Читать книгу Тайна родимых пятен или невероятные приключения Тишки Бедового и его друзей - - Страница 3

После неординарного рождения, Тишка в том же духе подрастал: ходить и говорить начал одновременно в момент очередного прибытия изрядно утомлённого “горячительным” деда Кузьмы. В этот раз Палашка не смогла справиться с раздобревшим телом отца и позвала на помощь мужа. Пока Петро протирал глаза, его опередил маленький Тишка.

Услышав крики матери, он решительно вылез из кроватки и шустро преодолел все препятствия на пути к дедовому телу: громоздкие двери, неудобные ступеньки и неровную дорожку к калитке. Увидев сына, делающего первые шаги, Палашка прослезилась и собралась взять малыша на руки. Тот же, проигнорировав порыв матери, доковылял к растянувшемуся телу и звонко прокричал, подражая маманьке:

– Какой же Вы, отче, хилый стали! – и резво забарабанил кулачками по спине деда.

Подошедший затем Петро и растроганная Палашка долго умилялись сыночком. А протрезвевший от шумного приёма Кузьма самостоятельно встал на ноги и никак не мог сообразить, где он находится и что за малыш дёргает за штанину. Мальчик же весело выкрикивал слова, заимствованные у бабы Александры:

– Очухался, окаянный! Когда ж ты выпьешь свою бочку?

Забыв про пьяного Кузьму, который, опершись на плетень, что-то ему, плетню, выговаривал, счастливые родители вместе с Тишкой отправились досматривать свои сны.

С Филей подружились, как только Тишка окреп на ногах и мог уже заглядывать в заборные щели. Будущий дружок жил неподалёку, был старше и слыл недотёпой, вследствие странностей в поведении. Он мог часами наблюдать за муравьиной кучей, плакать по зарезанной курице и поломанному стулу, убиваться по сгнившей от старости яблоньке… – в общем, трогательно любил всё обиженное, живое и неживое. Но ещё больше выделялся своими тупиковыми суждениями и вопросами.

– Кто много спит – тот богато живёт! – доказывал как-то поутру Филька своей маме, протирая кулачком сонные глаза. – Посмотри: дядька Анисим, колхозный кладовщик, завсегда днём спит на ступеньках кладовки. Однако в магазин ездит на “Жигулях”, и дом под железной крышей! А ты встаёшь рано, поспать не даёшь… и крыша у нас течёт…

– Да помолчи-ка ты, непутёвый! – озиралась по сторонам мать Фили, сухонькая, всегда перепуганная, Ксения. – Опять за своё взялся! Не нашего то ума дело… что кладовка пустая.

– А у колхозного сторожа, дядьки Митрия, кирпичная куча на огороде за ночь знаешь, как вырастает! А он ведь тоже спит…

Не зная, что ответить любознательному сыну, Ксения давала ему подзатыльник и отправляла учить уроки.

Филька рос невзрачным, выглядел маленьким для своих лет, из-за чего (как и за странности) часто бывал бит сверстниками и не только ими. Ко всему добавлялось рождение мальчика с заметным косоглазием и без явного наличия отца! Что вызывало дополнительные насмешки и откровенные издевательства.

Впрочем, в деревне догадывались, кто причастен к появлению на свет этого дитяти “не в себе”. На что указывала низкорослая комплекция мальчика и хитроватые карие глазки.

Всего этого подросший Тишка не знал. Несмотря на разницу в годах, они с Филей подружились и неплохо дополняли друг друга. Не по возрасту рослый, Тишка уже с первого класса защищал третьеклассника Филю от обидчиков. Подрастая, этот дуэт не давал скучать жителям деревни Чудово.

Проказы дружков отличались оригинальностью и нелогичным подходом. Автором идей, как правило, выступал Филька, а Тишка – основным исполнителем задуманного.

Захотелось однажды ребятам обзавестись велосипедом. Тогда Тишка учился в четвёртом классе, а Фильку оставили на второй год. Такое желание зрело давно. Уж очень задевал ребят сын колхозного учётчика, Федька, по кличке Очкастый, когда единолично катался на новеньком велосипеде марки “Дружок”. Как ни просили дать попользоваться вожделенным для любого пацана предметом, никому не уступал.

– Вам дай – так поломаете или сами разобьётесь: ездить на велосипеде штука не простая! – заносчиво отказывал Федька.

– Жмот ты! Зря плюёшь в колодец… – как всегда спокойно, но со скрытым смыслом вещал Филька.

– Пошли вы… – кривился Очкастый, поправлял очки и, сопровождаемый негодующим свистом ребят, демонстративно уезжал на личном транспортном средстве.

Всю зиму думали и горячо обсуждали: как бы осуществить мечту. Остановились на нутриях!

– Нутрия – это и мясо, и шкурка… – размышлял Филя. – А свобода – чудеса творит со всем живым.

– Ты это к чему? – не сразу понял Тишка мысль друга.

– Предлагаю заработать на нутриях.

– Им же надо клетки, корм доставать… – уныло протянул Тишка. – Да и где этих крыс взять?

– У наших родственников в соседней деревне – мой дядька Васька давно нутриями занимается. Такую домину отгрохал! – поднял кверху палец Филька. – А выращивать будем на свободе: канава на лугу для чего? И корма там полно. Особенно, возле бабки Фёклы. Видел, какие там заросли? А свобода – великое дело! Посмотри, как по всему миру американцы расплодились – жуть. Так и наши… крысы…

Осуществлять намеченное начали с весны. Однажды наведались к Филькиному дядьке и уговорили дать на время пару нутрий, самку и самца (как их отличать, Филька разбирался особо). Ночью запустили водяных крыс в канаву, что возле повитухи Фёклы.

Поначалу всё шло хорошо…

Ребята часто наведывались и проверяли, как идёт процесс адаптации и размножения живности. Потирали от удовлетворения руки, видя, как множится их богатство. Однако тёмные и необразованные сельчане, в особенности баба Фёкла со своими родичами, почему-то не оценили старания и благородные намерения дружков.

Катастрофа мероприятия началась с подслеповатого и глуховатого деда Родьки, признанного специалиста по гусям. В деревне не очень жаловали прожорливых и наглых птиц, и мало кто их разводил. А вот дед Родька был неизменным поклонником неуступчивых пернатых. Своё многочисленное гусиное стадо пас лично на лугу.

В тот невезучий день, решил дед поменять место и пригнал гусей полакомиться и побарахтаться в канаве напротив дома Фёклы. Гогоча, расправляя крылья, стадо дружно кинулось в воду. Дед нашёл удобный холмик, нарытый кротом, и уселся покурить. Не успел умоститься удобнее, как гуси не менее дружно, а более резво и стремительно устремились в обратную сторону. Га-га, гу-гу неслось с таким неистовством и возмущением, что дед чуть не упал с насиженного места. Мимо него летели перья, пух, куски грязи! Подхватившись, Родька кинулся к канаве, на мгновение остановился с открытым ртом и упал без чувств… Так дед из глуховатого стал глухонемым… на время.

Фёкла, услышав крики перепуганных гусей, бегущих и летящих необычно быстро, поняла, что на её территории творится неладное. С вилами наперевес засеменила на луг, подошла к канаве и чуть не споткнулась о лежащего без чувств деда.

– Пьяный, что ли? – задумалась было баба.

Глянула на куст вербы, склонившийся над водой, и почувствовала, как задрожали сначала коленки, а потом все части тела по очереди – под кустом, в воде, во множестве кишели огромные крысы! Такого количества этих страхолюдных тварей Фёкла не видела отродясь! Звуки из её горла вырвались не сразу:

– Караул! Спасайте, люди добрые!

Забыв про Родьку, который уже стал пошевеливаться, кинулась с небывалой прытью в деревню…

Кум бабки, Степан, основательный и степенный мужик, первый охотник в районе, понял из несвязных выкриков кумы, что селу угрожает нашествие крыс. Прихватив свою новенькую двустволку, примчался к канаве и открыл такую пальбу, что поднялась не только деревня Чудово, но и прискакал из соседнего села посыльный на единственной, и то беременной, лошади узнать – не нужна ли помощь? Кто-то предположил, что спецназ мочит заезжих террористов!

Подоспевшие на помощь мужики и бабы покачали головами – откуда эта напасть взялась? – и, не вникая в аргументы сведущих – мол, это не обычные крысы, а нутрии – выловили и уничтожили всё, что попалось под руку. Пострадал даже один Родькин гусь – вероятно, самый смелый или неправильно оценивший ситуацию.

После этих роковых событий, повитуха долго обходила канаву стороной и всё дрожала. Дед Родька мычал ещё неделю и долго скорбел по невинно убиенному гусю. Ребята же уныло прятались за Фёклиным забором, глубоко переживая несостоявшуюся мечту… Из глаз Фильки текли слёзы.

– Не расстраивайся, что-нибудь придумаем ещё… – успокаивал друга Тишка, гладя его по спине. – С такой головой, как у тебя, не пропадём, ещё заработаем: они и правда плодились, как заведенные! Не всякий до такого додумается…

Филька молча вытирал слёзы: ему не столько было жаль незаработанных денег и велосипеда, сколько нутрий…

И ребята придумывали…

Например, сверхэффективное удобрение, от которого у “подопытной” тётки Маланьи на грядках с картошкой выросли такие сорняки, что потешалась вся деревня. Женщина, отчаявшись, рубала топором толстые, дубовые по крепости стебли. Но урожай картошки не спасла: пришлось перепахивать огород колхозным трактором.

Или – ультразвуковой прибор для увеличения надоев молока!

В этот раз новаторы опробовали идею на Филькиной корове. Первые недели мама Ксения не могла нарадоваться: надои росли ежедневно. Узнав про необычный аппарат – который до этих пор безнадёжно пылился в сельмаге – сельчане кинулись его закупать даже в нескольких экземплярах. Естественно, всем не хватило. Бросились в райцентр. Пока бегали, ссорились в очередях (доходило до драк) появились первые плохие новости: коровы, облучённые прибором, стали чахнуть. Как следствие – надои резко упали… Начался падёж… Ксения была в отчаянии. Тут уже Тишка предложил, видя, как Филькина корова доходит, резать, пока не поздно. Хоть этим смягчили свою вину перед несчастной мамашей. А от остальных разъярённых колхозников, дружкам еле удалось отвертеться – Ксения взяла вину на себя…

Потом ещё были истории с лошадьми, свиньями… На скотину то нападал мор, необъяснимый даже ветеринарной службой, то непомерная плодовитость! Ко времени, когда подоспела свобода и демократия, ребят уже собирались выдворить из деревни: так решил несанкционированный сход. Но новые ветры оказались настолько резкими, что колхозникам стало не до разборок с неугомонными искателями денег на велосипед (который, кстати, так и не купили).

А пророчества Фильки относительно сына учётчика Федьки сбылись – велосипед украли! Произошло это печальное событие в соседнем селе, куда Федька приехал к своей тётке на именины. Возвращаться мальчику пришлось пешком, по жаре. И никто из проезжающих попутно транспортных средств – телег, мотоциклов, тракторов – почему-то не подвёз одиноко бредущего путника. Очевидно, аура была вокруг Федьки нехорошая.

Успев подрасти и закончить школу (Филька, правда, задержался в восьмом классе), дружки с особым энтузиазмом встретили перемены в стране. Этот энтузиазм и стал той последней каплей в худой бочке терпения сельчан, после которой их и выдворили…

Вхождение ребят в рынок начиналось так…

В данный, судьбоносный, момент истории друзья работали в тракторной бригаде механиками-трактористами. Так как колхоз дышал на ладан, ребят маялись. Техника простаивала, а скудные деньги, выделяемые государством, как всегда, таинственно исчезали, растворяясь или разбегаясь по некоторым карманам.

С началом новой эпохи, Филя не отходил от телевизора и радио. С упоением перечитывал местную “брехаловку”, не ленился ездить за прессой в райцентр. “Пусть от своих железок отдохнёт” – думала постаревшая Ксения, по-прежнему с недоверием воспринимая новое увлечение сына. По опыту знала, что эти бдения кончатся опять какой-нибудь затеей.

Тишка частенько заходил к товарищу и, ничего не спрашивая, садился рядом. Он чувствовал – что-то назревает в недоумной Филькиной голове, поэтому до времени не отвлекал думающего человека пустыми вопросами.

А по стране, ускоряясь, катилась волна кооперативного движения как прообраз будущего предпринимательства. Филькина неординарная голова напряжённо переваривала сведения о новых законах и перспективах деловой деятельности.

Тот вечер был чем-то особенный, с таинственным сиреневым закатом. Деревня плавно погрузилась в сумерки, а небо пылало в лучах заходящего солнца. Селяне копошились в усадьбах: доили пришедших с пастбища коров; кормили и поили хрюкающую, квохчущую, попискивающую живность. Где-то слышались приветственные проклятия на голову скотины, где-то – позднее ку-ка-ре-ку перепутавшего время петуха…

– Ну, как ты? – нашёл Тишка дружка, сидящего в лопухах за грудой железа, в которой только опытный колхозный механизатор мог распознать трактор.

Не ответив на вопрос, Филька продолжал смотреть на закат неподвижными скошенными глазами, почти не моргая. При этом ещё и руками жестикулировал. Со стороны напоминал чукчу-шамана или пациента психиатрической больницы.

Тишка не стал переспрашивать, а тихонько уселся рядом. По всем признакам – Филька в медитации. Это мудрёное слово узнал недавно от друга и считал его синонимом чего-то неземного, почти колдовского. “Сейчас выдаст!” – думал терпеливо Тишка.

Наконец Филька ожил, повернулся и изрёк, подняв указательный палец:

– Алхимия, кооперация, помёт и всякое другое дерьмо!

Значительно помолчав, выдал резюме сказанному:

– Пора дело организовывать!

– И я с тем же, – энергично поддержал Тишка. – Предлагаю лозунг сегодняшнего дня: дорогу хамам! И, насколько я понимаю, ты намекаешь утвердить главным принципом нашего дела изречение: во всяком дерьме есть нечто, которое, при наличии правильного хода мыслей можно завсегда превратить в – золото. Правильно я понял?

– Ну ладно я второгодник-недоумок, а ты ведь в хорошистах шастал, а соображаешь верно! – весело поднялся Филька и добавил: – Впрочем, у дураков мысли сходятся… иногда. И про науку не забудь – алхимию. Там есть чему поучиться.

Принципиальные вопросы бизнесовой идеи были решены быстро, и работа закипела.

Заброшенный сарай на краю деревни новые кооператоры-дельцы превратили в контору фирмы под интригующим названием: “Хлам-90 “. Повесили вывеску, намалёванную собственноручно Тишкой, и исчезли…

По селу поползли туманные слухи. Кто говорил, что деревня оказалась слишком мала для неуёмных личностей, другие – что надо ждать второго пришествия баламутов. Многие сходились на том, что без них скучно в деревне, однообразно. Колхоз умирал медленно, даже неинтересно.

Но умиротворение с оттенком ностальгии продолжалось недолго. Однажды к вечеру, когда дед Родька гнал гусей домой, мимо него, клубя пылью, пугая гордых птиц, промчался “УАЗик”. Плюнув машине в след, рассерженный дед кинулся собирать разлетевшуюся птицу. Автомобиль же лихо подкатил к “Хламу-90”, и из него, не торопясь, с важным видом вылезли дружки…

Филя, пыжась, держал пузатый, солидных размеров чемодан, а Тишка – слегка потрёпанный дипломат. Оба были одеты в городские костюмы, белые рубашки с бабочками. На головах – шляпы с короткими полями. Производили впечатление то ли американских ковбоев, то ли итальянских мафиози. Это сразу установила баба Фёкла, поклонница криминальных сериалов. Приезд друзей наблюдала из-за своего плетня – жила она в зоне видимости “Хлама”. Воровато оглянувшись, кинулась к соседке поделиться новостью.

Тем временем, дружки расплатились с водителем “УАЗика” и, оживлённо переговариваясь, направились в “офис”. Да, отныне только так именовали свою контору. Войдя в помещение и взгромоздив дипломат на подозрительно пошатывающийся стол, Тишка торжественно объявил:

– Как говорит моя бабушка Александра: “…храни Господь деяния наши и приумножай их устремления праведные и неправедные…” Так что двери в “Хлам-90” провозглашаю открытыми!

– То, что у дурня взято, возверни во множестве… себе, – замысловато продолжил Филька и, неумело перекрестившись, добавил: – А ты прав: иконку, хотя бы завалящую, повесить не мешало бы…

Уже на следующий день селяне, собираясь кучками по принципу соседства и интересов, шумно обсуждали начало новой эры Чудово – приход частного предпринимательства! Это пугающее название явилось в образе непутёвых ребят.

– Они, что ж, капитализм решили у нас выращивать на дерьме и мусоре? – чесали затылки старики.

– Сатана идёт! – крестились набожные старушки.

– Сухари надо сушить, – предлагали самые дальновидные долгожители те, что пережили коммуну и развитой социализм.

– Опять какую-то напасть придумали! – качали головами наиболее прозорливые.

Не обошлось без происшествий: у впечатлительной Клуши, жены колхозного писаря, случились преждевременные роды; у Тишкиного деда Кузьмы петух утопился, а дед Гараська продержался без спиртного до обеда.

Это событие, естественно, не осталось без внимания местной власти. Через пару дней, когда Тишка вывешивал на дверях офиса очередное объявление, к ним подъехали одновременно: председательская “Волга” и дребезжащий от натуги мотоцикл с участковым милиционером Ротозеевым. Вышедший из автомобиля бессменный председатель Лаврентий Герасимович – коротконогий, толстый, с коричневым лицом мужичок – не проронив и слова, подкатился к дверям офиса и тупо уставился в разукрашенную бумагу… За ним, на удивление уверенно, с вызывающим видом расположился участковый. Самым невероятным было то, что сельский милиционер был ещё трезв! Вот вам новые времена…

Тишка стоял рядом и с достоинством осматривал прибывших представителей власти, соображая, здороваться первым или соблюсти принятые в этих краях правила этикета. Тем временем, Лаврентий Герасимович закончил чтение, глянул на Тишку, как на заболевшего болезнью Дауна, и заикнулся:

– Э-э-э… Что, всякий хлам закупаете? И-и-и куда дальше… с ним?

– На переработку. Договора с соответствующими заводами уже в наличии есть, – уверенно ответил Тишка.

– Э-э-э… Покажи!

– Заходите в офис, прошу… – раскланялся парень.

– Разрешите охранять?! – взял под козырёк Ротозеев, смутно воспринимая происходящее и ожидая – когда оно всё кончится.

– Э-э-э… Будь здесь. Понадобишься – кликну, – не поворачиваясь, привычно скомандовал председатель.

В офисе начальник находился недолго. Когда представление частной фирмы закончилось, вспотевший Лаврентий Герасимович вышел наружу и глубоко вдохнул свежий воздух. От тяжёлой мыслительной работы, его лицо стало бордовым. Пока он отсутствовал, в природе ничего не изменилось: всё так же светило солнце, прячась в облаках; лёгким ветерком раскачивались вербы и липы, а на лугу паслись коровы и гоготали гуси… Но для Лаврентия Герасимовича бренное бытие уже представлялось иным, с другими оттенками и запахами. “На дерьме делать деньги? Это конец… – неслись мысли у неглупого человека глупого хозяйства. – И документы в порядке! Ну и времечко пришло… Успеть бы своё взять, а то останешься…” – оборвалась нить размышлений.

Придя в себя, торопливо сел в автомобиль и хрипло рыкнул водителю:

– В райцентр! И побыстрее…

– А мне как? – успел крикнуть Ротозеев.

– Приглядывай, чтоб всё было по закону и без нарушений порядка! – донеслось из отъезжающей машины.

– Будем стараться… – протянул вдогонку участковый.

Дождавшись, когда “Волга” скроется из вида, свирепо глянув на вышедших дельцов, Ротозеев с остервенением завёл мотоцикл и укатил в свою резиденцию в облаках грязной пыли.

Да, оборотистые хлопцы решили пойти дальше алхимиков – те пытались получить золото из минералов, а они – из всякого ненужного хлама, мусора и продуктов жизнедеятельности разнообразной скотины…

Если в пользе навоза селяне не сомневались, то какой толк от хлама и мусора?! – это ставило в тупик… Расценки, указанные в означенном выше объявлении, ещё больше отупляли. Была, правда, одна тонкость, не для каждого заметная: всё ненужное принимали в определённой пропорции со скотиньим дерьмом. Пропорция предполагала гораздо больше последнего, чем хлама, который собирали так, на всякий случай, и для пущей таинственности и значимости.

С неделю возле офиса кипела подготовительная работа. На бросовой ничейной земле, что на склоне оврага, подготовили площадку. Обошлось недорого: пара бутылок “анисовой” местного разлива, да бутыль солёных огурцов. Сенька-тракторист, последний из механизаторов колхоза, потрудился продуктивно и сноровисто. Его трактор, изводивший рёвом и скрежетом в течение дня всю деревню, как ни странно уцелел и не развалился в течение рабочего процесса.

На площадке соорудили два навеса: один для приобретаемого сырья-дерьма, другой – для нехитрого оборудования. Наняли двух работников из числа не совсем отчаявшихся и не до конца спившихся мужиков, и фирма заработала!

Первым начал сотрудничать с “Хламом” дед Родька. Чего-чего, а помёта у него хватало! Его, горячо любимые гуси, будучи ненасытными по своей натуре, так же исправно гадили. По этой причине, дед выделил гусиным отходам большую половину своего огорода, чтобы хоть как-то решать проблему их складирования и хранения. Соседи куда только не жаловались на неугомонного деда. Ароматы, исходившие из его огорода, изводили всех. А не дай Бог! неуправляемое пернатое стадо, потеряв всякие приличия, наведывалось к кому-нибудь – сметало на своём пути всё, как африканская саранча!

Дед потому и решился на этот отчаянный шаг к “Хламу-90”, что чувствовал задними частями – сгубит его треклятый гусиный помёт! Не очень веря в успех, как-то утром он приплёлся к офису.

Над лугом ещё стелился туман. Солнце косыми лучами выглядывало из-за холма. Дул лёгкий ветерок и шевелил редкие седые волосы старика. Потоптавшись перед крыльцом, покряхтев, Родька осторожно открыл дверь.

Встретил раннего посетителя Тишка:

– Заходите, Родион Кириллович, присаживайтесь, – пожав руку, приветливо улыбнувшись, усадил деда на табуретку. – Догадываюсь, с чем пожаловали. Правильно думаете, – не давая визитёру опомниться, продолжал Бедень. – Как первому клиенту, будет Вам и скидка…

Тут из соседней комнаты выглянул заспанный Филька. Хитровато глянув на деда, поддержал партнёра по-своему:

– Гусей надо бы побольше…

Когда круг солнца уже выглянул из-за холма, а туман в низине рассеялся, Родион Кириллович вышел из сарая-офиса. В руках бережно держал свёрнутые листы бумаги и выглядел крайне довольным.

В тот же день на не добитой окончательно тракторной тележке, с помощью незабвенного Сеньки-тракториста, гусиный помёт был перевезен под первый навес. Под вторым навесом работа кипела до позднего вечера. На следующий день гусиные отходы представляли из себя кучу аккуратно упакованных в полиэтиленовые пакеты брикетов одинаковых размеров. Не успели селяне обсудить метаморфозу, произошедшую с дерьмом, как к “Хламу”, укрыв полдеревни пылью, подкатил “Камаз”. Работники резво погрузили брикеты, и… дело пошло!

Протрезвевшего к вечеру деда Родьку, гульнувшего на “дерьмовые” деньги, долго пытали:

– Сказывай подробнее, что принимают?

– Дак у них же прописано… – мямлил дед, – дерьмо всякое: куриное, гусиное, телячье, свинячье…

– А старьё: радио, телевизоры, технику…

– Всё берут… – авторитетно заверял Родька, – как довесок к г…ну!

– Ну, дела! – выпучивали глаза бабёнки.

– Спешить надобно, – говорили те, что поумнее, – чтой-то здеся не так – может в один момент кончится… эта халява.

И народ заспешил!

Разумеется, рабочей площади под первым навесом стало не хватать. Недолго думая, задействовали овраг. Делать-то нечего – перерабатывать сырьё не успевали. Тот участок, что ближе к селу, стали заполнять отходами скотины, а что повыше – всяким хламом. Приход сырья явно опережал появление новаторских мыслей в Филькиной голове: в данный момент он усиленно размышлял, как ловчее приспособить собственно хлам! Вариантов было много…

Участковый Ротозеев приходил к открывшемуся предприятию, как на работу, каждый день! Поставив в стороне мотоцикл, он какое-то время с тоской в мутных глазах наблюдал за происходящим. Затем, обойдя производственный комплекс не менее трёх раз, натужно начихавшись, усаживался в сторонке и долго, сосредоточенно курил…

Раз в неделю, в пятничный вечер, наведывался председатель. Со злой решимостью он обходил поле деятельности “новых русских”, хмурился, кривился от несносных запахов, сплёвывал и решительно направлялся в офис.

Как только дверь за ним закрывалась, фирменный сарай начинало трясти от прерывистых по силе и тональности выкриков. Однако по истечении недолгого времени, они утихали. И когда Лаврентий Герасимович снова появлялся на свет белый, то выглядел не грозным, а где-то даже удовлетворённым. Прощаясь с Тишкой, он для порядка напутствовал, кося глазками:

– Э-э-э, смотрите тут… не шибко воняйте. Запахи, однако…

Глянув на стоявшего по стойке смирно Ротозеева, уже строже добавлял:

– Э, как тебя там… Ротозеев, смотри мне – чтобы порядок! – и шумно уезжал.

Начало конца процветания наметилось, когда в фирму со своим дерьмом и хламом повалили жители соседних деревень – хорошие новости, особенно о дармовщине, распространяются в сельской местности со сверхзвуковой скоростью! После чего, овраг стал не только переполняться, но и удлиняться в своём насыщении. Дельцы увеличили штат работников, пристроили ещё пару производственных “цехов”. Привлекли и родственников. Палашка с Петром принимали хлам, Кузьма ремонтировал железяки, Баба Александра агитировала народ, а Ксения кормила работников обедами.

Ещё когда ярко светило солнце и было терпимо жарко, народ уже стал глухо роптать: вонь неумолимо накрывала село! И чем дальше, тем стремительнее. Но, вот, пошли осенние дожди. Запахи спали, и фирма вдохнула влажный воздух с облегчением. Однако, ненадолго…

Первой забила тревогу неуёмная повитуха Фёкла. Просидевши весь праздничный день, святые Покрова, в нужнике, она донюхалась до причины расстройства своего живота. “Вода!” – ахнула бабуля, глянув на буроватую гладь в ведре, только что извлечённом из колодца. Понюхав для верности повторно, схватила посудину и выбежала на улицу.

– Отравили, окаянные! Отравили! – завопила она, устремляясь к куму Степану.

Как мужчина основательный, кум долго осязал принесённую жидкость, мотал головой и с недоверием спрашивал:

– А ведро давно мыла? Может ты в нём свиньям варево носила?

– Что ты такое говоришь, Степан? Я ещё в своём уме, и газету в одних очках читаю!

– Ну, ладно, ладно… – отступил кум, – проверю-ка я и свою воду…

Проба источника питья повергла родственников в уныние, а потом в непомерно искренний гнев!

– Говорили умные люди – не доведут до добра эти хлюсты!

И – началось…

Ещё не успела высохнуть грязь от прошедших дождей, как прибыли представители санитарного надзора. Тщательно осмотрев прилегающую к “Хламу -90” местность, взяв пробы грунта и воды, зашли в офис пообщаться с собственниками “дела”… После длительного общения, уезжали с добрыми, просветлёнными лицами.

Прошла неделя, а выводов санитаров никто не приметил. “Хламовая” вонь только усилилась. Народ заволновался больше. Послали представителей в райцентр… Приехала более солидная комиссия. Опять обследовали местность, нюхали воздух, землю, даже кустарники и деревья. Зашли решительно в офис и… удовлетворённые уехали!

– Купили всех, стервецы! – понеслись слухи. – Сход надобно собирать! – предложили наиболее дальновидные.

Когда полыхающий заревом день потянулся к дымчатому горизонту вечера, показались первые дома городка c многообещающим названием Ляпово. Городок, районный центр описываемой местности, расположился на пологом холме. На самой вершине виднелся купол и крест восстановленной церкви. Вокруг громоздились несколько многоэтажных домов, но, в основном, городок был одноэтажный, с ухоженными в разной степени добротности приусадебными участками.

Лошадь, почувствовав конец своим мучениям, оживилась и даже изобразила что-то похожее на бег. Этому поспособствовала и дорога, перешедшая в затяжной спуск. Приободрился и возница, дед Родька. Выплюнув давно потухшую “цигарку”, он натянул вожжи, придерживая раззадорившуюся скотину, и повернулся к дружкам:

– Подлетаем, хлопцы – чистите перья!

– Гуси на волю, помёт в поле! Вы это имели в виду, Родион Кириллович? – опустив ноги с края телеги, зевнув и энергично поморгав глазами, протянул Тишка.

За ним поднялся и Филька. Протёр косые глаза, поправил взлохмаченные волосы и сказал, со значением выставив указательный палец:

– Подлёт – это хорошо, но лучше подъезд – надёжнее и падать легче…

Городок встречал друзей пыльной хмарью, людской и транспортной суетой, украшенной негромкой музыкой, несущейся откуда-то с окраин.