Читать книгу Гости из будущего. Дилогия. Часть первая. Коридор времени - - Страница 5

рассказывает о том, как в процессе съёмок фильма могут возникать ссора с главным режиссёром на почве расхождения взглядов на некоторые аспекты истории и жизни.

До Бобруйска мы добрались довольно быстро, так как поочерёдно меняли друг друга за рулём. Раньше, когда существовал СССР, это был довольно скромный провинциальный город. Но после развала государства, он невольно изменил не только внешность, но и статус. Близость столичного города, ведь Бобруйск находился в 150 километрах от Минска, не могла не оказать на город благотворного влияния. Бобруйск нам понравился своей аккуратностью, спокойной размеренной жизнью без суеты, каким-то домашним уютом и приветливостью горожан. Да и вообще, как только мы пересекли государственную границу России, то нам сразу же бросилась в глаза идеальная чистота белорусских дорог, их ухоженность и прекрасное состояние.

Съёмочную группу по прибытию в Бобруйск мы нашли очень быстро. Ничего удивительного в этом не было, так как не каждый день в небольшой белорусский городок приезжал столь знаменитый гость из Москвы снимать фильм. Вообще новость о том, что в Бобруйск едет мэтр российского кинематографа Степан Зеркалович-Романовский, взбудоражила весь город задолго до его приезда. Поэтому, когда режиссёр прибыл со всей своей бригадой, то основной темой разговоров и дискуссий всех горожан от мала до велика стал спор: состоится ли премьера нового фильма в Бобруйске? И этот спор был неудивителен, ведь самую большую часть натурных съёмок знаменитый режиссёр собирался провести именно в окрестностях этого белорусского города.

«А где же ещё можно снимать такой фильм? Ведь именно здесь, у нас под Бобруйском, шли самые ожесточённые бои с фашистами!» – говорили друг другу горожане, забывая о том, что после начала Великой отечественной войны сражения происходили на огромном пространстве от Баренцева моря и до Чёрного. А бои под Бобруйском были всего лишь небольшим, но героическим эпизодом той долгой и жестокой войны. Безусловно, они внесли определённый вклад в будущий разгром фашистов, так как именно здесь, на рубеже по реке Березина от Бобруйска и до Борисова, наши войска впервые после двух недель тяжёлого отступления оказали ожесточённое сопротивление гитлеровским войскам и на несколько дней остановили стремительное продвижение немецкой 4-й танковой армии.

Итак, как я уже говорил, съёмочную группу мы нашли без особых усилий, так как она расположилась в самой большой и лучшей гостинице города. Сокольников хотел сообщить самому мэтру о нашем прибытии, однако режиссёр Зеркалович- Романовский встречаться и разговаривать с нами не захотел, а передал через своих ассистентов, чтобы мы занимали двухместный номер на втором этаже.

Почти весь остаток первого дня после приезда мы потратили на размещение, оформление, знакомство с участниками киноэкспедиции, короче говоря, провели его, как и полагается, в обычной предрабочей суете, поэтому время пролетело очень быстро и незаметно.

Вечером мы были приглашены в местный ресторан на торжественный ужин, который организовал Зеркалович- Романовский по случаю начала съёмок нового фильма. Нужно отдать должное щедрости режиссёра. Он не стал скупиться и экономить, поэтому столы были накрыты просто великолепно: в закусках и горячительных напитках недостатка не чувствовалось.

Во время ужина знаменитый режиссёр вёл себя вальяжно, но довольно демократично, много ел, в меру пил, остроумно шутил, смеялся и даже танцевал с местными девушками, неизвестно как оказавшимися в закрытом на спецобслуживание ресторане.

– Друзья мои, хочу провозгласить тост за успех нашего предприятия! – громко прокричал режиссёр, жестом руки остановив игру оркестра. После этого он лихо опрокинул полный хрустальный фужер водки и со всего размаха так грохнул его об пол, что многочисленные осколки блестящими искрами разлетелись по паркету обеденного зала.

– Ура!!! Ура!!! Ура!!! – трижды прокричали в ответ все присутствовавшие на вечере участники экспедиции.

– Друзья мои, друзья мои! – вновь поднял руку Зеркалович- Романовский, призывая разгулявшихся членов киногруппы к вниманию и тишине, – предупреждаю всех, что завтра утром выезжаем на натуру, поэтому прошу не опаздывать. Ждать никого не будем! Поэтому не переусердствуйте сегодня! – многозначительным и строгим взглядом он обвёл всех своих сотрудников.

– Хорошо! – громко прозвучало в ответ.

Утром следующего дня в вестибюле гостиницы невозможно было ступить. Члены киногруппы озабоченно сновали вниз и вверх по лестницам, но назвать это суетой было нельзя, каждый чётко выполнял свою работу. Мы с Димкой впервые участвовали в съёмках художественного фильма, и деловой подход режиссёра к работе мне понравился. Я, как человек военный, был приучен к дисциплине и любил порядок, поэтому сбор всех участников группы ранним утром в точно назначенное время, хотя ужин продолжался до глубокой ночи, вызвал и у меня, и у моего друга искреннее восхищение.

Наша съёмочная экспедиция довольно быстро прибыла на место. И опять организаторские способности Зеркалович- Романовского меня удивили. Если сказать, что декорации к фильму были хорошими, значило бы не сказать ничего. Траншеи, блиндажи и окопы в буквальном смысле этого слова отвечали всем требованиям и правилам строительства фортификационных сооружений. Думаю, что даже самый придирчивый специалист-сапёр не нашёл бы в них какого-либо изъянов и недостатков.

– Эй, вы двое! Это вы что ли военные консультанты? Ну, что скажете? – несколько фамильярно обратился к нам Зеркалович- Романовский, подойдя сзади, когда мы находились на дне окопа и придирчиво осматривал все эти добротно изготовленные полевые сооружения. Я стоял к режиссёру чуть ближе, чем Димка, поэтому он, посмотрев на меня, вновь спросил: «Ну что же ты молчишь, консультант?» Я не успел ничего сказать, так это вместо меня сделал мой друг.

– Да просто он не привык, когда ему «тыкают»! А потом здороваться надо, прежде чем спрашивать! – спокойно сказал Сокольников. Лицо Зеркалович-Романовского вспыхнуло огнём, он резко развернулся и пошёл прочь, не удостоив Димку ни ответом, ни взглядом. Его, то ли помощник, то ли секретарь, а может ассистент, но как потом оказалось, начальник личной охраны довольно грозно посмотрел на Димку и сквозь зубы процедил: «Попридержи язык, дядя, а то, как бы тебе его укоротить не пришлось!»

Парню на вид было лет под тридцать. Выглядел он этаким качком с бритым затылком и ростом под метр девяносто с лишним. Поигрывая бицепсами, он сделал шаг к окопу, где стояли мы с Димкой.

– Ты сам что ли укорачивать будешь? – ничуть не испугавшись угрозы, усмехнулся Сокольников. У крепыша после этих слов сразу же участилось дыхание, и раздулись ноздри, словно у молодого бычка. Он уже собирался спрыгнуть к нам вниз, но строгий оклик хозяина его остановил.

– Эдик, не отставай!

– Давай, давай Эдик, догоняй! Занимайся своим делом! – спокойно посоветовал Сокольников.

– Ладно, мужик, после переговорим! – оскалился Эдик и бегом бросился догонять своего знаменитого патрона.

Ни я, ни Димка не придали этому малозначительному эпизоду совершенно никакого значения. Так перебросились между собой парой слов, посмеялись, пошутили, да и пошли дальше осматривать окопы и блиндажи, через минуту забыв о разговоре с неприветливым режиссёром и его грозным охранником.

Вообще за годы армейской службы мне приходилось встречаться с людьми, занимавшими высокие посты и потому считавшими для себя правилом «тыкать» своим подчинённым, которые, по их мнению, были недостойны уважительного обращения. «Почему они так считали?» – мне не известно. Но таких было меньшинство, чаще мне всё-таки попадались достойные и воспитанные люди. Однако режиссёр, видимо, не относился к данной категории. Возможно, что это его поведение не было связано с издержками семейного или школьного воспитания. Скорее всё дело заключалось в другом. Просто, будучи человеком публичным, обласканным властью и общественностью, мэтр кинематографии в какой-то момент посчитал для себя возможным переступить через определённую границу нравственности, за которой начинается самое обычное хамство и банальное неуважение к достоинству человека. Конечно, такое высокомерие появляется не сразу. Оно вырастает постепенно, холится и пестуется по мере увеличения количества снятых картин, полученных премий, наград и регалий. Необходимо сказать, что этот недостаток, если его своевременно не увидеть, а, заметив, не придать особого значения, через некоторое время превратится в порок. Видимо именно такой изъян и возник у нашей знаменитости, и проявлялся он во всём: и в его выступлениях по телевидению, и в газетных интервью, и в общении с людьми. В конечном же итоге такое человеческое качество, как правило, постепенно порождает чувство непогрешимости, замешанное на высокомерии и тщеславии. Ну, а затем оно незаметно переходит в постоянную злобу к тому, кто позволяет себе любое, даже самое маленькое, критическое замечание в отношении человека, одолеваемого пороком себялюбия, ибо критика в таком случае ошибочно воспринимается, как покушение на собственную мнимую свободу. Ну, а злоба, как известно, есть вечный спутник мести…

– Эдик, я плачу тебе деньги и заметь большие деньги не за то, чтобы ты, как каменный истукан, стоял рядом и слушал, как меня оскорбляют. Мне какие-то мужланы просто хамят, а ты сопли жуёшь! – не оборачиваясь сквозь зубы процедил режиссёр.

– Степан Дорофеевич, не волнуйтесь, я приведу этого хама в чувство в самое ближайшее время и быстро вобью в его тупую башку, кто есть ху! – мгновенно отреагировал охранник.

– Вбей, Эдик, вбей! Мне наср… ть, кто он и откуда! Понял? Я всем плачу бабки, и этому консультанту тоже! А он от меня морду воротит, видите ли, я ему «тыкаю»! Ты им обоим, Эдик вправь мозги! А то, если один раз позволишь кому-то безнаказанно нахамить, потом открыто посылать будут на три буквы!

– Ну, что вы?! – хотел успокоить своего босса охранник.

– Да, да, Эдик! Будут посылать! Я знаю….

Вот такой разговор произошёл между маститым режиссёром и его телохранителем, пока мы осматривали декорации и естественно ничего не знали о его содержании и недовольстве режиссёра. Тут со съёмочной площадки до наших ушей донеслись отборные ругательства. Видимо, Димкин ответ здорово испортил настроение Зеркалович-Романовскому, и он теперь вовсю распекал своих сотрудников, решив на них сорвать свой гнев.