Читать книгу Писатель: Назад в СССР - - Страница 5

Я оглянулся и почти сразу узнал окликнувшего меня парня. Рослый, широкоплечий, глаза серые, как графит, а волосы, выбившиеся из-под лихо заломленной на затылок лыжной шапочки, русые. Олег Литвинов, мой армейский дружок. Я извинился перед незнакомкой в красном свитере, протиснулся между ее приятной округлости коленками, обтянутыми синими спортивными брюками, и спинкой сиденья напротив, и мы с приятелем обнялись. Вся компания, улыбаясь, наблюдала за нами.

– Вот, прошу любить и жаловать, – сказал Олег. – Мой сослуживец, большой писатель Артемий Краснов.

– Да ладно тебе! – отмахнулся я. – Скажешь тоже…

– Скромничает, – ухмыльнулся он. – А ведь его рассказики и стишки в «Советском воине» печатались!

– А вы и стихи пишете? – поинтересовалась лыжница.

– Случается, – не стал отрицать я.

– Познакомься, Тёмка, это…

– Хорошая девочка Лида! – проскандировала компания.

– А чем же она хороша? – подхватил мой бывший сослуживец.

– Достали уже, – насупилась девушка и надула губки.

– Вам очень идет это имя, – привычно включил я механизм охмурёжа.

– Ты, кстати, куда? – спросил меня Литвинов. – Мы вот на Красную Горку собрались, кататься… Айда с нами!

– Не могу, у меня дела…

– Писательские небось?

– Литературные…

– Ну, тогда завтра приходи в гости… Отметим День Советской Армии!

– Приходите! – попросила Лида.

– Ну если вы просите – обязательно!

«Станция метро…» – прогнусавили охрипшие динамики.

– Выходим! – крикнул Литвинов, и вся толпа хлынула за ним из салона, как цыплятки за мамкой. – Тёмка, завтра в три приходи! Адрес…

И он назвал улицу, номер дома и квартиры. Покидая троллейбус, Лида многозначительно на меня посмотрела. И я решил, что и в самом деле приду, раз уж приглашают. И с особенным удовольствием – если выгорит мое сегодняшнее дело. А почему бы ему не выгореть? Я ведь многого не попрошу. Не в главные редактора мечу. Литсотрудник – это же мелочь. Зарплата, как у уборщицы. В литейке я зарабатывал больше, но в редакции будет к литературе явно ближе, чем сейчас – в горячем цехе.

Объявили мою остановку. Я выскочил на заснеженный тротуар, огляделся. Передо мною возвышался знаменитый дом Драмлита, воспетый еще Булгаковым. С первого по девятый этаж он был набит знаменитыми писателями, поэтами, драматургами, литературными критиками, их женами и детьми, тещами и тестями, свекрами и свекровями и их собачками. Квартиры в нем были просторными, удобными, с высокими потолками, эркерами и раздельными санузлами. Здесь творилась история советской литературы со всеми ее взлетами, поражениями, тайнами и даже преступлениями.

Войдя в подъезд, я тут же наткнулся на консьержа. Солидный дядя сидел внутри стеклянной будки и подозрительно на меня смотрел. Ну еще бы! Он привык к другим посетителям. А тут какой-то рыжий парень в простеньком немодном пальто и шапке-ушанке. Вот сейчас вылезет из своей будки, перегородит лестничную клетку, да еще в свисток начнет наяривать, милиционера с улицы звать. Ладно. Я тоже не из простаков. И в доме этом бывал не раз. Знаю, как с такими разговаривать.

– Добрый день! – сказал я ему. – Я к Станиславу Мелентьевичу, в сто пятнадцатую.

– А они вас ожидают? – прищурившись, осведомился консьерж.

– Не просто ожидают, – откликнулся я с лёгкой улыбкой. – Жить без меня не могут!

– И все-таки я уточню, – пробурчал он. – Мало ли вас ходит, шаромыжников…

Он схватил черную эбонитовую трубку довоенного еще телефона. Набрал номер.

– Евдоха? – спросил консьерж, когда ему ответили. – Хозяин дома? Ага… Тут к нему парень какой-то… Ждете кого?.. Ага. Ну я пропускаю, значить…

Положив трубку, страж буркнул:

– Проходи… Девятый этаж.

– Знаю!

Я поднялся на несколько ступеней, нажал кнопку вызова лифта. Здешний подъемник был немногим моложе того, что у меня дома. Обшитая красным деревом кабина вознесла меня на самую верхотуру писательского дома. Дверь 115-й квартиры была приотворена. Из перехваченной цепочкой щелочки между створкой и косяком выглядывал пытливый старушечий глаз. Это была домработница известного писателя и главного редактора одного из центральных журналов, Мизина Станислава Мелентьевича.

– Евдокия Семеновна, – сказал я. – Пропустите меня к хозяину, я ему гонорар из «Нового мира» принес.

Враньё моё сработало. Цепочка брякнула, дверь отворилась во всю ширь, и я ступил в обширную прихожую. Здесь пахло натуральной кожей и духами. Натертый паркетный пол блестел в свете настенных светильников, из комнат доносилась музыка советских композиторов, а из кухни – вкусные запахи. На старухе-домработнице был фартук, в одной руке нож для резки капусты, а в другой – вафельное полотенце. Сразу видно, что звонок консьержа и мое прибытие отвлекли ее от готовки.

– Скидавай пальто и штиблеты, – распорядилась Евдоха. – Вот тапки… Хозяин в кабинете ждет.

Похоже, я угадал, они и впрямь кого-то ждали. Может, и в самом деле – курьера из редакции, с гонораром. Для таких величин, как товарищ Мизин, обращаться в бухгалтерию персонально не по чину. Они либо гонорары «на книжку» получают, либо наличными через курьера. По крайней мере, в первые мгновения меня взашей не выставят, а дальше – как пойдет разговор. Все зависит от того, испугает ли Станислава Мелентьевича то, что я ему скажу?.. В худшем случае он вызовет милицию. Да и то – вряд ли…

Исполнив требования домработницы, я прошел к кабинету ее хозяина. Тем более, что прекрасно помнил дорогу. Ведь в прошлой жизни я частенько бывал в этой квартире. Сначала как начинающий литератор, мальчик на побегушках, который ловит каждое слово мэтра, а потом – как полноправный коллега, почти приятель. В 1975-м до этого было еще далече, мы даже знакомы не были. Ну, так вот сейчас и познакомимся… Вопреки обоюдному нежеланию.

Я с интересом несколько мгновений разглядывал блестящую в свете настольной лампы лысину, склоненную над столом.

– Здравствуйте, Станислав Мелентьевич, – произнес я.

– Здравствуйте, молодой человек, – лысина пришла в движение, открыв моем взгляду высокий морщинистый лоб, редкие брови, выпуклые блеклые глаза, нос картошкой и кривой, словно вечно усмехающийся рот. – Я вас не знаю… Вы новенький?

Без всякого приглашения я уселся в кресло, в котором частенько сиживал в первой своей жизни.

– Для вас – да, Станислав Мелентьевич, – сказал я, – но скоро, надеюсь, мы подружимся, и я даже стану для вас незаменимым человеком.

– Кто вы такой? – спросил он, стараясь сохранять спокойствие. – И зачем пришли?

– Я начинающий писатель, – сказал я.

– Если вы принесли рукопись, то с этим нужно обращаться в редакцию, – хмуро произнес маститый литератор. – Я лично не рассматриваю произведения начинающих авторов.

– Нет, я не принес рукописи, – ответил я. – Хотя у меня есть превосходный рассказ, но он предназначен не для вашего журнала.

– Ничего не понимаю… – пробормотал Мизин. – Тогда что вам от меня нужно?

– Мне нужна работа в редакции журнала или какого-нибудь книжного издательства.

– У вас что, нет работы?

– В Советском Союзе нет безработных, – съязвил я, – и у меня она есть, но я писатель – и хочу работать там, где буду ближе к литературному процессу.

– Кто же вам сообщил мой адрес?

– Я мог бы вам ответить на этот вопрос, но вы мне не поверите…

– Неужто – Теплушкин? – пробормотал хозяин квартиры. – Или – Климов?..

– Не гадайте, Станислав Мелентьевич, – сказал я. – Все равно не отгадаете. Да и не имеет это никакого отношения к делу…

Я говорил прямо и свободно, а в сочетании с моим скромным внешним видом выходило, что нагло. Мизин нахмурился, а мне того и надо было. Вечно усмехающиеся губы его сложились в гримаску угрозы.

– Я вот сейчас позвоню в отделение, и вам там объяснят, почему нельзя вторгаться в дом незнакомого вам человека.

– Я не вломился без спросу, Евдокия Семеновна сама открыла мне дверь.

– Вы знаете, как зовут мою домработницу? – удивился мой собеседник.

– Мне многое о вас известно, товарищ Мизин, – ответил я. – Достаточно много, чтобы у вас пропало желание вызывать милицию.

– Что же, например? – спросил тот с иронией, в которой отчетливо слышался испуг.

Я чуть подался к мэтру и посмотрел ему прямо в глаза, делая секундную паузу.

– Ну например, что вы незаконно храните у себя пистолет ТТ…

– Наградной! – подчеркнул он.

– Да, но наградили-то им не вас, – уточнил я. – Потому вы его никому и не показываете. Держите в тайнике… Сказать, где именно?

Мои слова произвели на хозяина квартиры ошеломляющее впечатление. Он вскочил, кинулся к двери своего кабинета, плотно затворил ее и повернулся ко мне.

– Откуда вам известно о пистолете? – спросил он шепотом.

– Из того же источника, который сообщил мне ваш домашний адрес, имя и отчество домработницы, а также – сколько у вас на самом деле было жен и многое другое…

– Но я же никому… никогда… – потрясенно бормотал он.

Я не стал долго ждать и напомнил о главном:

– Так что насчет работы, Станислав Мелентьевич?

– Хорошо… – обреченно кивнул он. – Я дам вам записку в наш отдел кадров. – Приходите в редакцию журнала устраиваться, как только уволитесь с нынешнего места работы.

– Благодарю.

– Не за что, – пробурчал тот. – Надеюсь, однако, что вы будете скромны и не станете сообщать посторонним о фактах, которые непостижимым образом стали вам известны.

– Конечно, Станислав Мелентьевич, – заверил его я. – Мне нет никакого резону ссориться с вами. Вы человек влиятельный в литературном мире… Мы можем оказаться полезны друг другу.

– Вы редкостный нахал, молодой человек, – с облегчением вздохнул собеседник, протягивая мне записку, которую он накарябал, не присаживаясь к столу.

Я поднялся, взял у него записку, дурашливо поклонился (почти на манер Фагота) и вышел в коридор. Там я сбросил тапки, натянул ботинки, взял пальто и шапку и вышел. Перед тем, как затворить за собой дверь, я оглянулся и увидел хозяина квартиры. Он стоял рядом с дверью своего кабинета и сверлил меня взглядом. Ни дать ни взять – упырь, упустивший жертву. Впрочем, судя по тому, что я о нем знаю, Мизин и есть упырь, путь которого к вершинам литературной славы и богатства пролегает через сломанные судьбы и зарубленные книги.

И тем не менее, я не собирался его за это осуждать. Во-первых, литература – искусство жестокое, слабаков не терпит. Во-вторых, литературный мир это тот еще серпентарий – не укусишь ты, укусят тебя, а в-третьих, все искупается талантом. А Станислав Мелентьевич талантлив, в отличие от очень многих своих коллег, причем не менее именитых. Его роман-эпопея «За Калужской заставой» и в XXI веке будет переиздаваться. И в учебники войдет. По нему даже сериал снимут. Жаль, нельзя об этом рассказать автору, он бы меня сразу своим замом сделал. Ничего, не будем торопить события. Главное, начало положено.

Я покинул дом в прекрасном настроении. Впереди у меня еще целый субботний день! И ведь я не где-нибудь, а в 1975 году! Мне выпал шанс, о котором мечтают многие, вновь побывать в прошлом, во временах своей молодости – ощутить, услышать, увидеть, почувствовать незабываемый вкус, мелодию, облик и аромат давно прошедшего времени. Никакие фильмы, фотографии, картины и книги не в состоянии передать его дух во всем многообразии! Кажется, что даже снег под подошвами хрустит сейчас по-другому, тем более, что никакой химии по улицам не разбрасывают. Так что всё может быть.

Как гостя из будущего, меня умиляли самые неожиданные вещи – манекены в лыжных костюмах в витринах магазинов, блеклые в солнечном свете неоновые трубки вывесок, растянутые над проезжей частью транспаранты «НАРОД И АРМИЯ ЕДИНЫ!», красные знамена на флагштоках, рекламные плакаты «ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ „АЭРОФЛОТА!“, „БУДЬ ТУРИСТОМ! ПУТЕШЕСТВУЙ ПО РОДНОЙ СТРАНЕ“, „ПЕРЕХОДИТЕ УЛИЦУ ТОЛЬКО ПРИ ЗЕЛЕНОМ СВЕТЕ!“»

По проезжей части катили «Москвичи», «Жигули», «Волги», вперемежку с «каблучками» марки «ИЖ», несмотря на зиму – встречались и мотоциклы «Урал» и «Днепр», реже – старенькие «Ковровцы». Среди легкового и двухколесного транспорта ползли грузовые «МАЗы», «КРАЗы», «ЗИЛы», автобусы Львовского и Ликинского автозаводов. Среди них важно двигались «Икарусы» с надписями «Интурист» на бортах. Изредка проскальзывали иномарки и роскошные лимузины «ЗИМ» или «Чайка».

Не менее интересно было наблюдать за прохожими. Большинство из них были одеты довольно скромно, преобладали темные тона, но женщины стремились разнообразить наряд яркими шарфиками, вязаными шапочками и варежками. Расклешенные брюки и длинные волосы носили граждане обоего пола, хотя зимой разница между полами все же была заметнее – парни носили куртки, а девушки предпочитали пальтишки или шубки. Самые отважные девчонки щеголяли в миниюбках, не желая скрывать красивые ножки даже в морозные дни.

Вдоволь налюбовавшись уличной сутолокой, я почувствовал, что замерз и проголодался. Заглянул в чебуречную. Мною двигали ностальгические воспоминания. И я, в общем, не разочаровался. Единственное, что я забыл – это маленькие хитрости, к которым прибегали завсегдатаи. Отстояв небольшую очередь, я взял три горячущих чебурека и стакан какао. Поозирался в поисках свободного места. Высокие круглые столики, за которыми можно было есть только стоя, оказались все заняты, но возле одного топталось всего два посетителя. И я направился к нему.

Два мужичка лет сорока с увлечением поглощали сочные чебуреки. Меня заинтересовал сам способ их поглощения. Завсегдатаи ели их не руками, а тремя ложками. Двумя каждый из них держал раскаленный чебурек, словно щипцами, видимо, для того, чтобы не обжечься и не испачкать маслянистым соком руки, а в третью ложку сцеживал бульон, который выливался из надкушенного чебурека, дабы немедленно отправить его в рот. Пока я думал над тем, последовать ли мне их примеру или нет, соседи по столику переглянулись, один из них наклонился ко мне и заговорщически проговорил:

– Ну чо, парень, хряпнешь?

– Чего? – прикинулся я дурачком. – Какао?

Мужички хохотнули, оценив юмор. Предложивший посмотрел по сторонам, вынул из кармана чекушку, второй – бумажный стаканчик, измятый от частого употребления. Обладатель чекушки быстро наполнил его наполовину и показал мне глазами, дескать, давай! Что ж, с морозца – можно. Я быстро вылил содержимое в себя, вернул стаканчик и впился зубами в чебурек. Хрустящая корочка его уже немного поостыла, но сок внутри был все еще горячим и обжег мне губы.

Тем временем мои собутыльники повторили тот же ритуал, после чего стаканчик и чекушка исчезли со столешницы. Глаза у мужиков заблестели. Похоже, они уже были «подготовленные», но считали, что будет неприлично догоняться без третьего. Видать, не совсем горькие пьяницы, если им все еще свойственно благородство. Догнавшись, соседи по столику принялись обсуждать последние футбольные новости. Мне стало скучно, я доел свои чебуреки, допил какао и откланялся.

Пятьдесят граммов водки да три сытных чебурека сделали свое дело. На улице стало уже не так зябко. Я отправился дальше, и рассеянный взгляд мой наткнулся на вывеску «КНИЖНЫЙ МАГАЗИН № 100». Разумеется, я не мог туда не зайти. Едва я пересек порог, как сразу же погрузился в любимую с детства атмосферу. Полвека спустя на входе будут установлены рамки металлодетекторов и станут торчать охранники в пиджаках, сейчас же люди входили и выходили свободно, а вот к книгам непосредственного доступа у покупателей не было.

Народ толпился у прилавков, высматривал книги, что стояли на полках, за спинами продавцов, прося их показать тот или иной том. Я прошелся по магазину, который занимал весь первый этаж большого, многоэтажного дома, разглядывая корешки. На полках было много общественно-политической литературы. Собрания сочинений Ленина, материалы минувшего съезда КПСС, сборники речей товарищей Брежнева, Суслова, Алиева и других видных лиц государства. Покупателей напротив этих полок оказалось немного.

Чуть более оживленно было у прилавков, за которыми высились, спрятанные под стекло, полки с подписными изданиями. Продавцы вручали томики Жюля Верна, Александра Дюма, Жорж Санд, Герберта Уэллса, Чарльза Дикккенса, Роберта Стивенсона, Александра Грина, Алексея Толстого, Александра Куприна и других популярных писателей лишь счастливым обладателям открыток с приглашением выкупить очередной том. Здесь мне точно делать было нечего, и я двинулся дальше, к полкам с современной советской литературой.

И вот тут меня поджидал сюрприз. Сердце мое на секунду замерло, а затем заколотилось быстрее.