Читать книгу История моего стыда - - Страница 10

Лето, по обыкновению, я проводил в Ереване либо в отдаленных селениях, на плантациях отца. Мне нравилась первозданная простота обычных работников; повзрослев, я назову это скорее эмоциональной сбалансированностью – способностью порой просто не думать о том, на что ты не в силах повлиять, и концентрироваться на том, что от тебя истинно зависит. Я научился этому именно у тех обычных людей, что окружали меня в летние каникулы.

А еще я всем сердцем любил горы: чувствовал их зов, их душу и пение; ощущал, как какая-то нечеловеческая, мистическая сила тревожит, выдавливает каменные глыбы, что миллионы лет покоились в толще земли, куда-то вверх, – сила хаотичная и непокорная. Стоя на любой из горных троп, я грезил, словно сам расту, подчиняясь этой немыслимой мощи.

– Интересно, – с подростковым размахом думал я, – если ад существует где-то там, под землей, то наличие гор – не верный ли признак? Где-то внизу должны быть огромные пещеры для грешников, которые томятся в огне. И каждая новая гора говорит о том, что под ней появилась пещера для обреченных душ, и излишки земли проступили наружу в виде гор – немое доказательство происходящего в недрах земли.

– До жути страшно. Но все это там, внизу, – размышлял я, – и оно вовсе не имеет отношения ко мне, вечно молодому мужчине, которому предстоит сделать немало хорошего и сложного, чтобы никогда не спускаться вниз и не познать подземный мир на собственной шкуре.

* * *

Подростками мы любили изучать каждый закоулок местных гор, а я – в особенности.

– Неужели вам не интересно, откуда берутся все эти ручьи и реки? – недоумевал я, когда остальные парни отказывались лезть в непроглядные дали. – Ведь вся эта вода появляется не просто так! Я чувствую, у каждого ручья есть свой вкус, и хочу узнать, почему именно так. Почему Девичий ручей такой бирюзовый? А почему Безымянный ручей такой вкусный?

Однажды, не найдя поддержки, я отправился один на поиски места, где гора рождала воду Безымянного ручья.

Ручей представлял собой водяной поток средних размеров, мощный и буйный по весне и ленивый к концу лета. Вкус воды напоминал о зиме, обещал утоление жажды и вечную бодрость. Ручей был моим другом и целителем: я давно приметил, что его вода позволяла легче справиться с любой хворью души или тела, будь то головная боль или ссора с отцом. Именно поэтому я твердо решил добраться до места, где эта вода впервые появляется на свет.

Выйдя рано поутру, я начал поход по знакомым и не очень местам, поднимаясь все выше и выше.

Дубовые и буковые леса постепенно уступили место разнотравью, и я с наслаждением вдыхал запахи миндаля и шалфея, что росли вдоль тропы. По мере продвижения несколько раз с недоумением чесал голову, пытаясь решить, куда двигаться дальше: это были развилки, когда два ручья сливались в один, вдоль которого я шел ниже. Каждый раз приходилось доверять собственному чутью: закрыв глаза, я пробовал на вкус воду из обоих потоков и сразу понимал, куда именно надо идти. Вкус, что я искал, был уникален: подобно тому как отец ухитрялся в бокале вина находить нотки и привкусы родной земли, так и я узнавал в каждом хрустальном глотке нечто близкое мне.

Поужинав вяленым мясом и хлебной лепешкой, я остановился на ночлег (все необходимое для похода было заранее собрано в рюкзак). Ночь была звездной, тихой и прохладной. Именно в такие моменты чувствуешь себя ничтожной песчинкой, пропитываясь страхом и трепетом перед тайнами этого мира.

Засыпая, я заметил, как из темноты в стороне, противоположной от костра, на меня смотрят два ярких глаза. Парализованный, я узнал леопарда – крайне редкого, почти мистического хищника здешних мест.

Мы долго смотрели друг на друга: голодный (или просто любознательный?) зверь и подросток, решивший, что умрет как мужчина, и медленно достающий свой любимый нож. Видимо, леопард вовсе не жаждал крови и безмолвно отступил, оставив меня в немом оцепенении на всю оставшуюся ночь.

* * *

Уставший и невыспавшийся, я побрел дальше, как только позволил рассвет. Зевающее солнце небрежно ласкало землю своими первыми лучами; продрогший, я с удовольствием подставлял им обветренное лицо.

К обеду, взяв хороший темп, я взобрался в небольшую чашевидную долину, рассекаемую пополам моим ручьем. В центре долины лежало озеро, словно заполненное жидким серебром, – именно оттуда несколькими рукавами вытекала небольшая речка, которую местные и прозвали Безымянным ручьем. С окружающих гор к озеру стекались многочисленные потоки воды, появляющиеся везде, где солнце касалось прошлогоднего снега, все еще томившегося в расщелинах.

Восторженный, я сидел на берегу и даже не заметил, как вдали от меня к воде подошел старый знакомый – леопард. Страха больше не было. В ту минуту, опьяненный чистотой и сакральностью момента, я не мог и вообразить, что в таком месте может случится нечто плохое. Леопард, как и ночью, молча присмотрелся ко мне, а после спокойно и вольготно убежал прочь. Счастливый, я начал спускаться обратно, домой.

* * *

Во время спуска благозвучие природы разрушил резкий и грубый звук выстрела. Инстинктивно пригнувшись, я стал озираться по сторонам: сбоку от тропы, на склоне, в неестественной позе, содрогаемый в приступах боли, лежал мой леопард. Со стороны леса к нему подкрадывался охотник – огромный, мощный, с хищной улыбкой предвкушения наживы. Ошарашенный, вне себя от ужаса и гнева, я перескочил через камни наперерез мужчине и начал отнимать у него ружье.

– Парень, ты сдурел что ли? – орал гигант.

– Не смейте трогать его, это священное животное!

– Это хищник! Если я не убью его, однажды он убьет кого-то из нас! – охотник резко оттолкнул меня; я упал на камни, расшибая колени в кровь.

Не в состоянии мыслить разумно, я глядел на леопарда, в эти живые, умные, но полные боли глаза, и принял решение. Подбежав к мужчине, увернувшись от замаха, я ринулся тому в ноги, выхватывая у него надежную опору. Охотник упал, ружье улетело в сторону.

– Мразь, ты что творишь, щенок?! – он схватил и начал вбивать в меня свои огромные кулаки.

Лицо заплыло; захлебываясь собственной кровью, я освободился от захвата и вскочил. Враг взлетел следом за мной. Подсекая, я вновь попытался повалить его. Каменистая, уходящая под уклон поверхность подвела нас обоих: собирая все камни, мы покатились вниз, в небольшую расщелину. Последнее, что я помнил, – резкая боль в ноге, хруст, удар головой. Далее – небытие.