Читать книгу В сети времени - - Страница 3

Октябрь брызгал серым небом в новые пластиковые окна. За оградой стройки мотались на ветру скелеты деревьев. В глубине здания глухо стучал перфоратор. Объект планомерно приближался к сдаче. Оставались отделочные работы, но сегодняшнее ненастье не позволяло работать на лесах.

Фасадчики предавались праздности, собравшись побригадно, или занимались уборкой-стиркой. После обеда наши разбрелись по этажу, и в комнате остались лишь я, Лёха и Витёк. Из телевизора неслась двадцатка MTV, но заезженные композиции не цепляли.

Лёжа на втором ярусе металлической кровати, я пытался читать Андреева. Текст давался с трудом.

– Миха, – прервал мои читательские потуги товарищ, – помнишь дом в Ханаево на Ртищевской? Ну, заброшенный.

– Помню. Чего ты о нём?

– Да в прошлом году прятался там от дождя. Продрог до костей. А сейчас хорошо! – пружина внизу заскрипела, видимо, Лёха потянулся, – Его Серёга Хмырь купил, около недели назад.

Мы работали в Москве уже месяц и о событиях дома узнавали из телефонных разговоров. Как правило, новости у всех были о домашних делах. Мать Лёхи работала почтальоном, поэтому знала о жизни посёлка чуть больше. Поучается, что через Лёху знали и мы.

– Так Хмырь в Бекове же работал! – удивился я, – Что это вдруг решил переехать?

– Пёс его знает. Но то, что дом купил – однозначно. Тёща его говорила.

Больше об этом не разговаривали, но я решительно настроился по возвращении домой пообщаться с Серёгой Лариным. В юности меня особо интересовали необъяснимые ситуации и события, связанные чем-либо непознанным. Один из случаев относился к дому в посёлке Ханаево на пересечении Ртищевской и Зелёной улиц.

Умерла в нём старая одинокая женщина. Казалось бы, что в этом странного? Ежедневно кто-нибудь умирает, да и одиноких людей немало. Верно, вот только не все трупы, пролежав десять дней в майской жаре без внимания, остаются не тронутыми разложением.

– Словно молодая, – рассказывал отец моей бабушке, – Даже морщины разгладились. И совершенно никакого запаха.

Отчего-то эти слова запомнились мне, девятилетнему пацану. А впоследствии много раз новости о доме доходили до меня. Ханаево от Беково отделяют пятьдесят километров, поэтому сообщения сдабривались надуманными подробностями, но небылицы легко отделялись от не менее интригующей реальности.

– Отопление монтировали у Сомовых (очередных хозяев дома), – делился сосед в девяносто четвёртом, – Дядь Петя ключ разводной искал полдня. Говорит, весь инструмент у него в сарае. Знаешь, где нашёл? В спальне. Вот тебе и хозяин. Ей богу, домовой. Он и нам не давал работать. Костылей пять погнули, словно в бетон забивали.

– Съехали Сомовы, каким-то москвичам дом продали, – продолжала через два года одногруппница по училищу, – По ночам толи крысы, толи слоны по чердаку гуляли. Да и скрип какой-то был даже в тихую погоду среди дня.

– С ума сойти.

– Вот, чтобы не сойти, москвичи и съехали, – это уже в девяносто седьмом, – Сектанты там живут. По ночам свечи во всех окнах. Ребятишек в садик не водят.

– А я ночью гулял рядом, – в девяносто девятом, – слышал, как вздыхает кто-то. Врать не буду, но практически уверен, что это сам дом.

Так из года в год дом в Ханаево рассказывал мне о себе. Не то, чтобы я специально расспрашивал о нём. Нет. Из бесед со знакомыми вычленялись сведения и складывались в папку, находящуюся «под рукой».

Дом выходил из рассказов живым. Причём люди, живущие в нём, были менее деятельны, чем само строение. Дом разговаривал, шутил, но чаще пугал и вредил. Он умел притворяться и затихать, а в конце мая впадал в такой раж, что святых выноси. Дом противился и не принимал новых людей, оттого-то они часто и менялись.

Упустить случай самому засвидетельствовать странности я не мог. Вернувшись из Москвы, тут же созвонился с Сергеем Лариным и напросился в гости.

Серёга славный малый: невысокий, коренастый с непослушными кучерявыми волосами над скуластым лицом. Глаза буравчиками смотрят на собеседника из-под надвинутых густых чёрных бровей, оттого и Хмырь. Он добродушен и неразговорчив.

Меня всегда привлекали люди со странностями. Главным Серёгиным «тараканом» была техника. Чтобы Ларин спокойно прошёл мимо какой-нибудь железки! Такого не припомнит никто. Обязательно придумает ей назначение и тщательно приладит мастеровыми здоровенными руками.

Серёга словно мальчишеское увлечение машинками впихнул в себя и нёс на протяжении жизни. Бог механики поцеловал этого парня, так что, если вам потребуется квалифицированная техническая помощь в окрестностях Ханаева, не ищите никого – сразу отправляйтесь к Сергею Ларину на угол Ртищевской и Зелёной.

Срубовой дом с причудливыми наличниками за оградой из штакетника и в окружении побеленных инеем яблонь встретил меня декабрьским утром металлическим звоном из глубины двора. Серёга, конечно же, был в мастерской, пытал на наковальне очередную железку. Полукувалда заглушала ударами горланящий радиоприёмник. Кричать что-то «молотобойцу» было бессмысленно. Я пристроился у двери на ящике.

Всё верно, наблюдать за работой других приятно, а если работник увлечён, то и интересно. Как игрушка, молоток в руке Серёги. «Раз. Два-два». Ловко и метко. Железка приобретает необходимую форму. Мастер весь в процессе, и отвлечь его – непоправимо разрушить сакральное таинство творчества. Поддавшись уютной неге, я прищурился, и за ресницами уже не Хмырь, а сам Сварог со всей соответствующей атрибутикой.

«Остановись мгновенье! Ты прекрасно!..» Но… Звон оборвался, и Сварог повернулся ко мне.

– Заскучал, меня ожидаючи, – сухой бас прозвучал, словно ковка продолжалась внутри мастера.

Мы пожали руки, и Серёга традиционно похлопал меня по плечу «Всё хорошо, брат».

– Сейчас тягу попробую, и в дом пойдём. Я не завтракал ещё, а уж время к обеду.

Он вернулся к делу. Вот во всём он такой цельный. Я оглядывал мастерскую и находил в ней точную копию той, что была у Серёги в Бекове. Толи по случайному совпадению или хозяин намеренно повторил – даже окна помещения были там же.

«Верно. Такая обстановка ему удобнее», – улыбнулся я предположению. Улыбка не осталась незамеченной.

– Что? Удивляешься? Я сам в шоке был, когда увидел. Мы же с тобой в Бекове строили с нуля и под меня. Сюда захожу, как литая мастерская. Ну, да пошли в дом. Светка что-нибудь оставила нам перекусить.

Пять лет назад мы весело погуляли на его свадьбе. Сейчас у Лариных росла дочка, которую я увидел лишь вечером. Да, вот такой я армейский товарищ.

Внутри дом оказался даже просторнее, чем виделся снаружи: высокие потолки, четыре больших светлых комнаты, свободная кухня-столовая. Даже прихожая, обычно самое тесное помещение, могла легко вместить десятка полтора человек.

Время приближалось к полудню, и мы решили не скромничать со столом. За едой я развёл Серёгу на рассказ о доме. Осторожно, словно открывая тайну, начал Ларин рассказ. При первых словах по комнате пролетел ветерок, словно приоткрыли дверь в весну. Но тут же всё стихло, и в густой тишине звучал лишь бас хозяина.

– По первости странное случалось. Я ведь один вначале приехал. Дом нужно было подготовить. Света с Алёнкой в Бекове остались. Но странности мелкие, как с мастерской. Так что рассказывать особо нечего. Дом построен ещё до войны – то скрипнет где, то заклинит что-нибудь. Старичок. Но скажу тебе, умели тогда строить. Я завалинку вскрыл. Хоть бы пятнышко гнильцы. Молодец хозяин, золотые руки.

– И больше ничего необычного?!

Сергей осмотрелся, и мне показалось, что голос его стал тише.

– Не пускал он меня. Ты же знаешь, я в чертовщину не верю. Но как на духу, не пускал. С замком ковырялся час примерно. А когда вошёл, словно столкнулся с кем. Назад отлетел и головой о косяк приложился.

Он вновь огляделся. В доме царила тишина. Ни шороха, лишь стойкое ощущение присутствия третьего.

– Люди говорят…

– Ерунду, – перебил Сергей, – Люди мелют от безделья что ни попадя. Пустое. Давай заканчивать с обедом. Дело стоит.

– Может, помочь что? – предложил я в дверях.

– Помог барин батраку поле пахать, – он закрыл дом и вернулся в мастерскую.

– А дальше?

– Канаву вырыл. Хочешь помочь – не мешай.

Что же, я решил тем временем сходить за сигаретами. Солнце, освободившись от облаков, заливало заснеженную землю, заставляя нередко закрывать глаза. Машин на улице не было, и я шёл, погрузившись в сумрачное состояние, навеянное атмосферой в доме Ларина.

Всех и странностей, что Серёга с прохладцей отнёсся к встрече. Да объяснялась она просто банальной психологией: мужские отношения становятся близкими лишь в общем деле. Мы предыдущий раз общались год назад, так что удивляться здесь нечему. Свои у него заботы и я к ним никак не привязан, вот и показалась холодность.

В магазине была небольшая очередь, позволявшая осмотреться. Хотя и выбор не богатый, но пришло на ум купить что-нибудь к ужину – всё же год не виделись и с дружбаном, и с его семьёй. Покупательница у кассы затаривалась по полной и оживлённо общалась с продавщицей.

– …Говорю ему: Дом у нас, чай, не семёновский. Тот стоит, как заговорённый, хоть бы что. Наш-то в хозяине нуждается. А он мне: молчи, баба. На ремонт деньги нужны. Вот ещё на пару вахт смотаюсь, а там, глядишь, и примусь.

– И не говори, Валька. Хорош семёновский, да только, жутковато. Посчитай лет пять без хозяина простоял, темнеть начал, а как новые въехали – зараз покрасившел, словно и не сто лет в обед. Я ж супротив живу. Сколько, говоришь, сахару?

– Два кило. Мой сладкий пьёт. Хорошие хоть соседи?

– Ладные. Светка в дедсаду воспитательницей. Дочка у них. А мужик её всё мастерит чегой-то. Каждый день пилит, стучит. Приветливые. Триста сорок четыре с тебя, Тамарка. Не задерживай мне очередь.

Вновь дом напомнил о себе. Ай, да Серёга! Ведь и в правду, дом до него сирый стоял, а сейчас даже снег не мог скрыть неестественную свежесть стен и убранства. Вернувшись из магазина, я задержался у крыльца и внимательно рассмотрел стены. Краска, естественно, не свежая, но и без обязательной для времени чешуи и блёклости. Словно красили дом этим летом. Вот только Ларины купили его в октябре, а до них бесхозным стоял.

В мастерской тараторил движок. Серёга, опершись на верстак, внимательно слушал смену тактов и гладил взглядом причудливую конструкцию.

– Хорош? – спросил он, заметив меня.

– Это что?

– Снегоочиститель, – довольным голосом произнёс Ларин.

– И всё же, Сергей, почему Ханаево? Почему этот дом? В Беково же всё ровно было: дом, семья, работа.

– Видишь ли, Михаил, позвал он меня, – Ларин заглушил двигатель.

– Кто?!

– Приезжал я в августе в «Подворье», панели для отделки приглядеть. Иду по Зелёной, и словно магнитом притянуло. Смотрю, калитка открыта. Зашёл. Из листвы молнией объявление о продаже. Смотрю: бурьян всюду. Так зажалило в груди, что небо вдребезги. И голос в голове, как колокол: «Вернись!» До сентября с этим «вернись» и с домом в мыслях. Есть-спать не мог. С матерью поговорил, решил купить – и цена приемлемая оказалась, и продали с радостью. Вот так и живём.

– И то, что люди его странным считают, не смутило?

– Говорю, пустое это. Ничего странного. Дом, как дом. Добротный, уютный. И мои в нём легко обжились.

– Ничего не пропадало? Никто по ночам за окном и по крыше не ходит?

– Наоборот, такое ощущение, что помогает кто. Ты вот дома сразу отыщешь редко нужную вещь?

– Конечно, не сразу.

– Многие рассеяны. А здесь вещь сама в руки идёт, именно та, которая нужна. Книгу что ли задумал, изводишь меня вопросами?

– На пустом месте не станут люди байки сочинять. Есть, значит, что-то.

– Станут. Ты вон до сих пор в пьянчугах ходишь у этих людей правдивых, – он улыбнулся и посмотрел на часы, – Заболтались мы. Свету встречать пора. Пошли ужин готовить.

Вечер пошёл в рассказах о собственном житье-бытье. Сергей расспрашивал о работе в Москве. Света справлялась о моей холостяцкой жизни, изредка упоминая о незамужней воспитательнице в их детском саду. Уютная беседа старых друзей. Лишь Алёнку не интересовал дядя. За год она подросла и, конечно же, отвыкла. В начале девятого девочка начала позёвывать, и Света принялась готовить дочь ко сну. Мы с Сергеем вышли покурить.

Тишина безветренной зимней ночи, лёгкий снегопад в свете фонарей завораживали. Многое хотелось спросить, но внезапное желание насладиться декабрём оказалось сильнее. Снежинки падали на ветку яблони и, не удержавшись, слетали на дорожку.

– К утру хорошо насыплет.

– Вот и проверим снегоочиститель.

С тем вернулись в дом. Света приготовила гостю постель на диване в гостиной, и вскоре, погрузившись в неё, я слушал ночную тишину.

Люди большие выдумщики. Не напившись сказкой в детстве, они ищут её в обыденности. Любая странность, на поверку оказывающаяся объяснимой банальностью, прибирается ими и облачается в красочные подробности, не имеющие к реальности никакого отношения.

Тишина убаюкивала, но сон не шёл. Захотелось ещё раз посмотреть на декабрь. Стараясь не шуметь, я оделся и вышел из дома.

За дверью меня встретил свет занимавшегося дня. Ветерок не вызывал озноба, лишь дарил ласковую прохладу и, срывая лепестки цветущей яблони расстилал предо мной нежно розовый ковёр. Как ни странно, метаморфоза не удивила.

Я отчётливо слышал запахи садов и голоса. На противоположной стороне улицы строили большой дом. Мужики топорами и пилами вели дело споро, без суеты, перебрасываясь шутками и просьбами. Исполненный любопытства я приблизился к стройке и остановился на небольшом удалении, позволяющем не только слышать, но и отчётливо видеть работников.

– Эй, в горнице! – летел с крыши гулкий, как лист железа, голос, – Матвей, слышь что ль? Подай топор.

– Держи, – прозвенел сухощавый парень, выходя из сруба. Он всадил топор в лежащий рядом горбыль, и подал на решетник будущей кровли, – Не зевай, Семён, а то зашибёшь.

– Кувырк тебя поперёк! – донёсся из-за дома голос, а затем оттуда вышел титаноподобный мужик с окладистой бородой и повязанными тесёмкой рыжими волосами.

– Чего, Петя? – выглянул из окна миниатюрный на фоне Пети мужичок, в котором я узнал Сергея.

– Жердь сломал, – склонив понуро голову, ответил здоровяк.

– Это ты могёшь! – улыбнулся двойник Ларина.

Знал я, что это не мой армейский дружок, как знал, что за дом строили и почему декабрь сменился весной. Знание позволяло не удивляться и воспринимать происходящее объективно.

– Как же теперьча, Поликарп?

– Придётся повременить с крыльцом. Отправимся мы с тобой, мил дружок, до вечеру за новой.

Даже голос у Поликарпа похож на Серёгин: те же сухие нотки в глухом, как бочка, басе. Он заметил меня, и вышел из дома.

– Чего ротозейничаешь? Не тракцион какой. Ступай, куды шёл.

– Чего ты, Поликарп, на человека взъелся? Али за погляд денег просишь?

Мужики рассмеялись.

– Он, Семён сглазу боитси, – Матвей сел на развалившуюся колоду и закурил, – Не серчай, добрый человек. Не со зла он.

– Ты ещё меня повыгораживай, как красну девку.

– Может, помочь чего? – спохватился я.

– Помог барин батраку, – махнул Поликарп и подошёл к Матвею, – Дай-ка табачку.

– Ты прям Святой Ковчег рубишь. Ни глазу со стороны, ни слова.

– Как же не Ковчег? Посчитай для всего рода, на века. Помру, Силка в нём станет хозяином, а за нём внук. Так скрозь века род семеновский в этих стенах на родной земле. Как иначе?

– Не поспоришь.

– Хотелось? – Поликарп играючи толкнул дружка плечом, и они засмеялись.

– Чего ржёте? – подошёл Семён.

– Да хозяин боится, что калика его дом глазом выпьет, – кивнул в мою сторону Матвей.

– А чё. Верно. Неча зря глазеть. Дом силу должен набирать. Поди, поди, мил человек.

– Миха! – услышал я со спины голос бековского дружка, но, обернувшись, увидел вместо Лёхи пьяного пастуха с кнутом на плече, горланящего песню:

…Лихо кони понесли

Прямо в топь боло-отную.

Ты-ы, попробуй-ка, рискни

Стать теперь свобо-одным…

И вечер накрыл крылом село Ханаево. Осенний ветер смахнул тепло. Мужчин возле дома не стало. У ворот на лавочке в кусту сирени молча и, словно не дыша, сидела старушка. Ветер не касался её, не трогал и куст. Мир возле неё замер. Время, достаточно потрепавшее, тоже, оставило старого человека.

– Здравствуй, бабушка.

Ничего не ответила старушка. Посмотрела на меня пронзительным взглядом, и, не увидев, кого ждала, вернулась в прежнюю позу. Единственно, чего захотелось сделать, оставить её в ожидании.

Я вернулся в дом, где спокойно посапывала семья Лариных. Сон захватил меня, лишь голова коснулась подушки. Я не слышал, как собирались Света и Алёнка в детский сад, и проснулся далеко за рассветом.

Сергей внёс в дом охапку дров для печки и декабрьский холод.

– Проснулся? Я уж думал, без тебя дорожки чистить, – улыбался он, – Чай, кофе?

Я выбрал кофе, и кратко рассказал ночные видения.

– Очень интересно, – Сергей отставил чашку, – Ты знаешь, ведь у меня прапрадед Поликарп, а прадед Сила. То, что дом принадлежал Семёновым, думал совпадение. Но такое!..

Тишина зазвучала нежным, еле слышным перезвоном. Далёкая музыка касалась скорее души, а не слуха.

– В нашей семье не принято вспоминать на людях о Поликарпе и Силе. Поликарпа сослали, как кулака, вместе с семьёй. Сила бежал, и воевал в антоновцах. Понимаешь меня? Прабабка после вернулась, но осела в Беково и взяла фамилию второго мужа, оттого и Ларины.

Комнату переполняло волшебное сияние. Если может быть уют бесконечным, то в эти минуты он был именно таким. И как бы мне не хотелось в нём раствориться, но он был счастьем семьи Сергея Ларина. Он создавался для них. И никому иному эту благодать не получить. Дом предков построен непосредственно для продолжателей рода.