Читать книгу В сети времени - - Страница 5

Есть такие минуты, когда судьба приоткрывает окошко, и тёплый розовый ветерок проводит мягкой ладонью по твоей щеке. Неосознанно касаешься глубины и полноты жизненной мудрости. Там, за окном, нет времени, а пространство – осенние листья на ветру. Там мир подчинён желаниям и образу мыслей. Там нет категорий «плохо» и «хорошо». Там…

Впрочем, в один из июньских дней мы маялись на берегу озера, не зная чем заняться. Четверо мальчишек-сверстников, друзья по улице, «ветрогоны», как называла нас «бородатая бабка Прася» за беготню по пыльной дороге.

Третью неделю шли каникулы. Мы сделали всё, что планировали на лето в учебное время. Почему-то зимой замыслы казались грандиозными.

– Ещё осень, гляди, захватим, – переживал в январе Игорь Свидов о постройке «вороньего гнезда».

Но к середине июня и наблюдательный пункт на высоком тополе, и штабной шалаш, и секретная землянка на берегу Хопра были построены. Интерес к ним чуточку иссяк. Последнее дни мы проводили на озере, играя, ныряя и просто валяясь на песке.

– Надочёнить придумать, – протараторил Серёжка Батюшков, – Шишкин лес, какунить игру.

Мы лениво посмотрели на него. Выдумщик Серёжка отличался непоседливостью. Не мог он спокойно жить. Порой это утомляло настолько, что мы старались улизнуть. Но, где бы мы ни скрывались, Батюшков обязательно нас находил, пробегая для этого не один километр.

Серёга сидел, запрокинув лицо в небо и ковыряя указательным пальцем песок. Озеро шептало камышами о безмятежности. В глубокой синеве неба ползла невозможно маленькая точка самолёта, распуская длинный белый хвост.

– Ну, дава-ай, – зевнул Сашка.

Серёга молчал. По лицу было видно беспорядочную суету мыслей.

– Узелки! – крикнул он, вскочил, кинулся в воду, через секунду выпрыгнул из неё и подбежал к нам, – Узелки, шишкин лес.

– Чё это?

– Каждый из нас расскажет, кем хочет стать, – Серёжка схватил кед, ловко выдернул из него верёвку, заменяющую шнурок, – А чтобы закрепить желание, завяжет на этой нити судьбы узелок.

– Опять фантастики начитался, – буркнул Сашка с интонацией своего отца тракториста.

– Ладно те, всё равно делать нефиг, – я поднялся на локти, – Начинай, Серёга.

– Ну, – нерешительно начал Батюшков, – Я… Хочу…

Оказалось, что Серёжка хотел быть разным от индейца до космонавта.

– Ишь какой, все работы себе заграбастал. Выбирай одну, – заныл Игорь, но выбрать Серёжка не мог – ему хотелось попробовать всё.

Он завязал узелок и протянул верёвку Игорю.

– Поделюсь с тобой. Шишкин лес. Кого хошь, Гоша?

– В горы хочу! Красиво там.

Мы недоумённо посмотрели на друга.

– Когда это ты там был?

– По елевизору показывали. Горы. Лес. Небо тако-ое! – Игорь закатил глаза, – В горы хочу.

– Становись альпинистом, – посоветовал начитанный Серёжка. Его голос изменился, стал плавным и тихим.

– Ну тя. Баловство, – буркнул Игорь, хотя узел завязал и передал верёвку мне.

Уставился я на неё и завис на предшествующих метках. Серёжкин узел, простой и лёгкий, сидел на «Нити судьбы» маленькой точкой. Гошин – хитрый узел, надёжный. Над ним прокорпишь не один час, развязывая. В ногу мне ударил камушек.

– Ты чё, Мишка? Твоя очередь, – почему-то прошептал Саня.

– Страну нашу посмотреть хочу. Можно, шофёром. Можно, как папка, снабженцем.

Нравилось мне ездить с отцом в командировки в Чехов за Москву, чаще в Пензу, а то и в Ленинград. Жалко, брал он меня редко. Сидишь в кабине стотридцатого Зилка или Камаза, смотришь в окошко. Красиво. Хорошо.

Завязав двойной узел (чтобы обязательно сбылось), я передал верёвку Сашке.

– Смотрели «Без права на ошибку»? Здоровский, да? Вот. Хочу быть судьёй. Чтобы всё по закону было. Чтобы, – он завязал узелок, протянул «Нить судьбы» Сергею.

– И что теперь? – спросил Игорь.

– Айда, в крысы! – брызнул в него Серёжка (Верёвки у него уже не было), – Кто последний, тот и вада.

Лягушатами мы попрыгали в воду.

Детство-детство! Всё в баловстве да играх. Ничего размеренного, основательного. Беззаботное время, когда самая печаль – это пребывание в доме из-за ненастья или в наказание. Прекрасная пора, когда, выполнив задания ушедших на работу родителей, весь день предоставлен самому себе. Щедро сдобрив сахаром ломоть хлеба, летишь на крыльях свободы к друзьям-товарищам. Синяки, драные коленки, стычки с «чужими» пацанами – все эти элементы мальчишеской романтики закаляют и учат: падать и подниматься, отстаивать интересы и пространство, обрастать новыми знакомыми.

Приличная армия людей прошла мимо меня за десятилетия. Появились новые приятели, вряд ли, друзья. Дома я бывал наездами на денёк-другой, а если приезжал на неделю, то всё время проводил, помогая матери по хозяйству, изредка (вот как сейчас) выбираясь на озеро порыбачить.

Место, на котором я расположился, было давно облюбовано нами, пацанами, для купания. Но сегодня берега озера густо поросли камышом и осокой, хотя это и не мешало удочке-четырёхколенке доставать до чистой воды. Тихо на озере в июле. Ладьями застыли возле зелени утки. Разве что редкая рыба, играя в тени, нарушит спокойствие, пустив по синеве и облакам ленивые волны. Спящий поплавок покачался на одной из них, нырнул и потянул в траву спускающуюся с удочки паутинку. Я подсёк, но крючок обидно зацепился на невидимую водоросль, натянув леску. Лезть в тину не хотелось, и я стал пробовать освободить снасть рывками. На бессчётный раз, гукнув струной, крючок освободился, взмыл над водой и увлекаемый мной упал на берег. Леска безжалостно запуталась. Я присел на корточки, и тут вспомнил и детскую выдуманную игру «Узелки», и вчерашнюю встречу с Батюшковыми.

Возвращаясь с автовокзала с билетами на Пензу, я решил в жаркий день освежиться бытылочкой «Жигулёвского». Заняв дальний от входа столик в тенистой летней кафешке, ковырялся в выполнении предстоящих планов.

– Шишкин лес! – услышал я знакомую приговорку, – Какие люди! Мишка! Здорово, ветрогон!

Я поднял голову на голос. Ко мне шёл Серёжка, хотя для точного описания подошло бы «Сергей». Худого невысокого Батюшкова венчала лысина, окружённая кучерявой сединой. На носу прямоугольники очков в тонкой оправе. Холщёвая рубаха навыпуск. Холщёвые штаны. Плетёные штиблеты песочного, как и одежда, цвета. В руках неимоверное количество пёстрых пакетов. Он сел за столик напротив меня. Мы не виделись с ним с окончания школы, а дороги наших интересов разошлись немного раньше.

– Как ты, Мишка? Где?

– Хорошо. Шабашу немного, – о новом романе умолчал.

– Говорят, книги пишешь.

– Не врут. Пишу. Сам как? Может, пива?

– Как… Как белка в колесе, – от пива Сергей отказался, – Я, Мишка, и швец, и жнец, как говорится. Трое детей да жена домохозяйка. Две работы и хозяйство.

Он говорил помпезно, словно хвастал, но в глазах была такая печаль неудовлетворённости, что казалось, будто он умер много лет назад.