Читать книгу Таёжные были - - Страница 10

Северный октябрь. Вокруг простирается безбрежная сибирская тайга. Пришла сегодня с села в таёжное жилище на охоту. Сильно устала в пути, – шла почти весь световой день. Гудит, подвывая, ветер. Холодно, словно зима вот-вот завьюжит, прогнав навсегда осень.

Стремительно вечереет.

Пахнет невыпавшим ещё снегом. Зашла в балаган. Первым делом прибираюсь. Мыши свили гнездо в спальнике. Вытрясаю квартирантов.

Собаки выбегиваются и много едят. Утром, перед походом в тайгу, Дымка хорошо покормила, Пулька же, привередничала, поела плохо. Она не обросла на зиму шерстью, а Дымок оброс и растолстел, укрупнился, потяжелел. Лапы раздались, вымахали, – мощные! А ещё – почти щенок!

Заварила в металлическую кружку кофе. Стоит на печи, напаривается. Налила воды во вторую кружку, чтоб помыть посуду. Вчера пришла уставшей – не до мытья посуды. Мыши – это бичь таёжной жизни. Опять прогрызли спальник, смастерили внутри огромное гнездо; вытащили вату из ватного мешка, шерсть верблюжью – из верблюжьего спальников. – Где спят, тут же и гадят. Кругом в жилище насыпаны чёрные кучи помёта, воняет бурая сырость мышиных испражнений. – Гадко до омерзения! Только то постоянная данность таёжного леса. – Вечный бичь лесных избушек.

Вытащила на улицу тяжеленный, отсыревший спальник! Вывернула наизнанку, вытряхнула мышиное гнездо. Пулька подошла, – нюхает. Повесила сушить, проветриваться на сосновую ветку. Второй спальный мешок – более-менее сухой, застелила поверх чистой простынёй, решив: «Завтра разберусь, сегодня сил нет – устала».

Пока устраивалась, вытрясывала мышиные какашки с постели, совсем стемнело. Разожгла перед входом в балаган костёр. Собачата, устав, спят рядом. Ветер не унимается, качает деревья. Пью с наслаждением сладкий ароматный чай. Ем принесённую с собой жаренную щуку, что сама наловила накануне на Ляпине.

Всю дорогу сюда, как шла, крыла матом всех. – Куда ни кинь! – кругом петля, и жизнь превратилась в сплошной экстрим.

С вечера слушаю музыку с наушниками, – скачала на смартфон. Музыка – грустная, и выдавливает слёзы от потерь близких. -Тяжело! Однако необходимо жить дальше.

Постель, застеленная домашней простынью, создала уют жилого дома. Подушки сняла с гвоздей, распаковала, пристроила в чистые налвочки. Подбросила в печь крупное сосновое полено и легла спать. Как ни остерегалась, дровина оказалось со смолой! И вспыхнула! Вмиг железная печь опасно до красна раскалилась. Соскочила с кровати, плеснула кружку воды на пламя. Огонь немного притих, да через минуту занялся пуще прежнего, устрашающе загудел. Опять соскочила, вплеснула кружку, потом – третью. Припасённая в палатке вода закончилась, выбежала на улицу, занесла ведро с водой и залила пламя. – Вроде, погасло?!.. Не стала больше растапливать. – Лучше помёрзну, чем сгорю. Натянула шапочку, закуталась в одеяло с головой, сверху накинула куртку и уснула.

Проспала до утра. Проснулась, – светло! Кедровка прилетела, уселась над Дымком и, что есть мочи, возмущённо голосит. Пёс же, спит под сосенками, не обращает внимание. Настойчивая птица перелетела ближе, и давай орать у него над ухом! Дымку лень с теплого местечка вставать – терпит, не лает, а сквозь зубы лишь недовольно рычит, пытаясь прогнать наглую живность.

Пришлось вставать. Затопила печь. Поставила кипятиться чайник. Положила ложку кофе и ложку сахара в кружку. Вышла из палатки. Увидев хозяйку проснувшейся, собачата, обрадованные, кинулись ластиться, обниматься. – Чистенькие! Выспавшиеся! Хвосты закручены горделиво лаечьими баранками. Кружат кругами у моих ног, одновременно играют друг с другом. Хвостами, телами, голосами, выказывают безмерную радость от пробуждения хозяйки, – не виделись-то всего несколько часов! – Чистенькие, светлые! Пулька в порыве радости пролезла меж хозяйских ног и клыками цокается с клыками Дымка. Тот ненавязчиво оттесняет мамашу от меня, устанавливая главенство в нашей смешанной человечье – собачьей стае.

Погладила обоих по прохладной шерсти ушей. Аналогично несказанно рада им, словно век не виделись. Главное, – не одна в таёжной глуши! И… – от волков вместе вчера отбились весьма удачно – все живы! Не пришлось опять хоронить и выть от боли потерь, сходить с ума от страха за близкого друга – члена не стаи, а моей семьи. Говорят: «Собака друг человека». А мне думается: «Собака – это семья! Близкая человеку душа… – человек!».

Утро

8.50. утра. Солнце проснулось. Потрескивает затопленная печь. Возмущённо кричит кедровка. Шумит привычно ветер. Деревья облетели и стоят голышом, мёрзнут. Всю ночь дул ураганный ветер. Несколько раз за ночь, просыпаясь, выходила в тревоге с палатки: деревья раскачиваются, тайга тревожно гудит. Некоторые сосны попадала под напором разгневанной стихии. Боялась: зацепят балаган.

Сейчас почти – полнолуние. Луна вечером вчера, по темноте, взошла на востоке, появилась в просвете сосен в нашем логу. А сейчас в том же месте восходит солнце.

Оранжевое пятно Луны, висящее меж чёрных в ночи стволов сосен, всегда видится загадочным существом. Не верится порой, что она сравнима с Землёй по размеру и вовсе не электрическая лампа, подвешенная на небе! Правый кончик у спутника напоминает откусанный каравай. – Луна начала убывать. Вокруг оранжевого диска сияет радужный ореол, похож на одежду. Ветер дует юго-западный. Он стремительно гонит в небесной вышине облака и принёс потепление.

Костёр потух. – Опасалась вчера медведей и волков, оттого разжигала. Нередко такими тёмными осенними ночами к жилью приходят хищники. Волки подходят целенаправленно за собаками, чтоб ими подкормиться. Медведи… – наведываются из любопытства и также в поисках съестного. Волчья стая, которая вчера встретили по пути в балаган, ушла в болотА и сюда, надеюсь, не придёт. Волчий молодняк пока не охотится, поэтому волчица увела семью поспешно, тогда как волчара – чёрная кикимора! – защищал, прикрывал отход, боевито прогуливаясь неспешным шагом, задрав вертикальной трубой, хвост.

– Хорошо, что Пулька уцелела! Псина смогла убежать, вывернувшись из волчьих зубов! …Бог нас миловал!

Кофе запарилось и бесподобно вкусно пахнет. Пью, сидя за столом на спальнике. В палатку тихонько прокрался Дымка, сел рядом. Строжусь на собаку, чтоб не мешался. В ответ на мою строгость тот неожиданно лизнул в нос… – вот и ругайся теперь на лайку! Заскочил ко мне, улёгся рядом на постель с мокрыми лапами, – теперь молчу. От Дымка пахнет приятно мхом, землёй, тайгой…

День. 11 октября.

С утра занимаюсь хозделами. Ветрено. Последние годы нет в жизни покоя совсем. Жизнь превратилась в извечную защиту от зла людского. Ложь господствует кругом! – Наскоки злобные со всех сторон. Нельзя доверять никому. -Улыбнулись, – считай обманут или, что-то от меня им нужно. …Поговорила по душам с человеком… – тут же воспользуются, примутся раскручивать на деньги….

Пролетела пара воронов. Они здесь живут.

Общипала рябчика, опалила на костре. Жирный! Вкусно пахнет. Жир капает в огонь. Кругленький! Собачата чуют птичку, оттого крутятся рядом, – хотят косточек похрумкать.

Кипячу чай. Колю дрова. Палатка просохла и похожа на обжитый уютный дом. Собачата по-очереди подходят и клянчат вкусненького. Угощаю их манником, яйцом, рыбкой жаренной. Дала каждому по паре сухой сорожки, принесённых в рюкзаке. Вялили рыбу ещё вместе с мужем, а теперь его нет…

Лайки схрумкали вяленку с аппетитом. Пульке стараюсь давать еды больше, чем Дымку. Она сильно болела потеряв хозяина, исхудала, а её сынок изрядно растолстел.

Ветер сильный. Относительно тепло: около плюс восьми. Мысли мыслятся об одном: «Как уцелеть и жить спокойно в современной чехарде. – Достали все и всё!».

Решила возвращаться в село, обходя болота по лесным гривам. Если день выдастся солнечным, то можно ориентироваться на солнце, идти без компаса.

Пулька прислушивается: у реки, за километры, лаят собаки. Дымка лёг у костра и задремал, блаженно прикрыв глаза, а до того сидели оба на склоне лога, слушали лес. Внезапно Дымка подскочил и грубо взлаял. Думаю, – на ворона, тот прилетел к нам и уселся на высокой старой сосне.

Прибралась в палатке, выгребла скопившийся мусор. Радуют собаки, – они молодцы! Беспокоит лишь, – много едят и сложно прокормить. Дала каждому по варенному вкрутую яйцу, и себе оставила одно. – Едят пёсики больше меня.

11 октября. Вечер.

Стемнело. Гудит протяжно ветер. На улице холодно. Появились звёзды. Меж сосен внимательно глядит на нас жёлтый Сатурн. Луны ещё нет. Гудит вдали лодочный мотор (возможно, рыбачат на реке – неводят сырка). Потом поняла: «Это не лодки гудят на Ляпине, а врубили дизель в посёлке».

…Ветер, ветер, ветер! Выпила полтаблетки аспирина, – сильно болит голова и потянула в пути рюкзаком позвонок. В палатке уютно. Собака по-прежнему далеко на болоте заливается гавканьем. Похоже, – в избе речной люди охотятся.

На улице холодно, а в палатке тепло, словно дома. Уютно светит фонарик. Слушаю музыку. – Необходимо следующий раз больше скачать песен. Приятно слушать музыку в лесу. Собачата спят под кедром, свернувшись колечком.

Помнится, – Бимка мёрз постоянно и лез к печи, в костёр. А Серому стелила телогрейку рядом с печью, тот там всегда спал. А однажды Дружок пришёл глубокой ночью, в осенний дождь, совсем один, ко мне с села за многие километры. Открыл сам дверь, молча прошёл под нары, опустив виновато голову. В тот раз я не взяла Друга с собой в лес и привязала в огороде на цепь. Муж ночью отпустил, и пёс сбежал по следу в тайгу – не испугался! Бежал чёрной ночью, в кромешной темноте, почти два десятка километров. Зашёл с грязными лапами, сырой, виноватый, молча.

До сих пор изумляюсь, как Дружка нашёл нас и решился один уйти в тайгу с села. Помню, – тогда говорила по телефону с мужем, а собака неожиданно, подобно приведению, является из тьмы, открыв дверь. – Испугаться не успела.

Дружок не любил детей. Те в него кидали камнями, дразнили, – много проблем создавали. У пса имелись веские причины не любить детвору. Однажды застала пожилую хорошую соседку, когда та обучала внука стрелять из ружья по моей теплице и по нашим лайкам, сидевшим в огороде на цепи. «Прекрасная» женщина целенаправленно рвала дорогостоящий полиэтилен, провоцировала моих собак на нелюбовь к соседям и к детворе. Надеялась потом обвинить в громком «лае», лишить удачливую трудолюбивую семью огорода и рабочих охотничьих лаек. Я вышла с теплицы, та увидела, испугалась и сбежала домой, бросив малолетнего внука с далеко не игрушечным ружьём. Ничего ей не сказала тогда, – у наглости, зависти, лживости нет предела и срока давности.

12 октября. Утро.

Первый сильный заморозок. Вода на улице в ведре застыла. Лёд узорами, сказочными дендритами сковал поверхность. Солнце встало, осветило дол и белые от инея деревья. – Красиво! Сказочно, да грустно от понимания приближения скорой зимы.

С вечера и до утра надрывно орал дизель, слышно за пятнадцать километров! Сегодня выходим в село. Повезёт, – неспеша дойдём к вечеру…