Читать книгу Оглядываюсь и не сожалею - - Страница 14
Том первый
За Волгой
ОглавлениеПожалуй, самые радостные воспоминания моего детства связаны с Заволжьем или, как говорят в Вольске, с «заволгой». Там я провел многие дни в разные времена года. Против Волги, ближе к левому берегу, в те времена был прекрасный остров, вытянутый километра на три. Сейчас, в связи со строительством плотин, его, говорят, затопило. Это было наше любимое место, где мы большой компанией, либо несколько человек, проводили целые дни. Пляж занимал большую часть острова, зелень была от берега далеко, поэтому мы были все время на солнцепеке, прячась, когда было невмоготу, под перевернутой лодкой или в воде. Первое время обгорали до такой степени, что кожа сходила клочьями, но потом загорали как негры, кожа становилась, словно дубленая. Играли в мяч, боролись, делали заплывы, болтали. Ели – у кого что было: помидоры, огурцы, лук, картошку, хлеб, воблу. Изредка варили на костре пшенный суп. Рыбалкой наша ватага не увлекалась, хотя и ходили иногда порыбачить, но это отдельно, не связывая с пляжем. Чтобы добраться до зелени, приходилось через каждые десять-двенадцать шагов бросать на раскаленный песок рубашку и переводить дух, стоя на ней. Обратно было легче, так как вместо рубашки был веник прохладных и ароматных веток тальника. Иногда ночевали, спали в марлевых палатках. Вечера у костра, на берегу, с бесконечными рассказами незабываемы. Вода у берега прогревалась, и мы любили шлепать по ней, уходя на несколько километров и окатывая друг друга ласковой водой. Да, природу там не сравнить ни с югом, ни с Прибалтикой, если бы еще с питанием было получше!
Но главное место отдыха горожан располагалось выше города на пять километров. Туда несколько раз в день ходил буксир с баржей-паромом, на котором переплавлялись конные подводы, едущие за сеном, а позже автомашины, а на корме и по бокам на скамейках располагались люди. Против течения плыли около часа. Я любил ходить между подвод, всё рассматривая, слушая разговоры. Наблюдал, как рулевой орудует громадным рулем, смотрел в воду и на берега – все было интересно. В воскресенье весь паром занимали люди, на пляж плыли целыми семьями, было весело, пели хором песни, я именно там впервые услышал многие прекрасные русские песни.
Но самое интересное для мальчишек было впереди, когда начиналась выгрузка подвод, которые при погрузке устанавливались так плотно, буквально впритирку, что выехать было трудно, телеги цеплялись, лошади рвались, мужики орали, лезли в драку, хлестали кнутами чужих лошадей, иногда доставалось и хозяину, ну а нам это зрелище нравилось больше кино. А при погрузке громадных возов с сеном царило крайнее напряжение, дорога перед паромом шла прямо по песку, тяжелые возы превратили ее в такое месиво, что лошади не могли преодолеть ее даже с разгона. Поэтому все возчики собирались вместе, окружали воз и с уханьем начинали толкать, а возчик хлестал лошадь и она, бедная, с безумными глазами напрягалась до предела, металась в оглоблях. И такая картина повторялась много раз, так как у парома всегда была очередь.
По обе стороны пристани на многие километры тянулись чудесные пляжи. А метров через двести начинались кусты, лес, озера и… пиво. «Вольское» пиво славилось далеко вокруг, а в жару это было блаженство. В августе было полно свежей крупной ежевики, в сентябре – груздей, которые у нас не переводились всю зиму, что это за прелесть! Осенью, после седьмого класса я принимал участие в уборке сена. Меня усаживали верхом на лошадь, я подъезжал к копне, ее заарканивали вожжой, конец которой привязывали к хомуту, и я трогался, волоча за собой копну к стогу. Работа для меня, как говорят, была «не пыльная», но это только на первый взгляд. Через два часа я взмолился: жара, слепни кусают, сенная пыль лезет повсюду. Вот тогда я понял, как заготавливать корм и как дорого дается молоко, хотя и дешево продается. На следующий год мы с Федосеевыми собирали сено у реки Иргиз, которая впадает в Волгу против Вольска. Семья у них, как я уже говорил, большая, работали дружно, с песнями, дело спорилось. Наступило время обеда, пошли купаться, а Павел решил искупать лошадь, красивого молодого мерина Карько. Вымыл его, поплыл вместе с ним и стал выбираться из воды; а берег крутой, песчаный. Лошадь, чтобы выпрыгнуть, встала на дыбы, но песок осел, и она опрокинулась на спину, вода попала в уши и лошадь утонула. Это было как гром среди ясного неба, все плакали, ведь Карько был, как член семьи, и на нем держалось все хозяйство. Горе было большое.