить. Они только говорили, что делать, как и когда; и при этом имели стопку ожиданий и надежд.

Ирис помнила, как в первые года ей с трудом удавалось отодвинуть тяжёлое полотно, которое должно было быть всегда отодвинуто при выходе из комнатки. Для этого, Ирис будто тайком, использовала табурет – неся, а не толкая по полу; после возвращала его на место и укладывала в ровный квадрат белый комбинезон. В первое время это занимало много времени, как и основная одежда. А кувшин с водой постоянно менял место в пределах пяти сантиметров.

Ирис помнила взгляды: младшей и старшей группы. И Ирис помнила странную смесь досады и облегчения, когда не занималась вместе с другими учениками; и ту странную скованность и напряжение в общие, редкие с ними уроки, которые позже перестали случаться.

Ирис до сих пор ловила на себе взгляды учеников, в том числе из других ролей, и также взрослых жителей клана; изредка слышала их шепотки – и чувствовала себя ещё более обособленной чем в детстве. И ни тогда, ни сейчас Ирис не лгала себе, когда вспыхивало желание-мысль: что она просто хочет быть как все, просто хочет вписаться в клан.

*

Воспоминание увядало и Ирис снова слышала голос Алтея – как монотонное бормотание. Ирис почувствовала, что в спину упирается взгляд – и остатки воспоминания и его производные мысли остекленели и осыпались осколками. Ирис вздохнула, стёрла с лица печаль и надела спокойствие Жрицы – уткнулась ладонью в тупой угол квадрата перил и развернулась.

Наискосок от лестницы у прохода стоял Флокс. Худой мужчина среднего возраста со светло-смуглой кожей, чёрными, короткострижеными волосами, с длинным носом и узким подбородком; а серо-голубые глаза смотрели на свою единственную ученицу. Флокс кивком головы указал внутрь второго зала, направился в ту сторону и исчез из поля зрения Ирис.

В речи Алтея настала пауза, и поднялась неуверенная рука белокурой девочки.

– Да? – сказал он. И Ирис сошла с последней ступени.

– А почему первородные? – сказала девочка. Ирис шла к проходу и не смотрела в сторону вводного урока. – Точнее… я имела в…

Рука Алтея оборвала девочку – он кивнул, и дал ответ:

– Они первородные – первые дети Мирдрева. Как вы знаете, всего их пять. Идеальные, божественные и могущественные. Второродные – вторые дети Мирдрева, те кто пришли позже – это духи.

Дойдя до прохода, Ирис остановилась – обернулась и устремила взгляд на Алтея.

– По численности их всегда было меньше, чем людей. Они как смесь физического и нефизического, могут иметь разные формы и размеры, большинство похожи на дивных животных, а изредка во внешности подобны нам. Когда-то давно, в дни до Ве-ка, они жили рядом, а часть их среди нас в городах. Но после Ве-ка их никто не видел. Мы не знаем, остались ли они на погибшей родине или подались куда-то ещё. Так же, как и не знаем, почему не последовали за нами. И третьеродные – те, кто пришли третьими – это мы с вами, люди. Физические творения из плоти и крови, но с магией в наших сущностях, что мы обычно называем душа. И в большинстве случаев, мы не говорим второродные по отношению к духам, и третьеродные по отношению к людям. Просто: духи и люди.

Зная, что медлить больше нельзя, Ирис отбросила голос Алтея в сторону, ускорила тихий, выученный (или как она иногда в голове шутила с кислым лицом: вымученный) шаг и вышла из главного зала.