Читать книгу Серебряный город мечты - - Страница 4

Квета

Двери, ведущие на балкон, распахнуты.

И полупрозрачный тюль задувается в гостиную, взлетает к потолку, пляшет с весенним ветром, что пропах тонким ароматом магнолии и свежей выпечки. И он, ветер, перебирает страницы, забытого на столике, журнала.

Приносит с улицы голоса людей.

Оставляет тихий, почти призрачный перестук татр.

И я останавливаюсь на предпоследней ступени лестницы, перехватываю удобней лодочки, которые удерживаю одной рукой, зажимаю вместе с подобранным подолом юбки. Пальцами же второй руки я отбиваю дробь по нагретым солнцем перилам и вопрос свой повторяю:

– В этом доме линейка есть или нет?

Жду.

Впустую.

И вздыхаю тяжело, чтобы пышный подол, на пошив которого, кажется, потратили слишком много атласа, подобрать ещё выше, перекинуть через запястье.

Спуститься и Фанчи отыскать.

Точнее пойти на дурманящий запах кофе и корицы, которую на завиванцы Фанчи никогда не жалеет. Сыплет так, что корица ассоциируется именно с ней, напоминает всегда о доме и детстве, в котором запрещалось бегать на кухню и таскать из плетенной корзинки, накрытой льняным с причудливой вышивкой полотенцем, манящие булочки.

Вот только я всё равно бегала.

Таскала.

Забирала всегда стоящий рядом стакан молока, поскольку, если пани Власта выговаривала за перебитый аппетит и несоответствие приличиям, то Фанчи причитала, что негоже ребенку питаться всухомятку.

Лучше – раз исправить и привить хорошие манеры неразумному дитяти не получается – с молоком.

Что и теперь подаётся мне уже по привычке.

Традиции.

Одной из многих в нашем доме и одной из немногих, что я люблю и соблюдаю, поэтому стакан молока, стоящий на бамбуковом столике рядом с корзиной, вызывает улыбку. Отвлекает на миг от важного вопроса, как и выписывающий вокруг меня пируэты тюль, но… выскальзывающие из пальцев туфли заставляют опомниться.

Выйти на балкон и, обогнув бамбуковое же кресло у столика, встать перед Фанчи и в третий раз с патетикой поинтересоваться о линейке, что нужна мне очень-очень.

И крайне срочно.

– Зачем? – Фанчи вопрошает насмешливо.

Отставляет чашку, на дне которой застывает чёрная и густая гуща, что скоро растечётся по костяному фарфору блюдца, оставит замысловатые узоры на стенках, а Фанчи склонит голову набок, прищурит темно-карие глаза и увидит что-то большее, чем просто кляксы, кои всегда видела я.

И на кои так ругалась пани Власта: помощницы по хозяйству в приличном доме на кофейной гуще не гадают.

– Нужно измерить высоту каблука, – я сообщаю важно, помахиваю для наглядности туфлями, растолковываю. – «Ястребиный коготь, соколиный глаз» в прошлый раз объявила, что больше десяти сантиметров – это уже моветон для Black Tie5.

– Поэтому ты решила подстраховаться линейкой?

– Мне нужны доказательства, что тут ровно десять, – нюдовую замшевую пару я гордо водружаю на стол, усаживаюсь во второе кресло и, перегибаясь через ручку, сообщаю по секрету, – и я пообещала пани Богдаловой, что в следующий раз принесу с собой линейку.

– На званный вечер? – Фанчи охает.

Хмурится неодобрительно.

И чёрные линии бровей изламываются, сходятся к переносице.

– Не совсем, – я отвечаю с долей сожаления, – сегодня презентация новой коллекции «Сорха-и-Веласко». Я там буду по работе, но, думаю, пару минут для занимательной беседы со стариной приятельницей пани Власты смогу найти.

– Кветослава…

Вот теперь на лице Фанчи чистый ужас, что даже затмевает обычный укор на моё «пани Власта» вместо «бабушка», и сохранять дальше серьёзное выражение лица не получается, я хохочу, глядя на неё.

И свёрнутой газетой по макушке получаю.

– Ты не исправима, – Фанчи укоризненно качает головой.

А я согласно киваю, подцепляю одну из булочек, выуживаю её из корзинки и, подставляя лицо палящему вечернему солнцу, ем.

Тянусь за молоком, но получаю по руке всё той же газетой.

– Где ты видела, чтобы леди хомячили в вечерних нарядах? И положи мой кулинарный шедевр на место!

– Во-первых, я не леди… – я опасливо отодвигаюсь с кулинарным шедевром, пока не отобрали, смотрю глазами Кота из «Шрека» и бубню с набитым ртом, доказывая, что да, не леди и вообще человек некультурный, – во-вторых, стыдно отбирать у убогих первую и, заметь, последнюю за день еду, а в-третьих, ты мне поможешь с укладкой?

Опасный и по-настоящему важный вопрос я таки озвучиваю, превосхожу по милоте Кота, давлю на жалость, совесть, сострадание, гуманность и любовь, которые у Фанчи точно есть.

Она не может не любить меня.

Даже, если месяц со мной не разговаривала из-за обрезанных волос, расценив сие действие как личное оскорбление.

– Ты сегодня без Кобо? – Фанчи злорадствует.

Потому что вопли одного из лучших стилистов и моего друга по моём возвращении из России, осенью, она слышала хорошо, как и всё Старе Мнесто.

Поддерживала.

А Кобо ругался одухотворенно, заламывал руки, простирал их к потолку и уверял, что видеть меня после подобного кощунства не может и что касаться той пакли, в которую я превратила прекрасную шевелюру, он никогда и ни за что не будет.

И, кажется, не стал.

Не ответил вчера на кучу моих звонков и тонну сообщений.

– Фанчи… – я пародирую её укоризненный тон.

Бросаю взгляд на наручные часы, что не успела ещё снять. Они же показывают шесть, пора поторапливаться, заканчивать собираться и дискуссировать о возвышенном.

– Убогих девать некуда, – ударяя на первое слово, она бормочет сердито.

Встает первая и от моего радостного возгласа морщится, но не уклоняется, даёт поцеловать в морщинистую щёку и обнять. И на мои заверения, что она лучшая, только снисходительно фыркает.

Прячет улыбку.

Колдует над «тремя волосинками», что едва достают плеч, вьются и топорщатся во все стороны, но Фанчи их усмиряет, делает из меня приличную леди.

Как сказала бы пани Власта.

И, возможно, даже одобрительно кивнула бы.

Или нет?

Я подхожу к зеркалу, вглядываюсь придирчиво в отражение, ищу изъяны, ошибки, недочеты, упущения, несоответствия… список, что у меня есть, продолжать можно очень долго. Но ярко-красный наряд, составленный из юбки с завышенной талией и кружевного кроп-топа, сидит идеально, оставляет лишь небольшую полоску кожи.

В рамках приличия.

– Добавь, и будет идеально, – Фанчи подходит неслышно, протягивает бархатный футляр с брильянтовыми серьгами пани Власты.

Фамильными.

И, помешкав, я всё же их беру.

Они уместны, не уступают в своём величии изделиям «Сорха-и-Веласко», не будут выглядеть новомодными дешёвками. Поскольку драгоценности панов из Рожмильта дешёвыми быть не могут, пусть из всех драгоценностей и остались только эти серьги.

Изящные.

Будто невесомые.

Всё же тяжёлые, они оттягивают мочки, и к середине ночи, когда всё закончится и можно будет поехать домой, серьги захочется снять вместе с ушами.

– Пора, – Фанчи вторит разнёсшейся по всей квартире трели звонка.

Спускается.

Гремит дверной цепочкой.

И мне тоже пора спускаться, но приступ нарциссизма, как хмыкнула бы пани Власта, меня догоняет, заставляет полюбоваться своим отражением ещё, улыбнуться ему и самодовольно отметить, что причёска получилась не хуже, чем если бы над ней трудился Кобо, и что акцент, выделив глаза, я сделала правильно.

Получила в итоге красавицу, сошедшую с обложки глянца…

– Крайнова! – нетерпеливый голос Любоша раздается снизу.

Обрывает приступ самообожания, подгоняет, и, подхватив клатч, я гордо отстукиваю каблуками по лестнице. Чувствую себя одной из киноактрис, которые спускаются медленно, появляются постепенно в кадре и восхищённые взгляды окружающих ловят.

Я тоже ловлю.

Держу королевскую осанку, поднимаю гордо подбородок и… порчу сцену, достойную Голливуда, гримасой, что, опережая мысли, появляется в ответ на закатанные Любошем глаза, в коих восторг я таки заметить успеваю.

– Ты испортил мой торжественный выход, – я сетую.

Преодолеваю уже быстро оставшиеся ступени.

Выстукиваю гневно каблуками.

– А ты испортишь моё выстраданное интервью, если не поторопишься, – Любош парирует невозмутимо.

Отклоняется от возмездия и клатча.

– Я когда-то что-то тебе портила?!

– Машина, замок, нервы?

– Вычеркни замок, он был песочный, а мне было пять, – теперь глаза закатываю я.

Слышу удивленное хмыканье Марека.

Второго визитера, моего спутника на вечер и нашего штатного фотографа, который отрекомендовывается Фанчи как главный фотограф «Dandy».

И по лицу Любоша, стоящего за спиной «главного» фотографа, скользит мимолетная плутовская улыбка. Однако сам он не возражает, молчит, пусть фотографов в штате всего два и холодную войну за именование «главного» Павел с Мареком ведут не первый год.

Соревнуются.

И равенство на радость хитрого лиса Любоша признать отказываются, а первый интриган «Dandy» отказывается определить и провозгласить главного.

Конкуренция его устраивает.

Кладет с завидным постоянством на стол прекрасные фотографии, что вызывают зависть конкурентов и восторг читателей.

– Добрый вечер, – Марек переключает свое внимание на меня.

Чуть склоняет голову.

И я с интересом его рассматриваю, отмечаю благородную горбинку на носу, высокий лоб и зачесанные в низкий хвост чёрные волосы.

Натыкаюсь на ответный любопытный взгляд серых глаз.

Работать вместе нам раньше не доводилось.

– Добрый, – я улыбаюсь широко, протягиваю руку, жму крепко сухую ладонь, – можно Вета, и давай на ты? Терпеть не могу официоз! Он скучен и уныл, а мне и так пришлось заменить зелёные туфли на нюдовые! Моё счастье, что в приглашениях заявлен не White! Там обычно совсем всё чопорно и невыносимо, как на приёме английской королевы.

– Ты была на приёме английской королевы? – Марек изумляется.

Дергается, поскольку я притягиваю его к себе за хвост почти развязавшегося галстука-бабочки, переделываю и по рукам, не давая ослабить «удавку», бью.

– Что… – Марек успевает только выдохнуть, вдохнуть уже сложнее.

Но я в него верю и критичным взглядом окидываю.

– Нет, не была, но там явно нет громкой музыки, не подают Caribou Lou и не приветствуют casual, поэтому мне там будет скучно… Любош, одолжи свой платок… – я перебиваю саму себя, протягиваю не глядя руку в сторону главного редактора.

Шевелю нетерпеливо пальцами.

И после выразительного вздоха шёлковый паше меня отдают.

– …а от слова «протокол» я там окончательно завяну, – мысль я таки заканчиваю, складываю платок, вставлю и края бережно расправляю.

– Где?

– На приёме английской королевы, конечно!

– Крайнова, прекрати сводить с ума людей, – Любош вмешивается.

Посмеивается.

И спиной меня к себе поворачивает, помогает с жакетом, который уже достала Фанчи и который Любош, как истинный джентльмен, у неё забрал.

– Тебя, тиран, я вообще не звала, – я разворачиваюсь обратно к нему, поправляю полы жакета, машу перед его носом указательным пальцем, – манию тотального контроля надо лечить, Мирки.

Не провожать, когда не просят.

Даже если для этого надо подняться всего на один этаж из своей квартиры.

– Ты забыла вчера приглашения, – Любош понимающе усмехается и жестом фокусника оные приглашения вытаскивает.

Отдает.

И до машины провожает.

Открывает заднюю дверь, опережая Марека, но в последний момент удерживает за рукав.

Тормозит.

– Да, папочка? – я вскидываю голову.

Рассматриваю и так хорошо знакомые мягкие черты лица.

Чуть крупные.

Обманчиво простодушные.

– Я вчера наговорил тебе лишнего…

– А я весь вечер думала, какая ты зараза. Надеюсь, тебе икалось?

– Нет, – он тонко улыбается, – прощение и мир?

– Мир, хоть мы и не ссорились.

Любош кивает.

– Удачи, – касается едва ощутимо губами моего лба.

Отступает.

Закрывает за мной дверь чёрного мерседеса, и замечать беспокойство, пляшущее за стёклами его очков, я не хочу.

Оно раздражает.

Заставляет чувствовать себя немощной и слабой.

Поэтому глаза я закрываю, не смотрю в зеркало заднего вида, где до самого поворота отражается крупная фигура Любоша.

Он же засовывает против правил руки в карманы брюк.

И безотрывно смотрит вслед.