Читать книгу За стеклом - - Страница 7

– Что ж, – плохо скрывая удовлетворение, продекларировала она, – это была долгая неделя, не считаешь?

Я пожала плечами.

– Не заметила особой разницы.

– А я заметила. – Она пролистнула стопку белых, стандартных листов. Доклады, жалобы, кляузы. Всё, что местным надзирателям удалось наскрести из моей жалкой социальной жизни. – Ты знаешь, что это?

– Причина нашей сегодняшней встречи? – Предположила я.

– Причина, по которой ты всё ещё здесь. Амелия, мы многое уже обсудили, но ни разу не затронули главного. И я хочу составить собственное мнение. – Она смяла листы и бросила их в урну.

Я не шелохнулась.

– О чём вы хотите поговорить?

– Ты знаешь, какая пометка стоит в твоём личном деле? «Повышенная агрессия». За тобой наблюдают не ради компромата, а для поддержания безопасности. Никто не желает тебе зла. Конфликты в реальности лишь плод твоего внутреннего конфликта. Незажившие травмы дают о себе знать.

– Доктора считают, что я абсолютно здорова. Мне не требуется дополнительное лечение.

– Я не о физических травмах. – Перебила она. – Поговорим о том вечере. Понимаю, это сложно. Но мы должны. В противном случае последствия будут непредсказуемы.

– Разве в ваших бумагах нет нужной информации? – Как могла, я боролась с подступающей скукой. – В день прибытия меня буквально допросили.

– Я хочу услышать это от тебя.

Я натянула выше шерстяную шаль. За окном вовсю цвела весна, но я никак не могла согреться.

– Я мало что помню о том дне. Посттравматическая амнезия или типа того.

– С физической точки зрения ты абсолютно здорова. Блоки в твоём подсознании. С ними и будем работать.

Я пожала плечами. Лучше бы мой мозг достали и изучили в больнице. Участие в подобных беседах действовало на нервы. Хотелось швырнуть стаканчик с успокоительным и закричать, что я не нуждаюсь в работе. Вместо этого я промолчала. Расценив это как согласие, она попыталась меня подбодрить. Вяленькой вышла попытка.

– Давай попробуем собрать те события по кусочкам.

Я закрыла глаза и вжалась в спинку кресла. Горькая ирония, я так старательно избегала травмирующих воспоминаний, что угодила сюда, где теперь эти воспоминания неистово выкорчевывают.

– Хорошо. Давайте посмотрим, что из этого получится.

Со дня аварии прошло немало времени. Мозг неплохо постарался. Моя память выдавала события как старая, потертая дискета – нелогичными, бессвязными отрывками. Но запах забыть тяжело – кровь и жженый металл. И боль – адская, всепоглощающая. Слишком сильная, чтобы сохранить рассудок. На какой-то промежуток времени в мире не осталось ничего, кроме неё. Тогда казалось – мне не вынести этой пытки. Я и представить не могла, что пытка только началась.

В агонию то и дело врывались голоса и пронзительные звуки, раздражающие вспышки света и отрывистые толчки, вызывающие новые приступы боли. Я слышала знакомый шепот, но не могла уловить источник. А после не стало ничего.

Это напомнило мне глубокий сон, только без образов и видений. Меня затягивало в глухую, бездонную пустоту, а я отчаянно сопротивлялась. Никакой силы притяжения. Никакого тоннеля или света, о котором я так много слышала. По ту сторону не было ничего. Ни эмоций, ни чувств, ни привязанностей. Я ощущала свободу, пока вокруг медленно стягивалось кольцо тьмы.

Реальность оказалась куда мучительнее и отдалась болью во всём теле. Болела нога, ребра, рука. Но больше всего болела голова. Лекарства отчасти притупляли её, но туманили разум. Мысли разлетались, как испуганная стая птиц.

Пальцы легонько сжали. Я попыталась повернуться.

– Нет-нет, не двигайся. Врачи говорят, тебе нужен абсолютный покой.

– Мама? – Сейчас я рассчитывала на интуицию, нежели на органы восприятия.

– Да, милая. Я здесь. Тебя что-то беспокоит, позвать врача? – Мама засуетилась.

Меня, действительно, кое-что беспокоило. Но вряд ли с этим справится врач.

– Ч-что случилось? Мы ехали по шоссе, возвращались домой. – В голове шипел белый шум, и я сдалась. – Я совсем ничего не помню.

– Вы попали в аварию. Машина не справилась с управлением на размытой дороге.

Мама только что всхлипнула? Мама никогда не плакала. Случилось нечто ужасное, это дошло и до моего воспаленного сознания.

– Мам, где папа? Он здесь, в соседней палате?

Слишком долгая пауза. Я забыла о капельнице и переломах.

– Мам? – Невзирая на капкан из трубок, я развернулась. Плевать я хотела на боль. Мне нужно знать правду.

– Амелия, пожалуйста, не нужно так крутиться. Иначе мне придется вызвать медсестру.

– Папа здесь?

– Нет, папы здесь нет.

Мама плакала. Опухшие, красные глаза резко выделялись на стянутой, посеревшей коже. Осунувшаяся, растрепанная, в мешковатом свитере, без макияжа она меньше всего напоминала всегда собранную и элегантную Эллен Скотт. Я видела её слезы лишь раз, когда не стало бабушки. И с тех пор чётко усвоила – не существует вещей, из-за которых стоит проливать слёзы. Разве что речь не заходит о том, чего больше нет.

В детстве я не раз собирала карточные домики. Множество раз они разваливались. Оказывается, жизнь рушится так же просто.

Воспоминания посыпались, как осколки битого стекла.

Прошло немало времени, прежде чем Коди смог говорить и передвигаться без сторонней помощи. Половина гостей рассеялась, а вторая половина разделилась на группы, чтобы увеличить радиус поиска. Я помнила влажную, зыбкую землю и накрапывающий дождь. Помнила несколько падений, ободранные колени и испачканную одежду. Никогда не забуду крик Карин – жгучая смесь ужаса и облегчения.

Кейти неподвижно лежала у основания валунов. Косые капли гнали по серому камню алые ручьи. Я чувствовала, как по пищеводу поднимается ужин. И слышала, как со свистом втягивает воздух стоящая позади меня девушка. Кейти ещё дышала. Тяжело, прерывисто, но дышала. Мы вызвали службу спасения и расселись вокруг неровным полукругом. Начался обратный отсчет.

Под конвоем полицейских нас доставили в приемный покой местной больницы, предварительно завалив бесчисленным количеством вопросов. Я слушала их вполуха и отвечала невпопад, глядя на то, как мертвенно бледную Кейти укладывают на носилки. Из полсотни гостей остались считанные единицы.

В приемном покое нас уже ждали. Полиция сообщила об инциденте родителям, и в тесном коридоре столпилась добрая половина улицы. К своему облегчению среди прочих я не увидела лица матери. Но к ужасу, обнаружила лицо отца. Он стоял чуть в отдалении и выглядел… недовольным, разочарованным? Не знаю, может всё вместе. На нем были рабочие брюки и мятая, домашняя футболка. Вероятно, одевался впопыхах. Звонок сержанта застал его врасплох.

Грязные и продрогшие, мы выстроились в одну шеренгу. По одному нас вызывали в процедурный кабинет. Зачем? Кажется, в крови Кейти обнаружился наркотик. Он и стал причиной приступа. А после ей просто не повезло. Падая, она сильно ударилась головой о камни. Вряд ли Коди успел бы хоть что-то сделать.

В кабинет врача я зашла не одна. Всё это время Уэс следовал за мной по пятам, не выпуская рук и не сводя пристального взгляда. Доктор был не слишком сговорчив. Задал несколько беглых вопросов о моем самочувствии, взял кровь на анализ и велел приезжать, если вдруг почувствую себя хуже. Ни одного лишнего слова. На все манипуляции не больше десяти минут. Но я уже едва стояла на ногах. Слишком долгий день. Хотелось поскорее оказаться дома. Принять горячий душ и забраться под одеяло. Но перед этим предстояло выдержать суд отца.

Он стоял у стойки медсестры и как раз заканчивал заполнять документы. В качестве приветствия папа протянул другу руку.

– Уэсли, кажется? Тебя подвезти?

После того, как место праздника за черно-желтой лентой превратилось в место потенциального преступления, я не могла оставить Уэса в одиночестве. Беспокойство победило неловкость. Я ухватила его за края тенниски.

– Конечно, пап. Он сегодня без машины. Мы подбросим его.

Отец бросил на нас многозначительный взгляд, но ничего не сказал.

– Спасибо, сэр. Это было бы кстати.

Обвив мои плечи, папа уверенно зашагал вперёд, открывая двери свободной рукой. Друг превратился в тень и бесшумно следовал за нами до машины. И так же бесшумно проскользнул на заднее сиденье. Я устроилась впереди и сжала виски. Шумиха понемногу улеглась, и я чувствовала себя разбитой.

– Пристегнись. – Почти в унисон донеслось с двух сторон. Вновь повисла неловкая тишина.

– Без паники. Свои тридцать три несчастья за сегодня я уже собрала. – Защелкивая ремень, я потянулась к печке. Выкрутила её на максимум. – Лучше расскажите мне, что с Кейти? Она жива? Была жива, пока её грузили в машину.

Отец кивнул.

– С Кейти все будет в порядке. Рана на голове не глубокая, сотрясения нет. Какое-то время ей придётся побыть под наблюдением. Но в целом, ваша подруга настоящая счастливица. Если это уместно в данных обстоятельствах.

Я закрыла глаза. С сердца упал тяжёлый камень.

– Теперь хоть смогу спать этой ночью.

Я чувствовала, как нарастает недовольство отца. В отличие от мамы, его было практически невозможно вывести из себя. И теперь причина его злости во мне. Это пробивало зияющую брешь в моей уверенности, вытаскивая на поверхность стыд и чувство вины. Так ли нужен был мне этот побег?

Остаток пути я всеми силами старалась поддерживать атмосферу непринужденности. Перебирала аудиодорожки, болтала с Уэсом, прекрасно чувствуя собственную фальшь. Папа смотрел прямо перед собой, крепко обхватив руль обеими руками. На первый взгляд он был абсолютно спокоен. Его выдавала гримаса. Подрагивающие, плотно сжатые губы и межбровная складка. Она появлялась в моменты особенных сильных эмоций.

Вскоре за Уэсом захлопнулась дверь, и я помахала ему на прощание. Мелькнула мысль притвориться спящей, но я сразу отбросила её в сторону. Слишком глупо. Вместо это я сама сделала шаг к совей казни.

– Давай, пап. Выкладывай.

– Что?

– Как, что? Разве ты не хочешь сказать, что разочарован? Что не ожидал такого от меня?

– Ты и сама все понимаешь. – Папа отклонился назад.

– Я понимаю, что ты недоволен. Но знаешь, я не жалею. Вы с мамой первыми проявили недоверие. Я пыталась объяснить, но…

– Видимо, не понимаешь. Я не зол. Я расстроен. Мы всегда старались разговаривать, спокойно решать любые вопросы. Мы так хорошо понимали друг друга, но что произошло в этот раз? Я совсем не узнаю тебя, дочка. Манипулируешь, врешь, потом сбегаешь. И все ради чего? Одной, несчастной попойки в лесу?

Теперь уже мои губы изогнулись в горькой улыбке. Они так ничего и не поняли.

– Это был день рождения. Моей лучшей подруги. Её последний день рождения с нами. И он очень много значил для меня. То, что произошло сегодня – роковая случайность. Всего лишь стечение обстоятельств. Но все закончилось относительно благополучно.

– Как ты думаешь, что я почувствовал, когда среди ночи мне позвонил полицейский? Знаешь, они предпочитают не вдаваться в подробности. А когда увидел пустую комнату и открытое окно и убедился, что это не ошибка? Я ехал в больницу, даже не зная, что произошло.

Я не нашлась, что ответить. Как я могла предположить, что почувствует отец, если в самых худших мыслях не планировала оказаться в компании санитаров и полиции? Отец огорченно ударил по рулю руками.

– Очевидно, мама была права. Зря я вообще ввязался в спор с ней.

– В чем она была права?

– Мой кредит доверия к тебе слегка преувеличен. Пока ты до конца не осознаешь возможные последствия своих решений.

Я опешила, словно получила оплеуху. Открыла и закрыла рот. Всё было зря. Вся моя жизнь, все жалкие попытки соответствовать представлениям родителей перечеркнула одна несчастная нелепость. Ради чего, в таком случае, это было? Мои собственные родители считают меня никем. Злость и обида затопили меня, но я обрушила их не на того человека.

– Знаешь, будь у меня выбор, я поступила бы точно так же.

Папа отвлекся. Каждый из нас думал в это время о своем.

– Что ты имеешь ввиду?

– Обернись время вспять, я все равно сбежала бы на эту вечеринку. А знаешь, почему? Я всегда должна была слушать вас. Делать, думать и говорить так, как вам бы этого хотелось. Я не взрослый, самостоятельный человек, я подопытный кролик для ваших воспитательных экспериментов. Я впервые сделала то, чего хотела сама и не жалею об этом.

Складка разгладилась. Широко распахнутыми глазами папа смотрел на меня.

– Мы могли бы договориться и об этом. Возможно, в некоторых моментах мы были неправы, но это не повод сбегать и заставлять нас нервничать. Подобное не решается путем подростковых мятежей. Так я свою дочь не воспитывал.

Я отвернулась, чтобы не расплакаться. Нельзя показывать свою уязвимость. А лучше всего она маскируется наглостью и ложью. Этому научила меня старшая школа.

– Что ж. В таком случае, жаль, что я твоя дочь.

Следующие десять секунд слились в одно непреодолимо долгое мгновение. С пронзительным скрипом на дорогу вылетела встречная машина и неожиданно вильнула в нашу сторону. Фары осветили салон. Как раз в тот момент, когда отец чуть вывернул руль и ударил по тормозам. Я успела закрыть лицо руками. И пришла в себя уже в больнице.

– Очень хорошо, Амелия. Ты делаешь огромные успехи. А теперь давай ответим на главный вопрос. Что произошло той ночью?

Я подняла голову. Все это время я сидела, съёжившись, и шея затекла.

– Моего отца больше нет. И это моя вина.