Читать книгу История античной науки. Открытия великих ученых и мыслителей древности - - Страница 20

Нет необходимости подчеркивать древнее происхождение египетской медицины; во всех цивилизациях медицина развивается очень рано, поскольку необходимость в ней настолько универсальна и настолько насущна, что ее невозможно обойти. Можно не сомневаться, что даже в ранние доисторические дни, за много тысячелетий до нашей эры, в Египте уже практиковали медицину в том или ином виде. Например, малахитом в качестве подводки и мази для глаз пользовались еще представители бадарийской культуры; галенит в тех же целях начали применять позже, хотя еще в додинастическую эпоху. Обрезание – ритуал, возникший в незапамятные времена; следы этой операции видны на телах, извлеченных из доисторических могил (около 4000 г. до н. э.). Очень четкое описание этой операции вырезано на стене гробницы времен VI династии (ок. 2625–2475); см. рис. 10.

Имхотеп, самый первый врач, чье имя увековечено в записи, был визирем Джосера, основателя III династии, в XXX в. Имхотеп был ученым, астрономом, врачом, архитектором (возможно, именно он спланировал первую пирамиду, ступенчатую пирамиду Саккара). Позже его чествовали как героя и безупречного врача, а еще позже – как бога медицины, прототипа Асклепия (так же как ученый бог Тот стал прототипом Гермеса и Меркурия). О медицинских познаниях Имхотепа нам известно очень мало, но факт его обожествления очень важен; его можно смело считать первым великим медиком в египетской системе ценностей. Тем, кто называет отцом медицины Гиппократа, необходимо помнить, что Гиппократ по времени находится примерно посередине между Имхотепом и нами. Такое уточнение помогает шире взглянуть на науку древности.

В эпоху пирамид было не просто много лекарей; среди них имелось немало узких специалистов. Так, нижняя челюсть, найденная в гробнице IV династии (2900–2750), подтверждает искусство древнего дантиста: отчетливо видно отверстие на альвеоле, сделанное с целью вскрытия абсцесса под первым моляром. Судя по надписи на надгробной плите Ири, главного врача фараона VI династии (2625–2475), он был также «дворцовым глазным врачом» и «дворцовым желудочно-кишечным врачом» и носил титул «того, кто разбирается во внутренних жидкостях» и «охранника ануса».

Рис. 10. Самое раннее изображение хирургической операции: обрезание, производимое каменным ножом. Саккара, начало VI династии (приблизительно конец XXVII в.)

Дошедшие до нас около семи медицинских папирусов сравнительно поздние, от XII до XX династий (2000–1090), но в большинстве из них отражены явно более ранние знания, которые восходят к Древнему царству, к IV династии. В двух самых ранних папирусах, так называемых фрагментах Кахуна и Гардинера (ок. 2000 г. до н. э.), речь идет о женских и детских болезнях, а также о болезнях домашнего скота. Два самых важных папируса, так называемые папирусы Смита и Эберса, датируются XVII–XVI вв. Папирус Смита относится к тому же времени, что и математический папирус Ринда. Грубо говоря, дошедшие до нас выдающиеся математические и медицинские трактаты в целом относятся к одному периоду, концу Среднего царства – началу Нового царства, перед началом имперской эпохи, когда Египет управлял миром.

Рассмотрим подробнее два самых известных медицинских папируса, папирус Смита и папирус Эберса. Оба они значительно длиннее остальных. На основании расчетов, произведенных автором этой книги, в семи перечисленных медицинских папирусах 3746 строк; в папирусе Смита 469 строк, а в папирусе Эберса 2289 строк, поэтому вместе они составляют 2758 строк, или почти 75 % всех папирусов. Поскольку все рукописи в конечном счете произошли от одних и тех же источников эпохи Древнего царства, можно с уверенностью предположить, что изучение папирусов Смита и Эберса позволит нам довольно подробно узнать о древнеегипетской медицине.

Начнем с более молодого папируса, папируса Эберса, так как он значительно (почти в пять раз) длиннее папируса Смита и до самого недавнего времени был лучше всего известен. Впрочем, разница в возрасте невелика и составляет примерно столетие; она ничтожна, если иметь в виду, что оба текста отражают более древние традиции. Мы уверены, что папирус Эберса был написан немного позже, чем папирус Смита, но было бы неблагоразумно заключать, что содержание первого относится к более поздней дате, чем содержание второго.

Папирус Эберса представляет собой свиток в 20,23 м длиной и 30 см высотой; текст разделен на 108 колонок по 20–22 строки в каждой. В нем содержится 877 рецептов лекарств от широкого спектра болезней или симптомов. Заклинания рекомендуются лишь в 12 случаях, а в иных случаях терапевтическое лечение не кажется неразумным, хотя описание болезни и лекарства часто выглядит непонятно. Структуру свитка можно представить следующим образом.

Указания перед началом лечения для усиления его действия. Внутренние болезни. Болезни глаз. Болезни кожи (с приложением прочих). Болезни конечностей. Разное (особенно болезни головы, например языка, зубов, носа, ушей и косметические). Болезни женщин (и вопросы, связанные с домашним хозяйством). Сведения по анатомии, физиологии и патологии, разъяснение терминов. Хирургические болезни.

Подобный порядок вызывает много возражений, однако намерения автора вполне ясны. Он стремился по возможности объединить все возможные сведения, которые могли понадобиться врачу; он написал один из самых первых медицинских трактатов (36 веков назад!).

Папирус Смита гораздо короче. Высота его 33 см; возможно, длина составляла 5 м, но начало утеряно, и теперь длина свитка составляет 4,7 м. Это копия гораздо более старого текста эпохи пирамид, возможно, даже начала того периода – скажем, XXX в. После того как он был в обращении на протяжении нескольких поколений, обнаружили, что его термины устарели.

Один врач, живший в конце эпохи Древнего царства, примерно в XXVI в., решил «осовременить» текст, добавив глоссы (заметки на полях или между строк) (всего 69), в которых объяснялись бы устаревшие термины и обсуждались сомнительные вопросы. (N. В. В папирусе Эберса также есть глоссы, общим числом 26, но они сильно запутаны). Эти глоссы составляют самую ценную часть папируса.

Текст, дошедший до нас, делится на две части – 17 колонок (377 строк) впереди и 47₂ колонки (92 строки) сзади. В последней части содержатся только рецепты и заклинания; она не должна нас отвлекать. Главная часть представляет собой трактат по хирургии, исполненный подлинной научности, значительно превосходящей папирус Эберса.

Конечно, область хирургии была заражена иррациональными идеями не так сильно, как область внутренних болезней. Во многих случаях, с которыми приходилось иметь дело древним хирургам, причина травмы была слишком очевидной, чтобы прибегать к магическим заклинаниям. Внутренние же болезни всегда загадочны и скорее порождают суеверные представления не только у пациента, но и у врача. Папирус Смита состоит не из рецептов, а из описания конкретных историй болезни. Видимо, автор трактата планировал описать болезни по частям тела, от головы до ног. К сожалению, описание останавливается чуть ниже плеч – то ли потому, что писцу помешали, то ли потому, что конец манускрипта утерян. Такой порядок – eis podas ес cephales, a capite ad calces – оставался стандартным на протяжении всего Средневековья, однако он кажется настолько естественным, при первом приближении, что не следует полагать, будто он появился впервые у египтян.

48 историй болезни, которые разбираются в папирусе, дошедшем до нас, классифицируются следующим образом.

Обсуждение начинается с головы и черепа, далее спускается ниже через нос, лицо и уши, к шее, ключице, плечевой кости, грудной клетке, плечам и позвоночнику, где текст обрывается, оставляя документ неполным. Без какого-либо дополнительного указания на расположение текста содержание трактата тем не менее тщательно разделено на группы историй болезни. Каждая группа связана с той или иной частью тела.

Вот эти группы:

A. Голова (27 историй болезни, первая неполная):

Череп, вышележащие мягкие ткани и мозг, истории болезни 1-10.

Нос, истории болезни 11–14.

Область верхней челюсти, истории болезни 15–17.

Височная область, истории болезни 18–22.

Уши, нижняя челюсть, губы и подбородок, истории болезни 23–27.

Б. Горло и шея (шейные позвонки), истории болезни 28–33.

B. Ключица, истории болезни 34–35.

Г. Плечевая кость, истории болезни 36–38.

Д. Грудина, вышележащие мягкие ткани и ребра, истории болезни 39–46.

Е. Плечи, история болезни 47.

Ж. Позвоночник, история болезни 48.

Неоконченная история болезни 48 подтверждает наши подозрения, что оставшаяся часть документа утеряна. Обсуждение каждой истории болезни проходит систематически следующим способом:

1. Название.

2. Осмотр.

3. Диагноз.

4. Лечение (за исключением безнадежных больных, которых сочли не поддающимися лечению).

5. Глоссы (пояснения, словарик неясных терминов, если они встречаются при обсуждении истории болезни).

Название Истории 4 гласит: «Указания в связи с зияющей раной в его голове, доходящей до кости и расколовшей его череп»; название Истории 6: «Указания в связи с зияющей раной головы, доходящей до кости, разбившей его череп и вскрывшей мозг его черепа».

Описание осмотра обычно начинается так: «Если ты осматриваешь человека, у которого…» По форме похоже, будто учитель наставляет ученика, что тому надлежит делать. Особо оговариваются ответы, полученные у пациента, зрительные, обонятельные и тактильные наблюдения, движения частей тела пациента по указанию врача. Как ни странно, 8 из 10 хирургических операций объединяются осмотром, а не лечением. Можно предположить, что работа хирурга считалась подготовкой к медицинскому лечению и была от него независима.

Диагноз всегда предварялся словами: «Ты должен сказать ему [пациенту]…» и заканчивался одним из трех заявлений:

1. Недуг, который я буду лечить.

2. Недуг, которым я буду довольствоваться.

3. Недуг, не поддающийся лечению.

Три диагноза завершаются последним безнадежным вердиктом; но в 49 историях болезни в трактате одному из трех вердиктов предшествуют другие наблюдения. В 36 из 49 случаев другие наблюдения представляют собой повторение названия болезни или наблюдений, уже сделанных при осмотре; в оставшихся 13 в диагноз включены одно или более заключений, основанных на фактах, установленных при осмотре. Это самые ранние сохранившиеся примеры наблюдений и выводов, старейшие известные доказательства индуктивного процесса в истории человеческого разума.

Параллельно с систематическим использованием трех вышеуказанных вердиктов в конце трактата приводится несколько условий, более конкретно описывающих состояние пациента:

A. «До его выздоровления».

Б. «До того, как пройдет его рана (или ушиб)».

B. «Пока ты не поймешь, что он достиг решающей стадии».

Сухость и серьезность этих древних медицинских текстов производит очень сильное впечатление. Врач, который их записывал, был не только опытным, но и мудрым; иногда его взгляды напоминают взгляды Гиппократа. Например, иногда он рекомендует выжидательную тактику, призывает довериться целительной силе природы или рекомендует ждать, «пока ты не поймешь, что он [пациент] достиг решающей стадии»; это напоминает учение Гиппократа о кризисе.

Нет оснований полагать, что древние египтяне изучали анатомию, проводя намеренные вскрытия. Однако они пользовались случаем и экспериментировали по возможности, благодаря чему успели накопить много знаний. Конечно, мумификация трупов людей и животных, которую практиковали с незапамятных времен, могла многому научить древнеегипетских врачей, хотя я отношусь к такому источнику знаний с большой долей скепсиса. Бальзамировщики были слишком заняты своим трудным искусством, чтобы обращать внимание на несущественные анатомические подробности. Возможно, позже, гораздо позже, во времена Птолемеев, традиция мумификации облегчила греческим ученым возможность систематически проводить вскрытие, но это другая история. У нас нет доказательств того, что мумификация в Древнем Египте оказала влияние на знания анатомии.

Рис. 11. Папирус Смита, История болезни 6, приведенная в тексте. Это не оригинальный иератический текст, а его иероглифическая транскрипция

Автор, чей труд увековечен в папирусе Смита, уделял много внимания вопросам анатомии и физиологии. Он знал о важности пульса и о связи пульса и сердца. У него имелись смутные представления о сердечно-сосудистой системе, хотя, разумеется, не о кровообращении, которое до У. Гарвея никто ясно не понимал. Его познания в области сосудистой системы безнадежно затруднялись неспособностью провести различие между кровеносными сосудами, сухожилиями и нервами. Однако его наблюдения над мозгом поистине поразительны (рис. 11): «При осмотре человека с зияющей раной головы, доходящей до кости, разбившей череп и вскрывшей мозг, ты должен пальпировать рану. Если окажется, что от удара по черепу образовались вмятины, сходные с вмятинами в расплавленной меди, и что-то внутри пульсирует и трепещет под твоими пальцами, как слабое место на голове младенца до того, как оно затвердеет, – когда оно твердеет, пульсация и трепетание пропадают до тех пор, пока его [пациента] череп не вскрыт, – и он истекает кровью из обеих ноздрей и страдает неподвижностью шеи».

Автор трактата знал о существовании оболочек мозга, цереброспинальной жидкости и извилин головного мозга (которые сравниваются с волнообразной поверхностью металлического шлака). Более того, он понимал, что мозг – место управления организмом и что особые виды управления локализованы в отдельных частях мозга.

Итак, папирус Смита и в меньшей степени папирус Эберса дают весьма благоприятное представление о медицине, анатомии и физиологии древних египтян и о научных взглядах, которые они приобрели по меньшей мере за два тысячелетия до Гиппократа.