Читать книгу Любовь, комсомол и зима. Назад в СССР - - Страница 5

Обе тётушки, Капиталина и Василиса, с дядюшкой Аркадием встретили меня на железнодорожном вокзале областного центра, куда я приехала на электропоезде из Москвы. Они радостно махали руками, заметив меня через окно тормозящей электрички. Пока тётушки по очереди обнимали и целовали меня троекратно в щёки, дядюшка подхватил мои чемоданы. Эта искренне тёплая встреча растрогала меня, за всю свою жизнь я не могла вспомнить ни одного поцелуя от мамы… Я помнила как она целовала и обнимала мою младшую сестрёнку, но таких ласк по отношению ко мне никогда не было. Я чувствовала безразличие матери ко мне, хотя всячески старалась заслужить её доброе слово. Я прекрасно училась в школе, была активисткой, но моя мама не посетила в школе ни одного родительского собрания, на них всегда ходил отец и возвращался всегда довольный и гордый моими успехами.

А здесь, в этом чужом для меня городке, две практически незнакомые мне женщины, простенькие тётушки тискают меня по очереди, обнимают, плачут, прижимают к груди… Да, это было эмоциональным потрясением для меня – искренние и тёплые русские люди, такие душевные, как будто знали меня всю жизнь.

Старшая тётушка Василиса (Васеня) замужем за дядюшкой Аркадием, у них взрослый женатый сын, старше меня на 4 года, и дочка-подросток Оля, они живут в собственном доме с садиком в посёлке Заречный, в 15 км от Романовска Приволжского. Недавно Володя, сын тёти Васени и дяди Аркадия, получил от посёлка двухкомнатную квартиру в новостройке, как специалист-механизатор, у него двое детишек-погодков.

А у дядюшки Аркадия сложная судьба. Он воевал, попал в плен, затем в марте 1944 года был освобождён из плена советскими войсками, но в дальнейшем его осудили за, якобы, дезертирство или предательство (в семье не любят обсуждать это в деталях), отсидел, затем был сослан в эти края на поселение поднимать строительство, встретил тётю Васеню, а в 1956 году получил полную реабилитацию.

Посёлок Заречный довольно большой и активный: своя большая птицефабрика, обеспечивающая курятиной и яйцами не только весь район, но и область, агрохимическое предприятие по производству удобрений и конный завод, занимающийся разведением лошадей местной породы. Жизнь бьёт ключом! И центр посёлка выглядит гораздо современней и благоустроеннее, чем старая часть городка Романовск Приволжский, несмотря на то что он является районным центром.

Тётушка Васеня последние 20 лет проработала оператором в почтовом отделении посёлка, обслуживала и телетайп, и телеграф и сортировку корреспонденции, а сейчас вышла на заслуженный отдых заниматься внуками и домашним хозяйством. Она хотела чтобы я поселилась у них, мол и работу по специальности мне найдут легко, ну хотя бы в том же агрохимическом предприятии, да и комната Володи освободилась, и я могу проживать с ними как угодно долго.

Оленька, 15-летняя дочь, поздний ребёнок, кровинушка любимая, пухленькая розовощёкая девочка-хохотушка, физически развитая не по годам, дружит с пареньком Андреем, который буквально целыми днями пропадает у них в доме, но «зато на глазах у родителей», как сказала тётушка, «от греха подальше». Милое семейство! Такое впечатление что тётя, как та курица-наседка, готова растопырить свои крылья и всех цыплят собрать поближе к себе, всех обласкать, и согреть и защитить.

Про таких говорят «душа нараспашку». И я опять невольно сравнила её с моей мамой… неужели они родные сёстры? Такая разница однако…

Вторая тётушка Капиталина (Капа) жила в самом городке Романовск Приволжский, на Правобережье, на старой улочке недалеко от главного Собора, в двухэтажном старинном, мещанском доме с двумя подъездами, поделенными на 6 коммунальных квартир с общими кухней и туалетом на каждый подъезд и этаж. Она никогда не была замужем, её парень погиб в Великой Отечественной войне в самые первые дни войны, и она осталась до конца жизни верна памяти о нём, верна своей первой и единственной любви. Но она воспитывала свою племянницу Надю с её трёхлетнего возраста- дочку младшего брата, который где-то скитался по стране, бросив жену и дочь-малышку в Романовске Приволжском. Ну а мать девочки впоследствии встретила другого мужчину и оставила Надю тёте Капе, хотя иногда и навещала их.

Добавлю про Капу, мы с Надей называли её именно так, без всяких «тёть», она всю жизнь проработала на одном месте на старой льняной мануфактуре сначала ткачихой, потом мастером, именно на основе этой мануфактуры и продолжает возводиться большой текстильный комбинат, но старое здание было сохранено как музей прядения и ткачества, и Капа работала в этом музее заведующей…

Первые дни я провела в квартире Капы. Надя была в командировке в Москве, там проводился слёт комсомольского актива рабочей молодёжи, она представляла комсомольскую организацию комбината, хотя и не была освобождённым от основной деятельности комсоргом, а была его правой рукой, и в воскресенье вечером она должна была вернуться.

Перед её возвращением я уже перезнакомилась со всей роднёй, поняла основной контингент жителей городка, сменила короткую твидовую юбку на брюки-клёш от бедра, хотя вопрос остаётся открытым: что же на самом деле шокировало романовцев больше – короткая юбка или брюки-паруса, во всяком случае ни на ком больше я не видела таких брюк. Тем не менее Капа сказала, что лучше подметать пыльные улицы этими «моряцкими» клёшами, чем доводить до инфаркта бабушек и дедушек голыми коленками, особенно в районе Собора, где старички дружненько сидят на скамейках и обсуждают всё, что движется.

Говоря о контингенте Романовска Приволжского и в целом района, надо не забыть упомянуть и местничковый особый диалект с протяжным певучим «оооо», так говорят и все мои тётушки-дядюшки, и их дети и внуки. С первых слов сразу можно понять человек местный или приезжий. Такого диалекта я ожидала и от Нади.

Она вернулась поздно, уставшая, промокшая под дождём, с двумя большими сумками (их называли здесь «котомки»), набитыми колбасой, мясными наборами для супа, сыром, банками кофе и парой бутылок красного грузинского вина. В те времена, в местах, отдалённых от Москвы и Ленинграда, такие продукты были дефицитом. Лично мне было трудно это понять. А здесь соседи по очереди раз в неделю ездили на закупки в Москву за 300 километров от городка. Продукты делились поквартирно, слава богу, что все жители этого дома знали друг друга всю жизнь и никаких недоразумений между ними не было, могли выручить друг друга и «пятёрочкой» до получки или пенсии. Такой своеобразный кооператив. Неудивительно что все соседи знали друг о друге всю подноготную, ничего не утаишь и никуда не спрячешься.

– Ты глянь-то, Фискина дочь пошла, ну вылитая-то Анфиска, така же худа да горделива! – как-то услышала я в свой адрес, проходя по нашей же улице, но достаточно вдалеке от дома Капы. Тётка в какой-то кургузой серой куртёнке, с белым платочком на голове, по старушечьи подвязанном на подбородке, даже и не пыталась понизить голос, зная что я услышу, вспоминала мою мать, а заодно и меня, тихим «добрым» словом.

Вернёмся к Наде. С порога её встретила Капа, обняв и взяв обе сумки, отстранилась чтоб представить меня. Я стояла и смущённо улыбнулась, когда наши глаза встретились.

– Ну привет, француженка, так вот ты какой цветочек аленький! – она не обняла меня, но взяла за обе руки и улыбнулась, – будем знакомы, сестричка! Спать нам сегодня придётся вместе в одной кровати, слава богу она широкая, так что давай знакомиться поближе и потеснее, прежде чем разделить наше ложе.

У неё был абсолютно нормальный говор- не окающий волжский и не акающий московский, а чистая речь, то есть та правильная речь, на которой говорят дикторы радио и телевидения.

Пожелав Капе спокойной ночи, мы прошли в комнату Нади, она достала из буфета бутылку вина и два хрустальных бокала (хрусталь в те времена был обязательным атрибутом и показателем достатка).

Я не пила спиртное вообще, никогда и ни капли, если не считать слабо алкогольный горячий глинтвейн на Рождественских ярмарках. И из принципа, да и желания никогда не было. Но в такой обстановке решила не упрямиться, а хотя бы чисто символически поддержать компанию и пригубила терпкий напиток.

– Завтра на комбинат идём вместе, смена начинается в 7.15, но начальство и инженерно-технический состав работают с 9.00. Тебе предстоит со многими встретиться, походить по комбинату. Не спеши с выбором – вакантных мест много, а ты у нас девушка образованная, из МАсквы да из ПарЫжу, да ещё и с челобитной до Царя-батюшки нашего Царькова Сергея Петровича – аж из тридевять земель поклон ему шлют.

Честно, я не могла понять она шутит так добродушно или иронизирует, маскируя свой сарказм. «Ох, не проста сестрица-то наша!» -подумалось мне..

Наде 23 года. Незамужем. Ждёт парня из службы на Морском Флоте. Закончила технический вуз в Ленинграде (так вот откуда её чистая фонетика). После окончания вуза распределилась работать в родные края. Работает на комбинате в отделе главного технолога, инженер в сфере внедряемой и используемой техники и аппаратуры.

Ну вот, себя любимую всю описала с ног до головы, а о Наде ни слова. Она чуть выше и чуть потяжелее меня – буквально на пару сантиметров и на пару килограммов, и вся эта пара килограммов удачно и счастливо распределилась в области груди – рыжеволосая, сероглазая, носит очки в красивой оправе. Чертами лица мы скорее похожи, по крайней мере в дальнейшем нас постоянно будут сравнивать как сестриц.

Надя сощурила глаза, ухмыльнулась и высоко подняла бокал, глядя на вино и блики хрусталя через свет люстры.

– Завтра наденешь мою чёрную юбку, в талии резинку утянем. А после встречи с начальством, смотаешься за Волгу на катере, он регулярно ходит; там хорошее ателье на Набережной, мать моей подруги закройщицей работает, закажи себе пару юбок хотя бы до колена; а в промтоварах купи себе резиновые сапоги – через две недели здесь будет грязь непролазная, все дороги в кашу превратятся – утонешь в своих модных лодочках-чулочках.

«Да уж, старшая сестричка включила нотки командира октябрятской звёздочки», – подумала я и улыбнулась.

– А откуда ты знаешь содержимое моего гардероба? – нарочито наивно спросила я, – мы ж только что встретились.

– Папаша твой заботливый вызывал на переговоры накануне твоего приезда и попросил проследить за «дресс-кодом», как он выразился, мол беда с этим кодом – надо выручать, чтоб не было мучительно больно за такую непутёвую дочь. Пожаловался что ты хиппуешь. Хотя такого слова у нас здесь и не знают, но я прониклась. Вот! Лично я – за свободу в любом виде – носи что хочешь, самовыражайся как хочешь, но… для первого знакомства с начальством всё же надень мою юбку, а дальше жизнь покажет бить или не бить, – она засмеялась и добавила, – не обижайся! Я обещала ответственно подойти к твоему «рандеву» (папашино выражение), а там дальше – делай как знаешь.

Я ещё раз пригубила вино, оно нагрелось в бокале и приобрело более приятный вкус. Надя приободрила меня взглядом, жестом показала «пей-пей!» Я почувствовала как тепло растекается по моим венам и затем по всему телу. Ах, вот оно это состояние, ради которого люди пьют вино. Тепло, легко! Запросто могу лечь в чужую кровать к кузине, хотя днём эта мысль напрягала меня, и я успокаивала себя тем, что это временно и ненадолго.

Утром зазвенел будильник. Капа побежала на кухню ставить чайник и готовить бутерброды. Надя накручивала волосы на термобигуди. Я умылась (душа в доме нет) и начала накладывать макияж – свою вторую защитную кожу. Удивительно, но Надю мой боевой раскрас не шокировал.

Добил её флакон духов «Opium», каплю которых я растёрла на своём запястье, Надя просто потеряла дар речи, переключив все свои пять чувств на одно-обоняние. Я открыла свой чемодан и достала запечатанную коробочку духов CHANEL.

– Это тебе! Надо было подарить вчера, но всё как-то не по плану пошло, да сегодня и повод получше – вон как кстати пришлись! Держи! Знаю, что все девушки и женщины СССР мечтают о Шанели, думаю и тебе аромат понравится.

Надя просто потеряла дар речи, четыре других чувства к ней ещё не вернулись, она смотрела на коробочку как завороженная. Командир октябрятской звёздочки испарился из неё полностью, пожалуй в данный момент она была как под гипнозом.

– Один-один, -сказала я и легонько щёлкнула пальцами перед её носом, – просыпайся, «зачарована околдована, словно в оковы закована, драгоценная моя женщина».

– О, ты тоже почитываешь Заболоцкого? – удивилась она.

Я кивнула, и мы засмеялись. 40 минут пешочком до комбината пролетели незаметно, болтали без умолку обо всём на свете: и как нам жилось в детстве, и как училось, и про первые наши любови, закончившиеся неудачно для нас обеих, успокоили себя тем, что любовь поэтому и называется первой, потому что за ней должна быть последующая, ну хотя бы ещё одна. Во всяком случае Надя ждала возвращения из Флота своего любимого парня, который в краях заморских уже и парчу белую прикупил ей на свадебное платье.