Читать книгу Путь бумеранга - - Страница 15

Верон открыл глаза, и из румынских сумерек, обтекающих стальное тело «мерседеса», попал в свою квартиру. Сквозь оконные стёкла на его кровать лился дневной свет. В дверь снова постучали.

Встав и натянув спортивные штаны, он вышел в прихожую, открыл входную дверь, и перед ним возник Кузнец, живой и загорелый.

– У тебя со звонком что-то… – Кузнец нажал на кнопку у двери, и раздалась мелодичная трель. – Странно, только что не работал.

– Конечно, иначе как бы лошадь постучала?

Кузнец ответил пристальным взглядом. Пройдя в комнату и устроившись на диване, он внимательно поглядывал на Верона и молчал. Верон же находился в крайне непонятном состоянии, при этом размышляя абсолютно ясно и чётко. Ему вдруг пришло в голову, что обитатели психиатрических клиник совсем не считают себя сумасшедшими в своих мирах переплетённых реальностей, а всё, что с ним произошло, с нормальными людьми не происходит. Но, как бы то ни было, слова Недианы подтвердились – он попал в то будущее, в котором мог обратиться к другу, несущему свою голову на шее, а не в ладонях.

– Рад видеть, Саша. – Верон намеренно произнёс имя, о котором говорил Недиане, хотя чаще называл Кузнеца Саней. – В одном параллельном мире у тебя были проблемы.

Кузнец повернул шею, на которой стала заметна длинная глубокая царапина. Верон тут же вспомнил отсечённую голову, и окружающий мир снова стал зыбким.

– Что с шеей? И вообще, надо поговорить, а то крыша уже едет по полной.

Кузнец поднялся к зеркалу, провёл пальцами по шее и нахмурился.

– Вчера не было. Может, во сне как-то. Сон был такой… военный. А ты точно – после той ночи никак приземлиться не можешь. Брюнетка мозги завернула?

– Давай по порядку. Я тебя держал вот на этих руках, а ты держал в руках свою голову. Я не поехал мозгами, всё было так же реально, как сейчас.

– Голову, говоришь… Мне этой ночью снился странный сон. Мы рубились на мечах с какими-то уродами, и мне снесли череп. Очень живое ощущение, даже царапина появилась. – Кузнец поёжился. – Проснулся в поту, вспомнил, какой ты странный всю дорогу ехал, и сразу сюда.

– Странный?

– Сомнамбула. Молчал всё время, глаза стеклянные. Помнишь дорогу, замок?

– Повозка после замка ехала навстречу? Со стариками?

– Точно, на выезде из леса. Вспомнил?

– Приснилось. И разбудила лошадь, копытом в дверь. Открыл – а это ты.

Кузнец махнул рукой.

– Да ты вообще всё время спишь. Я машину два дня гнал, а ты – или в отключке, или смотришь пустыми глазами. Домой когда привёз, вроде чуть оклемался. И сейчас получше…

Кузнец рассказал про утро после ночи с Недианой. Сначала он не обратил на странность Верона особого внимания. По его словам, Верон был задумчив, молчалив, в первые часы обратного пути совсем не снимал тёмных очков и на вопросы отвечал односложно, игнорируя едкие замечания Кузнеца о стрелах любви. Они проехали границу, затем поворот с изваяниями монахов без всяких проколов, а в лесу Верон вообще ушёл в себя и Кузнец бросил всякие попытки его расшевелить.

Верон слушал рассказ Кузнеца о себе, как о ком-то постороннем. А потом всё, вплоть до деталей, сошлось с увиденным во сне – и торг со сторожами в замке, и бойница в стене, и дворик с балконом.

Затем Верон рассказал свою историю. Бумеранг с картинками, стариков в повозке и ночное сражение, с неудачным для Кузнеца исходом, он описал так, будто заново прокрутил перед глазами плёнку. Потом рассказал о полёте с пумой и их диалоге на берегу моря. Стрелок серебром слушал внимательно, кивал и иногда вставлял замечания, по которым было понятно, что подробности услышанного рассказа постепенно оживляли детали его размытого сна. Сверив обе версии, друзья пришли к выводу, что Кузнец в своём сне махал мечом на капоте «мерса», прикрывая спину Верона, а Верон в своём сновидении бродил с ним по замку Дракулы.

Это был интересный вариант, но в мозг Верона упрямым клином вошёл вопрос: что же произошло на самом деле? С одной стороны, сквозь призму диалога с Недианой было абсолютно ясно, что нет никакого «самого дела», но другая его сторона, сторона здравого смысла, всё больше отделялась от первой глубоким клином этого вопроса. Трещина времени в его мозге никуда не делась, она становилась глубже и как-то опаснее.

Версия Кузнеца, в сравнении с версией Верона, содержала гораздо меньше причудливых качелей. Верон представил себя в положении нейтрального слушателя обоих рассказов и не мог не признать, что его собственная история выглядела живописным бредом, а реальность Саши, с сомнамбулическим присутствием в ней самого Верона, вполне вписывалась в правила, по которым играет мир. Но точно так же Верон ещё раз прокручивал в памяти произошедшее и приходил к выводу, что прожил его подобно всем предыдущим дням, месяцам и годам своей жизни. Противоречия в его голове нарастали, и вдруг Кузнец сказал:

– Пошли посмотрим, что в машине.

Они спустились во двор и обследовали багажник «мерседеса». Бумеранг отсутствовал. Верон спросил Кузнеца, что он обо всём этом думает, но Саша был занят – он уже сидел на переднем пассажирском сидении и двигал руками обшивку. Прежде чем Верон сообразил, что он там ищет, Кузнец сказал:

– Ты будешь смеяться, но и волыны нет.

Смеяться Верон не стал. Они присели на скамью беседки в тени деревьев. Ветер нарезал солнечные лучи движеньями листьев, недалеко от них в своих мирах играли дети. Кузнец некоторое время молчал, погружённый в размышления, потом он заговорил, и с первых слов Верон понял, что отсутствие револьвера и стиль Умы Турман подействовали на него прилично.

– Даже бесконечность прямой сводится к точке… в профиль. Так что всегда всё дело в точках, иногда – сборки, иногда – разборки. Но прежде всего нужно определиться с точкой зрения на свою жизнь. Я, например, смотрю на неё как на приключение. Если смотреть приблизительно так же, то твоя проводница права: всё произошедшее – удача. Мы ехали за впечатлениями, и мы их получили. По тому, что у нас есть, можно сделать единственный вывод, который, правда, не даст ничего, кроме мысли, что он сделан. Вывод такой: поедая калкан перед твоей встречей с облачной дамой, мы находились примерно в одной, разделяемой нами обоими, реальности. Сейчас, вероятнее всего, тоже. В промежутке между этим произошли смещения… за матрицу будней… так она её назвала? Ты получил импульс из необъяснимого, по крайней мере мной… И, конечно, у тебя сложились особые отношения с тантрической пумой, с чем тоже можно только поздравить.

– Ты хочешь сказать, что моё тело со стеклянными глазами ехало с тобой по Трансильвании, а я ловил галюны про пляж и Дракулу на коне?

– Я не знаю. И хочу сказать, что на этот мир можно смотреть по-разному. Можно из смотровой щели определённости. Из неё я видел тебя рядом с собой в «мерсе», видел тебя в замке, и внешне ты напоминал наглухо укуренного паука. Потом мы приехали, и мне приснился сон, который совпал с твоим рассказом. Если рассуждать, не отходя от этой щели, то тебе вполне могла сдвинуть крышу… симпатичная колдунья с пляжа, и ты всю дорогу блуждал в каких-то видениях. Видения транслировались твоим мозгом, и я их неосознанно улавливал. Потом просмотрел во сне, расцарапав шею. Ночь на пляже упала в провал твоей памяти, а вместе с ней и то, куда ты дел револьвер. Хорошо, что нас не тормознули на границе, значит, подругу, скорее всего, ты не пострелял. Хотя мог ведь и в песок закопать. Ладно, это я так…

По мере того как говорил Кузнец, всё произошедшее убедительно прояснялось из его смотровой щели. Верон молчал – у него действительно был только набор видений с пробуждением в своей кровати. Саша сделал паузу и продолжил, когда лучи прорвались сквозь листву каскадом солнечных брызг:

– Перейдём к неопределённости. Здесь можно построить заумные многоэтажки… и на всякий случай: принцип неопределённости тащит на себе всю квантовую механику… но ладно, подойдёт и букварь. Возьмём хотя бы Солнце. Я определённо вижу его вращение вокруг Земли. В школе мне сказали, что это иллюзия детей и древних, а на самом деле всё наоборот. То есть в двух определённостях вращается либо Земля вокруг Солнца, либо Солнце вокруг Земли, а в неопределённости всё вращается только вокруг точки отсчёта или наблюдателя. Один и тот же деятель для одной страны будет разведчиком и героем, а для другой – шпионом и негодяем. Воровство осуждается, но Прометей в почёте… Весь мир пронизан неопределённостью. Мир неопределённости более объёмный и универсальный, и расслаивается он на плоскости определённостей. Поэтому либо смотришь в щель, либо вообще снимаешь шлем с узкой прорезью.

– И как выглядит Трансильвания без шлема?

– Загадочно, как и всё остальное. Но многим неуютно в загадочном мире, и они рады поскорее опустить забрало. Им так спокойнее, а мне вот хуже видно, так что от определённости я всегда по возможности воздерживаюсь. А твои полёты вообще в других измерениях… Может, мои рассуждения двигают воздух только потому, что ты выбрал реальность с этим воздухом, а я всё-таки шмалял по Дракуле. Провал вполне мог случиться и в моей памяти, а бумеранг с револьвером улетели в неопределённость между нашими провалами.

– У вас бы сложился неплохой диалог. С симпатичной колдуньей…

– Так и познакомились уже… заочно. Мне понравилась мысль, что будущее влияет на настоящее не меньше прошлого. В нашу жизнь пришёл… как она сказала?.. зов из времени. Это реальный плюс. А в смешных минусах – царапина и пропажа револьвера. Всё-таки надеюсь, что ты не воображал себя охотником на пуму.

В этом был весь Кузнец. Ему нравилось жить в неопределённости, и в множестве вариантов он всегда находил плюсы. По правде говоря, он находил плюсы практически во всём, за что, в числе многого другого, Верон любил его общество.

Первые же дни после путешествия показали, насколько сильно трансильванские события повлияли на обоих друзей. Кузнец неожиданно заявил, что он кое-что вспомнил о своих ощущениях после того, как ему отрубили голову. Саша сказал о невозможности выразить это даже приблизительно и добавил, что вопрос о том, во сне это произошло или наяву, не имеет значения. «Неважен набор тех или иных иллюзий, важно полученное намерение», – так подвёл он итог своим неопределённостям, а намерение у него сложилось вполне определённое – отправиться в новое путешествие. Кузнец заявил, что момент своего выхода в неописуемое состояние можно назвать выходом во время, и такое, видимо, происходит с каждым после смерти. Верон слушал его и вспоминал трещину времени, о которой услышал на пляже.

А Кузнец не унимался:

– Твоя пума сказала: «зов из времени»… Может, его я и ощутил. Там есть сразу всё, и мы оба получили мощный заряд. Теперь вопрос в том, кто на что его потратит. Лично я собираюсь на путь к осознанию.

– Осознанию чего?

– Не чего, а кого… Себя во времени. Но не того времени, что в часах.

– Круто. Для этого нужно путешествовать?

– Кому как.

Кузнец всегда отличался своеобразием, но представить его пилигримом в поисках истины было сложно. Верона вновь стали посещать мысли о критериях нормальности. Они с другом как бы поменялись местами, и по прошествии нескольких дней Верон всё больше склонялся к варианту, который Кузнец обрисовал из щели определённости. Краеугольным камнем становился здравый смысл, который хоть как-то спасал от противоречий, тревожно раздваивавших личность Верона. На пляже, когда он слушал Недиану под звёздами, мир воспринимался иначе, чем в окружении привычных предметов, и теперь мысли Верона пошли в противоположном с Кузнецом направлении.

Он внезапно отчётливо вспоминал то мелочи из архитектуры Брановского замка, то реплики Кузнеца в дороге, до и после посещения этого замка. Эпизоды сражений и полётов, напротив, утратили чёткость и прибавили в фантастичности, присущей снам. Верон признавался себе, что общение с Недианой в реальности вполне могло сочетаться с упырями в грёзах или каком-то трансе, а что касалось револьвера, то с теми изменениями сознания, которые сейчас демонстрировал Кузнец, он вполне мог исчезнуть и с его участием. Но, выстроив броню объяснений, глубоко внутри Верон знал, что всё это лишь слабые попытки защититься от раскалывающего мозг вопроса: «Что это было?»

Кузнецу броня была не нужна, он сразу раскрылся неизвестному и твёрдо решил ехать в горы – на Алтай и на Урал. Выбор направления исходил из того же необъяснимого импульса: «Одни горы подействовали – что-то откроется и там». Он не приглашал с собой, улавливая состояние Верона, который был не готов к такому шагу.

«Мерседес» принадлежал обоим друзьям, и Верон отдал Кузнецу половину его стоимости. Через неделю после возвращения из Трансильвании он отвёз Сашу в аэропорт. Перед посадкой они шутили и смеялись так, будто ничего особенного не происходит, но обоим было ясно, что поменялось многое, а на прощание Кузнец подарил несколько фраз в своём стиле:

– Ты знаешь, что для меня жизнь – это приключение. После Трансильвании я понял одну вещь: познание – самое захватывающее из всех приключений. Когда одного оккультиста спросили, какие гарантии при выходе в неизведанное, он ответил, что никаких – это шаг в открытый космос. Хорошо ответил. Слабые испугаются, и правильно – зачем туда тащить слабость, а сильных опасность только подстегнёт. Да и настоящая опасность – проторчать всю жизнь в чулане и не сравнить маленькие пыльные радости с кайфом свободных ветров. Привет пуме, если увидишь. Она мне понравилась.

– Оружие в космос не берёшь?

– Я и тут вдруг въехал. От кого защищаться, если всё вокруг – тоже я? А если вместить в себя всё, то и смысла в «я» больше нет. Не могу сказать, что пропитался этим, но молния блеснула.

Верон даже позавидовал Кузнецу. Если тот улетал, озарённый светом молнии, то сам Верон оставался в облаках сомнений и противоречий. Поездка к морю, запланированная как развлечение, неожиданно разносила их в разные стороны, но Саша был его другом, и если то, куда и зачем он отправлялся, было ему нужно, то так же это было нужно и Верону.

Он отвёз Кузнеца в аэропорт, где тот с рюкзаком на плече поднялся по трапу в своё будущее. Завелись двигатели, некоторое время самолёт наращивал мощность и наконец тронулся с места. Он разогнался по взлётной полосе, оторвался от Земли и, набирая высоту, растворился в Небе.

Мощный заряд, о котором говорил Кузнец, Верон вскоре ощутил в полной мере. Но совсем по-другому, чем Саша. Деньги, вложенные в продажу контрабандного янтаря китайцам, принесли прибыль гораздо большую, чем он ожидал, а развивая тему, стало казаться, что открылась жила. Для более выгодного ведения дел он переехал в другой город. Денежная река становилась всё полноводнее; помимо янтаря, он вложился и в другие проекты, причём удача сопутствовала ему во всём. Для проверки везения Верон стал изредка играть в казино по-крупному, неизменно уходя с полными карманами денег.

Его противоречия постепенно улетучились – всё происходящее совсем не напоминало жизнь в чулане. От Кузнеца не было никаких вестей, и Верон постепенно втянулся в игру золотого дождя, которая вначале ненавязчиво, а затем всё увереннее начала диктовать свои правила, рождая невидимо растущую Схему новой жизни. Через несколько месяцев он без напряга купил огромную дорогую квартиру, и модные дизайнеры превратили её в стильный брутальный лофт. Он мог сменить и «мерс» – на любую новую машину, но от этого его удерживала ностальгия.

Память трансильванских событий тускнела под слоем новых впечатлений, и всё это продолжалось до тех пор, пока одним прекрасным утром Верон не проснулся с ощущением непростительной задержки в буднях. Встретившая его незнакомка внезапно, как и год назад на черноморском пляже, рассыпала окружающий мир взглядом Недианы, и Верон всё-таки сделал свой шаг в открытый космос.