Читать книгу Дарлинг - - Страница 7

Замужество своё Юля Скворцова считала крупным выигрышем в жизненной лотерее и поначалу хвалилась им на дружеских тусовках:

– Это вам, девки, не привет из планктона! Вы хоть слышали, кто такой провизор?

– Типа ревизор, что ли? – спрашивали девки неуверенно.

Юля смеялась:

– Мимо, мимо! Провизор – это типа мастер медицины, учёный такой, что может сам лекарство самое заковыристое своими руками сотворить. И даже, прикиньте, новое придумать! Не каждый, конечно, но мой точно сможет!

Приятельницы слушали недоверчиво, но с некоторой завистью: мало ли. Прихлебывали пиво, и как бы мимоходом интересовались, когда уж наконец Юля – КМС по плаванью вольным стилем – сдаст на мастера, тоже умели ущипнуть с вывертом.

Но такого, как Егор Серебровский, в Юлиной биографии никогда не было, и она на щипки хоть и отвечала щипками, потому что, кто уступил – тот проиграл, но ни боли, ни обиды в своей послесвадебной эйфории не чувствовала.

– А знаете, подружки, почему пиво пивом называется? – спрашивала она, зная, что ответа не получит. – А потому, что в древней ещё Руси зерна на родниковой воде настаивали и называли «питная вода». Ну а после пивники два слова ужали в одно, и получилось «пиво». Вот! Будете теперь пиво пить, как культурные!

Отстрелялась. Про пиво узнала от мужа Егора.

Подружки за Юлькиной спиной косточки ей перемывали: в лучшую спортивную школу для детей как пролезла? С директором, небось, фигли-мигли! Мужика, непонятно как, отхватила культурного, выше себя, о чем ему, интересно, с ней говорить? Может, клюнул, что молодуха, а потом найдёт себе тоже ученую дамочку, с которой к друзьям не стыдно ходить, ну и все: развод и девичья фамилия.

* * *

Но что они понимали, завистливые подружки со своими транзитными кавалерами, вечно закупающие в аптеках противозачаточную химозу?

Любовь – это вспыхнувшее и не гаснущее восхищение, а не перелеты из койки в койку в надежде заполучить устойчивое благополучие. Так у них случилось с Егором. Знали бы они Серебровского! Его восхищала в Юле не только скульптурная красота молодого, сильного тела, но ещё больше тот азарт и бесстрашие, с которыми она, владычицей морской, могла носиться по волнам на водных лыжах или киборде без спасательного жилета под аплодисменты сгрудившейся на пляжном берегу публики, или выделывала цирковые фортеля на гоночном велосипеде. Бесстрашная и прекрасная! И ещё: он не мог надивиться и на её способность управляться с житейскими заботами и неприятностями – без скандалов, но с той степенью непререкаемой убедительности, которая присуща тренерам. А она недаром имела репутацию лучшего тренера престижной спортивной школы на Юго-западе Москвы.

Пусть она не читала Мандельштама, не знала латыни и не училась в английской спецшколе, как Егор Серебровский. Но когда он возвращался с работы, чем-то огорченный или уставший, она вместо слюнявого сочувственного воркования бодрила его на языке своих учеников-подростков:

– Не клеится? Так выбрось клей, купи гвоздей. И на проблему свою забей!

Это привнесенное из другой среды занимало и привлекало Егора и, действительно, бодрило! С Юлей было весело. И надежно.

Хозяйка, у которой они снимали квартиру, – болезненная старушка – к Егору относилась с почтением и благодарностью: он готовил для неё особую морковную пасту от запоров, и она перестала тратиться на таблетки и гробить ими организм.

А вот пьющая дочка её, похожая на злую, плешивую болонку, явилась однажды, чтобы объявить о повышении квартплаты. И напоролась на Юлю, которая в это время пыталась починить подломившуюся ножку тахты, служившую им с Егором супружеским ложем.

И при этом громко произносила слова, выражающие крайнюю степень неуважения и к владелице квартиры и к столь же дряхлой хозяйской мебели.

– Так-так, – сказала Юля нараспев, не сводя с болонки пристального взгляда, – Значит за это вот дупло голимое, которое мой муж по близорукости за квартиру принял и снял, вы ещё больше содрать хотите? А с налоговой мамаша твоя в контакте? Или посредник нужен? Так я готова хоть завтра!

Болонка взвизгнула матом, хлопнула дверью и покинула дискуссионное поле.

Юля понимала, что завидуют ей не зря: во-первых, они с Егором не просто «в отношениях» – как живут, прикрывая этими дурацкими словами неустойчивость сожительства, тысячи нынешних дурёх, а в прочных отношениях, зарегистрированных в ЗАГСе, а во-вторых, хоть и она не лыком шита, но муж у неё вообще необыкновенный плюс красавец плюс кормилец. Да ещё какой!

Конечно, она и раньше не Дошираком питалась, и в рваных колготках не ходила – зарабатывала на хлеб насущный с маслом, правда, без икры. Но теперь, с Егором, покупала мраморную говядину, королевские креветки, семгу, готовила салат «Капрезе» с пармезаном, бальзамическим кремом, соусом песто, когда к ним заглядывал кто-нибудь из Егоровых коллег. В кофе, как приучил Егор, добавляла не простое, а кокосовое молоко.

Посетила разок дорогущего фасциального практика, который работает с мышцами- просто из любопытства. Накупила кружевного белья, костюмчиков.

И осталось, по сути, мало о чем мечтать: ну, может, ещё попробовать китайский массаж стоп, который делают с помощью сайгачьего рога, об этом рассказывала по ящику какая-то звезда, но самое главное – перебраться из этой убогой каморки в просторную, светлую квартиру, и не на втором этаже, а на шестом-седьмом, с немецкими окнами, лоджией, встроенными шкафами. И может даже не снять, а купить: Егору, похоже, это по карману. И она уже собирала объявления, сдирая их со стен, вырезая из газет, вылавливая в Интернете. Она удивлялась, почему он не сделал этого до сих пор. Ведь он снял жильё в этом неказистом, старом доме, когда только начинал работать, и потому, что автобусный маршрут – от дома до аптеки начинался как раз на остановке возле этого строения.

Но Егор отмалчивался, отмахивался, и она собиралась «порешать» все сама.

* * *

После того, как Егор излечил её матушку, изготовив лекарство по собственному рецепту, от застарелого бронхита, а её взрослого кузена Степу вылечил от энуреза, Юля смотрела на него, как смотрят дети на Деда Мороза, безоглядно веря в его чудеса.

И вот это нравилось Егору больше всего, больше всего он в этом нуждался.

С началом лета, загрузив старую «бэху», одолженную у Егорова отца, палаткой, спальными мешками, котелками, съестными припасами и ещё зачем-то большими стеклянными банками с крышками и прозрачными пластиковыми пакетами, они уезжали в дальние леса – по выбору Егора. И там он удивлял Юлю все больше и больше, обнаруживая в потайных местах диковины, которые как будто доставал из шкатулки Природы, открытой только для него.

В предрассветной подсветке, пока Юля ещё крепко спала, он отправлялся на свою особенную «охоту» с рюкзаком за плечами. Срезал бутоны крапивы, пока солнечный луч ещё не потревожил их дремоты, а затем цветы иван-чая, пока на них не высохли слезки росы. Приносил к её пробуждению пахучие болотные лилии – «венерины башмачки». Сквозь прозрачные стенки банок смотрела она заворожённо на невиданные никогда прежде диковинные грибы: яркий, похожий на человечка в клоунской одежде, прикрытый яркой шляпкой в круглых «вороньих» глазках. Этот гриб, – объяснял Егор, на самом деле старожил русских лесов, упомянут даже в древнерусских летописях. Имя у него звучное – «Цезарский гриб», во как!

В другой банке лежал вроде ворох белоснежных замороженных цветов.

– Неужели тоже гриб? – не верила Юля.

– Ещё какой! «Серебряное ухо» – полезный, целебный, между прочим азиатский деликатес.

– Прикольно! Но на кой тебе вся эта экзотика? – допытывалась Юля, – новое лекарство придумать хочешь?

– Догадливая ты моя! Потом расскажу, попозже.

Птицы щебетали, к палатке подбегал ёжик, Егор разводил костерок, варили картошку ели с холодной телятиной. Потом Егор заваривал в маленьком котелочке чай, приготовленный им дома из высушенных трав, они пили его маленькими глоточками. А после него хотелось обниматься.

И все-таки Юля теребила мужа:

– Ну, скажи, не дай лопнуть от любопытства, ты что, небось, лекарство придумываешь от рака? Вот я слышала, древесный гриб чага как-то помогает некоторым.

– Нет, красавица, мое лекарство поважней будет. Оно, если получится, мир изменит, вот так. Но пока это секрет. Очень большой секрет. Пока никому!

* * *

Изменить мир?! Отшутился супружник, секретничает. А почему? Может, считает её «темнотой» непроходимой, куда, мол, Матрене. – точило Юлю. На самом деле Егор всегда охотно включал для неё «фонарик», чтобы для Юли посветлей было бродить вместе с ним по лабиринтам удивительной его науки. Радовался её интересу, хотел, чтобы она разделяла его веру в то, что могущество природы превосходит достижения химии в исцелении любых хвороб, но беда в том, что, тем не менее, в этом тендере химия всегда неправедно выигрывает.

– Ты думаешь, медицине неизвестно, например, что настойка гриба кордицепса, приготовленная в провизорской, может исцелить от заболеваний крови, всяких-разных мочеполовых неприятностей, и даже опухоль мозга рассосать? А найди настоечку эту чудесную и недорогую в аптеках! Или слышала ты про экстракт из листьев нима и его масла? Там такая антивирусная мощь! И при диабете – реальная помощь. А где купить? Если только лавчонку травника разыскать в щелях городских. Да народ к аптекам привык, а не к лавчонкам подозрительным».

Юля слушала охотно, жадно, её цепкая память удерживала новые знания и делала ближе к мужу. Егор это чувствовал и ценил, именно такая нужна была ему спутница. Именно с ней, верил, он сможет осилить свой небывалый проект.

* * *

Провизоры. Мало кто нынче помнит этих чудодеев советского времени, потому что мастерство приготовления лекарств вручную в аптечных лабораториях не смогло противостоять могуществу массового производства аптечного добра в таблетках и капсулах.

Неизбежность этой победы очевидна, но известно: прогресс не приносит подарков без побочных осложнений. Для производственного процесса отдельная человеческая единица – «единица – ноль, единица вздор». Потенциальный потребитель не имеет для неё ни лица, ни голоса. Да и аптеки современные больше схожи с магазинами лекарств, где аптекари скорей продавцы, чем фармацевты: считывают с врачебных прописей названия лекарств, выкладывают на прилавок, после оплаты, упаковки, и все: будь здоров, если получится!

А провизор – это встреча ученого человека с человеком болящим, и приготовление исцеляющего средства именно для него – с учетом возраста, пола и даже весовой категории. Егор считал, что на самом деле необходимо даже исследование индивидуальных особенностей ДНК брать в расчёт прежде, чем выписывать лекарство.

Но иные теперь времена, иные порядки: только очень старые люди помнят волшебные кардиокапли Вотчала или успокаивающий Персен, витаминные капли для глаз, глюкозу для новорожденных… Препараты чистейшие, исцеляющие, но недолгого хранения, которые, кстати, ещё потому и отвергнуты промышленным производством.

И провизоры – короли фармацевтики, лучшие знатоки, наделённые способностью к самой сложной исследовательской деятельности и созданию новых средств спасения от неутомимых врагов человеческого организма, лишились своего королевства.

Выпали из обоймы.

Потребительская масса покорно адаптировалась к новому порядку, как и в прочих сферах. Всё это Егор, зная и понимая, что ему очень повезло: не пришлось, как другим выпускникам химико-фармацевтических университетов вакцинировать население или заниматься проблемами замены игл в шприцах.

Он попал в городской оазис. Владелец сетевых аптек «Здоровье нации» Альберт Казимирович Корецкий, которому отец Егора, замечательный хирург, сумел спасти ногу, уже повреждённую гангреной, принял его сына на работу в свою самую большую столичную аптеку с отличной лабораторией. По сути это был маленький, но прекрасно оснащённый научный центр, куда обращались за экспериментальными исследованиями и экспертными заключениями фармацевтические фирмы прежде, чем сбывать в аптеки новые партии лекарств.

Но особенно интересным для Егора оказалось связь лаборатории с фирмами, которые занимались клиническими испытаниями новых лекарств. Куда уж лучше и достойней для элитного специалиста! А зарплата – вообще зашибись, только мечтать о такой! Ещё и платными консультациями в других аптеках можно подрабатывать, если время найдёшь.

Словом, широкая улыбка Фортуны! Чего ещё надо?

Но Егор Серебровский принадлежал к тому все ещё не искорененному типу одержимых людей, которыми овладевает страсть потратить время своей жизни на нечто такое, что осчастливит человечество! Ни больше, ни меньше. И ради того они готовы поступиться собственным благополучием и даже благополучием близких и любимых: ставки слишком велики.

Юле ещё только предстояло узнать эту главную тайну мужа, этот порок, разрушающий плавное бытие устроенной жизни.

* * *

«Личность связана с сознанием призвания. Сознавая себя, личность слушает внутренний голос и повинуется ему, она не покорствует внешним голосам» – Бердяев писал, как будто Егора Серебровского перед собой видел! Они были всегда, эти странные люди, готовые исполнить своё предназначение – открыть или совершить небывалое, чего бы им это ни стоило!

И вот в одно прекрасное утро выходного дня, после пробежки и зарядки, к которым Юля приохотила и мужа, за лёгким вкусным завтраком – овсяной кашкой на молоке со свежими черничными ягодами, Юля вытащила из кармана халатика объявление о продаже квартиры – по описанию воплощение её мечты – и не просто прочитала вслух, а продекламировала с выражением, поглядывая на мужа в ожидании одобрительной реакции. Но Егор молча доедал кашу.

А когда она ласково-просительно затянула: – Нуу, Гарик, поедем, глянем: вдруг и правда чудо-хата. Возьмём кредит.

Он отодвинул тарелку и сказал неожиданное:

– Нет, дорогая, нам теперь будет не до этого…

– Ты потерял работу?! – обомлела Юля

– Ну что ты, нет, конечно, напротив, теперь у меня ого-го сколько работы прибавится! Юленька, выслушай меня внимательно. Именно сегодня я открою тебе свой секрет, и ты все поймёшь, хотя поначалу, конечно, удивишься. Я долго готовился и теперь подготовился полностью к тому, чтобы создать лекарственные вещества, назову их условно эликсирами необычного назначения.

Потому что они послужат не для исцеления тела, а для исцеления души, освобождения от пороков. Представляешь, что это значит? Они искоренят агрессию, жестокость, ревность, алкоголизм. Ну, если обобщенно, то как в названии того зарубежного фильма, помнишь, мы видели в прошлом году «Убить диктатуру зверя в себе».

Это грандиозный проект, его цель – гармоничное сосуществование людей, преобразование жизни в самой её сути – смысле и мотивах. Грандиозный, и крайне необходимый! Крайне! Хватит уже погибельных конфликтов, человеческого самоистребления, бессмысленной жажды побольше отхватить, владеть, властвовать над другими, – всего этого токсичного хлама, забивающего жизнь до удушья.

– Гарик, ты серьёзно?! – ошарашенная Юля с тревогой всматривалась в его лицо, заблестевшие, как от высокой температуры, глаза. – То есть все эти чуваки: родители, педагоги, коучи, психологи, философы разные, писатели переправить пороки на добродетели никогда так и не смогли, а твой проект проблему решит. Похлебает негодяй эликсирчик твой, и готово: образцовый чел и гражданин! Ты что, колдун, что ли?

– Один мудрый человек по имени Кастанеда, знаток колдовских дел, сказал, что колдун – это человек знаний. Которыми он умеет распорядиться, как никто другой.

– Послушай, Гарик, – подошла с другой стороны напуганная странными аргументами мужа Юля, – ты просто устал. Возьми-ка ты отпуск, съезди в санаторий. Пойдём к врачу, он подскажет, какой лучше подойдёт.

– Я так понимаю, ты считаешь, что твой муж немножко того. сбрендил! Но вот послушай, я тебе прочту, что ещё в незапамятные времена писал один французский лекарь – травник. Егор достал из портфеля затрёпанный томик с закладками между пожелтевших страниц, полистал, нашёл нужное:

Блещет листвы белизной, прикрывается крепкой повязкой

Чёрный рождает цветок трижды, четырежды даже,

Мрачные дарит плоды с семенами зловредного свойства

Гнев распаляя, они разрывают и братские узы,

Дружбу умеют разбить наглым своим языком.

Делают так, что ненавидят родителей дети,

И на погибель острят зубы свои без конца

Сеют раздоры, растущие быстро,

И сладостью порчи довольны,

Ложь и коварство вокруг сеют, как змеи, они.

Вот! Теперь понимаешь?

– Нет, не понимаю! При чём тут.

– Но если существуют в природе вещества, способные сделать человека ужасным, почему нельзя обнаружить те, которые, в нужных сочетаниях, преобразят его в прекрасного!

– Скажи, Гарик, ты ещё кому-нибудь говорил об этом своём проекте, – начала осторожно выспрашивать Юля.

– Не только говорил. Я подготовил его по всей форме и отправил Казимирычу.

– Ну и?

– Казимирыч одобрил, дал разрешение лабораторию использовать, конечно, в нерабочие часы или по уикэндам. Тут одна, закавыка, Юленька, финансировать проект он пока не может, какие-то у него разборки с конкурентами, что ли. Так что придётся на свои кровные. Но ради такого дела потерпеть стоит, верно? Будем жить скромно, затянем пояса, как говорится, зато, когда я получу патент… Работать только ради бабла и славы для меня – мизер, но хочется, чтобы ты была потом вознаграждена за предстоящие трудности житейские. И даю слово, когда меня станут приглашать к сотрудничеству фармацевтические фирмы-гиганты Европы, а может, и Америки, ты, именно ты выберешь страну, куда мы отправимся.

Ошарашенная Юля не знала, что думать, не то что сказать. Неужели и правда, что сам Казимирыч, чующий и выгоду и фуфло за версту, действительно, одобрил этот сумасшедший проект?!

* * *

Однако на той же неделе к ним приехал вечерком на новенькой ХОНДЕ помощник Казимирыча – Никита. Человек молодой, но уже с поношенным лицом и наглыми глазами, которые быстро и жадно обежали Юлю с ног до головы, а потом, когда она ушла в кухню готовить бутерброды и чай, сказал громко, чтобы ей слышно было:

– Ну, Егор Степаныч, все у Вас зашибись: и проект улётный и жена – королева!

Прежде чем накрыть на стол, ей пришлось подождать, пока столешница освободится: Никита разложил на ней привезённые с собой бумаги: какие-то графики, бланки для ежеквартальной отчётности и ещё – на отдельном листе ОБЯЗАТЕЛЬСТВО соблюдать строгую секретность работы Егора Серебровского над новой лекарственной формой на оборудовании фирмы «Здоровье нации» с её «исключительным правом распространения и сбыта нового медикамента после получения патента автором».

Долго что-то обсуждали, вносили поправки, которые Никита согласовывал с Казимирычем по телефону, иногда передавая трубку Серебровскому, наконец, Егор все подписал. Никита сложил бумаги в папку, а затем в портфель, и Юля поставила на стол скромный ужин. Но бутерброды со свежей ветчиной и огурчиками, с ноздреватым дорогим сыром на подогретых хлебных треугольниках, и умело заваренный кофе с кокосовым молоком, Никита одобрил: охотно и громко жевал, громко отхлебывал кофе, бесстыже глазел на Юлю и говорил ей хитро сконструированные комплименты:

– Повезло Вам, Юленька, с мужем! Как только проект его забабахаем, все будем в шоколаде! А Вы – в загородном коттедже станете жить, как и положено таким красавицам, или на вилле где-нибудь в Италии. И забудете нынешний интерьер, как дурной сон!

Юля не могла прийти в себя. Офигеть! – думала она в полном смятении. – Как Егор сумел убедить двух таких опытных, расчетливых деляг, что его фантазии могут стать реальностью? Может, это я не вкуриваю, чего там и как в этой их запредельной науке. Может, и правда, все будет: и патент, и коттедж, и вилла, и вокруг – добрые, гармоничные чуваки, наглотавшиеся Егорова эликсира. И они поедут в Париж. Сроду там не была, а как всегда хотелось! Может, на курсы французские записаться на всякий случай? Ведь своими глазами видела, какие деловые бумаги подписывал Егор!

Постепенно недоверие Юли к проекту Егора было вытеснено мечтами о чудесных последствиях успешного его завершения. Она, действительно, записалась на курсы французского и занималась с большим рвением.

* * *

И вот началось. День цеплялся за день, неделя за неделю, как перегруженные вагоны грузового поезда, двигающегося тяжело, но неуклонно. В каждый свой летний отпуск Егор летал на Алтай, привозил оттуда чудны́е травы: иглицу шиповидную, артыш – невзрачное на вид растение, которое прячется в расселинах скал, и особенные маслА – масло ШИ и масло ГХИ – все влетало в копеечку. Рассказывал Юле секретное: подбор этот – из шаманских рецептов.

– Шаманских?! – поражалась Юля. – Понты все это! Смотри, алхимиком заделаешься!

– Нет, красавица моя, настоящий шаман – это тебе не Кашпировский. Шаман – человек особенной породы, он – на тайной связи с космосом. В компьютере того не найдёшь, что ему открыто. Он знает, а точнее сказать, ведает о таких свойствах растений гор и долин, лесов и лугов, что и в компьютере никогда не сыщешь. И способен залечивать раны телесные и душевные, которые, иной раз, никакому эскулапу непосильны.

– Да ладно! – сомневалась Юля. – Ты же учёный, как ты можешь верить шаманам, это же отстой!

– Люди и научные открытия не сразу принимали. Разве сразу поверили в чудодейственное свойство прививок? В существование никому не видимых бактерий? В то, что Земля круглая, а на солнце пятна?

Необычное заслуживает внимания, а не насмешки, это для учёного – правило.

Выходные дни Егор с утра до сумерек проводил теперь в лаборатории, с этим Юле тоже пришлось мириться, но она заполняла эти часы, подрабатывая инструктором в бассейне для взрослых, потому что с деньгами стало совсем туго.

Хорошо, что Степан, двоюродный брат Юли, излеченный Егором от энуреза, привозил им из благодарности то мешок картошки, то ведро яблок, всякую зелень огородную, а матушка Юлина, служившая упаковщицей на фирме, снабжающей магазины консервированными продуктами, нагружала при встречах её сумку банками тушенки, тунца и шпрот.

И все равно нужда поселилась в их доме прочно и надолго. Однажды Юля сказала Егору, что, видно, придётся продать что-то солидное из имущества, потому как у нее нет денег заплатить за курсы и даже купить новые кроссовки. Например. можно бы палатку.

Егор переменился в лице, стал ходить из угла в угол. Он понимал, что почти все им заработанное уходит на его поездки и закупки сырья, необходимого для экспериментов, другого пути не было. Но когда жена ходит в рваных кроссовках…

– Ладно, – сказал он, вздохнув, – жаль, конечно. – Но тут же попытался прикрыть шуткой огорчение, – Могла бы палаточка вообще-то пригодиться, если за квартиру вдруг платить нечем станет.

Юле шутка не понравилась, она была слишком похожа на предсказание.

Наконец поездки Егора на Алтай прекратились.

Чудный город Москва, чего тут только нет, если поискать как следует!

Серебровский с радостным удивлением обнаружил в расселинах мегаполиса вполне легальные шаманские лавки, где можно купить (или даже заказать) самую экзотическую продукцию: апум – сельдерей, кошачью мяту, иглицу шиповатую, бычий язык, камфарный лавр, кендырь конопляный, эфирное масло имбиря, мирт болотный. Глаза разбегаются при виде аюрведических сокровищ из Гималаев, Индии, Саудовской Аравии.

Серебровский спускал свои денежки регулярно, не торгуясь, в этих лавках, и торговцы называли его между собой Алхимик, потому что он не покупал у них готовых снадобий, а только компоненты – травы, корневища, минеральные порошки.

Особо Егор подружился с одним владельцем такой лавки – настоящим индийцем, женатым на русской девушке и прижившимся в Москве. Он был одного возраста с тридцатилетним Егором, очень вежливый, внимательный, в точности исполнявший его заказы.

Егору нравилось, что Радж не просто торговец, но и знаток свойств своих необычных и потому дорогих товаров.

Один из последних заказов особенно влетел Егору, что называется, в копеечку! В маленьком ящичке, выстеленном мягкой индийской тканью, разлеглись два магических корешка мандрагоры – чёрный и белый, отчетливо схожие с крохотными человечками. Недаром в легендах их называли «одушевлёнными растениями», способными творить чудеса

Индиец вкрадчиво объяснял, почему заказ обошёлся так дорого. Уверял, что это корни травы, действительно выросшей на том самом, заклятом, месте, где когда-то стояли виселицы и на землю капала мужская жидкость из обнаженных тел повешенных, придавая мандрагоре колдовскую силу. И потом: легко ли найти сейчас мага, чтоб извлечь этот корень из земли? Мандрагора – не травка-муравка: это, скорей, куст до метра высотой с оранжевыми плодами, которые светятся, как включённые электрические лампочки. К ней и подойти-то человеку боязно, всем известно: только маг знает слова, которым мандрагора подчиняется и позволяет себя погубить.

А простой человек идёт на опасное дело пропитания ради, хитростью корешки добывает: привязывает к стеблю голодную собаку, кидает перед ней кусок мяса, так что она его видит, а достать не может. И когда бросается к пище бедный пёс, изо всех сил натягивая веревку, тут и выдергивает он «ведьмин корень» из подземелья. Но поесть не успевает: корень издаёт страшный, почти человеческий крик, источает ядовитый запах, от которого и у хозяина собаки слезы текут, а пёс падает и погибает.

Заслушаешься. Егор принёс домой этот ящичек с корешками, показал Юле, рассказал о народных поверьях: корешок может разбудить любовную силу, принести удачу в торговле, а если носить в мешочке с монетами полученный от колдуна амулетик из мандрагоры, никогда в деньгах нужды не будет.

А лекари древние умели делать вытяжки и настойки из мандрагоры, которыми лечили от эпилепсии, унимали боль, прогоняли бессонницу.

Но мстительный колдун мог лишить рассердившего его человека памяти и даже рассудка, превратить самого тихого и робкого в развратного, и жестокого, опоив зельем, сотворённым из того же корня, добавив ещё в отвар листьев и стеблей ведьминской этой травы.

– Ну, дай мне кусочек корешка! Я положу в свой кошелёк, а то у меня там только мелочь, даже на проезд не хватит. Может, разбогатею, – сказала жалобно, выслушав россказни мужа, Юля.

Егор захлопнул ящичек и вздохнул.

Он видел, что из семейного их меню мясо почти совсем исчезло, а Юля жаловалась, что и овощи подорожали, и творог им теперь не карману.

– Ну, потерпи, милая, потерпи немного – уговаривал Егор, обнимая жену, – все будет-прибудет, поверь! Мандрагора нам поможет, но по-другому.

Он чувствовал себя виноватым, но изменить ничего не мог.

Хотел хотя бы развлечь жену, позабавить, а только огорчил.

Однако все понемногу двигалось, и наконец, весь набор нужных веществ, размещённый по коробочкам, баночкам, глиняным и стеклянным сосудам стоял на полках шкафа в полной готовности.

Кропотливая работа, затребовавшая адского терпения, началась с очищения масла ГХИ. Он медленно и осторожно, не чувствуя немевших рук, вытапливал его на костерке, разведённым в ведерке, добиваясь, чтобы оно, разогреваясь, не горело, не чадило, не покрывалось чёрными хлопьями, пока в один прекрасный вечер оно, наконец, засияло в металлическом сосуде, очищенное от канцерогенов, способное выдерживать, не меняя состава, самую высокую температуру. Он с бьющимся от счастья сердцем перелил его в банку и поставил рядом с бутылкой масла амла – из индийского крыжовника.

Егор был готов поцеловать дверцы шкафа, в котором было теперь все, чтобы начать эксперименты. На этих маслах он собирался делать настои трав, смешанных в продуманных сочетаниях.

Ура! Завтра – Старт!

Прежде, чем отправиться домой, он решил немного передохнуть, налил из термоса в кружку заваренный дома фирменный свой, травяной чаёк. Кружка почти опустела, когда он внезапно увидел перед собой высокого, худого человека в просторной холщовой хламиде, расшитой ленточками, с двумя бубенцами на груди, – справа и слева, с бронзовыми колокольчиками на полах, в шаманском головном уборе с перьями филина и с узорчатой тростью в смуглой руке.

Старик стал постукивать этой тростью – то коротко, то продолжительно, то громче, то слабей, как будто хотел о чем-то его оповестить азбукой Морзе. Колокольчики звенели, перья филина колебались, старик подмигивал ему. Егор, не понимал, его знаков и сообщений, и только дивился, как и откуда появился здесь, в лаборатории, алтайский шаман, но вдруг почувствовал, как усталость пригибает его голову все ниже и ниже, погружая в темноту сна.

Коллеги, конечно, любопытствовали, чего это он пашет, можно сказать, круглосуточно, аж похудел и осунулся. Но поверили его объяснениям, когда он – по-свойски, задушевно, вполголоса, доверил им свой секрет: пользуясь, мол, потворством управляющего, не бескорыстным, понятно, подрабатывает в нерабочее время «левыми» заказами. «Жена, достала: понимаете ли, не хочет в съёмной хате ютиться, собственные хоромы ей подавай!»

Ну, чего – нормальный семейный ход. Больше не приставали.

Секретность Егор соблюдал строжайше. Свой ноутбук всегда держал при себе, даже в туалет брал с собой. Как можно было оставить, хоть на минуту, без присмотра эти драгоценные записи: подробные рецепты приготовления настоек и вытяжек, поиски точных температурных режимов нагревания и охлаждения сырья, бесконечного «редактирования» сочетаний веществ, их веса и объёма, способов очистки продукта на выходе, условий и сроков хранения. Целая повесть о кропотливейших поисках, ошибках, неудачах и главное – озарениях, позволивших в конце концов преодолеть все. Нет, это не для чужого глаза – «чужой глаз – опасный»!

Полки всегда запертого в его отсутствие шкафа он постепенно заполнял сосудами с разноцветными жидкостями, которые назвал «зелья злой феи»: Они имели приятный вкус и будоражащий обоняние, привлекающий запах. Испробовавшие какой-то из них, хоть однажды, не хотели и не могли больше без него обходиться. Этим свойством обладали все виды «зелья злой феи». Но кроме того, каждое из них в отдельности таило в себе «вирус» жестокости, коварства, зависти, агрессивности, жадности, словом, так или иначе назначение любого сводилось к тому, чтобы установить и поддержать «диктатуру зверя» в душевном пространстве живого существа.

Столько же полок было отведено и для флаконов с антидотом – эликсиром Добра.

Для опытов Егору требовались особые – трансгенные и гуманизированные – мыши, выведенные в особых питомниках специально для испытаний фармакотоксичных препаратов и эффективности лекарственных веществ.

Схема задуманных им испытаний была незамысловата: сначала Егор предполагал инфицировать мышек «зельем злой феи», наблюдать и фиксировать навязанные им изменения поведения, а затем применить антитоды – эликсиры Добра, и радостно отмечать чудесное преображение.

Егор занимался своими изысканиями, действительно, с самозабвением алхимика. И потому сумел одолеть этот трудный, годами измеряемый маршрут к новому, наиважнейшему этапу: оба набора диковинных средств стояли на полках, готовые, как считал Егор, к испытаниям на живых существах, пока – мышах.

Казимирыч к этой новости отнёсся с большим одобрением, но с финансированием опять затормозил.

Вот это был удар, которого Егор не ожидал! Трансгенные мышки стоили, как антиквариат на аукционах Сотби!

Ну, если и дешевле, то не намного. На эту покупку у него денег не было. Но как без неё?!

Егор ходил мрачнее тучи. Юля никогда не видела его таким раньше. О своих затруднениях он ей не рассказывал, и она считала, что все от перегрузки работой, ругала за то, что он прекратил утренние пробежки и зарядку. Пыталась его приласкать, но у него не было сил отозваться на ласку, как раньше. Это испугало и обидело Юлю. Но жалость победила обиду: она старалась приготовить для мужа что-то вкусное из доступных по цене продуктов, а он жевал молча, глядя в пространство, думая о чем-то своём, безрадостном.

Он и правда, злился на Казимирыча – вот кого бы от жадности эликсиром полечить!!

Но сердился и на себя, понимая, что ему придётся просить помощи у отца. В ноги ему кланяться!

Отец Егора работал в частном Медицинском Центре ведущим хирургом, кроме того к нему обращались за помощью из других клиник и больниц, когда там никто не решался на сложную и рискованную операцию, но родственники больного настаивали и молили, готовые заплатить, сколько ни потребует спаситель. Конечно, он был в состоянии помочь сыну. Но Егор не был уверен, что отец согласится отвалить такую уймищу денег на «неизвестно что и кому это нужно», как он говорил о вещах или идеях, которые казались ему бесполезными или абсурдными. Отец считал, что медицина держится на хирургии, и всегда сожалел, что Егор не пошёл по его стопам. Он с самого начала, когда, после школьного выпуска, Егор объявил, какую выбрал себе профессию, не одобрял его пристрастия к фармацевтике, а позже его увлечения цветочками, грибочками, называл его «любителем гербариев».

Когда при встречах Егор пытался рассказать о своих делах, то натыкался на иронический отцовский взгляд, на колкие вопросы и замечания тот тоже не скупился.

И Егор, став на ноги и получив работу, никогда не обращался за какой-либо помощью к отцу, постоянно стремясь доказать ему, что «сам с усам».

Но вот приспичило же! Другого выхода не нашлось.

Тем не менее они были привязаны друг к другу. В последнюю их встречу Егор, не удержавшись, осторожно, робко познакомил его с идеей своего будущего проекта, и отец не высмеял её, а только обронил, помолчав: «Ну, что ж, попытка не пытка». После смерти жены, матери Егора, он стал сдержанней, терпимей, к тому же был уверен, что никто не проявит интереса к этой странной, не осуществимой затее сына.

Нынешний визит Егора сначала обрадовал его: давно не виделись. Но он был неприятно удивлен, узнав о причине неожиданной встречи. Он и представить себе не мог, что такой солидный бизнесмен как работодатель Егора, может дать ход безумному проекту его сына!

Но ссориться с Егором не хотел: он любил сына, несмотря на его завиральные идеи, упёртость, странный, по его мнению, брак. И понимал, что Егор никогда не простит ему отказа в поддержке именно сейчас, когда она нужна ему больше всего на свете. И хотя был уверен, что его деньги (целый капитал!) будут потрачены впустую, а сына ждёт жестокая неудача как раз во время испытаний, он пересилил себя и согласился субсидировать покупку мышей, пообещав на другой же день перевести деньги на карточку Егора. Егор был так тронут и благодарен, что вскочил и обнял отца крепко, от всего сердца, как в детстве. Отец тоже был тронут, но дурные предчувствия его никуда не делись.

* * *

Домой Егор прилетел, как будто после мертвой воды окунулся в живую. Обнял, закружил Юлю, со зверским аппетитом уминал, намазав горчицей, сосиски, расхвалил гречневую кашу. Потом выпил с женой домашней настойки, и рано пошли спать.

Утром опять пришлось чинить подломившуюся ножку тахты.

Но забот, однако, не убывало.

* * *

Где, спрашивается, разместить вольер с трансгенными, то есть «очеловеченными» мышами, где найти пространство, можно сказать, сцену, чтобы скрытно от чужих глаз, развернуть волнующе-драматическое действо, которое завершится для одних участников счастливо, а для других завершится навсегда.

Короче: где проводить испытания?

Серебровский чувствовал, что стоит на перекрестке с указателем «Пан или пропал». Его бесило, что Казимирыч, зная о новом этапе его работ, ничем не откликнулся, кроме одобрительного восклицания. Потому что понимает, тварь: такие, как он, ушибленные страстью к своей затее, в лепешку разобьются, почку продадут, а средства изыщут! Но аренда помещения, тем более на длительный срок, была Егору не по карману, а обращаться опять к отцу он и думать не смел. Разве что, правда, почку продать, пока здоровая.

Напомнить Казимирычу, что он обещал финансировать проект, «как только, так сразу», то есть управившись с временными трудностями, он боялся. Видно, трудности оказались долговременные. А может, просто хочет, чтобы Егор повелся на эту версию… Он знал крутой нрав своего работодателя: если разозлится, может выкинуть его из своей сети вместе с проектом, который неизвестно ещё, что сулит. И где тогда вообще искать работу?

Он не спал целую ночь, пил на кухне успокоительный травяной чаёк. Вошла Юля, поглядела на него:

– Гарик, ты чего такой напуганный, аж волосы встали дыбом!

Он потрогал: стоят!

Утром он все-таки решился: набрал номер Казимирыча, сиплым, как от простуды, голосом поздоровался, потом проклокотал, давясь словами:

– Мышек завтра куплю, привезу, к Вам в офис, больше некуда!

Казимирыч изумился:

– Мышек?! Я думал ты это все In vintro провернешь – в пробирочках!

Трансгенные мыши! С ума сойти! Это же уймища денег! Ты что, банк ограбил?

– Нет, я в долг пожизненный влез. Какие пробирочки! Только in vivo!

Казимирыч тоже не лыком был шит: прошёл всю страду подготовки провизора, без которой, как ни изловчайся, к руководству аптечной сетью допуска не будет. Однако курс организационных умений и финансово-экономического ликбеза, включённого в эту подготовку, пришёлся ему по душе больше всего. Но он ценил творческих людей своей профессиональной среды, вроде этого вот фанатика Серебровского, потому что именно такие, как он, могли поднять репутационный рейтинг аптек его сети и отнять покупателей у конкурентов, а в случае удачи – сотворения нового лекарственного вещества – осчастливить долговременным наваром и вниманием прессы к сенсации.

Встроенный в Казимирыча природный радар уловил назревающую бурю, и он предпочёл дерзость Егора принять за шутку, захохотал, аж закашлялся, и миролюбиво загудел в трубку: – Боюсь, не понравится твоим блондинкам моя обитель: телефоннная трель целый день уши сверлит, людишки с вредными привычками ходят: кто курит, кто пьёт, кто денежки отжать пытается. (Не преминул упомянуть о своих финансовых затруднениях). Но я тебя услышал! Проблему твою порешаем!

– Когда?! – осмелел Егор.

– Чихнуть не успеешь! До связи!

И отключился. В подробности углубляться не стал.

* * *

В лаборатории коллеги посматривали на мрачного Егора сочувственно, подозревали, что семейные неприятности причиной, предлагали посидеть после работы в баре. Он отказывался, отмалчивался, пил свой чаёк, жевал бутерброды, принесённые из дома, и мысленно, мучительно искал выхода на случай, если Казимирыч обманет.

Но чудо: на другой день приехал Никита на своей ХОНДЕ с затемнёнными стёклами, позвонил прямо из машины, и когда Серебровский, спустился к нему, вытащил из кармана ключи, позвенел ими перед его носом, скомандовал: «Пойдем»!

* * *

Маршрут оказался коротким и привёл к подвалу под зданием аптеки. Егор был разочарован захламленностью, неустройством всего, что отложит испытания на неопределенный срок или вернёт к нерешаемой задаче – найти подходящее помещение.

Но к его удивлению и радости, подвал оказался сухим и сравнительно чистым. Казимирыч купил это двухэтажное здание над подвалом у знакомого бизнесмена, когда, по непонятной причине, тому приспичило свалить из страны, и по этой же причине быстро распродать недвижимость. Подвал бывший владелец собирался сдавать под общежитие для гастарбайтеров, поэтому там было уже электричество, вода в кране и даже туалет! Но затея накрылась, как и весь его бизнес.

Казимирыч оборудовал здание под аптеку и лабораторию, а подвал был заперт и почему-то пока пустовал.

Егор сиял, потешая Никиту.

– Набей татушку: «Есть в жизни счастье». Егор, тебе реально повезло! – дразнил он Серебровского. – И это ещё не все, светило ты наше будущее!

Альберт-свет-Казимирыч велел списочек составить твоих пожеланий, типа чего надо из оборудования – мебелишку там и чего ещё. А пока что клининг-леди по имени Катюха все приберет тут, помоет, чтоб полный Версаль был!

Никита незаметно передвинул общение с Егором на «ты», но Серебровскому это было даже приятно: он воспринял Никитину имитацию «дружбанства» как трансляцию расположения Казимирыча и его намеренья все же поддержать, наконец, проект практически. Список был составлен. И на другой же день Никита подогнал ко входу в подвал мебельный фургончик, два крепких мужика перетащили внутрь уже прибранного помещения большой шкаф, стол с широкой столешницей, стул и большую картонную коробку – для пакетов с кормом для подопытных «блондинок». И самое главное – вольер! Мебель была не новая, видимо, изъятая из обширного хозяйства Казимирыча. Но вольер – новенький.

За него и за услуги грузчиков пришлось расплатиться Егору. Остальное: аптекарские весы, переносную электроплитку, мерные пробирки – словом, весь свой провизорский инструментарий Егор перенёс из лаборатории.

Вечером позвонил Казимирыч – справиться, как дела, и выслушать горячую благодарность Егора. И умножил её, объявив, что от ежедневной работы его освобождает с сохранением зарплаты: пусть целиком посвятит своё время испытаниям.

Егор чувствовал себя, как игрок в казино, которому вдруг попер фарт.

А Казимирыч ещё расщедрился: обещал прислать Никиту, чтобы помог перевезти мышей. Он явно торопил события.

Утром подъехал к дому Серебровского присланный Казимирычем Никита.

Егора немного удивила чрезмерная заботливость шефа: похоже, Никиту он подрядил не только помогать, но и присматривать за ним? К чему бы?

У Никиты – ещё более помятое, чем обычно, лицо невыспавшегося человека, серенькие зрачки в паутине красных прожилок. Но он деловито запрашивает куда ехать, и доволен, что не предстоит мотаться по городу и окрестностям, сравнивая и выбирая подопытный материал, потому что Егор сразу называет заветный адрес: госпитомник «Столбовая».

И по приезде в это мышиное царство Никита в машине не остаётся, бредёт, след в след, за Егором, со скучающим видом слушает заумную байду двух высоколобеньких.

Специалист, показывающий трансгенных мышек, расхваливает Егору модифицированных сложнейшей и эффективнейшей сывороткой: в ней – гематопоэтические клетки человека, полученные из костного мозга, пуповинной крови, эмбриональной печени. Дорогие, конечно, но зато. Однако Егор предпочитает биомодели с модификацией более важной для его опытов: с улучшенной приживаемостью трансплантов.

И получает желаемое: пятнадцать белоснежных красавцев-самцов, пятнадцать белоснежных красавиц-самок, размещённых в двух клетках-переносках, которые, между прочим, тоже пришлось оплатить.

– Вон сколько всего человеческого в тварей этих закачано, – ворчал Никита, загружая клетки в машину – удивительно, что они ещё не разговаривают!

Егор, осчастливленный покупкой, и довольный тем, что денег осталось ещё и на некоторый запас корма, попросил Никиту подъехать к магазину «Мир корма» и накупил там кучу пакетов с овощными ассорти – семенами луговых трав, проса, овса, пшеницы, травяных гранул, сухих овощей и фруктов. Прихватил с десяток банок с минерально-солевым камнем «Чика» – для укрепления зубок «блондинов» и «блондинок», а также для блага их пищеварительной системы. И понял, куда придётся сливать зарплату на нынешним этапе. Но такая подробность не могла нарушить объявшей его эйфории и сладкой дрожи в ожидании начала испытаний.

Никита помог перетащить в подвал живой груз и коробки-банки, отряхнул джинсы, поглазел с мимолетным любопытством на растревоженных переездом «блондинок», потом на Егора, и сказал на прощанье:

– Ну ты тут поосторожней с мышками, не преврати их по нечаянности в тигров саблезубых, загрызут тебя, и кирдык проекту!

– Таракана тебе в суп за такие шутки! – откликнулся Егор, проводил Никиту до двери, закрыл за ним дверь на здоровенный засов и поспешил к клеткам.

* * *

Он переселил все мышиное племя в вольер, напоил, накормил и дал время оклематься после трясучки переезда и адаптироваться к непривычной пока новой обстановке.

Затем вольер превратился в испытательный полигон.

В «плохишей» мышки превратились быстрей, чем он рассчитывал, и в каждой своей неприглядной ипостаси негодяйствовали, как по-писанному.

Зафиксированные на видео сцены конфликтов и бесчинств в прежнем мирном мышином сообществе, Егор приносил домой – показать Юле. Она смотрела с увлечением эти «ужастики», восклицая по ходу:

– Ой, а вот эта жирнявка – точь-в-точь моя одноклассница – Люська-гадина! Я ж по физкультуре в школе первая была, и на меня все мальчишки западали. А она обзавидовалась, и перед городскими общешкольными соревнованиями кроссовки мои порезала, вот так же подобралась исподтишка. Но я ей потом тоже… И все на моей стороне были, когда ее мамашка пришла права качать: денег требовать, чтобы Люське зуб вставить. А-а-а, вот, ты смотри, какой обормот-жадина: и своё пожрал, и у других отнимает! Вылитый мой сводный братик: вот положит нам мама на тарелки еды – одинаково, как будто на весах взвесила, а ему кажется, что мне больше досталось, так мама отвернётся, и он у меня с тарелки кусок хвать! А мне что – терпеть? Вот мама и начала нас поврозь кормить: сначала его усадит, потом меня.

Каждую неделю Серебровский ездил к Казимирычу и показывал ему сделанные за этот срок видеосъемки, день за днём фиксирующие эффект воздействия «зелья злой феи».

Казимирыч был заметно впечатлён, но все время повторял:

– Темпы бы наярить, темпы!

Это глупое требование злило Серебровского, и он, дергая щекой, отвечал одно и то же: для убедительных и устойчивых результатов нужны неустанные повторы опытов, коррекция эликсиров в зависимости от результатов и побочных эффектов, все это требует времени, которое нельзя уменьшить в приказном порядке.

Казимирыч устало закрывал глаза и настаивал:

– Но ты все же постарайся!

Прошёл почти год, мышей поубавилось: печальный итог баталий, борьбы за власть, за успех самцов у самок или успех самок у «крутых» самцов, – словом, опыты с заражением всевозможными порочными свойствами удались и закрепились.

Теперь предстояло то главное, для чего он столько времени городил весь этот огород: преображение «плохишей» в существа мирные, дружелюбные, исполненные эмпатии, готовые уступать, помогать, оберегать друг друга. Как бы прообраз будущего гармонического сообщества человеков в «черновике». Потому что предстояли ещё более серьёзные испытания на ещё более продвинутых биомоделях – сирийских хомяках, подготовленных и предназначенных для изучения поведенческих реакций. А уж потом, потом, в дымке будущего, – клинические испытания.

Но в одно сырое осеннее утро Серебровский, пересмотрев на видеозаписях, как бесчинствовали на разные лады «плохиши», подошёл к вольеру, где гуманизированный мышиный народец и впрямь превратившийся в «саблезубых», беспощадных особей, да и вживую вёл себя без стыда и совести, произнес небольшую речь перед этой созданной им самим Содомом и Гоморрой:

– Баста, ребята! Простите, что пришлось мне превратить вас в негодников, так похожих на нас, человеков, какими мы были позавчера, вчера и особенно сегодня. Но пора постараться и показать теперь, хотя бы в черновике, с вашей же помощью, каким может стать человек завтрашний, избавив себя от нравственной инвалидности.

И решительно отворил дверцу шкафа, где на полках стояли флаконы с эликсирами Преображения.

Однако «плохиши» упорствовали и сопротивлялись высокой миссии, к которой их понуждал Егор. Он нервничал, менял то концентрацию вещества, то дозы, то сочетание определенного вида корма со снадобьем из флаконов.

Часто наведывался Никита, мол, может, помочь чем по хозяйству? Но тут же просил показать видеозаписи: «Интересно же!». Потом стоял столбом у вольера, – видимо, готовился сделать очередной доносик Казимирычу.

Эти посещения бесили Егора, но как-то раз он попросил торчавшего в подвале без видимых причин Никиту съездить с ним в индийскую лавку: занадобилось прикупить кое-каких травок.

Индиец встретил его по-дружески, быстро отыскал нужное. Никита с любопытством оглядывал лавку и с прищуром рассматривал торговца, когда Егор отсчитывал деньги за покупки.

Когда вышли из лавки, Никита покрутил головой и спросил с искренним недоумением:

– Трава – не дрова, а какие бабки за неё отвалил! Может, от них-то и весь тихоход в процессе? Может, с химией дела бы на ускорение пошли? Химия – это ж современный ход, а травки – дедовское-прадедовское. Не так?

– По-твоему так, а по-моему не Так с большой буквы! Мы по-разному Мир видим. Все неприятности человеческие от нарушенной связи человека с природой. От этого дисбаланса и болезни и катаклизмы, да и жизнь стала стоить дешевле бутылки водки! Восстановить утраченную гармонию химией?! Ты не по адресу! И знаешь что? Не надо меня подгонять: я не лошадь, я – всадник, понятно?

Никита нахохлился, доехали молча, Егор вышел из машины, не попрощавшись.

Признаки перемен в поведении «плохишей» наступали и впрямь медленно: получив дозу эликсира Преображения, они сначала метались и пищали в беспокойстве, потом находились какое-то время в ступоре, видимо, ещё не в силах принять начавшуюся утрату привычных состояний. Преображение давалось с трудом и не всем в одинаковой степени. Егор проводил в подвале весь день – с утра дотемна, спал недолго и беспокойно, перетасовывая в уме все подробности испытаний за день, придумывая новые варианты.

Флаконы с Эликсиром Преображения постепенно пустели. Егор чуть не плакал, не видя существенных изменений в привычках и повадках упрямых тварей.

Но чудо случилось неожиданно, месяца через четыре. Однажды, во время очередного опыта, он насыпал корм не каждой мыши в отдельную плошку, а выложил его кучей посреди вольера, и замерши, наблюдал, как раньше всех к ней были допущены беременные самки, остальное сообщество терпеливо выжидало пока они наедятся и отойдут. Вторая победа была зафиксирована, когда к пораненной в прежних баталиях мышке, другая подтолкнула плошку с десертом – травяными гранулами и кусочками сыра вместо того, чтобы оттолкнуть, отнять и сожрать самой, как это бывало прежде. Лёд тронулся, эликсир начал действовать!

Когда Егор показывал эти видеозаписи Юле, она расцветала и кричала в восхищении:

– Ты колдун и волшебник, Гарик! Париж уже наш, да?

И расцеловывала его, чуть морщась от подвального запаха.

Серебровский ликовал и уже поторапливал сам себя. Его главной заботой стали теперь существенные и неизбежные траты на покупку сирийских хомяков.

Именно они – лучшие биомодели для проверки устойчивости новых норм поведения под воздействием эликсира Преображения.

Серебровский был доволен, что Никита перестал ему докучать: посещения его прекратились. Он сам отвёз, когда счёл нужным, видеоролики и подробный отчёт о последних испытаниях Казимирычу и надеялся, что на этот раз тот все же раскошелится, оценив и достижения и перспективы.

* * *

Казимирыч встретил его с видом озабоченным, непрерывные телефонные звонки в офисе мешали даже начать разговор. В конце концов после одного, видимо, особо важного звонка, Казимирыч быстрым шёпотом сказал:

– Лады! Все посмотрю и наберу тебя, ну, через день-два.

Кивнул, прощаясь, и Егор вышел, задетый: шеф просто отшил его! Он уже знал за ним эту привычку: «ставить на место» человека, чтобы он не набивал себе слишком высокую цену, даже если этот человек на самом деле был для него важен, но при этом от него зависим.

Егора кольнуло, но он успокоил себя, подумав, что, возможно, Казимирыч за эти дни пошарит по своим финансовым сусекам и найдёт-таки там необходимую сумму для следующего, предпоследнего цикла исследований.

Звонка пришлось ждать неделю. И когда Казимирыч позвонил, он опять звучал озабоченно, разговор был кратким:

– Надо серьёзно поговорить. Пришлю за тобой Никиту.

Егор не знал, что и думать: радостного одобрения в тоне Казимирыча он не уловил.

Войдя в кабинет, он посмотрел на шефа с тревогой. Тот сидел в своём удобном рабочем кресле, как всегда, вальяжный, с аккуратной стрижкой полуседых волос, в дорогой рубашке и неизменном кожаном жилете, возвышаясь над широким столом, который отделял его от Серебровского.

Он предложил Егору сесть, приподнялся, перегнулся через столешницу, протягивая руку для пожатья, улыбнулся, но как-то натянуто. Откинулся в кресло, глубоко вздохнул и заговорил с неожиданной для Серебровского задушевностью:

– Послушай, Егор. Таких специалистов, как ты, у меня, если честно, не было и нет – талантливых, с идеями и упорством, именно что настоящего учёного. Я наблюдаю за тобой давно. И последний твой отчёт впечатляет. Очень! Ты на пороге замечательного открытия. Но я должен сообщить тебе неприятную новость. Прими ее по-мужски, без трагедий, лады? Ты задержался на этом своём пороге. Эликсиры Преображения уже созданы другим, английским фармакологом, запатентованы и готовы занять полки в аптеках. Нам предложила их одна известная британская фирма. И ты пойми, бизнес есть бизнес, Егор, ничего личного! Тебе ещё пахать и пахать, а у них уже все готово и в ажуре. Я принял их предложение. Представляю, как тебе досадно, обидно, но кто не успел, тот опоздал! Твои исследования придётся прекратить. Возвращайся в лабораторию, к прежней работе, зарплату тебе повышу. Господи, да что с тобой?!

Побледневший Егор хватал ртом воздух, не в силах выговорить ни слова.

– Никита, вызывай скорую! – закричал Казимирыч. – Какой нежный оказался, не ожидал!

В кабинете, который, с каждым словом Казимирыча все заметней превращался в эшафот, присутствовал, сидя в уголке, на отлёте, Никита, нашаривая что-то в своём телефоне.

Видимо, Казимирычу было все же неловко или даже немного боязно оглашать приговор, оставшись наедине с жертвой сложившихся обстоятельств. И неизменный помощник, действительно, пригодился и на этот раз, когда пришлось и скорую вызвать и помочь врачу перетащить Егора на диван, чтобы сделать ему укол, а через час, оклемавшегося, поддерживая под руку, вывести из кабинета и довести до припаркованной невдалеке от офиса Хонды. Все это время Егор молчал, словно речи лишился. Страдальческое выражение лица, неустойчивость движений: он выглядел постаревшим и больным.

Никита, заполнял неизвестно что сулящее молчание громким бормотанием: «Это ж, понимаешь, такое дело – бизнес. То выиграешь, то проиграешь, то вообще со свету сживут. Но ты не переживай, ещё чего придумаешь – это ж как фишка ляжет. Только прыткость нужна! Видишь шанс – не разевай варежку!

Щас приедешь домой, Юля-красавица встретит-утешит».

Но Егор зажмурился и глухо назвал адрес отца.

Никита удивился, но повёз, куда было сказано, довел до двери и сам нажал кнопку звонка. Отец открыл дверь и перехватил пошатнувшегося Егора.

* * *

Отец после смерти жены – матери Егора, не женился, хотя женщина у него была – хирургическая сестра, его постоянная ассистентка. Но жили они поврозь, только все выходные и праздники он проводил с ней и у неё. Для неё он был бог, царь и герой, она со всем мирилась.

Егор был благодарен отцу, что в их доме было все, как при маме: ничего не передвинуто, старая мебель на месте, те же шторы, та же люстра, мамин портрет в гостиной.

В эту субботу отец остался дома как чувствовал.

Увидев в дверях Егора, его бледное, с застывшей гримасой боли, лицо и покрасневшие глаза, встревоженный его заторможенными движениями, он помог сыну раздеться: как в детстве выпростал из куртки, посадил на низкую табуреточку в прихожей и снял ботинки. Проводил, крепко обхватив рукой за плечи, в гостиную, усадил на лавсит – диванчик на двоих. Расстегнул рубашку, приложил ухо к груди, послушал сердце. Потом принёс горячего сладкого чая с лимоном в стакане, вправленном в дедовский металлический подстаканник с удобной резной ручкой. Сел рядом – бедро к бедру, провёл рукой по густым, всклоченным волосам Егора, начал осторожно расспрашивать:

– Что случилось-то! Мышки погибли?

– Нет, погиб я. – сипло выдавил Егор. – Почти в шаге-двух от победы. Ведь все получилось на самом деле. И тут вдруг такая подстава… Я понять не могу, как такое случилось?

Спотыкающимися словами Егор рассказал отцу о своей нежданной беде.

– Может, эта мразь, по имени Альберт Казимирович, слила мои отчёты за бугор, там ведь все, c подробностями.

– Охолонь, Егор! Казимирыч, пойми, не учёный, он – бизнесмен и притом ловкий, разворотливый, хитро… пый. Скорей всего, он давно узнал, может, из журналов медицинских, а скорей, из Интернета, что в Англии ведутся сходные разработки, и стал следить за марафоном вашим: кто первый добежит – ты или этот, забугорный.

– Но как тот, забугорный, мог до то же самого допетрить! Как будто из моей черепушки выкрал!

– Ну, что тебе сказать? Антропологи и то до причины таких совпадений не докопались. Только признали, что они случались в разные времена и название им присвоили «мультиплы». Так что твой случай – не уникальный на самом деле. Могу вспомнить навскидку: хлороформ, например, имеет трёх авторов – Субейран, Либих, Гутрей – все спроворили независимо друг от друга. Или вот талиум-Крукс и Лани – тоже порознь.

Да сам вспомни: пятна на солнце обнаружил Галилей в Италии, Шейнер в Германии, а Фабрициус в Голландии. Я не специалист по таким мистическим явлениям, но можно предположить, что неведомо как и почему, появляются время от времени, какие-то комбинационные поля творческих фантазий и притом одновременно на разных континентах и даже в разных культурах… Придётся пережить, тебе, Егорушка, эту твою неудачу. Не хочу сыпать соль на раны, но я, прости, не в силах поверить в высокую миссию этих твоих эликсиров, а вернее, в сверхутопическую идею освободить человечество от пороков! Как?! На самом деле все дорожат своими пороками и добровольно переделать себя не дадут. И что предполагается – насильственные акты?