Читать книгу История моего стыда - - Страница 3

В пятнадцать лет Анна, девушка из приличной, дружной армянской семьи, прожившая всю жизнь в Москве, первый раз встретилась с исторической родиной – Арменией. Отец, седовласый крупный мужчина лет шестидесяти с громким и объемным, как горное эхо, голосом, но на удивление мягким и добрым характером, взял с собой жену и дочь на юбилей родного брата. Аня помнила, что была вне себя от радости от предстоящего путешествия (считай, приключения!), но скептически смотрела на перспективу воздушного полета.

– А эта телега вообще долетит? – спросила она у отца, наблюдая, как ярко одетая стюардесса оступается, поднимаясь по трапу к старому, видавшему виды лайнеру, и костерит его многоэтажным, но весьма поэтичным матом.

– Еще как, дочка! Домчит за два часа! Скоро ты увидишь горы!

Страх полета улетучился сразу после взлета. Ночная Москва поражала яркими реками автомобильных дорог и цветными пятачками жилых районов. Всю жизнь Аня любила смотреть снизу вверх, на звезды; теперь же оказалось, что наблюдать за миром сверху вниз еще интереснее: подобно тому как любая точка на небе являла собой огромную звезду, кипящую своей собственной жизнью, точно так же и каждый огонек внизу был окном или машиной, за которыми скрывалась чья-то судьба. Миллионы звезд на небе – и миллионы жизней внизу. От этой мысли захватывало дух.

Армения встретила их свежим, до одури чистым воздухом и асимметричными пирамидами гор. Первое свидание с ними потрясало воображение и тревожило душу: после многих лет жизни на равнине, в мегаполисе, горы казались искажением реальности, сюрреалистической выдумкой Творца. Каждая из вершин, покрытых снегом или ощетинившихся лесом, острая или плоская, словно подрезанная ножом, манила к себе. Казалось, на любой из них живет кто-то потусторонний и мудрый – существо из детских сказок или взрослых мифов, а может, даже ангелы или же сам Бог.

А потом она услышала местный язык.

– Дочка, ты помнишь, как я читал тебе строки: «Я выучил армянский язык, чтобы понимать Бога»? – Ане вспомнилась неточная цитата английского поэта Байрона, которую когда-то произнес отец. – Видишь, даже великий писатель изучал наш язык, ведь именно здесь, по преданию, высадился на сушу Ной после окончания библейского потопа.

Девушка знала язык далекой Родины лишь по общению внутри узкого круга семьи, но здесь армянская речь торжествовала повсюду: она громко разливалась по долинам, селам и городам – гордая, звонкая, эмоциональная и музыкальная. Язык, на котором хотелось петь.

Вскоре ее захватили запахи местных рынков и еды, столь необычные, сильные и интригующие, что не жалко посвятить их изучению даже полжизни! Неизвестные доселе специи и травы: шушан, авелук, урц – сливались со знакомыми, но здесь иначе звучащими запахами свежего хлеба, лепешек, абрикосов и мяса.

А потом она попала в сладкий плен вечернего застолья, поражающих своей звукописью песен, элегантных развернутых тостов и теплых взглядов дальней родни в компании с любимыми матерью и отцом. Уже вечером, перед сном, Аня плакала от эмоций, долгожданного воссоединения с этой землей и, конечно же, от счастья.

* * *

Ночью ей снился сон, страшный, цепкий, не отпускающий. Мама часто говорила, что от бабушки Анне достался особый дар – обостренное восприятие окружающего мира, взгляд, способный примечать вокруг все многообразие счастья и одновременно любую боль окружающих, и сердце, умеющее удерживать все это внутри, радоваться и сострадать.

В ту первую ночь в Армении Анна почувствовала слишком много подобного – и красоты и боли, – что уже не покинет ее никогда. Ей снился зимний день более чем двадцатилетней давности, день, когда жизнь и смерть поменялись местами.

* * *

Сегодня особенный день. Мариам ждала его почти шестьдесят лет, и только сейчас (на дворе 1988 год, подумать только!) она сможет осуществить мечту. Даже не мечту! Нет, мечта – это что-то из разряда личного, эгоистичного, необходимого именно тебе. Сегодня же свершится одно из ее предназначений как женщины. Так уж завелось в их роду, что много поколений подряд в день рождения ребенка старшая в семье женщина лепила для младенца глиняную игрушку. После свершения особых молитв фигурка считалась оберегом: люди верили, что он защищал человека с самого детства и до глубокой старости.

Говорят, очень давно именно такая фигурка, таящая в себе покровительство предков, спасла бабушку от горного селя, слизавшего со склона половину деревни, а деда Авата – уберегла от пуль в ту самую страшную войну.

– Уж я-то сделаю все как надо, – думала про себя Мариам, – и вложу в оберег все свое тепло, мудрость и любовь.

Рано утром ей сообщили о рождении внучки. Это был один из самых счастливых звонков в ее жизни. Окрыленная, Мариам уже собиралась в дорогу – туда, где ждет дочь, которая теперь тоже стала матерью, туда, где совершилось маленькое чудо и новая душа сошла в этот мир. В слезах счастья и благодарности, Мариам опустилась на колени и склонилась в молитве.

Она просила о здоровье – таком, чтобы до глубокой старости ноги внучки с легкостью поднимали ее на любые вершины, а глаза могли разглядеть оттуда каждое дерево и каждого человека внизу. Она просила о мудрости – такой, чтобы уметь радоваться солнцу, стоя на заснеженной горе, и сохранять внутри себя тепло и счастье, несмотря ни на какие ветра. А еще – молила о том, чтобы, спустившись с гор, внучка всегда возвращалась туда, где ее любят и ждут.

Выйдя из дома, Мариам направилась в гончарную мастерскую. С собой она прихватила лишь собственный оберег, который когда-то слепила для нее прабабушка, – глиняную сову, нахохлившуюся, с большим забавным клювом и выразительными, немного разными по размеру глазами. Женщина всегда удивлялась, как полуслепая прабабушка умудрилась создать столь красивый шедевр, и была благодарна ей до дрожи.

Мариам вошла в мастерскую. Внутри никого не было, кроме старого седого мастера с огромными, как у великана, руками. Глазурь, грязь и глина уже давно безвозвратно впитались в кожу на этих руках, отчего кисти еще сильнее казались принадлежащими какому-то горному великану, сторожу у входа в запретную мифическую страну.

Техника лепки была заранее отточена на многих черновых поделках. Мариам достала листок с наброском оберега – голубь, устремленный ввысь.

– Внучка родилась-таки? – услышала она грубый голос мастера за спиной. – Поздравляю! Ну что ж, не буду мешать, ты знаешь, что делать, следуй своей традиции. Я рад, что ты наконец стала счастливой.

Мужчина удалился. Мариам еще несколько раз посмотрела на черновик и приступила к подготовке глины. Впереди ее ждало много часов работы: лепка, сушка, обжиг… От предвкушения того, что вскоре бездушный глиняный комок превратится в живую фигурку, пошли мурашки по коже. Она приступила к труду.

* * *

Через пару часов заготовка появилась на свет: сделаны общие формы и черты, проработаны крылья и голова; осталось аккуратно продавить мелкие канавки и линии для окончательной прорисовки крыльев и перев. Женщина разогнулась, слегка размяв шею, вытерев пот со лба и посмотрев на часы.

Это случилось ближе к полудню. Пол вдруг резко ушел из-под ног, от внезапной качки Мариам дернула инструментом так, что от голубя отлетело крыло. Здание начало трясти, светильники на потолке зашатались, как детские качели. Пол будто стал жидким, бежать по нему – словно идти по воде. Невозможно. Здание мастерской превратилось в бесконечную комнату страха, которая сжималась и проваливалась сама в себя. Курящий на улице мастер увидел, как окна верхних этажей искривились и стали похожи на огромные открытые в ужасе глаза, из которых сыпали слезы разбитого стекла; вход, сдавленный по диагонали, напоминал рот, искаженный немым испугом. Через тридцать секунд здание перестало существовать.

Придавленная Мариам не сумела выбраться наружу. Зажатая со всех сторон смертью и обездвиженная, она не смогла сделать ничего, кроме как достать левой рукой совенка, что сопровождал ее всю жизнь, а в правой зажать однокрылого голубя из мягкой, еще влажной глины. Местные жители хорошо знают, что такое землетрясение, и потому Мариам поняла все сразу и почему-то легко приняла свою участь. Последнее чувство, что появилось в ее голове, было благодарностью – хотя бы за то, что самые любимые на свете дочь и внучка сейчас далеко, на равнине, куда никогда не доберется это зло.

Через несколько часов огромные руки гончарного мастера откопали погибшую женщину. Даже горный великан иногда не успевает вовремя прийти на помощь.

* * *

Это случилось седьмого декабря 1988 года. Одно из самых сильных землетрясений, разрушившие много городов на севере Армении. Тридцать секунд, которые унесли двадцать пять тысяч жизней.

Это случилось седьмого декабря 1988 года. В день, когда в далекой Москве маленькая Анна появилась на свет, а семья одновременно приобрела и потеряла родного человека. День, когда жизнь и смерть поменялись местами.

Проснувшись, пятнадцатилетняя девочка уже не смогла уснуть вновь. Она слышала эту историю от матери, но одно дело – знать, а другое – прочувствовать все самой. Именно в тот день она поняла, что связана с этой землей и этим народом навсегда, что любит его и хочет посвятить ему свою жизнь – его истории, его радости и боли. А еще Анна почувствовала, что любит бабушку Мариам всем сердцем, пусть никогда и не знала ее наяву. Не получив своего оберега, девушка приобрела гораздо больше – уверенность, что откуда-то сверху, выше самого Солнца, бабушка смотрит на нее, и этот ласковый взгляд уже не покинет ее никогда.