Читать книгу Териантропия, стихи и апокалипсис - - Страница 42

Я живу одним днём,

Первородный убогий плебей,

Задыхаясь в наплыве идей,

Почитая лишь волчий закон.

—

Всё моё – для людей,

Ну я, лишь весны ветерком,

Да в далёкую землю ведом,

Где сидит царь зверей.

—

В окружении икон

Древних хищников стайных,

Охраняя великую тайну

О своем появлении в лике людском.

—

На развалинах рая,

Я в звериное око смотрю,

Ну а вижу себя,

Что себя сохраняет.

—

И для капищ огня,

Нужно больше,

Чтоб снова одним стали мы,

В отражении богов острия.

—

И в преддверии иной старины,

И в стремлении к истоку вселенной,

Я навечно срастаюсь с гиеной,

В предвкушений величия тьмы!

Клык на камень нашел,

Растираясь в пыль.

Зверя режут ножом,

Расцветает полынь.

—

Мясом полон мой дом,

Я охотничий сын.

Зверя кровь, кипятком,

В моей вене, бензин.

—

Изменён мой геном,

Я детёныш пустынь.

В моём сердце гнилом,

Ты навечно и сгинь!

—

В моём мозге дурном,

Копошиться латынь.

Своим хрупким ребром,

Порождал героинь.

—

Но не стать мне отцом,

Не дожить до седин.

В моё сердце, свинцом,

Только облик зверин.

—

Мне охотник, ружьём,

Оборвет мой зачин.

Убегал я, как мог,

Да попал в формалин!

—

Клык на камень нашел,

Растираясь в пыль.

Зверя режут ножом,

Расцветает полынь.

Хотел бы я в лесах стерильных,

Как раньше, в прошлые века,

Там прыгать-бегать ланью сильной,

Со следа сбив злого стрелка.

—

Но нету боле елей стильных,

Ветви запутались в рогах,

И все копыта крепит гирей,

Теперь плутаю там, во снах.

—

Вольеров, стойла и пера,

Меня темница плотно сжала,

Я раб их, знающий блага

Цивилизаций одеяла,

Что закрывают все начала,

Самих понятий бытия!

Быть может я там, вне орала,

На самом деле лучший я?

—

Что скачет волею гонимый,

В печалях, радостях счастливый,

В борьбе и гонке сиротливый,

А в жизни сам себе судья..

—

И это всё просто прекрасно,

И шкура та теперь моя,

Да только вот уж всё напрасно,

Я пал под клювом воронья!

—

И сдался, свыкся, даже сбредил,

Утратив прежнего себя,

Ибо мирку в преображенье,

Лишь жертва тут была нужна.

—

Пускай еретиком,

Сверхлюди назовут меня,

Я всё людское в миг откину,

Ветвятся пусть мои рога.

—

Копыта обогнут трясину,

И устремятся в те луга,

Где я смогу вновь стать счастливым,

В первые так приняв себя!

В погоне за рысью, я волчьей походкой,

Погружаюсь в глубины лесов.

И чем дальше, в Тайгу, я подводною лодкой,

Тем ближе мне шёпот цехов.

—

Единство различий, как дьявола подкуп,

Как образ завода Христов.

Из леса я вышел, из снега я соткан,

Я царь в королевстве станков.

—

На череп корона – из листьев обмотка,

Зачем же мне пафос дворцов?

По залам большим, по полю, ошмётком,

Валяюсь, как отпрыск богов.

—

И брошен я ими, и в землю я воткнут,

Как флаг государств-мертвецов.

Их вид на картине, на выцветшей фотке,

Примкнуть к их забвению готов.

—

И царство мое жестоко, но кротко.

В пустующем мире, я – бог.

От смеха трагичного – хриплая глотка.

Средь тысяч зверей, одинок.

Я брошенный, дикий пёс,

И в этот последний день,

В полях расцветёт овёс,

Когда в лес уйдет моя тень.

—

Там предки, на поле из роз,

Древних хищников грозная сень.

Я надеюсь им мил симбиоз,

Где един человек и зверь.

—

У хозяина был невроз.

Перед мордой закрытая дверь,

Моё место под весом колес,

Средь бродячих не числят потерь.

—

Я в холодном краю пророс,

Пусть теперь меня греет метель.

Отморожен уж пёсий нос,

Ну а верность всё полнит купель.

—

Каждый пёс, в душе, Христос,

А хозяин Иуда. Поверь,

Я прощаю тебя в мороз,

Я прощу тебя, даже в капель.

—

Когда сам поскачу в страну грёз,

Я прощу, и побои, и хмель.

Дикий, странный метаморфоз,

Моих предков далёкая трель.

—

Я уйду, дважды брошенный пёс,

Где псоглавцы, шакалы и чудь.

Да не будет там более слёз,

По тебе разве только, чуть-чуть..

Я слишком слаб, видения зимы

Холодной кожи грубых пальцев,

Предвестник вечной темноты

Во снах слепых неандертальцев.

—

Подобием которых мы

Являлись, словно бы стенальцы,

Что в сумрак праздника чумы,

Кровавой патокой движимы.

—

И пусть действительно слепы,

В кровавом зареве режимов,

Я предпочёл бы быть зверьми,

Во славу пыточной машины.

—

Звериной доли свой удел,

Мне далеки людей хитины.

Их новый миропередел,

В земле оставит лишь морщины.

—

У нас же есть и свой надел:

Всё бесконечные равнины,

Миропорядочность систем

И горький запах керосина.

—

В степи обрушился тотем,

В том помогла нам гильотина,

Под сладкий запах хризантем,

И их горячие порывы..

За жабры, на воздух, всё тянут меня,

Ломаются кости, трещит чешуя.

И когти на шее всё давят сильней,

Я рыбой рождён, и сгину я ей!

—

Оставь на песке, вместе с огненным солнцем,

Я мумией стану, высохшим монстром.

Иль в воду пусти, с милосердьем тирана,

Я плохо закончу, в когтях пеликана.

—

Ты лучше запри за стеклянною стенкой.