Читать книгу Люди Арка. Книга 1 - - Страница 2

Сейчас пока ещё 3920-й эон от Рождества Траскова. Завтра будет 3921-й, и поэтому в центре гостиной стоит вытянутый овальный стол, а вокруг него – мы. Стол ломится под весом разнообразной еды, по большей части авторства Ма (кухонный гастропринтер – её личная гордость).

Ма поднимает в эфир сосуд, наполненный винумбулой, и взглядом требует от меня того же. Остальные уже на ногах, но осмотрительно молчат: Ма злить никто не решается. Они знают, что я никогда не любил Новоэон, ибо каждый такой ритуал неотличим от предыдущего, а весь их смысл сводится к пугающей экзальтации на тему неумолимого оборота гигантского колеса времени…

Сейвер, мыслю так, будто мне не сорок семь эонов, а все два центума.

Саю, мою сестру, которой на днях исполнился двадцать один эон, всё ещё не оторвать от кукол, ну а я никак не могу привыкнуть брить своё лицо по утрам. Щетина настигла меня гораздо позднее сверстников, но, явившись в один прекрасный день, не стала мелочиться. Стоило бы подумать о лазерной процедуре по удалению волосяных луковиц с подбородка. Но наша 142-эоновая мама, которую я с детства зову просто Ма, негативно относится к любым вмешательствам в «дарованную Сейвером» внешность. А это значит, что эонов до пятидесяти, пока мы живём вместе, я буду вынужден начинать каждое утро с борьбы за гладкое лицо.

Термос с винумбулой стоит на столе напротив меня, и я могу в деталях рассмотреть в его холодной металлической поверхности своё угрюмое, хоть и начисто выбритое, отражение.

Я – эфин.

Когда люди Нулевого Центума (а их на тот момент было немногим свыше четырёх тысяч) сумели выжить и обустроить своё первое небольшое поселение на Арке, следующим их шагом стало знакомство с остальной территорией планеты. Они разделились на четыре группы, каждая из которых намеревалась заселять и осваивать свой собственный регион. Так образовались четыре крупнейших современных этноса: эфины, хефесы, аполлы и краты. Предки моей коммуны поселились в травянистых степях средних широт, кишащих мелкими травоядными зверьками, быстрыми и бесшумными.

Эволюция на Арке работает по другим законам, нежели земная. Здесь другой эфир, другая аква и другая терра. Мы эволюционировали быстрее, чем это могло бы произойти на покинутой планете. И всё же, мы остались людьми, хоть и изменились снаружи. Особенности местности, где обитали эфины, определили наш внешний вид: больше средних уши с заострёнными концами для лучшей локации добычи среди высокой густой травы и гипертрофированные клыки для лишения той самый добычи какого-либо шанса на спасение. Звучит жестоко, но всё это давно в прошлом: уже как тысячи эонов мы не лишаем животных жизни ради пропитания. Вместо этого мы употребляем необходимое для организма мясо, синтезируя его искусственно в гастропринтере, как и практически любую другую пищу – достаточно иметь образец ДНК нужного продукта.

Другую внешнюю особенность эфинов наука пока не смогла объяснить до конца. Пигмент в зрачках наших глаз устроен так, что всегда реагирует на эмоциональное состояние человека и меняется в зависимости него. Так, испуганный эфин будет иметь бледно-голубые глаза с порхающими в них прожилками серебра, а разгневанный – пульсирующие кроваво-красные или даже чёрные, как космос, лишись он всех звёзд разом. Мои глаза от природы светло-зелёные с примесью сочного жёлтого – цвет, который мы называем «грами» (от имени вида местной ядовитой травы).

Помимо отличий в наших организмах, каждый этнос характеризуется обобщающими поведенческими чертами и склонностями. Так, считается, что эфинам легче других даются науки, особенно точные, а также обучение в целом. Я не любитель стереотипов, да и кажется такое описание слишком уж плоским, но, признаюсь, если дело касается фактов или цифр, мне не составит труда осуществить всевозможные сложные операции с ними в уме за считанные секунды. С другой стороны, благодаря имплантированным церебральным микрочипам – круглому белому жемчугу – сейчас буквально каждый имеет возможность почувствовать себя эфином. Что ж, я не против, если это способствует всеобщему благу и процветанию. Аркане – сторонники коллаборативного прогресса, и я не исключение.

Я поднимаюсь сам, поднимаю свой сосуд и задумчиво вглядываюсь в панорамное окно, пока Ма одаривает собравшихся витиеватой речью о наших достижениях в уходящем эоне и надеждах на новый. Отдельного внимания, как обычно, удостаивается Сейвер и его бесчисленные благодеяния. За окном ей вторят залпы ослепляющих игнитов, расплёскивая флуоресцентные брызги в тяжело нависшую над урбом ночь. Тысячи цветных точек разбегаются в стороны, а после резво сбегаются вновь, чтобы преобразоваться в изображения фестивального характера. Сая обожает мигающие нивинки, а отцу больше по вкусу улыбчивое лицо Сейвера, сотканное из роя трудолюбивых цифровых светлячков. Отец важно хмурит чёрные брови и слегка кивает в сторону нависшего за окном лица, как бы сообщая тому, что всё идёт по плану и тот может не беспокоиться. Однако, когда игнит гаснет, чтобы обновиться и заново повторить запрограммированный круг поздравительной иллюминации, отец украдкой велит окну быть тише, дабы взрывы не побеспокоили Ма и не помешали её нескончаемой праздничной речи.

– Дай нам Сейвер, чтобы следующий эон был таким же продуктивным, как и истекающий. Слава Сейверу! Слава ИИТ!

– Слава ИИТ! – торжественно вторим мы.

Домашний робот по имени Руни сообщает присутствующим об официальном начале нового 3921-го эона. Я, Ма, отец, мой старший брат Фарик и ещё одиннадцать членов коммуны различной степени родства и соседей по убикору вскидывают в эфир сосуды с винумбулой и, стукнувшись ими так, что лиловая жидкость вспенивается ещё сильнее, пьют до дна. Единственный человек за столом, лишённый этого «удовольствия», – это Сая, которой поднятый шум вовсе не мешает размякнуть в своём кресле и, прикрыв глаза, погрузиться в богатый мир детских сновидений. Зажатый в её руке плюшевый жёлтый зверь, с которым она почти никогда не расстаётся, выглядит так, словно вот-вот задохнётся в крепких тисках маленькой девочки. Хотя дело всего-навсего в его огромных, почти выпученных глазах, удивительно неплохо гармонирующих с торчащей на макушке куклы кривой антенной.

Ма смотрит на мирно сопящую Саю порозовевшими от нежности глазами и негромко просит отца транспортировать её в сомнум. Я осознаю свой шанс и повторяю в точности за сестрой.

– Очень умно, Тоа, – слышу я строгий голос мамы сквозь темноту опущенных век. – Мы все оценили твой талант. А теперь «просыпайся» и не позорь меня перед дедушкой Хаззой.

Я приоткрываю один глаз, чтобы увидеть дедушку Хаззу, неотрывно сверлящего взглядом копчёного рубрума, разлёгшегося в неоднозначной позе на тарелке перед ним. Очевидно, дедушка не в курсе ни о моём провалившемся плане, ни, вероятно, о действиях кого бы то ни было ещё из сидящих за столом, ибо, судя по всем внешним признакам, он активировал персональный стрим (перстрим) и в данный момент полностью увлечён происходящим на экране, видном ему одному.

– Отец! – возмущается Ма, несильно шлёпнув деда по руке. Тот дёргается, словно кресло под ним на секунду стало электрическим, и панически осматривается по сторонам, медленно вспоминая, где он и зачем. Он задерживает взгляд на отце на мгновение дольше, чем на остальных, будто видя его в первый раз и решая, достоин ли этот густобровый камрад делить с ним один стол. Отец добродушно хлопает дедушку по плечу (тот проседает в кресле, ответившем на это жалобным писко-скрипом) и встаёт, дабы осуществить распоряжение Ма. Я решаю больше не рисковать (зрачки маминых глаз опасно побагровели) и вместо этого воспользоваться преимуществами своего положения.

Обычно я не ем на ночь глядя, но копчёный рубрум слишком уж настойчиво транслирует свой аромат мне в нос, из-за чего слюнной секрет не медлит заполнить собой ротовую полость. Помимо мяса, я накладываю себе рагу из яичного цветка, перечную терру и картошку. «Я пожалею об этом утром», – думаю я, пока челюсти перемалывают первую порцию. Тем временем Фарик подливает мне ещё винумбулы.

– Фарик, не усердствуй, – осаждает его Ма, обслуживая тётушку Рэ с миской тушёной гравирепы.

– Я же не себе! – протестует он.

– Вот именно. Ты хочешь, чтобы твой брат осрамился, не успев прожить и дня в новом эоне?

Ма никогда не была известна своей деликатностью. Фарик неубедительно скрывает ухмылку и ставит термос так, чтобы я при всём желании (будто оно у меня теперь появится) не мог до него дотянуться. Я чувствую, как капилляры моего лица разбухают под давлением хлынувшей в них крови.

Конечно, Ма намекает на печально известный Съезд Патриума N 918-го эона, а точнее, фуршет после него, когда я не рассчитал своих сил при обращении с «веселящими» микстурами и в результате напросился на кулачный бой с роботом-официантом, который, продиагностировав моё состояние, резонно отказал мне в очередной порции. Мне до сих пор сложно сказать, кто из нас тогда вышел победителем. Мне нравится думать, что я как минимум не проиграл (ведь чинить, хоть и разными способами, пришлось нас обоих).

– Что за шум, а драки нет?

Бодрый голос отца, вернувшегося в гостиную уже без Саи, лезвием тупого топора рассекает повисшее в эфире напряжение. Переведя взгляд с мамы, угрожающе поджавшей губы, на Фарика с его бегающими глазами, и, наконец, на утопающего в жаре собственного лица меня, отец осознаёт полную неуместность своего комментария и, трагически кашлянув, стыкуется с креслом, не проронив более ни слова. Для отца моя выходка на Съезде обратилась куда более сильным ударом, чем для кого-либо из нас: она могла стоить ему должности в Головном Сенате Патриума.

Вся власть на Арке строго централизована, и нет такого субъекта, который не являлся бы частью общей системы. Каждый Патриум (одна из восьми обитаемых территорий планеты) располагает своим органом власти, называемым Головным Сенатом. В Сенате нашего Патриума – N – работает мой отец. Такие как он решают вопросы, касающиеся жизни в урбах, разбросанных по подконтрольным им Патриумам. У урбов нет названий, есть лишь числа-идентификаторы – так, мы с коммуной проживаем в урбе N11, помимо которого есть первый (в котором и находится здание Сената), второй, третий и далее по списку. При этом, одними только Сенатами устройство власти на нашей планете не ограничивается.

Один раз в эон все Сенаты планеты направляют своих послов в Мировой Траскианский Альянс, штаб-квартира которого расположена на вершине северного полушария, на нейтральной территории, вдали от урбов, Патриумов и вообще какой-либо цивилизации. Чтобы добраться туда, членам Альянса не требуется транспорт: они посещают собрания виртуально, просто подключившись к закрытой сети. Ощущения не отличить от реальных, и поэтому каждый из них с уверенностью скажет, что был в штаб-квартире, хоть и не будет иметь ни малейшего представления, как здание выглядит снаружи.

Там, на севере, члены Альянса выполняют важную работу: они слушают и фиксируют резолюции одного-единственного и главенствующего над всеми ИИТ – Искусственного Интеллекта имени Траска. Никто из ныне живущих, даже членов Альянса, не видел его воочию. Никто не знает, как выглядит его исходный код и где расположены его серверы. Но всем нам известна одна простая истина: именно благодаря ему наша планета «всё ещё держится на своей орбите» (если цитировать мою Ма).

Люди в органах власти сменяют друг друга довольно часто, каждые шесть эонов, чтобы никого из них не успела заразить губительная идея выйти за рамки дозволенного, которое, по сути, сводится к осуществлению резолюций, принятых искусственным интеллектом. Только сам ИИТ на протяжении центумов эонов занимает свою должность, однажды возложенную на него людьми, побоявшимся взять на себя ответственность за планету. Его авторитет неоспорим, а работать на него считается большой честью, ведь это значит, что Верховный Алгоритм лично отобрал тебя, оценив по достоинству твои способности и потенциал. Вот почему отец так дорожит своим положением в Сенате.

Вот почему я не прикасаюсь к буле до самого окончания банкета.