Читать книгу Дочь капитана - - Страница 4

Вот так, ломая голову, куда меня деть, мои родители, сидели, обнявшись тихим июльским вечером на крылечке своей съемной квартиры. Мимо шла бедно одетая старушка и плакала, не тая своих слез. Отец остановил ее и спросил:

– Женщина, почему вы плачете?

Возраста она была примерно семидесяти лет, одета в длинную темную ситцевую юбку, такую же блузку и неопределенного цвета платок. Ноги были абсолютно босые и утопали в рассыпчатой, как мука, дорожной пыли. Старушка остановилась, вытерла скомканным носовым платком слезы и прошептала почти беззубым шепелявым ртом:

– Пан, выгнали меня из дома хозяева, -и заплакала с большей силой.

Отец приобнял несчастную женщину и подвел к крыльцу дома, на котором они сидели и думали, куда бы пристроить меня, их дочь, родившуюся две недели назад.

– Ну, идемте, расскажете нам все по порядку, – и усадил старушку рядом с собой на теплое деревянное крыльцо. Она оказалась посередине родителей.

Старушка поведала им свою историю. Звали ее Ганьтя. Родом она была из соседнего села. Родственников после войны у нее не осталось. Люди, у которых она работала помощницей по хозяйству последние годы, прогнали ее, потому что она стала старой: часто болела, ноги распухли и плохо двигались.

Отец спросил ее: а не осталась бы она у них няней для меня? А если родители стали бы уезжать к новому месту службы, то порекомендовали бы ее таким же хорошим людям, какими они сами были. На такое предложение баба Ганьтя согласилась незамедлительно. Идти ей все равно было некуда. Так у меня появилась няня.

Разглядывая фото той далекой поры, можно увидеть, что своим здоровьем она не интересовалась – у нее практически не было зубов. Отекшие, плохо ходящие ноги, она переставляла с трудом.

Надо сказать, что, несмотря на это, баба Ганьтя была большой труженицей. Она не только нянчила меня, но так же готовила еду для всей семьи, стирала белье. Очень любила чистить папины военные сапоги. Папа смущался от такой заботы о себе и не разрешал ей этого делать. На что баба Ганьтя говорила:

– Пан, вы мене як сынку. Дозволяйте мене их чистити. Я дюже люблю запах той ваксы. Вона мне сынку моего напоминает.

После этих слов отец разрешил ей чистить сапоги и дальше. Родители предлагали ей деньги, но она их не брала и только отмахивалась:

– Зачем мне те гроши? На кой ляд? Усе у мене есть, живу як царица. А если помру, то вы меня и похороните.

И по неписаному закону, сложившемуся с первого дня ее пребывания в нашей семье, баба Ганьтя восседала за столом на самом почетном месте – рядом с папой.

Единственным ее недостатком было то, что баба Ганьтя не носила трусов. Никаких. Откуда у нее появилась такая привычка, никто не знал. Но зато она всегда носила длинную ситцевую юбку, которая ей их с лихвой заменяла.

Еще одним из достоинств этой юбки было то, что пространство между ног бабы Ганьти на полу занимала я. Это был своеобразный манеж: она запускала меня туда и так, вместе с ней, вернее, между ее ног, я передвигалась по кухне. А в это время баба Ганьтя могла варить борщ, лепить вареники, стоять у плиты.

Так что первые мои познания об «устройстве» человека я получила, находясь под юбкой бабы Ганьти. Несмотря на это, от бабы Ганьти веяло нескончаемым добром, лаской, желанием сделать нашу жизнь сытой, счастливой. Помню только ее ласковые шершавые руки то гладящие меня по голове, то укачивающие на своей груди. Ее, поющую бесконечные колыбельные песни своим беззубым ртом. Меня окутывало море добра и какого-то света моей дорогой бабы Ганьти.

До полутора моих лет родители прожили душа в душу с бабой Гантей. Но, вскоре отца послали на переподготовку в г. Владимир, и мы вынуждены были переехать. Это было время «хрущевских» преобразований в армии и на флоте, когда на металлолом резали самолеты и корабли. Баба Ганьтя неутешно плакала, расставаясь со всеми нами. Как и обещал ей отец, она перешла в семью таких же военных и тоже няней. Царствие тебе небесное, милая моя, сердечная бабушка Ганьтя.