Читать книгу Три месяца, две недели и один день - - Страница 3

Я сижу почти на самом верху трибуны, одетый в форму цвета золота с написанным фиолетовым тиснением названием команды на майке и толстовку с капюшоном, наброшенном на голову, и от нечего делать наблюдаю за традиционно проходящем в межсезонье отбором в группу поддержки, проходящем на паркете арены. До тренировки ещё вагон и маленькая тележка времени, но я уже на месте, потому что, находясь дома, либо снова начинаю предаваться тоске, либо нет-нет да и склоняюсь к тому, чтобы напиться, но я не дурак, способный разрушить то единственное, что у него ещё есть. Продолжительный разговор, клятвенные заверения и убедительный вид позволили мне восстановить, казалось, навсегда сожжённые мосты, и после длительного диалога с владельцем и его представителями с моей стороны будет невероятной глупостью сделать хоть что-то, что снова очернит меня, нарушит хотя бы один пункт подписанного контракта и приведёт к его немедленному разрыву. Я же здесь, чтобы остаться, а для этого мне ни в коем случае нельзя выходить за рамки правил и обязательств и в целом где бы то ни было представать в негативном свете. Но этого и не будет.

– Вынуждена вас предупредить, что, как бы многие из вас не были хороши и изумительны, в команду попадут только лучшие из лучших. Это лишь двадцать девушек, а все остальные смогут попытать счастья в следующем году, – тем временем говорит Кейт, капитан группы, как всегда требовательная, строгая и относящаяся к процедуре отбора предельно серьёзно, словно ей все сорок, а не каких-то там двадцать пять лет, и я склоняюсь вперед, чтобы лучше видеть то, что будет происходить внизу, когда движение слева переключает всё моё внимание на себя, и, повернув голову, я обнаруживаю Тимоти, который, хромая, спускается по лестнице ко мне.

Его коленный состав окружён лангеткой, выдающей полученную не так уж и давно серьёзную и потому ещё не вылеченную до конца травму, и я думаю, что, может, должен помочь ему преодолеть эти несколько ступенек, но он мой лучший друг, и кому, как не мне, знать, что он не потерпит снисхождения и жалости. Только понимание этого и удерживает меня от вставания, пока Тим устраивается рядом, но в остальном мне совершенно непонятно, что делать или говорить. Это первая наша встреча за долгое время, но будь она связана чисто с воссоединением друзей, мы бы, я думаю, крепко обнялись, а у нас же всё не так. Он ещё и мой партнёр по команде, и я подставил его наравне с остальными, когда ушёл и даже не нашёл в себе сил лично сообщить об этом, и с тех пор мы ни разу не общались. На самом деле я даже не пытался ни отправить сообщение, ни позвонить. Будучи уверенным, что меня либо просто проигнорируют, либо и вовсе пошлют куда подальше, я в одинаковой степени опасался и того, и другого. Теперь же былое проявление некой трусости не вызывает во мне ничего, кроме стыда и запоздалых угрызений совести. Поступив так во имя пресловутой любви, я лишь всё потерял, и только одному Богу известно, сколько времени уйдёт на то, чтобы снова стать своим.

– Ты не сможешь сидеть здесь вечно. Все сразу поймут, что ты где-то в здании. Твоя машина на парковке не оставит в этом сомнений. И даже в этой толстовке тебя можно узнать за версту, – говорит Тимоти, указывая на сплошь очевидные вещи, но я и не прячусь, если он намекает именно на это. Всего лишь коротаю время, находясь в относительно обществе, ведь танцующие девушки, показывающие, на что способны, и пытающиеся завоевать своё место под солнцем, так или иначе попадают под эту категорию.

– А разве ты не должен соблюдать постельный режим, выбираясь из дома только ради реабилитации и посещений физиотерапевта?

– Должен. Но мне захотелось увидеть своего друга. Меня привезла Лилиан, – если бы с такой теплотой, нежностью и благоговением он отзывался не о моей сестре-двойняшке, а о ком-то другом, то всё содержимое моего желудка наверняка тут же бы попросилось обратно, но хоть в этом смысле со мной всё отлично.

– Ну уже может забирать, – отвечаю я, ведь от всего этого мне ужасно не по себе. Не хочу, чтобы на меня глазели и пытались по одному моему виду понять, что пошло не так, и перемывали мне косточки за моей спиной. Но, с другой стороны, а как иначе? Моя персона скорее обрастёт сплетнями, чем будет принята с распростёртыми объятиями. Тимоти не совсем не прав. Смогу ли я вообще спуститься вниз, когда придёт время, и предстать перед парнями так, будто ничего и не было?

– Дерек…

– Кто-нибудь ещё знает?

– О том, что ты снова с нами и будешь на тренировке?

– Да.

– Разве что Митчелл. Джейсон сказал только нам двоим.

– Думаю, он ненавидит меня.

– Кто? Джейсон?

– Возможно, и он тоже, но сейчас я о Митчелле.

– Нет, он не…

– Это так. Будь всё иначе, он бы приехал вместе с тобой. Отрицать и спорить тут бессмысленно, – Тимоти ничего не отвечает, и, таким образом делая вывод, что он понял мой намёк не развивать эту тему и не начинать доказывать мне собственную неправоту, я вытягиваю ноги настолько далеко, насколько позволяет конструкция посадочных мест, и, максимально расслабившись, вновь сосредотачиваюсь на действе, за которым и приехал понаблюдать. Что может быть лучшим отвлечением, чем наблюдать за красивыми и сексуальными девушками с длинными волосами, двигающимися вместе с их обладательницами, искусно нанесённым макияжем, лишь подчёркивающим все достоинства, и подтянутыми фигурами, являющимися мечтой любого мужчины? А вот эта блондинка очень даже ничего. Грудь могла бы быть и чуточку больше, но в остальном она хороша, и светлые волосы как нельзя кстати. Идеальный вариант.

– Это ничего не решит и никак не поможет.

– Ты это о чём?

– Ты знаешь. О твоей проблеме.

– И в чём же, по-твоему, она состоит?

– Ты смотришь на всё иначе…

– И как же?

– У тебя потухший взгляд. Он будто выжженная пустыня. Словно тебе больше незачем жить. И это не исправить механическим сексом. Раньше бы это, возможно, и сработало, но теперь ты другой. И ты не можешь вернуться к себе прежнему, Дерек, – лишь время покажет, так ли это, и кто прав, а кто ошибается, но в любом случае я не откажусь от соответствующих попыток и, наверное, не остановлюсь, пока не добьюсь успеха и значительно не преуспею в этом. В прежнем мне было что-то крутое, хотя и вызывающее и зачастую сопровождающееся неодобрением со стороны, но он нравился девушкам, публике и журналистам, и даже за нелицеприятными заголовками в его адрес на газетных страницах или сайтах скрывались лишь зависть и желание быть на него похожим. Вы ненавидите тех, кто достиг больше вашего, и втайне грезите поменяться с ними местами, даже если в результате всё осуждение по поводу морального облика и чего бы то ни было ещё автоматически перейдёт на вашу персону. Нынешнюю же мою версию исключительно жалеют, но это последнее, в чём я нуждаюсь, а значит, самое время возвращать всё на круги своя.

– Я ведь не ослышался, когда ты назвал меня другом?

– Разумеется, нет. Невзирая ни на что, для меня ты всё ещё являешься им.

– Тогда сделай милость, давай без нравоучений.

– То есть либо я помалкиваю и просто смотрю, как ты разваливаешься на части, но всячески отрицаешь это, либо отваливаю и держусь от тебя подальше?

– Да, пожалуй, что так, – просто киваю я, даже не глядя на Тимоти, по-прежнему поглощённый сочетанием танцевальной музыки и спортивных движений, многие из которых сложны и трудны в исполнении. Одновременно с тем, как в голове созревает решение кого-нибудь очаровать, увлечь и затащить в постель, оно лишь укореняется, становится сильнее и разрастается во мне, пока, начиная злиться на самого себя и испытывать гнев, я вспоминаю, что и… и Оливия тоже когда-то попала в команду именно после такого отбора и была новенькой, но амбициозной. Я прихожу из-за этого в некую ярость, ведь её даже не должно быть в моих мыслях. Пойди прочь. Тебя нет.

– Что она с тобой сделала?

– Забрала мою душу, – думаю, это самая точная формулировка из всех возможных, и более основательно и конкретно произошедшее мне никак не выразить и не описать. Я опустошён, внутри ничего не осталось, а значит, всё, что содержало в себе эмоции и отвечало за чувства, просто вырвано с корнем ко всем чертям. Но так даже лучше. Ничто не усложнит мои возможные отношения, в качестве своей цели преследующие лишь удовлетворение и физическую разрядку.

– Звучит трагично.

– Да всё нормально, Тим. Не бери в голову. Ты лучше… лучше о себе подумай. Что, кстати, говорят врачи?

– Что к началу сезона мне ни за что не успеть. Вот, собственно, и всё. Ну я пойду. Лилиан написала, что уже вернулась. Ты не… не хочешь поздороваться?

– Не сейчас.

– Ну ладно. Это ничего, – кивает Тимоти, вставая и потихоньку продвигаясь к лестнице и выходу с трибун, и он уже почти достигает цели, когда, смотря вслед его слегка сгорбленной спине и видя правую руку, для поддержки сжимающую перила, я всё-таки не выдерживаю и окликаю его по имени. Не знаю, кто к кому в итоге тянется первым, но факт в том, что мы обнимаем друг друга, недолго и неловко, но сильно, и я слышу, быть может, и не одобряющие, но понимающие слова: – Знаешь, если хоть что-то способно хотя бы ненадолго привнести свет в твои глаза, то делай всё, что хочешь, Дерек, и плевать на то, что скажут люди. Но всё-таки будь осторожен. Не хочу, чтобы ты вылетел из-за какого-нибудь скандала.

– Не вылечу. Я обещаю, – на этой ноте Тимоти всё-таки уходит, а моя рука сама собой тянется к телефону, заходит в раздел сообщений и начинает переписку прямо с главного.

Возьми её.

Я вижу, как Кейт, привлечённая сигналом, берёт свой сотовый с временно принесённого сюда стола и, думаю, наверняка хмурится, не понимая смысла пришедшего послания, но, судя по движениям пальцев, явно что-то пишет в ответ, и, как подтверждение этого, спустя пару секунд мне приходит её смска.

Кого? И о чём ты вообще говоришь, Картер?

Она действительно ничего не поняла, но это и неудивительно, ведь глаз на спине ни у кого нет. Однако всё быстро решаемо.

Обернись и посмотри наверх. Я на трибуне позади тебя.

Подчинившись, Кейт мгновенно обнаруживает меня глазами и уже со знанием дела возвращается к нашей переписке.

Ну привет. Так, значит, это всё не слухи, а правда. Тогда, полагаю, с возвращением тебя. Хотя ты и не выглядишь таким уж счастливым.

Так ты её возьмёшь?

Кого?

Блондинку. В ней однозначно что-то есть.

Да брось. Эта Брук словно бревно.

Но ты ведь из любой можешь сделать шедевр.

Ты что, её знаешь и пытаешься продвинуть?

Я впервые её вижу.

Тогда… надо думать, Дерек Картер выходит на охоту? Так что ли?

Нет. Может быть. Не знаю.

Весь вопрос в том, а какая мне с этого выгода.

Необязательно всё в жизни должно содержать в себе какую-то выгоду. Ты можешь… ну, можешь сделать это чисто по старой дружбе.

Скорее уж в память о былом. Не припоминаю, чтобы мы с тобой дружили.

Мы, и правда, не были друзьями в общепринятом понимании этого слова, а вот друзьями с привилегиями являлись ещё до моего знакомства с… до моего брака, и её ответ напоминает мне о том, что Кейт как была той, кто за словом в карман не лезет, так ею и осталась.

Твоя прямота просто убийственна.

А ты что, хотел сберечь мои чувства? А я и не знала… Прости, что помешала.

Очень смешно.

Не думаю, что тебе весело, Картер.

Просто сделай мне одолжение, хорошо?

Ладно, так уж и быть, но с тебя ужин.

Сегодня? После тренировки? Думаю, буду выжат, как лимон.

Ничего, ради такого случая я поработаю водителем.

Тогда созвонимся.

Отлично. И Дерек?

Да?

От моего краткого ответа и двух букв, содержащихся в нём, так и веет странной настороженностью и неким волнением, ведь Кейт никогда, сколько я себя помню, не обращалась ко мне по имени. Даже в постели во время нашей короткой, но яркой интрижки, считая, что лишь так возможно сохранять эмоциональную дистанцию с теми, кто не способен испытывать настоящую привязанность и любовь, если уж тебе не удалось противостоять и угораздило с таким связаться. Моя внутренняя тревога почти переливается через край и достигает своего апогея, но впоследствии сопровождается больше яростной злобой, чем горьким огорчением, и виной всему ощущающиеся продуманными и взвешенными слова.

Сочувствую по поводу развода. Я знаю, она была большим, чем все остальные, вместе взятые.

Но на них я уже ничего не отвечаю. Молчание – это золото.