Читать книгу Три месяца, две недели и один день - - Страница 7

Оглавление

Глава 6

– Что бы ты ни сделала, ты просто супер. Он снова заработал.

– Он и не ломался, Дерек. Если ты не заметил, я просто поставила твой ноутбук на зарядку. Но не для того, чтобы ты продолжил заниматься тем, чем ты там занимался на протяжении предыдущих восьми часов до того, как он, по твоему мнению, вышел из строя, а на самом деле просто отключился. Серьёзно, хватит, – Брук тянется к аппаратуре, намереваясь захлопнуть крышку, не смотря на меня, сидящего на диване перед журнальным столиком, открывающего браузер и собирающегося вернуться к прерванному из-за временного отказа техники делу. Но я сопротивляюсь и, не думая, отталкиваю женское тело прочь, лишь спустя мгновение понимая, что произошло. Голова ударяется о деревянные вставки в нижней части кожаного кресла, и это вряд ли смертельно, пусть и наверняка довольно болезненно и неприятно, но я всё равно подскакиваю со своего места и устремляюсь к Брук, неловко пытающейся сесть на полу и подняться:

– Чёрт, ты в порядке? – я не ожидал, что всё так получится, и что она потеряет всякое равновесие либо из-за силы моего толчка, либо просто из-за его внезапности, и протягиваю руку, чтобы на неё можно было опереться, но Брук не испытывает никакого желания, чтобы я прикасался и помогал:

– Нет, не трогай меня, – она мотает головой из стороны в сторону, и я невольно и слишком стремительно, чтобы это можно было остановить и удержать от распространения, задумываюсь, а чувствует ли Оливия себя столь же разбито и уязвимо каждый раз, когда я отталкиваю её, подобно мне сейчас, или для неё это совсем ничего не значит и не затрагивает душу? Может, я один такой слабый и подверженный эмоциям?

– Я просто… С тобой ведь всё хорошо?

– Всё было хорошо до того, как я еле-еле смогла записаться на приём к своему врачу и сходила на него со всеми твоими бумажками и мысленными метаниями, но если бы тогда я знала, чем это обернётся, то послала бы тебя куда подальше.

– Но послушай…

– Нет, это ты послушай. Я вернулась в начале первого, а сейчас уже половина девятого вечера. За это время ты прошёл по бесчисленному количеству ссылок и изучил вдоль и поперёк всё, что только можно и нельзя, о неудачных абортах и медицинской некомпетентности, которая, как правило, лежит в их основе, но так ни к чему и не пришёл. Это однозначно твой ребёнок, но ты, кажется, не хочешь быть частью его жизни. Иначе бы уже давно стоял под дверью его матери, наплевав на то, кто она, что сделала и как поступила. При достаточном желании и стремлении и это можно отодвинуть. Конечно, не без условий и трудностей, и, тем не менее, факт остаётся фактом. Но ты банально не в состоянии, Картер, – конечно, я не в состоянии и не в силах, потому что только-только начал свыкаться с тем, что имею все основания ненавидеть свою когда-то жену хоть до конца своих дней, и никто меня за это не осудит, и с новой жизнью без неё, и с тем, что мои руки никогда не ощутят тепло беззащитного новорождённого комочка, как теперь выясняется, что последнее всё-таки возможно, а моя бывшая вроде как хороший, светлый и положительный персонаж, но с какой вдруг стати?

Фактически врачебная ошибка не делает Оливию святой и невинной овечкой и не отменяет того, что своё намерение она претворила в жизнь и никак не могла повлиять на то, что что-то пошло не по плану. В этом нет ни малейшей её заслуги, и она по-прежнему та, что всё разрушила. Но теперь мне придётся с ней в некотором роде считаться. Как бы я не был от этого не в восторге, совсем без общения и контактов отныне не обойтись. Сама мысль об этом ужасна, но ещё более чудовищно то, что всё, быть может, окажется зря. Что мне, возможно, не стоит привязываться к ребёнку и начинать его любить, потому что его всё равно могли задеть и потревожить. Кто тогда поручится за то, что он родится здоровым и проживёт дольше суток, не говоря уже о годах и десятилетиях, и о том, что родители в принципе не должны видеть смерть своих детей?

– Ты во многом права, но… – тут я замечаю, что Брук собирает свою раскиданную на том же журнальном столике косметику, оставшуюся валяться там после нанесения макияжа ранним утром, и забываю, что хотел сказать, потому что… ну, потому что в течение дня, пребывая в самых смешанных чувствах от раздражения и уныния до эйфории и радости, я неоднократно просил и даже почти требовал убрать весь этот хаос и навести порядок, но девушка будто не слышала меня. А теперь она слишком лихорадочно и активно подошла к делу, которое я тщетно пытался внушить ей выполнить, и в сочетании с заполнением спортивной сумки как попало и без всякого стремления к аккуратности это явно не к добру. – Постой, что это ты делаешь?

– А сам ты как думаешь? Я складываю свои вещи, Дерек. Не хочу ждать, когда ты попросишь меня свалить. Теперь я убедилась, что тех, кто приносит плохие вести, не особо и жалуют, – она выходит из комнаты, следуя по направлению к лестнице, чтобы, по всей видимости, собрать собственное имущество и из ванной со спальней, но я не отстаю и тоже поднимаюсь по ступенькам.

– Плохие вести? Ты это вообще о чём?

– Да ладно тебе. Считаешь, что я такая дура и не поняла, что внутри тебя творится полная неразбериха, и ты сам не знаешь, чего хочешь и как воспринимать то, с чем я вернулась от чёртового гинеколога? – короткое блестящее платье фиолетового цвета и комплект из топика и юбки такого же оттенка, в которых девушки попеременно выступают наряду с другими видами формы, однозначно обречены стать мятыми, но Брук едва ли это замечает, – ты облазил весь интернет в надежде на что? На то, что он умнее и образованнее специалиста с дипломом высшего учебного заведения и практическим опытом за плечами? Передумал и не хочешь ребёнка от любимой женщины, потому что теперь она бывшая жена, и, исходя из этого, все чувства априори должны пройти? Так иди и скажи ей, чтобы даже не думала на тебя рассчитывать ни под каким предлогом и ни в каком качестве, и дело с концом. Но, спорим, ты был бы только рад, если бы я и с этим могла разобраться.

– А ты можешь? – глупый вопрос, но он срывается с моих губ в обход воли, так легко и незаметно, что я не успеваю его остановить.

– Даже если бы и могла, это бы ничего не решило. Ты должен сам. А я ухожу.

– И куда ты на ночь глядя без машины?

– Между прочим такси работают круглосуточно. Проблем быть не должно.

– Вот так просто? То есть ты меня бросаешь?

– Я тебя не бросаю, потому что мы с тобой и не встречаемся, Дерек.

– Ты ведь знаешь, я не об этом. Или ты бы хотела? – вдруг она влюблена или что-то подобное? Мы провели уйму времени вместе, и такое ведь не исключено. Кажется, вы просто развлекаетесь с кем-то, наведываетесь вдвоём в различные заведения вроде кинотеатров, баров или клубов, и на этом всё, но потом так легко обнаружить, что он или она ближе, чем просто друг, и… Нет, я не хочу становиться тем, кто разобьёт сердце. Я ведь ничего не испытываю.

– Быть той, глядя в глаза которой, ты всегда будешь видеть другую женщину? Ну уж нет, спасибо. Я тобой не увлечена, Дерек, – и слава Богу. Осложнения мне точно не нужны.

– Но мы ведь друзья?

– Если ты хочешь. Но сейчас я всё-таки поеду к родителям, – Брук целует меня в давно не бритую левую щеку, будто напоминая, что я действительно не в себе и мало похож на успешного и высокооплачиваемого баскетболиста, у которого по идее нет никаких проблем, когда это совсем не так, и на этой ноте скрывается в коридоре, – ещё увидимся, спортсмен.

***

– Где она?

– Её здесь нет, Дерек.

– Лучше отойдите с дороги, Мэриан, – неосознанный сдвиг в сторону приводит к тому, что, увидев лазейку, я проникаю в помещение и через считанное количество мгновений уже распахиваю дверь бывшей детской комнаты, а теперь полноценной спальни, в которой при желании на постоянной основе может жить и женщина двадцати трёх лет от роду. Но внутри нет ни следа её присутствия, а шкафы в значительной степени пусты и почти ничем не заполонены, так что я разворачиваюсь к выходу и обнаруживаю Джейсона, качающего головой. Он был внизу, когда я только ворвался, но меня никто не смог бы остановить. Пусть мои звонки остаются без ответа, а сейчас уже одиннадцатый час вечера, я всё равно выясню, в чём тут дело. То ли Оливия банально прячется где-то в этом доме, то ли реально обособилась и не пропитывает слезами ничьи жилетки.

– Ну что, теперь убедился?

– Где она?

– Надо думать, что у себя дома. Отдыхает после вчерашнего, – непосвящённый человек тут же бы спросил, о чём вообще речь, и что такого было вчера, из-за чего есть потребность набираться сил и игнорировать звонки вероятного отца своего ребёнка сегодня, но мне нет нужды ничего уточнять. Как раз накануне кое-кому стукнуло двадцать три года, и, зная о любви этого человека гулять на широкую ногу и устраивать пышные торжества, я не думаю, что даже новому положению под силу поумерить аппетиты. И нет, мне не жаль, что на празднике впервые за два года явно не досчитались моего подарка.

– Полагаю, отдых скоро закончится.

– Что ты собираешься делать?

– Ничего, чего бы тебе следовало опасаться. Просто поговорить, – я спускаюсь обратно на первый этаж и выхожу на улицу, где на забетонированном пространстве у дома и оставил свою машину, и уже снимаю её с сигнализации, когда Джейсон, несколько раз повторив своей жене оставаться дома, наконец захлопнув дверь, спускается с крыльца и придерживает водительскую дверцу, не позволяя мне уехать.

– Она беременна, Дерек.

– Теперь я уже и сам отлично это знаю, спасибо большое. Вот если бы месяцем раньше…

– Да ты даже неделю назад знать не хотел. Чуть ли не заткнул мне рот.

– Ну а ты остался верен тому, что она должна сама. Я ведь верно излагаю?

– Дерек.

– Не переживай, Джейсон, и жёнушку свою тоже успокой. Ваша драгоценная Оливия в полной безопасности. Я не сделаю ей ничего дурного. Мне просто нужен мой ребёнок. А сразу после она будет свободна, – после этих слов у меня возникает возможность закрыть дверь, и, сдав назад и развернувшись, я выезжаю в сторону высотки, в которой Оливия владеет просторными и современными апартаментами на двадцатом этаже, став их законной собственницей благодаря немалому количеству заключённых с ней рекламных контрактов. Около полуночи, наплевав на то, что или она, или соседи уже могут спать, я громко колочу по стальной двери. Но, невзирая на ощущение присутствия по ту её сторону, звука отпираемого замка так и не возникает, и я снова набираю уже осточертевший номер, лишь бы получить подтверждение своим догадкам, и только в трубке начинаются гудки, как до меня доносится знакомая песня, давным-давно установленная на мои вызовы. Ну вот всё и стало яснее ясного. Чтобы от этого уберечься, стоило включить бесшумный режим. – Я знаю, ты внутри. Открывай, Оливия, или я вернусь с ключами, – учитывая, что когда-то мне давали второй комплект, связка с ним не могла пропасть. У меня ничего никогда не теряется, уж можете мне поверить.

– Уже поздно. И я устала.

– Что, вчерашняя гулянка отняла неожиданно много сил? Так беременные потому и уходят в декрет, что больше не могут поддерживать прежний ритм жизни, но ещё до той поры завязывают со всякими увеселительными мероприятиями, – говорю я прямо через преграду, и тут она всё-таки приходит в движение и распахивается мне наружу, но ничто внутри меня не оказывается готовым к тому, чтобы увидеть такую Оливию. Оливию в тёплом махровом халате, с распущенными чуть влажными волосами, без грамма макияжа, домашнюю и визуально тёплую, к которой хочется прижаться и погреться, и никуда не уходить на протяжении многих часов. Оливию, не выглядящую так, будто дом – это офис, и она всегда должна быть готова к рабочей встрече, как традиционно бывало, и потому непривычную, и в чём-то даже чужеродную, но… Господи, как же ей идёт. Мягкая ткань, поддерживающая нормальную температуру тела и не дающая вдруг закоченеть, благоухающие букеты цветов прямо в коридоре и приличная связка гелиевых шаров чуть позади. Возможно, всё-таки стоило сделать приятное? Вроде же матерям своих детей принято делать подарки? Или же это работает исключительно до тех пор, пока та самая женщина является ещё и твоей законной супругой? Ладно, мне не так уж и холодно, и зябко без неё.

– Ты идиот, Дерек. Ничего не было. Никаких ресторанов, клубов, вечеринок и тому подобного. Только близкие. Мы самую малость посидели на кухне с едой навынос. Причём не по моей инициативе. И это всё. Хотя кому это я говорю? Ты всё равно останешься при своём мнении, – но я едва её слушаю, потому как пришёл сюда совсем не за оправданиями, а чтобы поведать, как мы поступим дальше, и просто переступаю через порог, прикрывая за собой дверь.

– Мне вовсе неинтересно, как и где всё происходило. Я наоборот даже рад, что ты, видимо, была не в настроении и не в том состоянии для полномасштабного празднества. Даже алкоголем теперь себе не помочь, да? – она никогда не злоупотребляла, и, откровенно говоря, я полагаю, что и не начнёт. Не знаю, что сделаю, если однажды учую характерный запах изо рта или от одежды.

– Говори, с чем пришёл, и проваливай, Картер, – обнимая себя руками и отступив к шкафу, с силой и нажимом в голосе требует Оливия, но звучит это не как приказ и даже не как просьба, а просто как порыв отчаяния, и, несколько дрогнув изнутри, но, впрочем, тут же задушив данный импульс и перекрыв ему всякий кислород, я стискиваю её вскинутое, как некий барьер, левое запястье:

– И не мечтай. Теперь я буду приходить и уходить, когда мне только вздумается. Ты ведь этого хотела? Нормального, ответственного отца? Так вот, я им стану. Но непосредственно о тебе заботиться не буду.

– То есть я лишь как бы суррогатная мать?

– Да, – отпуская руку, без колебаний заявляю я. Любопытно, насколько плохо характеризует меня положительный ответ по шкале от одного до десяти? Я достиг максимального значения или пока ещё держусь на уровне восьмёрки-девятки?

– Ладно, – странно потупив взор, отвечает она, непривычно тихая, замкнутая и будто согласная на всё и вся, – что-нибудь ещё?

– Ты будешь делать всё необходимое для него или для неё и сообщать мне о датах очередных визитов к врачу, чтобы я мог быть там, но впоследствии мы всё равно пройдём тест ДНК.

– Но я… – Оливия поднимает глаза, устанавливая между нами зрительный контакт, и я бы рад не только не видеть так близко радужку и зрачки, но и вообще не смотреть в них, но отвести взгляд будет равносильно признанию, что я по-прежнему словно марионетка в её руках и всегда задыхаюсь от нервов из-за вот таких её пауз, но я хочу думать, что меняюсь. Что не надеюсь, что всё станет, как прежде, и что не радуюсь ребёнку именно от Оливии.

– Что ты? – если ей нечего скрывать, и её совесть передо мной чиста и непорочна, то этой в таком случае формальной процедуры бояться просто незачем. В противном же случае подозрения возникнут сами по себе, лишь из-за озвученного противодействия или отказа, и это будет значительный повод призадуматься.

– Я не решила внезапно стать мамочкой. Ты спросил меня об этом, но тогда я не знала окончательного ответа. Теперь же он есть, и я… Таким образом я подпишу отказ сразу после родов. Но у ребёнка должен быть хотя бы один родитель.

– Ну, если я им являюсь, то тебе ни к чему паниковать, Оливия. Тест это просто подтвердит, и я немедля освобожу тебя от всех было возникших обязанностей. Правда, это займёт какое-то время, но ты можешь отправляться на кастинги хоть в первый же день. Я позабочусь о ребёнке, и пока мы ждём, – щедрая душа, я почти принимаюсь заверять её ещё и в том, что материально он будет обеспечен на всех жизненных этапах, даже если она потратит все свои сбережения и грядущие поступления по уже подписанным контрактам в течение остающегося срока их действия, и больше не заработает ни цента, но мне не даёт высказаться заигравшая мелодия звонка, который, в отличие от моих попыток связаться, оказывается тут же принятым.

– Да, мама. Нет. Нет, он всё ещё здесь. Мама. Пожалуйста, успокойся, мама. Приезжать не нужно. Он не такой, – они что, полагают, что я тут её избиваю? Но думать так это же просто ужас как мерзко и отвратительно. Я бы никогда. – Я перезвоню позже. Я перезвоню.

– Кстати, о звонках, – говорю я, когда она кладёт трубку, – отныне ты больше меня не игнорируешь. И я всегда должен быть в курсе твоего местоположения. Мне не понравилось потратить впустую столько времени на поездку к твоим родителям и не обнаружить тебя там.

– Скажи, сколько долларов я должна, и я заплачу тебе за этот чёртов бензин.

– Где ты слышала, чтобы я просил о деньгах?

– Тогда чего ты хочешь? Или тебе обязательно каждый раз вставлять в свою речь что-то такое, что поставит меня на место? Но я и так его помню.

– В таком случае ты знаешь, что мне нужен лишь мой ребёнок. Но если он не мой, то его ждёт приют, – и нет, гипотетически чужого малыша мне нисколько не жаль.

– Для тебя это жестоко, не находишь?

– Ну ты уж точно не лучше, чем я. Неспокойной тебе ночи, Оливия.

Три месяца, две недели и один день

Подняться наверх