Читать книгу Чернозимье - - Страница 4

Когда из-за поворота лесной дороги показались заснеженные башни Кернадала, мне на секунду показалось, что я приехал куда-то не туда. Не в полуразрушенную лесную крепость, приют нескольких десятков изгоев, а в средних размеров город, да еще и в период ярмарки.

Лесная поляна была запружена возами, изрыта колесами и конскими копытами. Отовсюду слышалось лошадиное ржание, стук топоров, ругань и смех. Со всех сторон замок окружили неопрятные палатки и свежеотрытые землянки. Тут и там курился дым от многочисленных костров, а земля вокруг крепости превратилось в сплошное месиво из грязи, снега, золы и нечистот.

Едва протиснувшись между двумя телегами и оказавшись на грязной улице этого странного посада, я наткнулся на Матвея – парня, который некогда помогал Сергею по хозяйству после отъезда Ланы. Его я оставил в замке за старшего, когда уезжал ко двору, поручив хоть немного отремонтировать стену. Но застать по приезду такое я никак не ожидал.

Матвей – высокий парень лет двадцати пяти, выбритый налысо – о чем-то спорил охрипшим голосом с молодым рыжеволосым детиной, одетым, как городской подмастерье.

– О, Рома! – воскликнул он, увидев меня, с явным облегчением, поспешил мне навстречу, прихрамывая на правую ногу, и заговорил громче, чем нужно. – Ты это… классно, что приехал! Тут жесть, что творится!

В общем-то, я уже и так догадался.

– Кто это? – спросил я, указывая на толпу вокруг. – Откуда они все здесь?

– Беженцы, – ответил Матвей. – С севера. Услышали про битву и решили, что здесь сейчас безопаснее всего.

– Очень опрометчиво с их стороны…

– Так я им всю дорогу это твержу! – заводился Матвей. – Сперва-то они понемногу приезжали, по одной семье. Мы думали: чего бы не приютить людей? Ну, пускали, конечно, в крепость. А потом началось! По двадцать, по тридцать человек в день приезжает, и с каждым днем все больше. Слухи-то далеко разносятся! Пробовал их заворачивать – так они ни в какую! Хотим, говорят, присягнуть его высокоинородию, чтоб он нас защитил. Ты это… смотри, сейчас как узнают, что ты приехал, тут такое начнется! Среди них уже такие легенды ходят, что ты чуть ли не новый Мученик!

– Для этого, вроде бы, нужно сначала погибнуть.

– Так-то оно так, да разве их вразумишь! Говорят: хотим быть подле нашего защитника. Ничем не проймешь. Убеждали и что опасно здесь, и что провизии нет – ни в какую. Один раз мертвецы из леса вылезли. Обычные, неуправляемые. Целую семью переубивали, двух детей разорвали на куски – так даже это их не убедило. Говорят, защитит нас егермейстер, как приедет.

– И как, тяжело здесь? – спросил я.

– Ну, а сам как думаешь? – мрачно усмехнулся Матвей. – Поначалу-то их в крепость пускали, размещали внутри. Потом пришлось всех за стену заворачивать. Они бунтуют – жить негде, на дворе холодно, у некоторых дети… Позавчера толпой ломились в ворота – чуть до стрельбы не дошло. Только тем и утихомирил, что со дня на день егермейстер приедет.

– Вот приедет барин, барин нас рассудит, – проговорил я себе под нос.

– Типа того, – кивнул Матвей. – За каждый мешок зерна – драка. Некоторые охотятся ходят – так после этого дележка хорошо если поножовщиной не кончается. Бардак, в общем.

– Ты бы их организовал как-нибудь, что ли, – сказал я. – Ну, чтоб работой какой занялись на постоянной основе, раз уж они тут.

– Да я пробовал, – Матвей поскреб небритую щеку. – Да на них ведь где сядешь, там и слезешь. Одну башню, вон, восстановили – и то считай своими силами. Вторая до сих пор в руинах. Стены кое-как залатали, но держатся они на соплях, весной перекладывать придется. А этих попробуешь к чему привлечь – отговариваются тем, что пусть им это егермейстер скажет. Последнюю неделю я только и ждал, что ты приедешь и поговоришь с ними.

– И что ты хочешь, чтобы я им сказал? – уточнил я.

– Ну, а что тут еще скажешь? – пожал плечами Матвей. – То же, что я каждый день говорю – только поубедительнее. Ты это… скажи, что здесь опасно, и что мы их защитить не сможем. И еды тоже нет. И в любую минуту может толпа нежити нагрянуть. Что им нужно идти в Брукмер или куда-нибудь еще дальше. В Крюстер, я не знаю. В Карнару. В Ансо. К черту на рога – лишь бы отсюда подальше.

Я поднял глаза к низким серым облакам, нависшим над Чернолесьем и готовым в любой момент просыпаться новым зарядом снега. Посмотрел, как пар от моего дыхания медленно поднимается вверх.

– Ладно, давай соберем народ, – сказал я. – Я пока подумаю, что лучше сказать.

***

Толпа собралась на площади перед воротами, которую перед этим расчистили от возов и мусора. Несколько сотен людей – многие в оборванной, не по-зимнему легкой одежде – сгрудились напротив надвратной башни, взволнованно гудя, словно потревоженный улей.

Я подошел к обшарпанному зубцу крепостной стены и остановился, разглядывая этих людей, смотревших на меня с надеждой, но и с некоторым недоверием. Кажется, они ожидали увидеть кого-то постарше меня, и теперь испытали разочарование: и это-то и есть тот самый егермейстер?

Но я успокоил себя тем, что для этих людей, выросших в средневековом мире, социальное положение человека намного важнее, чем его возраст. В конце концов, все они именовали своим мудрейшим повелителем мальчишку, от горшка два вершка, и не видели в этом ничего странного. Я же для них, хоть и мелкий, но, все же, лорд – пусть и никак не свыкнусь до сих пор с этой мыслью. А значит, имею право смотреть на них сверху вниз, в том числе и буквально – с крепостной стены.

– Тихо! – гаркнул своим хриплым голосом Матвей, а затем закашлялся, прижав ладонь к горлу. – Его высоко… инородие… гх… говорить будет!

– Приветствую вас, – произнес я в наступившей тишине. – Меня зовут Руман из Брукмера, я егермейстер Кернадала.

Последние остатки разговоров стихли, и я увидел, как сотни глаз уставились на меня с любопытством и напряженным ожиданием. Некоторые старались привстать на цыпочки, чтобы рассмотреть человека, о котором столько слышали. Где-то в заднем ряду отец подсадил мальчишку лет шести на плечо.

Взглянув на это озеро из человеческих голов, я отчетливо осознал, что не могу их подвести и разочаровать. Что я теперь в ответе не только за десятки егерей, но и за этих людей тоже. Эта мысль на секунду заставила меня сгорбиться, словно я взвалил на плечи тяжелый мешок.

– Мне сказали, – продолжил я, – что многие из вас пришли в это место в надежде на защиту. И с этой минуты все вы находитесь под защитой егермейстера.

Мне показалось, что Матвей за моей спиной едва не подавился. По толпе пробежал взволнованный шепот. Подумалось, что вот-вот раздадутся радостные крики, из-за которых я не смогу договорить.

– Но эта защита не дается просто так, – проговорил я скороговоркой. – С этой минуты каждый, кто хочет иметь защиту, должен трудиться.

– Вот этот человек, – я указал на стоявшего слева от меня Морионе, –сегодня отберет мужчин для охраны замка. Господин Матвей, которого вы все хорошо знаете, отберет из оставшихся тех, кто будет ухаживать за крепостью и лагерем. Из остальных, включая женщин, госпожа Гульда выберет тех, кто поможет ей со стряпней и уборкой, а также охотников и сборщиков хвороста. Все будут работать и вносить свой вклад. За все это я обещаю еду – насколько ее хватит – и безопасность – доколе есть те, кто держит в руках меч. Это все, что я сегодня могу вам пообещать.

– А дети?! – раздался в толпе озабоченный женский голос. – Дети-то как?!

– Дети с сегодняшнего дня живут все в крепости, – объявил я. – Госпожа Гульда выберет тех, кто будет за ними следить. Им я выделю помещения в дальней башне, включая свой кабинет и спальню. Их тоже будут кормить, пока есть еда. Кто постарше – привлечем к работам.

– А точно защитите? – послышалось откуда-то сзади. – На вас вся наша надежда! У нас теперь ни домов, ничего!

– Клянусь! – ответил я. – Девиз Кернадала – не бросать доверившихся.

Откровенно говоря, девиз я придумал только что.

***

Вид у Матвея был кислый.

– Зря ты их так обнадежил, – он покачал головой, разгребая снег носком сапога. – Лучше бы было их куда-нибудь сплавить.

– Куда? – спросил я. – Дороги замело, идти им некуда.

Матвей раздраженно пожал плечами.

– Я все понимаю, – ответил он. – Но мы ведь тоже не обязаны всех спасать. Мы же не святые угодники, в самом-то деле?

– В общем-то да, – ответил я. – Но, боюсь, нам придется побыть тут за них какое-то время.

– Ну, окей, – ответил он. – Тогда с тебя план, как накормить кучу народу пятью хлебами. В идеале еще бы научиться превращать воду в грушевку, а то у нас как раз кончается. Ладно, я пошел набирать себе помощников, а то западную стену надо бы укрепить, да и частокол вокруг всего этого вертепа не помешает. Прямо завтра с утра и начнем.

Едва он удалился, скептически покачивая головой, ко мне приблизился наблюдавший за нашим разговором Морионе.

– Ты отлично все придумать и сказать, – похвалил он, хлопнув меня по плечу. – Теперь дела идти… словно масло, да? Теперь только нужно хотя бы несколько деревень… это… взять в захват, да?

– Каких деревень, ты о чем, капитан? – спросил я.

– Один замок – нельзя, – Морионе покачал головой. – Еды нет – голод, все разбегутся. А вот деревни бесхозные подмять – и отлично. Сейчас война –бесхозных много.

Пару секунд я обдумывал предложение.

– Нет, захватывать деревни мы не будем, – ответил я, но без особенной уверенности. Ревизия припасов Кернадала привела меня в уныние – было совершенно очевидно, что еды хватит недели на три – и то если отчаянно ее экономить. А потом? По кернадальской дороге мы прошли едва-едва: завалы снега доходили кое-где Джипу до брюха. Даже если мы достанем где-то зерно и скот, как их доставить сюда до весны?

Вопросы падали на меня один за другим, придавливая к земле. Я спускался по холодной винтовой лестнице, чувствуя, что меня будто затягивает какой-то водоворот.

Но едва открыл скрипучую дверь и вышел на крепостной двор, как столкнулся внизу с Матвеем, который, оказывается, никуда не ушел, а, дожидаясь меня, переминался с ноги на ногу возле крепостных ворот.

– Я это… еще о чем хотел попросить, – начал он. – Ты с Ксай бы еще поговорил, что она вообще думает. Ты как уехал – она почти не выходит на свет божий. Восстановила лабораторию, которую тогда нежить разгромила, и теперь сидит там почти безвылазно. Кто ее знает, о чем думает?

– Так сам бы поговорил, – сказал я, пожав плечами. – Она не кусается. Ну, почти.

– Ты знаешь, я на нее как взгляну, так мне как-то не по себе становится, –ответил Матвей, передернув плечами. – Все-таки, она была там в Урде, с теми… и кто ее знает…

– Ксай – мой друг, – ответил я. – Я кого угодно скорее заподозрю в работе на Ника, чем ее.

– Да я и не говорю, что она непременно на Ника работает, – Матвей отвел глаза. – Но ты оставил меня тут за главного, и я хотел держать все под контролем. А какой тут контроль, когда не знаешь, что человек выкинет завтра? По ночам у нее там свечение какое-то. Один раз такой дым повалил, что я думал – пожар. А на днях она вообще драконом обратилась и куда-то улетела – народ два дня только об этом и говорил, стариков чуть кондратий не хватил и вообще едва бунта не было.

Матвея можно было понять. Раненный еще в самом начале сражения за Кернадал, он провел большую его часть, запертым в погребе, и о случившемся дальше знал только из рассказов. История появления Ксай в виде лазурного дракона была настолько фантастической, что он, кажется, не особенно в нее поверил.

***

Когда я поднялся на верхний этаж башни, которую когда-то занимала Степина лаборатория, то обнаружил дверь комнаты открытой. Ксай сидела прямо на подоконнике в легкой куртке, и я даже поежился – никакого стекла здесь не было, она сидела на самом ветру. Впрочем, вспоминая ее в Урде, я подумал о том, что ей, наверное, не привыкать.

При моем появлении Ксай улыбнулась и хлопнула ладонью по подоконнику рядом с собой. Я уселся рядом с ней на холодный камень.

– Привет, – сказала она, поправив синюю прядь волос. – Здорово, что ты вернулся. Как в Карнаре? Король нам поможет?

Я покачал головой.

– Плохо все, – сказал я. – Рассчитывать надо только на себя. Зима будет тяжелой. Весна, наверное, еще тяжелее. Если мы до нее доживем.

Ксай легонько дотронулась до моего плеча.

– Ничего, – ответила она. – Судя по тому, что я видела в Тарсине, помощь придет. Нам совсем немного нужно продержаться.

Мне почему-то стало неловко от ее прикосновения.

– Ну, а ты как тут? – решил я сменить тему.

– Так себе, – ответила Ксай. – Вроде бы, все нормально относятся, но как-то стороной обходят. Сам понимаешь, кто я для них.

– Ты прости, мне, наверное, следовало взять тебя с собой, но…

– Да я понимаю, – ответила она, принужденно улыбнувшись. – Там бы меня, чего доброго, еще на костре сожгли, если бы смогли, конечно. А если бы не смогли… В общем, тебе эти приключения не нужны в любом случае.

– Что делала здесь?

– Работала, – Ксай кивнула в сторону комнаты, пол и стены которой были изрисованы сложными геометрическими фигурами, а в центре расположился стол с разложенными на нем разноцветными камнями и кожаными ремешками. – Здесь, конечно, все немного примитивнее, чем в Урде, но тоже много интересного. Тот парень, что раньше тут экспериментировал, неплохо разбирается в магии. Жаль, большая часть его работы погибла во время боя.

– Ты не жалеешь о том, что мы сделали? – спросил я. – Там, в пирамиде?

Ксай помотала головой.

– Знаешь, я никогда не говорил с тобой об этом после случившегося, – начал я. – Но я иногда и сам начинаю сомневаться. Мы ведь могли вернуться домой. Наверное. Это все закончилось бы.

Ксай внимательно взглянула на меня.

– Я тоже часто думаю об этом, – сказала она. – Ты ведь понимаешь, что едва оказавшись здесь, я встретила Ника, и…

Она на секунду замолчала, нервно сглотнув.

– Я понимаю, – сказал я, кивнув. Я в самом деле хорошо понимал, что она имеет в виду. План спасения был таким ясным, а человек, его предложивший – таким обаятельным. Разве можно было предположить, что во всем этом есть какой-то подвох?

– Он ведь до сих пор верит в то, что он прав, – тихо сказала Ксай. – А мы для него – просто одураченные иллюзией предатели.

Она замолчала на секунду, а потом добавила: «Особенно, я».

– Неважно, что думает он, – твердо произнес я. – Мы видели то, что видели. И приняли решение. Даже если это была иллюзия… лучше в иллюзии остаться человеком, чем разрушить ее и стать скотом.

– Ты правда так думаешь? – Ксай взглянула на меня, задумавшись на секунду. – Знаешь, мне было важно узнать, что ты считаешь именно так. А домой… мы еще вернемся. Знаешь, от кого я об этом знаю?

Я помотал головой.

– От одной нашей общей знакомой, – Ксай улыбнулась, чуть наклонив голову набок. – Она показала мне одно из своих видений, и я почувствовала, что оно настоящее.

– Расскажи. Кого ты там видела? – спросил я, вздрогнув.

– Тебя, – ответила Ксай. – Ты стоял спиной ко мне возле какой-то двери, или ворот. Точно не помню, все как в тумане.

– Такая же дверь, как там, в пирамиде? – спросил я. Мое сердце дрогнуло при одной мысли, что придется вернуться туда или оказаться в похожем месте.

Ксай легонько передернула плечами – не то от холода, не то от воспоминания.

– Нет, совсем другая, – ответила она. – Там… как тебе сказать… обстановка совсем непохожая. И тепло было, солнечно. Ты стоял перед дверью и то протягивал к ней руку, то снова отстранял – и так несколько раз. Словно боялся, что она тебя укусит. А я смотрела тебе в спину – кажется, ты не знал, что я здесь.

– И что сие означает? – спросил я.

Она пожала плечами.

– Это как-то связано с победой над Ником? Ради этого придется открыть еще какую-то дверь?

Ксай вздохнула.

– Если бы я знала… – тихо проговорила она.

***

Матвей предложил мне ночевать в комнате Сергея которую до сих пор держали нетронутой, но я твердо решил что она пойдет детям. Пообещав такое, не сдержать слово было нельзя.

Каменные коморки, в одной из которых я когда-то жил вместе со Степой, и которых в ту пору в крепости было больше, чем нужно, сейчас были забиты до отказа: егерями, солдатами, прислугой. Так что себе я отвел небольшой, пропахший пылью и птичьей жизнедеятельностью холодный чердак надвратной башни, большую часть которого занимал подъемный механизм с ржавой цепью.

Ребята помогли притащить туда короткую лавку и пару кресел, занявших почти все место, застелили их какими-то тюфяками, а одеяло заменил теплый плащ. Сквозь крохотное окошко было видно обрывок серого неба и россыпь костров внизу.

Растянувшись на своем шатком ложе, я сложил пальцы прямоугольником, вызвав меню управления характеристиками, и стал рассматривать, к чему я пришел за эти три годы.

В общем-то, я не был самым прокачанным егерем в Кернадале, даже сейчас, после гибели Сергея, Равиля и Олега.

Восемьдесят шесть очков, вложенных в стрельбу из огнестрела, благодаря которым я, целясь из крикета или мушкета, видел перед глазами целую россыпь сияющих точек, обозначающих поправки на ветер, на скорость, на дальность.

Семьдесят очков, потраченных на владение топором, давали плюс к выносливости, скорости удара и широте поля зрения, а также каким-то малопонятным образом облегчали пробивание брони. Без них меня давно сожрали бы болотные жупелы.

Три набранных дипломатических умения, позволивших мне, не тратя лишнего времени, изучить карнарский придворный этикет, научиться лучше читать по лицам здешних обитателей.

Несколько полезных второстепенных умений – например, позволявших правильно вырезать трофеи и опознавать монстров.

В общем-то, в этом плане, я был обычным средненьким егерем тринадцатого уровня. Особняком стоял только телекинез, тоже вписанный в перечень моих умений, но красным цветом. Как будто кто-то расписался в моем меню кровью.

И тут я заметил в правом нижнем углу меню какой-то кружок, которого раньше не было. Это было неожиданно: до этого момента я ни разу не видел изменений в интерфейсе менюшки. Неужели, она может обновляться? Это было бы очень странно.

Поколебавшись несколько секунд, я протянул палец и нажал на странный кружок. Он немедленно вызвал новый раздел меню, доселе мной невиданный. Здесь было всего две строки. Первая – видимо, заголовок – гласила: «Собранные образы». На второй значилось «Образ 1, Олег», а рядом мерцала уменьшенная копия той самой сферы, что я видел в ночь смерти Олега. Я нажал на вторую строчку. Секунду ничего не происходило. Но потом…

Я снова был в трактире, где завершился бой нежитью. Вот только я не стоял возле стола – я лежал на нем, хрипя разорванным горлом и сходя с ума: от дикой боли, от бессмысленного завершения глупой жизни, от собственного бессилия.

Это было невыносимо – ощущать, как мои друзья – молодые ребята – силятся мне помочь, и видеть беспомощную жалость в их глазах. А еще пришла мысль о сыне – где он сейчас? Кольнуло в сердце какое-то странное чувство, что он сейчас очень близко – или был только что. Чувство переросло в железобетонную уверенность. Откуда оно взялось? Просто предсмертное видение, или прозрение, которое даруется человеку, когда он уже ничего не в силах изменить?

Я посмотрел в глаза Ромы, склонившегося надо мной. Мне хотелось сказать ему: «А ведь ты, парень, соврал мне! Соврал ради моего же блага, наверное, а все-таки, соврал. Даже не знаю, прощаю ли я тебя. Скорее, нет, а впрочем…». Но вместо этой фразы из моего орла вырвался лишь сиплый клекот, и дальше никаких осмысленных размышлений не было – только боль, мельтешение красных пятен перед глазами и бесконечная усталость в холодеющих руках…

Очнулся я на полу, трясущийся, со стиснутыми кулаками. Что это было? «Образ 1»… Неужто странная сфера – это некий сгусток предсмертных впечатлений Олега? Но зачем они мне? И как я сумел их заполучить? За годы, проведенные в Чернолесье, я ни от кого никогда не слышал о том, что бы от егерей после смерти оставались такие сферы.

Тяжело дыша, я ощупал пальцами свое лицо. Мне было важно убедится в том, что я – это все еще я. Снова вызвав меню, я стал всматриваться в сферу, лучащуюся каким-то холодным, хирургическим светом.

После странного погружения в предсмертные минуты Олега я почувствовал, как в мою голову помимо воли начинают просачиваться и другие его воспоминания – об одиноком блуждании по окрестностям Чернолесья, о службе в баронской дружине. О том, как они встретились с Сергеем и вместе восстанавливали почти заросший лесом Кернадал, о безуспешных поисках сына…

Я вдруг вспомнил свою первую встречу с Олегом, и как я гадал, человек ли он или просто NPC, созданный Грановским, чтобы ввести меня в базовые концепты игры. После того, что я только что пережил, сомневаться уже не приходилось – рядом со мной все это время был настоящий человек – глубоко несчастный и одинокий.