Читать книгу Кофе с мороженым, или Рецепт идеальных отношений - - Страница 8

– Можно мне «Космополитен»?

Милка была пьяна. Пока еще не от коктейля, нет – от атмосферы. От романтики, как ни странно, этого места. От любви. Мне это не нравилось, но я пока молчала.

– А мне… – я тоже повернулась к Пашке, но он меня перебил.

– Ни слова больше! – и его мощная фигура скрылась в толпе двигающихся тел.

Клуб был небольшим, но место мне на удивление нравилось. Оно мало напоминало кишащее алкогольными парами и бьющей по барабанным перепонкам музыкой заведение. И бородатых мужиков тут было совсем не так много. Не поймите меня превратно, ничего против бородачей не имею – вон, с Пашкой дружу, а его подбородок наверняка уже забыл, как выглядит бритва. Но типичных грозных любителей металла и хардкора, которые обвешаны цепями и любят размахивать стаканами с пивом и перекрикивать исполнителей на сцене, тут вроде бы не наблюдалось.

Это было хоть и подвальное помещение, но теплые мерцающие огоньки, ненавязчивая пока еще фоновая музыка, приветливые официанты и просторное пространство перед сценой, которое сулило свободу действий для всех желающих потанцевать или просто поближе наблюдать за исполнителями, делали место уютным и приятным.

Я заметила возвращающегося к нам Пашку, который виртуозно гарцевал среди людей, неся в руках целых три стакана.

– Дамы, извольте, – он отдал Милке ее «Космополитен», а затем протянул мне бокал с чем-то бледно-розовым, больше похожим на милкшейк или смузи, чем на жидкость.

– Что это?

– Коктейль. Специально для тебя. Называется «Спасение печени».

Я чуть не захлебнулась глотком, который уже сделала.

– Как-как?

– «Спасение печени». По названию, думаю, понятно, что безалкогольный. Там только яблоки, клубника, банан, лед и измельченная мята.

Спасибо, конечно, Антонову за заботу. Но «Спасение печени» больше звучит как средство первой необходимости утром, после затяжного запоя. Наравне с рассолом.

– Вкусно, – пришлось признать мне, когда я осушила стакан наполовину буквально сразу.

– Ну еще бы, я черт-те что не принесу, – с самодовольным видом отозвался Пашка, а Милка шепнула мне в ухо мечтательное:

– Он у тебя просто душка!

Я до сих пор не призналась подруге, что между мной и Антоновым ничего нет. Это, наверное, эгоистично с моей стороны, но я будто не хотела делиться особыми отношениями с Пашкой. У меня было ощущение, что, если я поделюсь с Васильковой, вся магия дружбы с Антоновым рухнет. Поэтому я только сдержанно кивнула и снова припала губами к соломинке.

Пашке скоро пришлось бежать за очередной порцией «Спасения». Милка же, воспользовавшись моментом, попросила в этот раз «Дайкири». И это притом что сам Пашка свое пиво еще даже наполовину не прикончил.

Вскоре на сцене появились Кемаль и Феликс. Я опустила глаза, пытаясь скрыть волнение, и стиснула трубочку зубами так сильно, что она чуть не сломалась. Парни настраивали свои инструменты. У Феликса в руках была электрогитара. Я все же закатила глаза – ну конечно, на чем еще будет играть этот мачо?

Выглядел он на все сто: просто и в то же время очень эффектно. Черные джинсы, белая футболка, которая идеально оттеняла его загорелую кожу, и белые «вансы». На левом запястье, как напоминание из прошлого, – черный платок с белыми геометрическими узорами. Интересно, это у него что-то типа талисмана, как у хоккеистов? Я настолько отвлеклась на мысли о значении его необычного аксессуара, что, когда подняла глаза и встретилась взглядом с Феликсом, вздрогнула от неожиданности. Он улыбнулся и подмигнул мне. Мне! Я наверняка снова покраснела, но, к счастью, свет в зале стал более приглушенным.

Фоновая музыка остановилась. На сцену из-за кулис вышла высокая девушка, что-то произнесла, повернувшись к Феликсу, и наконец обернулась к зрителям. Я тотчас же узнала ее. Это была та самая блондинка, которая в тот раз, на корабле, прервала нашу беседу с Феликсом. В груди кольнуло, и я заставила себя не обращать внимание на то, какой «свойский» взгляд она бросила на парня.

– Дамы и господа! – она обратилась к толпе на русском – еще одно открытие для меня. Я думала, она тоже не местная. – Прошу приветствовать на сцене группу «New Sound»!

«New Sound»? Серьезно? «Новое звучание»? Так себе название.

В зале послышались пока что жидкие аплодисменты. Публика была еще настороже, ребята тут выступали впервые.

По коже пробежали мелкие мурашки, когда образовавшуюся тишину прорезал до боли знакомый мотив со звуками клавишных. «Dancing in the Moonlight». Это был кавер на красивейший хит группы King Harvest. Я просто обожаю эту песню! Сердце замерло в предвкушении услышать, как будет петь Феликс. Судя по занятому им месту посередине сцены у микрофонной стойки и впереди всех остальных участников коллектива, фронтменом был именно он. И, боги, мои ожидания были вознаграждены сполна. Природа наградила Феликса не только эффектной внешностью, но и восхитительным голосом. Глубоким, бархатным, чутким. Ни одной фальшивой нотки, ни одного лишнего мелизма. На сцене он смотрелся так же гармонично, как и на палубе, выныривая из морских глубин.

– Пока что хорош по всем фронтам, – послышался справа голос Пашки.

Он легонько пританцовывал в такт музыке, разбалтывая остатки пива на дне бокала.

– Да, талант очевиден, – пришлось признать мне.

Даже Милка не могла сдержать восторга и воспевала оды голосу Феликса. И это при живом-то парне. Сам Кемаль играл на ударных. Вполне сносно, стоит признать.

Следующей песней в исполнении ребят была «I Went to Hell Last Night»[7]. Тогда я стала догадываться, почему они выбрали такое название для своей группы. В каждый кавер они вкладывали часть души, что позволяло ему звучать по-новому, по-особенному. Хотя, мне кажется, всегда есть смысл пробовать создавать что-то свое.

Я снова залюбовалась Феликсом: прикрытые глаза, взъерошенные волосы, влажные от пота, на виске – выступившая от напряжения жилка. Он держался двумя руками за микрофон и едва заметно улыбался. Мне пока что нравился их репертуар. Эта песня была про добро и надежду.

«There’s a little bit of God in everything»[8].

Простите мне эту минуту банальных и пошлых высказываний, но его голос сводил с ума. Сколько же в нем было силы и голых эмоций. Я почувствовала, как по спине ползут мурашки, и в тот же момент встретилась взглядом с Феликсом. Мне стоило отвести глаза, но что-то удерживало меня, и я не могла пошевелиться. Будто между нами тонкой нитью пролегла связь, и разорвать ее было равно убить бушевавшее внутри чувство эйфории. А мне этого совсем не хотелось.

Феликс не отрывал от меня взгляда до конца песни. А я так и стояла замерев. Люди рядом возбужденно аплодировали, свистели и кричали «Браво!» и «Еще!», а я словно находилась в вакууме. Странное ощущение.

– Тебе принести что-нибудь? – голос Пашки вырвал меня из оцепенения.

Я растерянно посмотрела на него, но быстро пришла в себя. Ужасно хотелось пить, будто это не Феликс, а я надрывалась сейчас на сцене и у меня пересохло в горле.

– Да, принесешь мне мохито, пожалуйста?

Антонов поклонился в шутливом реверансе и ретировался выполнять «приказ». Здорово, что мне не нужно было делать никаких уточнений для него. Милка бы из вредности принесла мне алкогольный коктейль, а Пашке можно было доверять на все сто.

«New Sound» сделали перерыв, и в клубе вновь заиграла фоновая музыка.

– Поверить не могу – я девушка барабанщика! – Милка обмахивалась рукой и оглядывалась по сторонам.

– Поздравляю, – буркнула я. Кемаль мне все равно не нравился, хоть я и не могла объяснить точную причину. То ли дело его товарищ по команде.

Феликс и Кемаль подошли к нам, словно услышав мои мысли. Я снова покраснела, будто они действительно знали, о чем я думаю. Они о чем-то переговаривались на турецком, причем белобрысый, судя по интонации, был чем-то недоволен. Феликс отвечал довольно сдержанно, но было заметно, что он напряжен и это стоит ему больших усилий. Странно было видеть его таким.

– Вы еще будете выступать? – Милка ласково схватила Кемаля за локоть, но он довольно грубо отвел руку. Подруга смущенно улыбнулась. Стоит ли в очередной раз говорить, что мне не понравилась эта картина?

– Через двадцать минут сыграем еще пару песен, – Феликс отвел тяжелый взгляд от приятеля и тепло посмотрел на Василькову. Я была благодарна ему за этот жест. – Что скажете?

Он вопросительно посмотрел на меня, и мне показалось, что я почувствовала волнение в его голосе.

– Это было… довольно неплохо, – наконец произнесла я.

Что ж, молодец, Лана. Для человека с лингвистическим образованием и опытом работы в издательстве «неплохо» – лучшее слово, которое можно было использовать в данной ситуации.

Правый уголок рта Феликса знакомо изогнулся в кривой усмешке, и я уже хотела дополнить свой ответ куда более яркими эпитетами, но тут появился Пашка.

– Прошу, – он протянул мне запотевший стакан, и я быстро сделала спасительный глоток. Божественно.

– Парни, это было круто! – произнес Антонов, а потом вполне чистосердечно обратился к Феликсу. – У тебя талант, чувак.

– Спасибо, – брюнет искренне улыбнулся Пашке и пожал протянутую ладонь. Слава богу, дождался заслуженной похвалы хотя бы сейчас. Мне снова стало стыдно.

Однако, когда Феликс снова посмотрел на меня, я не прочла в его глазах ни обиды, ни упрека – скорее, любопытство и интерес.

Кемаль наконец соизволил заговорить с крутящейся вокруг Милкой, а Пашка отошел, потому что ему срочно позвонили. Мы с Феликсом неожиданно остались одни, если можно так сказать, учитывая толпу вокруг.

– Я надеюсь, что после нашего следующего выступления ты будешь более впечатлена.

– Посмотрим, – невозмутимо ответила я, делая очередной медленный глоток из стакана. Мохито уже не был таким обжигающе холодным, и первую жажду я уже утолила, но от волнения не знала, куда себя деть, вот и цедила жидкость, изо всех сил стараясь не показывать, что внутри у меня все переворачивается.

– Тебя что-то тревожит? – неожиданно спросил Феликс.

– Нет. С чего ты взял?

Он несколько мгновений смотрел на меня, словно пытался прочесть ответ на какой-то свой вопрос у меня в глазах, и наконец ответил:

– Просто мне кажется, ты напряжена.

Ха-ха, очень смешно. Благотворно ли это для моей и так дышащей на ладан последней нервной клетки? Отнюдь нет. Что в голове у этого парня? Ему доставляет удовольствие издеваться надо мной?

Я так разозлилась, что захотела сказать в ответ что-нибудь резкое, чтобы поставить его на место. Мысли судорожно проносились в голове, но подходящих слов, к несчастью для меня, не находилось. Ну да, я ведь тот еще мастак в беседах с противоположным полом. Краснеть – оно, пожалуй, больше по моей части.

Пока я раздумывала над хитроумным ответом, который моментально положил бы моего собеседника на лопатки, к нам вдруг подошла та блондинка, которая объявляла выступление группы. Она сказала что-то на турецком, обращаясь к Феликсу, на меня же лишь мельком взглянула, проигнорировав мое присутствие. Слава мохито, сегодня он мой спаситель. Я еще раз глотнула из стакана.

Феликс о чем-то негромко переговаривался с блондинкой, но, хоть я и не могла разобрать отдельных слов, было ясно, что они спорили. Наконец он позвал Кемаля, и они втроем пошли в сторону сцены. Я осталась стоять одна. Василькова тоже куда-то исчезла. Замечательно. Даже коктейль закончился, и я теперь беспомощно озиралась по сторонам. Ненавижу оставаться одна в таких местах, сразу начинаю чувствовать себя некомфортно. Такова незавидная судьба интроверта.

Спину будто обожгло, и я повернулась к сцене. Феликс настраивал гитару и снова смотрел на меня. В этот раз он улыбался и что-то говорил одними губами. Я развела руками в стороны, показывая, что не понимаю его. Он кивнул и начал быстро что-то печатать в своем телефоне. Айфон в моем кармане пиликнул. Я открыла его и увидела сообщение от неизвестного номера:

«Следующая песня для тебя».

Сердце взволнованно забилось, и я снова подняла взгляд на Феликса, но он теперь говорил с клавишником и больше не смотрел в мою сторону. Откуда у него мой номер? Неужели Милка дала? Когда только успела?

Василькова как раз объявилась, и я уже хотела вывалить ей все претензии, но заметила, что глаза у нее красные и заплаканные.

– Что случилось? – спросила я, тут же бросив подозрительный взгляд на Кемаля. Тот уже расположился у ударной установки и с деловым видом постукивал палочками друг о друга.

– Мама звонила, – Милка суетливо копошилась в миниатюрной сумочке. – Черт знает что! – она нервно встряхнула содержимое и, видимо, не найдя нужного, полезла в карман юбки. – Куда я засунула этот проклятый номерок!

– Что случилось? – я осторожно схватила ее за плечи, заставив посмотреть на меня.

Она судорожно вздохнула, подавляя очередной всхлип.

– Папа… – она сглотнула. – Папе стало плохо. Увезли на скорой. Мне нужно срочно ехать.

– Я с тобой! – тут же встрепенулась я.

Какой ужас! Неужели с сердцем неполадки? Андрей Вениаминович, папа Милы, всегда был энергичным и активным человеком, занимался спортом, не питался дрянью. Что же с ним случилось? Мне стало очень тревожно – и за него, и за Василькову.

Милка всегда была «папиной дочкой», очень любила отца и всегда с гордостью рассказывала, как они вместе ездили кататься на лыжах, ходили на рыбалку – сейчас уже редко, правда. Мила перебралась в столицу, а ее родители жили в том же районе, что и моя мама. Василькова ненавидела возвращаться туда, и только желание навестить родителей, особенно отца, удерживало ее от того, чтобы раз и навсегда забыть дорогу в родные пенаты. Не знаю, почему она вдруг резко невзлюбила это место. Раньше никогда не замечала за ней такой лютой ненависти. Да, конечно, мы все мечтали вырваться в большой город, хорошо устроиться, но и место, где прошла наша юность, любили. По крайней мере, о себе я с уверенностью могла такое сказать. А вот Милка…

Причем такие резкие перемены случились неожиданно. Василькова ездила домой на зимние каникулы на первом курсе, а как вернулась – так ее будто подменили. Даже слышать не хотела о том, чтобы в ближайшее время поехать туда снова. Я даже испугалась – а вдруг с ней что-то ужасное случилось, пока она там была, а я оставалась в городе. Но Милка заверила, что просто резко почувствовала разницу между столицей и «деревенским антуражем» и ей вдруг дико опостылели родные просторы. «Все такое убитое, убогое, угнетающее, Ланка», – сказала она тогда. «Прям все на «у»?», – пошутила я, но она лишь отмахнулась. С тех пор она ездила в нашу «деревню», как она пренебрежительно стала ее называть, очень редко, когда совсем невмоготу становилось от тоски по родителям.

Вернувшийся Пашка, увидев, как мы обе мечемся, тут же сказал, что поедет с нами.

– Заказываю такси, – не желая слушать возражений, сообщил он и уткнулся в телефон.

– Ланка, нельзя нам всем уезжать, – вдруг спохватилась Мила. – Ребята обидятся, – она кивнула в сторону сцены.

– Ничего они не обидятся! – возмутилась я. – Ты же не из прихоти решила слинять. Дело серьезное.

Я тут же прикусила язык – не хватало, чтобы Василькова еще больше разволновалась. Но она даже не обратила внимания на мои слова, все так же встревоженно глядя на Кемаля.

– Брусникина, может, кто-то из вас останется? – она с мольбой посмотрела на меня. – Кемаль телефон отключает на время выступления, а потом мне не до звонков будет, сама понимаешь. Нужно будет ему все объяснить.

Очень сильно сомневаюсь, что ее распрекрасный Кемаль вообще обратит внимание на наш уход, но еще больше расстраивать подругу не хотелось.

– Лан, давай я поеду, отвезу Милу, а потом вернусь и заберу тебя, – вмешался Пашка.

Ну что за золотой человек.

– Не надо за мной приезжать, сама доберусь до дома. Такси вроде пока еще не отменили, – я подмигнула Милке и успокаивающе потрепала ее по плечу, – не переживай, все будет хорошо. Передам я все твоему Кемалю. Ты только держи меня в курсе, ладно?

Василькова закивала и поцеловала меня в щеку.

– Позаботься о ней, – шепнула я на ухо Пашке, и он показал соединенные большой и указательный пальцы, мол, не волнуйся, все будет хорошо.

Они скрылись в толпе. Мне как-то сразу стало неуютно, но в этот раз не оттого, что я осталась одна, а потому что чувствовала себя виноватой. Может, надо было все-таки поехать с ними и не оставлять Милку одну? Что я за подруга такая. Или хотя бы поменяться с Пашкой – что мы, ей богу, такси без него не вызовем? Хотя Антонов без нас тут вряд ли бы остался. Василькова нездорово переживала из-за этого придурка Кемаля, хотя он и слезинки ее не стоил. Я решила, что дождусь конца их выступления, выполню свою миссию и тоже поеду в больницу. Милка мне адрес смс-кой скинет.

Почувствовав небольшое облегчение, я пошла в сторону бара. Почему-то на меня накатила дикая усталость, и мне захотелось присесть. Я заказала чашку кофе – силы мне еще понадобятся – и уселась на высокий барный стул, повернувшись к сцене. В зале снова стало темно, и гул толпы стих. Звук акустической гитары заполнил пространство. По телу пробежала уже знакомая дрожь – в этот раз оттого, что я узнала песню. Люди вокруг исчезли, а темнота сменилась ярким светом дня. Я была не в тесном клубе, а на палубе корабля, покачивающегося на волнах бескрайнего синего моря. Рядом сидел красивый загорелый мужчина и с улыбкой смотрел на меня, а в ушах играла красивая композиция на незнакомом языке.

Феликс вряд ли видел меня сейчас, когда я сидела далеко от сцены – у бара, где свет был еще более приглушенным. Но я была уверена на миллион процентов, что эту песню он поет для меня. В душе буйным цветом разрастался комок самых разных чувств: от восторга и непонятной грусти до умиротворения и благодарности. Когда прозвучал последний аккорд песни, я выдохнула и положила телефон на колени – до этого я не замечала, как сильно сжимала его в руке.

– Желаете еще чего-нибудь? – бармен приветливо улыбнулся.

– Нет, спасибо.

Я отодвинула пустую чашку из-под кофе и на негнущихся ногах направилась ближе к сцене. Мне вдруг кровь из носу стало необходимо находиться рядом с группой, чтобы «впитать в себя» остальные песни.

С группой или Феликсом? Я даже не стала отмахиваться от этой внезапной мысли. Мне нравился Феликс, лгать самой себе было глупо. И плевать, что совсем недавно я рассталась с Антоном и что я почти ничего не знаю об объекте своей новой симпатии. От Феликса веяло загадкой, как в кино и книгах, в которых лирические герои представали перед влюбленными в них женщинами опасными незнакомцами. От них хотелось спрятаться, но они покоряли неискушенные сердца и замутняли рассудки. С Феликсом все было сложно: хотелось и бежать от него, и в то же время быть рядом. Хотелось остаться с ним наконец наедине и говорить, говорить. Обо всем. Это желание не отпускало, казалось, с нашей короткой беседы на палубе корабля. Только раньше я сразу отреклась от любого намека на то, что этот человек успел так глубоко забраться мне в голову. Это же смешно – мы даже не знали имен друг друга!

Я говорила себе: Лана, успокойся и живи своей прекрасной налаженной жизнью, а этот эпизод пусть останется приятным воспоминанием, не более. И ведь у меня получалось! До тех пор, пока моя лучшая подруга, сама того не ведая, не вернула меня в самое начало.

Когда выступление ребят закончилось и они начали собирать аппаратуру, я осмелилась подняться на сцену и подойти к Кемалю. Боковым зрением я заметила, как Феликс проводил меня взглядом, наматывая какой-то провод.

– Миле пришлось уйти, семейные неприятности, – громко произнесла я, глядя на ударника.

Парень покачал головой, показывая, что не понимает меня. Тихо чертыхнувшись, я разблокировала телефон, чтобы открыть переводчик, но в этот момент совсем рядом со мной раздался низкий голос Феликса – он сказал что-то Кемалю на турецком, полагаю, что перевел мою фразу. Белобрысый коротко кивнул и ничего не ответил, продолжив как ни в чем не бывало собирать ударную установку. Я еще пару секунд поколебалась, стоя перед ним и не решаясь просто развернуться и уйти. Что-то меня удерживало. Точнее, кто-то. Феликс все еще стоял за моей спиной, и я почувствовала, как все тело вмиг отяжелело. Потребовались все силы, чтобы обернуться и сохранить на лице невозмутимое выражение.

– Спасибо, – все же удосужилась я поблагодарить своего «переводчика».

– Обращайся, – Феликс подмигнул мне, и его лицо озарила хитрая улыбка. – Надеюсь, вторая часть концерта прошла так же неплохо, как и первая.

Все мои старания рухнули, как карточный домик, и я почувствовала, как мгновенный румянец окрашивает щеки. Мне до сих пор было стыдно за чересчур скупую оценку выступления ребят.

– На самом деле, мне очень понравилось, – решила признаться я. – И та песня…

Феликс посмотрел на меня так, что я сразу поняла – мне не нужно объяснять, какая именно песня. Насмешливая улыбка тут же испарилась с его лица, и взгляд стал серьезным. Я зависла на несколько мгновений. Я уже говорила, что у этого парня магнетические глаза?

– Песня, которую ты пел сразу после перерыва, – все же пояснила я слегка хриплым голосом, – это было прекрасно.

Сначала мне показалось, что все чересчур слащаво – эти банальные эпитеты, слова с придыханием. Но Феликс так искренне улыбнулся, что все мысли мгновенно улетучились из моей головы.

– Спасибо, – искренне поблагодарил он. – Я очень хотел, чтобы тебе понравилось.

Пора было уходить. Милкину просьбу я выполнила, концерт окончен, больше меня тут ничего не держало, но ноги будто приросли к полу.

– А где твой парень? – прервал наше обоюдное молчание Феликс, и я на секунду растерялась. Парень? – Павел, – заметив мое недоумение, пояснил брюнет.

– Он поехал провожать Милу.

– Понятно. Может, тогда с нами? Хотим отпраздновать первое выступление в городе в ресторане.

Лана, которая десять минут назад призналась себе, что ей безумно нравится стоявший перед ней парень, тут же мысленно станцевала танец победы. Но другая Лана, мнительная и вечно сомневающаяся в своих решениях, застыла под грузом противоречий. Первая Лана уже почти уделала вторую, и из моего рта готов был сорваться положительный ответ, но меня опередили. Блондинка, у которой, видимо, вошло в привычку появляться каждый раз, когда между мной и Феликсом зарождался более-менее нормальный разговор, появилась будто из-под земли.

– Феликс, ты готов? – спросила она, глядя при этом на меня.

Ее рука по-свойски схватила брюнета за локоть, и девушка чуть ли не повисла на нем.

– Да, ждем ребят и можно ехать, – парень снова посмотрел на меня. – Лана, ну так что, едем?

Победившая-было Лана тут же сникла и, пробормотав что-то невнятное, попятилась назад.

Я бросила еще один взгляд на место, где женские пальцы с длинным черным маникюром гладили мускулистую руку, и, натянув на лицо самую непринужденную улыбку из скупого арсенала своих улыбок, вежливо мотнула головой.

– Спасибо за приглашение, но, наверное, в другой раз. Я что-то устала, а завтра рано вставать.

– В субботу? – с сомнением в голосе заметил Феликс.

– Надо поехать к Миле, проведать ее отца. Его положили в больницу.

На лице Феликса промелькнула тень сожаления, и он понимающе кивнул.

– Конечно, твоей подруге сейчас необходима поддержка. Передавай от меня пожелания скорейшего выздоровления.

– Спасибо.

Блондинка все это время сверлила меня тяжелым взглядом. Кажется, поговорка «нравится – бери» не совсем уместна в моем случае. Кажется, между этими двумя далеко не дружеские отношения. Кажется, я сильно вляпалась, и нужно бежать, пока не поздно.

Я помахала всем на прощание и поспешила в холл, чтобы взять свой плащ из гардеробной. Чуть поодаль от стойки с выдачей верхней одежды, рядом с открытой настежь дверью, стояли двое мужчин. У одного, высокого и сутулого, с крупным носом, впалыми щеками и мутными глазами, в правой руке была сигарета. Он медленно затягивался и пускал дымные кольца в холодный уличный воздух. Второй – полная его противоположность: низкий, плотный, как бочонок, с короткими ручками и ножками по бокам – о чем-то нервно и громко жаловался высокому, ероша пальцами жидкие русые волосы и все время оглядываясь по сторонам, словно боялся, что кто-то его услышит. Увидев меня, «бочонок» резко заткнулся и кивнул в мою сторону. Его товарищ обернулся, смерил меня заинтересованным взглядом и наградил такой плотоядной улыбкой, что у меня появилось ощущение, будто меня обмазали чем-то липким и грязным. Еле сдержавшись, чтобы не поморщиться, я сделала вид, что не замечаю их присутствия, и протянула номерок гардеробщице. Когда пожилая женщина заковыляла и скрылась в зарослях из курток и плащей, «Толстый и тонкий» подошли ко мне.

– Добрый вечер, – «Тонкий» сделал неуклюжий реверанс и снова сально улыбнулся. – Не сочтите за нахальство, но у нас есть для вас предложение, от которого вы не сможете отказаться.

Я промолчала, всем своим видом показывая, что не заинтересована ни в каком предложении, особенно с их стороны. Женщина подала мне плащ, и я отвернулась к зеркалу, чтобы одеться.

– Девушка, вам когда-нибудь говорили, что у вас очень интересная внешность? Как у модели, – «Тонкий» подступил с другой стороны и даже посмел тронуть меня за локоть.

Я поспешила одернуть руку, но мужчина даже не смутился.

– Отойдите, пожалуйста. Меня не интересует ваше предложение.

«Толстый» тем временем продолжал опасливо оглядываться, и, когда его товарищ предпринял третью попытку завоевать мое внимание, громко шепнул:

– Рыжий, нам пора – нас уже ждут.

«Рыжий», у которого из-под шапки выглядывал клок абсолютно черных волос, сердито отмахнулся.

– Девушка, – настойчиво продолжал он гнуть свою линию, – вы же даже не знаете, от чего отказываетесь! Вам всего-то нужно будет часик посниматься, мы вам щедро заплатим. Мы серьезная контора!

– Да отстаньте уже от меня! – не выдержала я. – Я уже сказала, что мне это не интересно.

Долговязый хотел еще что-то сказать, но с улицы вдруг послышался пронзительный автомобильный гудок, и «бочонок» еще больше засуетился.

– Пора ехать! Тебе ли не знать, что нам светит, если опоздаем! Идем уже!

«Рыжий» еще пару секунд помялся, но все же устремился вслед за вышедшим другом. Я облегченно выдохнула и, завязав пояс на плаще, осторожно выглянула на улицу. Серая побитая машина, на которой, судя по всему, уехала странная парочка, как раз скрылась за ближайшим поворотом. Я вдохнула прохладный воздух и открыла приложение такси. С неба неприятно заморосило, и я поплотнее укуталась в тренч. Зонта у меня с собой, естественно, не оказалось – в прогнозе его сегодня не было. Но ничего страшного, потерплю – такси должно было подъехать через две минуты.

На тротуаре рядом возникла тень, и я инстинктивно напряглась. Сначала испугалась, что это мои недавние собеседники решили вернуться, но мой взгляд упал на знакомый черный платок на запястье. Феликс был в тонкой белой футболке, в которой выступал, и, казалось, мелкий дождь был ему нипочем.

– Ты в порядке? – его голос был встревоженным.

Я в недоумении посмотрела на него.

– Да, почему ты спрашиваешь?

– Случайно увидел, как в коридоре рядом с тобой ошивались два странных типа. Испугался, что пристают. Что они тебе сказали?

Внутри, несмотря на холодную морось, разлилось тепло.

– Предлагали сняться в рекламе, – усмехнулась я.

Феликс нахмурился, и между его бровей пролегла глубокая морщинка.

– Смею надеяться, что ты отклонила это заманчивое предложение? – напряженно поинтересовался он.

Я смерила его оскорбленным взглядом.

– Я что, похожа на дурочку?

Он будто бы смутился, но, когда заговорил снова, в его голосе сквозило облегчение:

– Нет, ты не похожа на дурочку.

Не знаю, о чем он думал в этот момент, но могу точно сказать, о чем думала я: вот бы такси еще вечность не приезжало!

– Похоже, это за тобой, – Феликс кивнул на машину, которая припарковалась неподалеку.

Я нехотя оторвала от него взгляд и уставилась на подъехавший автомобиль: желтая мазда 3, номер – 979. Желание, увы, оказалось несбыточным.

Феликс проводил меня до машины и открыл передо мной заднюю дверцу.

– Напиши, когда доедешь – я буду волноваться, – он протянул крупную купюру водителю.

Прежде чем я успела возмутиться, он подмигнул и наклонился так близко, что я уловила запах его парфюма: что-то свежее и хвойное. Я затаила дыхание.

– Мой номер у тебя есть.

Он закрыл дверь, и такси аккуратно тронулось с места. Когда я обернулась, Феликс все еще стоял у входа в клуб. Его лица уже не было видно, но футболка сияла белым пятном в ночной темноте и не исчезала, пока мы не свернули за угол.

Я откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Внутри бушевали смешанные чувства.

– Включить печку? Замерзли? – заботливо спросил водитель.

– Нет, все нормально, спасибо.

Я боялась, что этот дядечка окажется таким же болтливым, как тот водитель, который забирал нас с Милкой из аэропорта, но, к счастью, на этом его вопросы закончились. Он увеличил звук Авторадио, и салон машины заполнили звуки какой-то попсовой модной песенки.

В квартире меня встретил Уголек. Черный пушистый комочек тут же кинулся мне под ноги, заставив ухватиться рукой за косяк двери.

– Похоже, я выбрала для тебя неправильное время. Надо было назвать тебя Ураганом, а не Угольком.

Ураган-Уголек лаконично мякнул.

Налив ему молока, я быстро написала сообщение Милке, чтобы узнать о состоянии Андрея Вениаминовича. Подруга обрадовала, что худшее позади. Сейчас ее отца перевели в обычную палату и дали снотворное. Я облегченно выдохнула. Почесав пузо Уголька, который, вылакав все содержимое миски, расположился на моих коленях, я открыла окно с одним единственным сообщением от неизвестного номера.

«Следующая песня для тебя».

Пальцы медленно набрали текст и замерли над клавиатурой.

«Я дома».

В памяти отчетливо всплыл недовольный взгляд блондинки, ее рука на локте Феликса и его абсолютно невозмутимое выражение лица при этом. Секунду поколебавшись, я стерла сообщение и решительно заблокировала телефон. Уголек соскочил с моих колен и начал выписывать хаотичные круги у моих ног, снова замяукав. Я взяла его на руки и потерлась щекой о его пушистую шерстку.

– Пойдем спать, дружок.

Тяжелые шторы благородного зеленого цвета, как платье у Скарлетт О’Хара, перекрыли падающий в комнату через окно лунный свет. Я укрылась мягким одеялом и почувствовала рядом с бедром мурчащий вибрирующий комочек.

– Завтра будет новый день, – шепнула я в темноту и с удовлетворением закрыла глаза.

7.

Бойтесь своих желаний. Так говорил кто-то мудрый.

Вселенная услышала мои мысли, когда я думала о том, как было бы прекрасно просто стоять рядом с Феликсом и говорить, говорить. Как было бы здорово отбросить все страхи и предрассудки и довериться чувствам. Плохо, что она не учла мое последующее желание все забыть и вернуться к прошлой жизни – без глупых метаний и вздрагиваний от мимолетных прикосновений, зато с привычными встречами в «Кубе» после работы с Милкой и разговорами ни о чем с Пашкой.

Феликс ухмыльнулся так, как умеет только он один, и я нервно фыркнула. Со стороны казалось, будто я недовольна тем, что вынуждена находиться рядом с ним, но на самом деле я злилась на себя. И что это еще за новости? «Как умеет только он один». Будто я знаю, что он умеет, а что – нет.

Возможно, причина моего взвинченного состояния крылась не только в присутствии Феликса, но и в чьем-то еще.

– Хватит, Герда!

Мне нравился голос Феликса. Еще больше нравилось, когда в его голосе звучало недовольство. Еще больше – когда оно было направлено на Герду.

Так звали ту симпатичную блондинку, которая, по-моему, считает Феликса своей собственностью. Не то чтобы меня это сильно волновало. Просто со стороны это смотрится смешно. Ладно, кого я пытаюсь обмануть? Меня это дико злило.

Герда убрала руки с головы Феликса. Взъерошенные вихры на его макушке, стоит признать, выглядели невероятно мило, но этот парень явно не в восторге, когда кто-то трогает его волосы.

– Вредина, – буркнула Герда, но все ее прекрасно слышали. Это короткое «вредина» скрывало в себе намного больше: «ты, конечно, вредина, но моя вредина!»

Наверное, я слишком внимательно наблюдала за этими двумя, потому что Пашка довольно громко кашлянул, и я тут же повернулась к нему. Он наклонился поближе и шепнул мне на ухо:

– Ты выглядишь так, будто: а) сейчас набросишься на него и убьешь; б) сейчас набросишься на него и зацелуешь до смерти. Я больше склоняюсь ко второму варианту.

Я сердито хлопнула его по плечу, но вместе с этим, естественно, тут же покраснела.

– Найдите себе комнату, – Милка ухмыльнулась, и я наградила ее испепеляющим взглядом.

Хотя она права – со стороны мы с Антоновым действительно походили на милующуюся парочку.

Василькова снова повернулась к Кемалю, у которого сидела на коленях. Он рассеянно гладил ее по предплечью и свободной рукой что-то печатал в телефоне.

Место, в котором мы все находились, было просто невероятным. Огромных размеров загородный дом, с настоящим камином в гостиной, в которой мы все сейчас сидели, и двумя этажами. Дом принадлежал Герде, точнее, ее родителям.

За то, что я находилась в доме девушки, с которой у нас очевидно не самое благоприятное отношение друг к другу, надо сказать спасибо Милке. К счастью, Андрей Вениаминович очень быстро пришел в норму, и уже через три дня его выписали. Так что моя подруга снова стала той самой Милой, у которой в голове что ни день – то новая безумная идея.

Группа Феликса и Кемаля собиралась отпраздновать завершение удачной серии выступлений в нашем городе, и Герда, которая оказалась их менеджером, предложила устроить вечеринку в доме ее предков. Ну а дальше по цепочке: Василькова в неразрывной связке с Кемалем, а значит, и я, по ее мнению, была обязана здесь присутствовать. Одна я пойти не согласилась и пригласила свою защитную броню – Пашу. Кажется, Герда была не очень рада моему приходу, но открыто высказывать претензии не решилась. По крайней мере, мне. То, что я пришла не одна, а с, как все думали, моим парнем, наверняка смягчило ее боевой настрой, и она даже не целилась в меня весь вечер уничижительными взглядами. Хотя от этого мне было не легче: ее внимание теперь было всецело посвящено Феликсу.

За два часа она успела посидеть у него на коленях, трижды чмокнуть его в щечку и уже, наверное, в десятый раз поднести ему то напиток, то какое-нибудь лакомство со стола с закусками. Будто он двухлетний ребенок или у него нет рук и ног, чтобы встать и самому взять себе то, что хочется.

Нас уже познакомили с остальными ребятами из группы. Парни тоже были турками, но все говорили по-английски, а один из них – клавишник Хасан – вполне даже сносно болтал по-русски.

– Ты обязательно должна побывать в Турции, – горячо нахваливал он свою страну.

– Уже была. Этим летом, – улыбнулась я.

– Правда? Тогда ты должна еще раз приехать, – не унимался он. – Я покажу тебе самые классные места. Турция – райская страна, и я говорю не только о популярных и раскрученных городах и курортах.

– Ты рискуешь, друг, она сейчас согласится, и тебе придется нелегко – с ее-то топографическим кретинизмом, – хохотнул Пашка.

Я в очередной раз за вечер толкнула его по внушительных размеров плечу и приняла оскорбленный вид, а Антонов вдруг схватил мою ладонь и чмокнул ее тыльную сторону. Я вопросительно посмотрела на него, но он едва заметно кивнул в сторону кресла, на котором сидел Феликс. Рядом с ним, на подлокотнике, устроилась Герда. Блондинка о чем-то с увлечением ему рассказывала, но он будто не слушал ее. Его темный взгляд был направлен в нашу с Пашей и Хасаном сторону. Я тут же отвернулась. Щеки снова предательски запылали.

– Пойдем на улицу, подышим свежим воздухом, – Пашкин голос с трудом пробился до моего сознания.

Он взял меня за руку и мягко потянул к себе. Феликс проводил нас напряженным взглядом.

Крыльцо было красиво украшено гирляндами.

– Люди уже активно готовятся к новогодним праздникам, – заметил Антонов.

Я зябко поежилась – на улице вовсю бушевал холодный в этом году октябрь. Пар изо рта вырывался в ледяной воздух туманными облачками.

– Когда я был маленьким, мне нравилось думать, будто я курю, когда дышу на холоде, – Пашка накинул на меня свою куртку, которую предусмотрительно забрал из прихожей.

– Мне тоже, – глупо хихикнула я.

Возникшая после этого пауза не была неловкой. Видимо, наши с Антоновым воспоминания синхронно перенеслись в детство.

– Что мне делать, Паш? – я нарушила наконец тишину полным отчаяния вопросом.

Взгляд Антонова сначала озарился непониманием, но только на долю секунды. Он приобнял меня одной рукой и посмотрел вдаль – на темные верхушки виднеющихся где-то там сосен.

– Глупый вопрос, Брусникина. Наслаждаться, конечно же.

– А есть чем?

– Сама посуди: ты в компании интересных людей, в красивом месте, ешь вкусную еду, тебя, блин, в Турцию только что пригласили!

Я покачала головой.

– Тебе, Антонов, лишь бы шутки шутить. А я страдаю, между прочим.

– А в чем проблема? – Пашка посмотрел на меня так, будто действительно ничего не понимал.

– Мне… неприятно смотреть на них, – все же пояснила я.

– Так не смотри, делов-то!

Я обиженно отвернулась. Думала, Антонов специально меня на крыльцо вытащил, видел же, каково мне было – сидеть там, смотреть на Феликса и Герду и делать вид, что мне до лампочки, как они льнут друг к другу. Справедливости ради, льнула пока что одна Герда, но кому от этого легче. И вообще – что это за имя такое, Герда? Видать, ее родители были неравнодушны к творчеству Андерсена. Интересно, у нее случайно брата по имени Кай нет?

Пашка обнял меня сзади своими крепкими руками и аккуратно положил подбородок на плечо. Его кудряшки смешно щекотали мое правое ухо, и я снова прыснула.

– А с чего ты взяла, что между ними что-то есть? Мне кажется, твой красавец больше на тебя глазеет, чем на Герду.

– Если бы ничего не было, он бы вряд ли давал так себя лапать, – с какой-то детской обидой пожаловалась я.

– Хочешь, я попытаюсь узнать, вместе ли они? – предложил Антонов, и я от испуга чуть не свалилась с верхней ступеньки крыльца, на которой стояла.

– Даже не думай, Паш! Не хочу я ничего знать, хочу просто забыть все это. Хочу жить как раньше! Ходить на работу, приходить домой, обниматься с Угольком и смотреть сериалы. А теперь я хожу на работу, прихожу домой, обнимаюсь с Угольком, смотрю сериалы и параллельно со всем этим думаю о нем. Надоело.

– Понимаю, – туманно отозвался Пашка.

– Что?

– Что?

– Что ты понимаешь?

Этот короткий комментарий из уст Антонова мгновенно озадачил меня. Мне в голову не приходило, что этот парень может быть чем-то озабочен, кроме вечных игрушек и прог на компе и планом на ближайший отпуск с друзьями. Живет себе один, ест лапшу быстрого приготовления и не ведает проблем. Ну, разве что временами бегает от какой-нибудь Анфисы. Но это мелочи.

– Да забей, – отмахнулся Пашка. – С родаком снова полаялся. Так, ерунда.

Казалось, Пашу не особо напрягает ссора с отцом, но в глубине души он наверняка жалел, что все так вышло. Большинству ведь достались нормальные папы, которые в детстве чинили с сыновьями велосипед и учили, как пользоваться контрацептивами, чтобы не залететь в шестнадцать, а Пашке достался какой-то отморозок, который вспомнил о существовании сына, только когда надо было думать, кому передавать бразды правления в своей богатой, но никчемной строительной «империи». Никчемная – это я, конечно, загнула. Но для Пашки, который мог лишиться чего-то гораздо большего, чем многомиллионное наследство, все выглядело именно так.

– Мне очень жаль, Паш, – искренне сказала я. – От меня, конечно, мало толка, но если тебе нужно плечо, вот прям как сейчас, – я дернула плечом, на котором покоился Пашкин подбородок, и он криво улыбнулся, – то я всегда рядом.

– Спасибо, Брусникина. Что бы я делал без твоих хрупких женских плеч.

Я засмеялась и повернулась к Антонову, потрепав его по кудрявой макушке. Он улыбнулся мне знакомой «Пашкиной» улыбкой, которая всегда поднимала мне настроение, и крепко меня обнял. Я уткнулась носом в его холодную толстовку и тут же встрепенулась – вот же дура! Стою тут деловая, в антоновской куртке, размышляю о проблемах бытия, а у Пашки, наверное, все жизненно-важные органы скоро откажут от переохлаждения. Я уже открыла рот, чтобы обругать его за глупое героическое молчание, и осеклась, когда мой взгляд неожиданно скользнул по большому французскому окну: Феликс стоял в доме напротив него и смотрел прямо на нас. Выражение его лица было непонятным, но мне сразу стало не по себе.

– Ты чего? – Пашка проследил за моим взглядом и обернулся. Феликса это ничуть не смутило, он все так же смотрел на нас. – Пойдем-ка в дом, а то я сейчас в ледышку превращусь, – тихо произнес Антонов и легонько подтолкнул меня в сторону дома.

Я побрела к двери, изо всех сил стараясь больше не смотреть в окно. А когда все же не сдержалась и подняла глаза, Феликса там уже не было.

Милка встретила нас у входа в гостиную.

– Вы где были? – спросила она, покосившись на раскрасневшегося от холода Пашку.

– Воздухом дышали.

– Ясно, – подруга снова посмотрела на Антонова, потом на меня – и сощурилась. – Могли бы просто в какую-нибудь свободную комнату завалиться. Их тут до фига.

– Василькова, хватит уже! – я тут же залилась краской и с возмущением воззрилась на Милку. – Не смешно!

– Да кто ж смеется-то. Я, наоборот, завидую.

Интересно, если бы Кемаль понимал, на что его девушка постоянно намекает, он бы как-то отреагировал? А то складывалось ощущение, что Миле не хватает внимания и она всю свою неуемную энергию тратит на двусмысленные комментарии о чужих отношениях.

Я подошла к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Ты куда? – тут же поинтересовалась Милка.

– В туалет. Можно? – съязвила я. В висках неприятно стучало.

Василькова фыркнула и пробормотала вслед что-то вроде «ой, ну вот прям сказать ничего нельзя, такие все обидчивые», а я с негодованием потопала наверх, нервно печатая каждый шаг. Где уборная, я понятия не имела, но, оказавшись в пустом коридоре, облегченно выдохнула. Хотелось хоть минуту побыть наедине с собой. Зажмурившись и сделав пару глубоких вдохов, как учат на курсах йоги (на которую я всю свою сознательную жизнь собираюсь наконец записаться), я распахнула глаза и вздрогнула, в буквальном смысле схватившись за сердце.