Читать книгу I teläk alda bulsa. Язык, религиозно-мифологические и философские основания зарождения Тюркской цивилизации - - Страница 5

Выше был начат разговор о служебных словах «l» и «t». Рассмотрим эту концепцию подробнее. Возьмем в качестве примера предложения со словом «at» (лошадь). В скобках приводится значение служебного слова в данном контексте:

1. b At (какая-то лошадь) ест сено.

2. t At (та лошадь, что ела сено) пьет воду.

3. an At (лошадь в моем представлении) любит овес.

4. ın At (лошадь для существования человека) неизменный и незаменимый помощник; главное домашнее животное.

5. l At (это есть сущность лошади) одомашненное, непарнокопытное млекопитающее.

Мы видим, что одному и тому же слову «at» (лошадь) приписываются разные ситуативные значения. Но одинаково ли мы – в грамматическом смысле – относимся к самому этому слову в каждом из них? Нет. В чем это тогда выражается? В русском языке – ни в чем. Однако, например, в тюркском языке употребляется неопределённый артикль «bir, ber» (один), в арабском определенный – «al», в германских языках (немецком, английском) неопределенный – «ein, eine», «a» (один) и определенный «der, die, das», «the» (тот).

В соответствии с этим в первом предложении перед словом «аt» стоит неопределённый артикль «bir» —«b At». А как мы относимся к этому Слову в оставшихся предложениях? Кто-нибудь видит? Если убрать пояснения в скобках, то, скорее всего, пока нет. Закономерен вопрос: имеет ли «слово» и другие «измерения»? Имеет. То, что люди хотят указать на особое значение «слова», выражается уже хотя бы в том, что его выделяют курсивом, ставят в кавычки, пишут с заглавной буквы и т. п.

Начнем с того, что поскольку арабы, немцы и англичане употребляют определенный артикль, то, что мешает это сделать и тюркам? Ничто. Тогда сделаем это: «t» (произнося как краткое «tı»). Это служебное слово образовано от указательного местоимения «tege» (тот). Но можно пойти дальше.

Часто говоря о чем-либо, мы имеем ввиду не ту или эту «вещь», которую реально воспринимаем (вспоминаем), а субъективный взгляд на нее, т.е. «предмет», представление, то, как этот предмет сконструирован в нашем сознании. Третий вариант «an» образован от слова «ang» (сознание). Используя это служебное «слово» мы тем самым рассматриваем то, на что указывает данное слово как предмет в нашем сознании. Это в свою очередь позволяет выделить в нем некий выявленный путем анализа признак (и). Данное служебное слово также может указывать, что стоящее за ним слово используется иносказательно.

Служебное слово «l» имеет следующее происхождение. Указывая на что-то, мы говорим «bu» (это); также имеется слово «bul» (будь). Как вариант сочетания этих двух слов, в некоторых диалектах башкирского языка употребляется слово «bıl» (это есть, этость). В казахском языке «bul» также означает «это». В башкирском языке и в некоторых других тюркских языках, слово «бытие» (bulıu) происходит от местоимения «это» (bu) и глагола «будь» (bul). Считается, что именно так возникает это слово и во многих других языках мира. С другой стороны, указывая на «слово», мы тем самым как бы хотим сказать «al» (возьми) его с неким основанием («taban»). Вместо слов «bul, bıl, al» предложено использовать «l» произнося его как краткое «lä».

Таким образом, ставя «l» перед «существительным» мы тем самым выделяем в нем не отдельный признак, а раскрываем полностью его Сущность, его исходное, первоначальное значение. Либо хотим отметить, что имеем дело с проявлением «феномена» в феноменологическом смысле. Употребляя служебное слово «l» мы тем самым относимся к стоящему за ним слову как взятому со всей его «корневой системой» и Почвой. Как указывает Хайдеггер, говоря о «корнях» чего-либо, мы часто забываем об их «почве». Можно отметить, что идея «l» в некотором смысле отражена в названии песни «Позволь этому быть» группы Битлз («Let it be», 1970).

Но только ли этим ограничивается наше отношение к вещам? Нет. Человек может наделить Вещь, своим личным отношением – религиозно-экзистенциальным. Такое мышление, которое было присуще нашим предкам, называют также еще «мифопоэтическим». Однако с возникновением в Древней Греции философии, такое мышление было объявлено как нечто сказочное, не соответствующее действительности и было элиминировано (изгнано). Но это, скорее всего, проблема для самой Греции. Греческие мифы конечно интересны, но в них нет ничего фундаментального. Напомним, что «миф» отличается от «сказки» тем, что в нем выражена сакральная вера народа, в то время как «сказка» – это всегда лишь поучительная выдумка, предназначенная для детей. Хотим мы того или нет, но остается фактом – древнегреческие философы (Платон, Аристотель) отвергли свои мифы. Мифопоэтическое мышление было заменено на строго рациональное, близкое к тому, что сегодня мы называем «научным». Однако в отличие от греческих мифов, есть мифы, имеющие фундаментальное, непреходящее по своей Истине значение. Об одном из них далее будет идти речь.

Закономерен вопрос: действительно ли мифопоэтическое мышление является ущербным по сравнению с научным? Что вокруг чего вращается: Солнце вокруг Земли или, наоборот, Земля вокруг Солнца? Как мы знаем, мифы хорошо описывают и обосновывают первый вариант, в то время как современная наука – второй. Но на чьей стороне Истина? Мы каждый день собственными глазами видим, вначале восход солнца, а затем его закат. Должны ли мы не верить своим глазам? Для этого нет никаких оснований. Но почему тогда наука утверждает обратное? Потому что с математической точки зрения так удобнее рассчитывать орбиты движения планет солнечной системы. Наука дает не Истину, а лишь «соглашение» о ней, или, как пишет об этом великий французский математик Анри Пуанкаре (1854—1912), в науке речь идет лишь о «конвенции». Поэтому прав и Хайдеггер, когда в своей статье «Учение Платона об истине» (1931) критикует позицию этого древнегреческого философа: истина – это то, что «явно», что позволяет Человеку укорениться и твердо стоять на Земле. Стоять вниз головой на круглой Земле, как учит наука, мягко говоря, не очень удобно. Поэтому для людей нет ни малейшего сомнения в «явности» того, что Солнце движется вокруг Земли. Именно так понимаемую Истину открывает нам мифопоэтическое мышление.

В башкирском языке есть слово «ısın», что переводят как достоверный, подлинный, истинный. Но что означает это слово в своем исходном значении? «Isın» значит «явно», «явлено» или буквально то, что «изнутри (esendän) вышло (sıqtı)», или по-турецки «içinden çıktı». Образованное от него слово «ısınlık» (истинность, явленность) очень близко к тому, как Хайдеггер именует феномен «истины» греческим словом «алетейя» (др.-греч. ἀλήθεια), т.е. несокрытость. Таким образом, служебное слово «ın» образовано от слова «ısın».

Для удобства и благозвучности букву «n» в служебных словах «an» и «ın», стоящих перед согласными буквами, лучше отбрасывать. Следуя немецкой традиции (которая мне нравится и что очень правильно), я предлагаю писать существительные, относящиеся к служебному слову с большой буквы. Также по аналогии с определенным артиклем «t» можно сократить «bir» до «b», произнося его как краткое «bı».

Можно заметить, что слова «an», «ın» и «l» выходят за рамки грамматического значения. Они указывают на то основание, из которого вырисовывается смысл слова (существительного). Поэтому эти служебные слова названы «altaban» («al» – взять; «taban» – подошва, основание).

В турецком языке неопределенный артикль (belirsiz tanımlık), в отличие от, например, английского или немецкого, принято ставить после определяемых слов непосредственно перед существительным. Для тюркского языка это вполне разумно. Поэтому определенный артикль «t» также предлагается ставить непосредственно перед существительным. Поскольку некоторые определяющие слова, стоящие перед существительным (священный Коран, мелкие части), могут выполнять роль алтабанов, то, после них алтабаны (an, ın, l) можно и не ставить. При этом писать их лучше всегда с маленькой (строчной) буквы, даже если они стоят в начале предложения. Написание служебного «слова» с большой буквы, на мой взгляд, совершенно не оправдано (во многих языках, в том числе, например, в арабском заглавных букв вообще нет). Ведь вместо служебного слова можно было вообще ставить просто символы, например, треугольники, кружочки и т.п., как это делается в математической логике (кванторы).

Воспринимать мир, осмыслять его, мыслить религиозно-экзистенциально и феноменологически, как предлагают эти алтабаны, на первых порах не так-то просто. Поэтому далее будет предложено множество разных примеров.

1. b Ay (некая луна) часто встречается в тюркских именах; это элемент календаря;

2. t Ay (всем знакомая луна на небе) имеет обратную сторону.

3. an Ay (в моем представлении) стала символом ислама благодаря тюркам.

7. ın Ay (в жизни людей) священный месяц или наводящий ужас во время своего затмения.

8. l Ay (луна это есть) небесное светило, постоянно меняющее свои фазы.

Или представим ситуацию в автобусе.

1. b Qız (некая девушка) вошла в автобус.

2. t Qız (та девушка, что вошла в автобус) достала книгу и стала читать.

3. an Qız (девушка, о которой я думаю) наверное, студентка.

4. ın Qız (девушка, сильно волнующая меня) сидящая впереди необыкновенно красивая.

5. b Qız (какая-то девушка) вышла из автобуса.

6. t Qız (девушка, которая читала книгу) вышла из автобуса.

7. ın Qız (девушка, без которой я теперь не представляю свою жизнь) вышла из автобуса.

8. l Qız (феномен девушки) заставил меня серьезно задуматься о роли «женщины» в Жизни.

Рассмотрим фразу «Там звучала музыка». В каком смысле может выступать слово «музыка» в этом высказывании?

1. b Müzik – некая музыка, к которой я безразличен.

2. t Müzik – уже знакомая музыка.

3. a Müzik – музыка, которая привлекла мое внимание и я задумался – может это танцевальная музыка?

4. ı Müzik – музыка, которая потрясла меня до глубины души, это нечто божественное.

5. l Müzik – настоящая музыка, т.е. исполняемая в живую, на хороших инструментах, профессиональными музыкантами.

Особо важно довести до понимания идею, лежащую в «ı Müzik». Такое переживание музыки, например, со мной, случилось однажды в детстве. Родная сестра матери, в качестве подарка на день рождения выслала пластинку. В конце 60-х гг. прошлого века было популярно в студиях грамзаписи делать записи на гибких пластинках. Была праздничная атмосфера, пришли гости; я ходил где-то под столом. Включили пластинку. Вначале шла поздравительная речь сестры матери, а затем зазвучала музыка, причем такая, какой я никогда не слышал. Ее первые же аккорды поразили меня, и от такой неожиданности я испытал небольшой шок. На пластинке была записана песня в исполнении одного из самых лучших певцов Татарстана Ильхама Шакирова (1935—2019) «Sin sazıngnı uynadıng» («Ты играла на своем сазе»). Это переживание оставило во мне неизгладимый след на всю жизнь. И только уж став взрослым, я услышал от специалиста, что мелодия этой песни является одной из самых древних и ей возможно более тысячи лет…