Читать книгу Среда обитания – Космос - - Страница 10
9
ОглавлениеДва года, одиннадцать месяцев назад
Это темнейшая сторона каждой души,
Которые отчаянно меня привлекали.
Но все это закончилось,
Потому что теперь я – знаю
(пер. с англ.).
Doro – «It kills me»
Утро не задалось. Корабль сегодня оказался в лирическом настроении, поэтому в шесть утра разбудил чтением стихов, используя меццо-сопрано. Саманта едва не свалилась с койки, услышав эти дикие визги.
Конечно, она могла заблокировать его мысли и спать дальше – здесь не было жесткого режима, как на «Бисмарке». Но завтрак подавался в семь. И если ты не успел – ты опоздал и пребываешь голодным до обеда. А еда – одна из немногих «радостей», доступных на этом корабле.
Пахнущий антисептиком душ настроения не улучшил. Снова к горлу подкатила тошнота, не отпускающая уже несколько дней. Скорей бы высадиться где-нибудь.
Девушка втиснулась в узкие синие брюки, натянула спортивный топ и вездесущие берцы, провела рукой по волосам. На Гаапте она все-таки постриглась, но в условиях слабой гравитации волосы успели прилично отрасти.
Форменную одежду носить не заставляли, ограничившись запретом на юбки. Как будто найдется дурочка, которая по собственной воле наденет то, что рискует оказаться на голове во время очередного приступа невесомости.
Ли Вонн, правда, иногда щеголял в капитанском мундире, но к счастью экипажа, не настаивал, чтобы ему подражали.
Закончив сборы, Сэм щелкнула по носу свое отражение в зеркале и вышла в коридор, где сразу же окунулась в океан бодрости и дружелюбия в лице Рыжего Оптимиста.
– Приветик, дорогуша! – Пати в любое время суток лучилась счастьем. Даже в корабельные семь утра.
– Предвкушая твои следующие слова, утро добрым не бывает. Привет, Пати, – хмуро кивнула Саманта.
Огонь в коротких волосах инженера вспыхнул еще ярче под бактерицидными лампами. Сэм же стала походить на ходячего мертвеца. Фосфоресцирующий проход между жилыми отсеками и столовой как всегда бодрил и заставлял задерживать дыхание.
– Достал этот коридор. Завтрак. Душ вонючий, – поделилась проблемами Сэм и скривилась, ощущая на языке горечь продезинфицированного воздуха. – И вообще все достало. Как ты умудряешься сохранять хорошее настроение? Мы ведь уже почти месяц дрейфуем в открытом космосе. Я хочу ощутить под ногами твердую почву. Да хотя бы зыбучие пески Соммера.
Пати вздохнула и запустила пятерню в густые волосы.
– У тебя ПМС, что ли? Второй день все ноешь и ноешь. Ты знала, что записываешься на исследовательское судно. Мы, бывало, и по три месяца колесили по системам без приземления. Пока жрачка не кончалась.
Саманта поморщилась, но в душе признала правоту подруги. С нытьем пора завязывать.
Почти месяц прошел с тех пор, как девушка переступила порог Гая Музония. За это время она успела неплохо изучить членов экипажа и понять, куда она, собственно, попала.
Списанный биомех Гай вмещал в себя такую же бракованную команду. Сюда попадали те, кому больше некуда было идти. Как и Саманте.
Экипаж Гая Музония Руфа был скромным, как и размеры корабля.
Несмотря на острую антипатию к болтушке Пати во время знакомства, вскоре мы очень сблизились. Уже через неделю я поняла, что не любить сержанта Сун невозможно. Она, конечно, девица с придурью и длинным языком, но ее жизнелюбие заражало всех без исключения. Даже капитан в ее присутствии становился мягче.
Любвеобильная девушка-праздник оказалась в команде Ли Вонна по причине загаженного интрижкой резюме. Патрисия Сун – технический специалист «от бога», но несмотря на это все приличные вакансии уплывали у нее из-под носа. И лишь капитан Гая Музония согласился взять ее на борт.
Рыжик оказалась очень долгожданным ребенком в семье скромных корейских учителей, живших на старушке-Земле. На кореянку она ничуть не походила, так как родители, отчаявшись зачать собственное чадо, удочерили ее.
Они пахали как проклятые половину отпущенного всем здоровым людям срока, чтобы обеспечить ребенку достойное будущее. Записали кроху в астрономическую школу, затем в Колледж космической навигации и инженерных систем, открыв ей путь к звездам. Но испытать гордость по поводу ее золотого диплома не успели. Жизнь на умирающей Земле коротка.
Когда-то инженер Сун летала на огромных военных монстрах. Служила даже на «Франсиско Писарро», линкоре господина Президента. Престиж выше крыши. Но недолго музыка играла – поперли ее оттуда за нарушение трудовой дисциплины, а именно, за соблазнение члена экипажа во время полета. А это строжайше запрещено уставами абсолютно всех военных кораблей.
На Гаапт за это не упекут, конечно, но выпьют всю кровь. Но Пати не жаловалась. Она из любых жизненных неурядиц выходила с устойчивым кредо – все, что ни делается, к лучшему.
А вот и великая столовая. На завтрак – овсянка с изюмом, малиновое желе, приготовленное из порошка, и три соленых крекера. Ах да, еще стакан воды. Незабываемая щедрость. И лица кругом радостные такие, словно здесь пудинги и торты поглощаются тоннами.
Пати с улыбкой подхватила свой поднос, а Сэм скривилась, словно во рту оказался кусок лимона. Исполняющий сегодня обязанности повара второй инженер Карлин покосился с неодобрением, но промолчал.
Впрочем, Карлина винить в этом нельзя. Запасы подходят к концу, и бедняга выпрыгивает из штанов, чтобы сотворить из этого дерьма хоть что-то съедобное.
– Капрал Корф, сержант Сун, доброе утро.
Сэм торопливо пережевывала склизкую кашу, стараясь не отвлекаться от процесса и не обращать внимание на безвкусную гадость, но услышав этот голос, едва не выплюнула все на стол в порыве чувств. Оливье Маршанн явился. Его только не хватало…
– И вам не хворать, – пробурчала она, пытаясь проглотить липкое варево. Но каша не поддавалась на провокации.
– Привет, малыш, – сладко улыбнулась Пати, чем вывела сноба Оливье из равновесия. Он с раздражением фыркнул и ретировался в другой конец комнаты.
– Как же он меня раздражает, – прошептала ему вслед Пати. – А я год назад собиралась с ним возлечь.
– Что сделать? – Саманта от неожиданности подавилась крекером и зашлась громким кашлем.
Возлечь? С Оливье?! С моим Салатом?!
– Переспать собиралась. А что ты удивляешься? Да-да, я уже поняла, что вы с ним были знакомы и раньше, но оба храните молчание уже месяц. Даже если вы были женаты, рассказывая о моих плотских желаниях, я не испытываю ни малейшего угрызения совести.
– Если ты думаешь, что я ревную, выверну миску с кашей тебе на голову. А она горячая, между прочим. Лучше расскажи, что из этого вышло.
– Да ничего. Мы в прошлом цикле застряли на Эросе. Несколько месяцев там торчали. У капитана имелись какие-то дела с местными. Ну, а мне же скучно! В космосе нельзя, на планете не с кем. Не полезу ж я с непристойными предложениями к аборигенам. Нет, на одну ночь они хороши, конечно, но для отношений слишком тупы.
– Зачем тебе отношения, если вы все равно собирались улетать?
– Так именно поэтому я хотела кого-нибудь из экипажа, чтобы во время последующих остановок не искать коллег для парринга.
– И ты подкатила к Оливье…
– Ага. По всем правилам, красиво и утонченно. Но он даже не послал – сделал вид, что не понял меня. Я перед ним чуть ли не голой грудью трясла – ноль эмоций. Вот скажи, может он гомик?
– Нет. Раньше он прекрасно ладил с женщинами. Во всех смыслах.
– Значит, с тобой тоже сладил? – Пати многозначительно посмотрела на лингвистку.
– Да, да! Я уже поняла, что ты не отвяжешься. У нас был роман. Закончилось все очень плохо. Тебе повезло, что он на тебя так и не запал. Но мне интересно, как ты вышла из положения неудовлетворенной женщины?
– Спуталась с одним парнем.
– Эросианцем? — я бы даже не удивилась…
– Гааптский мох тебе на язык! С человеком. Правда, пока мы вместе спали, я не знала, кто он и что. А когда он сделал мне предложение руки и сердца, оказалось, что не последняя шишка.
– Что? Тебе предлагали брак? А ты, дурында, его послала? Жила бы сейчас на Эросе, и купалась бы в реке с молочными берегами…
– Вот не надо такого счастья. Странные они все какие-то. Что наши мигранты, что местные. Блаженные духом. Улыбаются постоянно, кивают башками, по ночам собираются на полянах с песнопениями. Нет, это не по мне.
– А таскаться из дыры в дыру – охота? Ты вспомни три последние планеты. Я бы лучше напялила хламиду и пошла горланить вместе с остальными чудиками Эроса.
Пати зря ругала планету. Там отдыхает Элита. Тем более местные розовокожие дамочки крайне охотно идут на контакт. Расовая несовместимость в наличии, но она не смущает ни тех, ни других. Кажется, один сенатор даже вознамерился жениться на самке Эроса…
– Каждому свое. Короче говоря, я могла бы стать супругой богоподобного Волопаса Дения, наместничьего сына этой райской планеты. Кстати, там действительно съедобный песок вдоль каналов. Воду не пробовала.
– Сын наместника? Да не поверю! Ни за что!
– Смущают мои инициалы? Да, я не из знати. Но его это не смутило. Его папашку, кстати тоже. Зато папашка смущал меня. Я очень рада, что мы в конце концов убрались оттуда.
Сейчас, насколько знала Сэм (как и любой член данного экипажа), Пати состояла в отношениях со вторым инженером, Мэттиром Карлином. Конечно, во время полетов они соблюдали видимость приличий, но Саманта знала, что нередко эти приличия улетают в трубу. Как они умудряются скрывать это от капитана, она не представляла.
– Перекинемся в покер вечером? – предложила отчаянно скучающая Саманта.
– Нет. У меня свидание.
– Опять? Пати, уже третий раз за неделю. Вас скоро застукают. Парринги во время полетов запрещены, и ты это прекрасно знаешь.
– Скажи уж сразу – жизнь запрещена. Мы месяц летаем среди проклятущих звезд. Я больше не могу так жить!
– Можно подумать, тебя тут афродизиаками каждый день кормят. Ты же не мужик, в конце концов. Потерпишь. А постельные кувыркания во время вахты, между прочим, ослабляют внимание.
– Отсутствие кувырканий лично у меня еще больше ослабляет внимание. Я вообще уже плохо соображаю. Мне нужен мужчина.
– Как, все еще нужен? Вчера не получила дозу витаминов?
– Спугнули нас, – буркнула Пати, глядя на подругу исподлобья.
– Доиграешься.
– Но капитан меня любит.
– Что?! Ты и с ним?!
– Я не до такой степени одичала еще. Ладно, пошли работать. Ты ничего не слышишь? По-моему, двигатель сегодня покашливает…
Лингвисты во время полетов находятся в отпусках. Для них работы нет. Если только дежурство на кухне, но очередь Сэм еще не подошла. Поэтому покидать столовую она не спешила, и задержалась поболтать с Карлином.
Парень мне нравился. В отличие от его сестры. Двойняшки, они тем не менее кардинально различались.
Мэттир – главный весельчак и шут корабля. Розоволосая Милина, ботаник и археолог – главная зануда и ханжа. Ребята родились и выросли на Либерсии, где главенствует протестантизм. И сестра слишком близко к сердцу эту религию приняла. Историю ее появления на корабле никто не знал. Мэтт даже Пати не рассказывал.
А вот щупленький инженер расстался с перспективной работой благодаря несдержанности. Как-то раз двинул по челюсти первому пилоту.
Я бы с удовольствием повторила этот трюк с местным вторым пилотом…
У выхода из столовой девушка как раз с ним столкнулась. Француз смерил ее презрительным взглядом и задрав подбородок, с достоинством прошел дальше. Наконец-то научился. Сначала он отшатывался от нее, словно от зараженной Цирцеей. Затем перешел к защитному сарказму, как во время короткой остановки на Гаапте.
За отдельным столиком оживленно болтали двое мужчин. Тот, что помладше и смазливей, Руслан Сибур, оставался тайной за семью печатями. То ли наемник, то ли канонир*. Военное звание неизвестно. К лингвистке отчего-то проникся неприязнью с первой встречи и ограничивался кивками да бурчанием в ее сторону приветственных словечек.
Второй – доктор Сахир Фарах, выходец с Ла Мера, и как все арабы, обладающий яркой внешностью и черными пушистыми ресницами. Относился ровно ко всем членам экипажа. С Самантой был вежлив, не избегал бесед, но и не навязывался. И лингвистка тоже лишний раз старалась не надоедать.
Я и сама не любитель пустой трепотни.
Перу Фредрикссону, сидящему через столик от доктора и канонира, Сэм симпатизировала. Геолог, сухопарый узкоскулый мужчина не первой свежести оказался шведом, безумно любящим свою работу. Она совершенно не разбиралась в геологии, но Пер умел заинтересовать «неофитов». Кроме того, был начитанным книголюбом.
С ним я успела обсудить пару прочитанных исторических романов, что весьма скрасило мне два или три тоскливых вечера.
Рядом с ним сидел наемник Ульф Линдквист – высокий, загорелый от постоянных вылазок, широкоплечий мужчина с идеальными скулами потомственного шведа, темными волосами и по-кошачьи зелеными глазами, с невероятно обаятельным умением улыбаться уголками губ. Сейчас он, забыв про остывающую кашу, втирал геологу какую-то забавную историю, потому что даже не очень смешливый Пер уже не мог скрывать широкую улыбку.
Бывший десантник СПЕКТРа, а ныне наемник и телохранитель Вонна, Ульф с самого начала стал одним из дружественных лиц для Саманты. После знакомства он сразу подошел к ней, хлопнул по плечу и с улыбкой произнес: «Добро пожаловать в нашу маленькую сумасшедшую семейку!» В то мгновение девушка забыла даже о наличии в экипаже старого доброго Оливье.
А еще мне нравилось наблюдать, как он приподнимает левую бровь, когда чем-то недоволен, озадачен или отпускает саркастические замечания. Как правило, все эти реакции предназначались для второго пилота.
Мсье Маршанн неизвестно по какой причине всегда остро реагировал на общение Ульфа с лингвисткой. Она до сих пор помнила, как во время рассказа о родной планете Линдквиста, Буурхе, второй пилот психовал так сильно, что вылил на себя полную чашку горячего кофе.
Возвращаясь в свою каюту, девушка с неизвестно откуда взявшейся грустью вспомнила дни, когда Оливье был совсем другим.
Любовь. Кто может дать точное определение этому понятию? Вернее, кто захочет попытаться? Желающих мало. Никто не задумывается, что конкретно он испытывает к близким людям. И почему.
Я задумывалась. Всегда. И всегда старалась избегать этого чувства. Дед, Макс и Герда – Святая Троица, которую я допустила в свое сердце. И полагала, что на этом пропуска закончатся.
Считается, что лингвисты и любовь несовместимы. Напрасно. Обычные люди при виде таких, как мы, шарахались, как от прокаженных. Все знали, предполагали и догадывались, какими методами из них выбивалась человечность. И приходили в ужас от одного только вида. Вот только не учитывали, что привязанность к себе подобным – единственная радость, доступная борцам с чужими.
Саманта все еще помнила имена одной парочки, которую не удовлетворил кратковременный парринг во время учебы, и ребята поженились после выпуска. Мартин по-прежнему бороздит космос в поисках угрозы, а Наташа ждет его на Благодати, готовя отменную уху и воспитывая троих усыновленных мальчишек. Об этом ей рассказал сам мужчина, когда Сэм пересеклась с ним в порту Гаапта, уже будучи в составе экипажа Гая Музония. Он узнал ее, назвал Фредерикой, и даже глазом не моргнул, когда она зашикала на него и утащила в угол холла, чтобы предупредить о своем инкогнито. Уж кому-кому, а «брату» она могла рассказать даже о своем статусе беглянки.
Лингвисты не сдают своих. Что бы ты не натворил. Тут даже ментальные блоки не в силах справиться с кодексом братства.
Я до сих пор искренне полагаю, что выпускники «Эриды» – неплохие люди. И уж точно не монстры, какими их описывают средства массовой информации с легкой руки правительства. Интересно, чего боятся президенты? Школе на сегодняшний день до всех этих разноцветных кресел нет никакого дела – это я могу сказать наверняка.
На заре «Эриды» лингвисты почитались наравне с богами. А теперь, когда в галактике все спокойно, и убивать, принуждать и порабощать больше некого, они стали не очень-то и нужны правительству. Каста отверженных. Нет, их с радостью брали на корабли, платили по-прежнему огромные суммы, но не любили. Терпели, но не любили. Держали только на случай непредвиденных угроз со стороны инопланетной фауны. А то и флоры.
Что ж, и на том спасибо.
И все-таки, не взирая на общественное мнение, лингвисты умеют дружить и любить. Разве этого недостаточно, чтобы считать нас людьми? Видимо, окружающие так не считали.
Я – телепат и эмпат. Чувствую эмоции. И когда-то давно, кажется, циклов сто назад, я ощутила симпатию к себе. Впервые в жизни вне стен школы и родного дома ко мне отнеслись по-человечески.
Утрировать не буду – меня уважали. И ценили как профессионала в своей области. Моего совета спрашивали во время десантных операций. А еще боялись, хотя я никому не дала повода. Да, я держалась холодно и замкнуто. Сдерживать эмоции и не привязываться – так нас учили. Но представьте себе, даже лингвистам иногда охота пропустить стаканчик пива за картами или обсудить с приятельницами некоторых особей мужского пола.
Экипаж корабля – своего рода семья. Вот и на «Бисмарке» все держались друг друга. Огромный боевой крейсер, с четкой дисциплиной и внушительным списком наказаний за малейшую провинность, тем не менее, производил впечатление родового особняка, где за ужином собирается весь великий клан. К такому же привыкла и я.
В «Эриде» у меня была семья. Да, я ненавидела школу. Ненавидела Ио. Но даже сквозь пелену ненависти я понимала, что эти навыки мне пригодятся. Я потеряла родителей, но обрела наставников. Меня разлучили с человеком, которого я приняла как брата. Что ж, на Ио я обрела много братьев и сестер. И мы ощущали единство. Все десять лет в нас текла одна кровь. Иногда было больно. Страшно. Тоскливо. Хотелось выть. Вскрыть вены. Повеситься на обрывках простыней. Но иногда я ощущала огромное удовлетворение от причастности к чему-то великому.
А потом меня вырвали из привычной среды и отправили работать шестеренкой огромной военной махины. И я не ожидала такого отношения. Более того, я была поражена, раздавлена, убита. Со мной вежливо здоровались. Отвечали на мои вопросы. Но никогда не подсаживались за один столик в столовой. Никогда не предлагали разделить досуг. С ироничной ухмылкой я занимала центральную беговую дорожку в спортзале, прекрасно понимая, что как минимум две с каждой стороны никто не займет – будут терпеливо топтаться рядом и ждать, когда же наглая лингвистка освободит агрегат.
Но однажды до меня снизошел сам Оливье. Первый пилот, первый заместитель капитана и просто душка.
Оливье Маршанн родился на планете Ла Мер, французской колонии. И унаследовал галантность и общительность от своих предков, живших когда-то на Елисейских полях. А еще честолюбие и патриотизм. В отличие от Сэм, чье родословное древо уходит корнями всего лишь к немецким бюргерам, он – потомственный аристократ. Оливье легко находил общий язык со всеми членами экипажа. Впрочем, он пилот. Они все такие – бравые парни с прекрасным чувством юмора. А Оливье еще и красавчик, каких поискать.
Да, таким он казался мне, когда я наблюдала за командой со стороны. Очевидно, другие свои качества он искусно прятал на протяжении трех лет. И не только от меня, но и от остального экипажа.
Спустя три месяца службы я готова была выть от одиночества. Я – интроверт с нотками социопатии, но всему есть предел. Девяносто два дня игнора кого угодно заставят умолять о задушевной беседе. Но вида не подавала. Любить все равно не полюбят, так еще и уважать перестанут. На каждой планетарной остановке изливала душу Максу – единственная соломинка, удерживающая мой разум на плаву.
И тут во время завтрака ко мне подсаживается сам Оливье Маршанн. Я была польщена и взволнована, словно ребенок. Все его мысли как на ладони – он поспорил с приятелями, что разговорит нелюдимую фройляйн Петерман. И даже влюбит в себя. Мне бы возмутиться и отшить его, но я так давно мечтала хоть о чьем-нибудь внимании. К тому же, его эмоции были теплыми. Приятными. Он симпатизировал мне. И тогда я поспорила сама с собой, что влюблю его в себя. И как теперь рассудить, проиграла или выиграла?..
ГЛОССАРИЙ №9
Канонир – (жарг.) специалист по вооружению и артиллерийскому делу.
Буурх – одна из колоний Соммера. Желтый сектор. Влажный тропический климат обусловлен маленьким диаметром планеты и огромной территорией серно-соленых морей. Развито рыболовство, машиностроение и добыча ископаемых. Аборигенов не обнаружено.