Читать книгу Нечто в воде - - Страница 11
10. Медовый месяц
ОглавлениеВоскресенье, 4 сентября
Положенные слова произнесены. Марк надевает мне на палец тонкий золотой ободок.
Его глаза, лицо. Его руки на моих. Музыка. Холодный камень под тонкими подошвами туфелек. Ароматы благовоний и цветов. А может, лучших парфюмов восьмидесяти человек. Счастье. Чистое, абсолютное.
Мы целуемся, за спиной звучат знакомые голоса. Орган разражается титаническим трудом Мендельсона, громоподобным свадебным маршем.
Мы выходим в сентябрьскую прохладу Лондона, а вокруг нас падают, падают, падают лепестки. Мы – муж и жена.
* * *
Я просыпаюсь от тихого стука в дверь. Марк сладко посапывает рядом со мной на огромной гостиничной кровати. Мой новоиспеченный муж. Новобрачный. Спит. Тихий стук повторяется. Я скатываюсь с постели, набрасываю халат и на цыпочках выхожу в гостиную.
Нам принесли кофе. У двери меня ждут два серебряных кофейника на покрытой белой скатертью тележке. Дежурный официант сияет и шепчет мне «доброе утро».
– Большое вам спасибо, – шепчу я в ответ, разворачиваю тележку и везу ее по неподатливому ковровому покрытию в номер. Подписываю и возвращаю счет, добавив к нему чертовски щедрые чаевые. Сегодня я должна делиться с людьми своей радостью.
Шесть часов утра, воскресенье. Кофе я заказала с вечера, надеясь сгладить ранний подъем. На самом деле чувствую себя отлично. Сна ни в одном глазу, и не терпится отправиться в путь. Хорошо, что вчера почти не пила. Не было настроения. Мне хотелось сохранить ясность ума, запомнить, прочувствовать, насладиться каждым мгновением.
Я качу тележку через роскошно меблированную гостиную в спальню и оставляю там, а сама заскакиваю в ванную. Надеюсь, Марка разбудит восхитительный аромат кофе. Мне очень хочется, чтобы сегодня все для него было идеально. Он любит кофе. Я запрыгиваю под душ и намыливаюсь, стараясь не намочить волосы. Через полчаса мы должны выйти из отеля и мчаться в аэропорт.
Строго говоря, сегодня будет самый длинный день в нашей жизни. Мы пересечем в обратном порядке одиннадцать часовых поясов и международную линию смены дат, чтобы через двадцать один час в воздухе и на воде очутиться на противоположной стороне планеты, а на часах будет всего десять. Горячая мыльная вода омывает мои плечи, руки, новое золотое колечко у меня на пальце.
Перед глазами мелькают картинки вчерашнего дня: церковь, Фред произносит тост, потом Марк, Каро любезничает с родителями Марка, наш первый танец. Последний танец. Ночь, когда мы, отчаянно соскучившиеся друг по другу, наконец остаемся наедине.
Из спальни слышен перезвон фарфора. Марк проснулся.
Я выскакиваю из душа, вся мокрая, и оказываюсь в объятиях любимого.
– Что ты вскочила ни свет ни заря, – сонно возмущается он, наливая в чашки горячий кофе.
Я осыпаю его поцелуями и каплями воды.
Он протягивает мне чашку, и я пью кофе, стоя в чем мать родила. Я знаю, что выгляжу просто замечательно, и не собираюсь этого скрывать. Не каждый день выходишь замуж. Марк пьет кофе, устроившись на краю кровати и лениво скользя взглядом по моему телу.
– Ты прекрасна, – сонно произносит он.
– Спасибо, – улыбаюсь я.
* * *
Мы торопливо одеваемся и выписываемся из отеля. «Мерседес» рассекает утренний воскресный полумрак. Водитель, которого зовут Майклом, почти всю дорогу до Хитроу молчит. Мы плывем по пустынным улицам, надежно укутанные в пахнущий дорогой кожей кокон салона. Редкие прохожие, что попадаются на нашем пути, – загулявшие полуночники, не успевшие добраться домой из баров. Где-то там в сумраке, в Северном Лондоне, в запертых холодных камерах, которых я никогда не увижу, спят узники: Алекса, Эдди и Холли, готовясь прожить день, недоступный моему пониманию. Я будто заново ощущаю свою свободу.
В Хитроу Марк проводит меня мимо змеящихся очередей «Британских авиалиний» к пустым стойкам регистрации в конце зала. Первый класс. Я никогда раньше не путешествовала первым классом и теперь испытываю смешанное чувство возбуждения и вины. Я хочу роскоши, и мне стыдно. Марк летал первым классом с клиентами – и заверяет, что мне понравится. Хватит об этом думать.
Женщина за стойкой приветствует нас ослепительной улыбкой, будто впервые после долгой разлуки встретила лучших друзей, которых уже и не чаяла увидеть. Ее зовут Фиона, и она проявляет безграничную приветливость и услужливость, помогая нам с регистрацией. Как мило! Видимо, за деньги можно купить время, то есть внимание. Приятно. «Сколько можно рассуждать, – говорю себе. – Просто радуйся жизни. Скоро вновь станешь бедной».
Мы проходим контроль. У охранников такой вид, будто им стыдно проверять наш багаж. Как только я обуваюсь, Марк указывает на дальнюю стену за залом досмотра. Справа в стене – дверь, неприметная, белая. Без вывески, знаете, как бывают двери для персонала.
– Дверь для миллионеров, – усмехается Марк и вскидывает бровь. – Ну что, пойдем?
Делать нечего – иду за ним. Марк целеустремленно шагает через зал, а я ужасно боюсь, что нас вот-вот остановят. Всю дорогу так и жду, что на мое плечо опустится жесткая рука и нас проведут в какую-нибудь тесную камеру, где будут долго допрашивать, как потенциальных террористов. Ничего подобного не происходит. Мы беспрепятственно пересекаем зал, проходим через незаметную дверь и попадаем в прохладный кондиционированный ВИП-салон.
Это секретный короткий путь только для пассажиров первого класса. Сразу после быстрой проверки – в ВИП-салон «Конкорд».
Так вот как живет другая половина населения? Точнее, один процент. Я понятия не имела.
Как выяснилось, «Британские авиалинии» платят аэропорту Хитроу миллион фунтов стерлингов компенсации в год, чтобы пассажиры первого класса не подвергались унижению, проходя мимо магазинчиков дьюти-фри, набитых всяким хламом, который им совершенно не нужен, как и нам сегодня.
Зал для миллионеров – настоящий рай. Я счастлива оказаться по эту сторону двери, о существовании которой пять минут назад даже не догадывалась. Странно, правда? Когда ты уверена, что можешь отличить хорошее от плохого, и вдруг осознаешь, что существует совершенно новый уровень качества, а ты даже не подозревала. Страшно подумать, как быстро меняются стандарты – все познается в сравнении. Может, лучше бы мне этого не видеть. Надо же, всех остальных в аэропорту специально направляют к магазинам, чтобы обобрать до нитки, в то время как нашим карманам ничто не грозит.
«Прекрати все анализировать, – ругаю себя я. – Нужно просто радоваться хорошему».
Здесь все бесплатно. Мы устраиваемся в кожаной кабинке ресторана и заказываем легкий завтрак: свежеиспеченные слоеные булочки с шоколадом и английский чай. Я кошусь на Марка. Мой великолепный муж с довольным видом читает газету. Окидываю взглядом остальных пассажиров. Принадлежность к первому классу придает им налет загадочности, в каждом движении сквозит некая таинственность, придающая им особое благородство. А может, все это плод моего воображения – я чувствую себя так, словно забрела в долину единорогов.
Вы замечали, что миллионеры на самом деле не похожи на миллионеров? Илон Маск, например, на миллионера не тянет, а вообще-то он даже миллиардер.
Я задумчиво рассматриваю людей, уткнувшихся в айфоны и пьющих эспрессо. Интересно, они всегда путешествуют только первым классом или иногда сталкиваются с простыми смертными? В повседневной жизни? С пассажирами бизнес-класса, эконом-класса? Я знаю, что такие люди на них работают, но общаются ли они? Что делают, чем занимаются? Откуда у них столько денег? Они хорошие люди? Я вспоминаю Алексу, часто летавшую по работе до тюрьмы. Запросто могу вообразить ее здесь. Она влилась бы в этот круг даже в своем синем тюремном наряде. И Эдди. Я легко могу представить здесь Эдди, призраком рыщущего в полутьме обитых кожей кабинок, с чашкой кофе в руке. Его пристальный взгляд не упускает ни единой мелочи. За день до свадьбы получила от него электронное письмо и решила позвонить. Разговор получился странный. Он явно хотел что-то сказать, но за ним, вероятно, наблюдали. Да, я определенно вижу его здесь. А вот Холли – нет, в отличие от Эдди и Алексы. Она вообще выезжала хоть раз из страны? Ощущала кожей средиземноморское солнце? Не говоря уже о душной сырости тропиков. Сомневаюсь. Может, во мне говорят стереотипы и Холли много путешествовала? Вновь накатывает чувство вины. «Хватит рассуждать, просто радуйся жизни», – опять одергиваю себя я.
Впервые в жизни, поднявшись на борт самолета, поворачиваю не направо, как остальные пассажиры, а налево. Честно говоря, невероятно трудно отделаться от чувства своей исключительности, хотя я просто заплатила гораздо больше денег, чем остальные, денег, которые есть у нас с Марком лишь благодаря капризу судьбы и происхождения. И все равно кажусь себе не такой, как все.
– «Дримлайнер»[18], – шепчет мне на ухо Марк.
Я понятия не имею, о чем он.
– Самолет, – объясняет он.
– А-а-а, самолет, – с лукавой улыбкой произношу я. – Не знала, что ты неравнодушен к самолетам.
Марк без ума от самолетов. Странно, что я никогда раньше не замечала, но понимаю, отчего он скрывал свою страсть. Не самое сексуальное хобби для мужчины. Однако у него есть множество других чертовски сексуальных увлечений, так что не беда. Надо будет подарить ему на Рождество что-то связанное с самолетами. Может, иллюстрированный справочник, подарочное издание. И поискать документальные фильмы о самолетах.
Мы с Марком сидим в первом ряду по центру, и боже правый, как же это не похоже на экономкласс! В первом классе всего восемь мест. Всего два ряда кресел на весь салон, и даже они не заполнены. В этой части самолета очень тихо. Спокойно.
Разница как между органическим фермерством и агропромом. Пассажиры экономкласса проведут ближайшие одиннадцать часов в битком набитой клетке, точно куры на птицеферме. А мы, вскормленные отборным зерном цыплята свободного выгула, будем радостно кудахтать в высокой траве. Или это неправильное сравнение и не куры, а фермеры?
Я утопаю в мягкой коже кресла, пахнущей новым салоном авто. Высокие боковушки закрывают от меня других пассажиров, но я вижу проходящую мимо стюардессу. Она обходит пассажиров и предлагает шампанское в высоких охлажденных бокалах; все занимают места и убирают ручную кладь.
Ширма, разделяющая наши кресла, опущена, и мы вместе исследуем всяческие устройства. В спинку сиденья, расположенного передо мной, вмонтирован плоский экран телевизора, там же имеются удобные шкафчики, где лежат звуконепроницаемые наушники и прозрачная косметичка с комплектом умывальных принадлежностей в миниатюрных емкостях, которая напоминает мне об игрушечном кухонном наборе из тех времен, когда я еще играла в куклы. В углублении над подлокотником – складной обеденный столик, довольно приличного размера. Я в восхищении – еще бы, шампанское в половине десятого утра, как не прийти в восторг! Отправляю сумку в укромное отделение для ручной клади. Сумочка – подарок на свадьбу от Фреда. Он был рад принять участие в церемонии – проводить меня к алтарю и стоять там рядом со мной. Моя просьба для него много значила. Милые Фред и Нэнси. У них нет детей. Возможно, они станут крестными, когда наступит время? Отличная идея. Интересно, что скажет Марк.
Мы взлетаем.
Когда стюардесса выглядывает из-за ширмы и спрашивает мой размер пижамы, чтобы выдать пижаму, я отвечаю не сразу: у меня полный рот шампанского. По шее поднимается краска стыда за то, что я пью шампанское на завтрак.
– Эс, пожалуйста. Большое спасибо, – выпаливаю я.
Девушка улыбается и протягивает мне сложенную темно-синюю пижаму, обвязанную белыми ленточками, с логотипом «Британских авиалиний» с левой стороны груди. Мягкую, уютную.
– Когда захотите спать, позовите меня, – щебечет она, – и я подготовлю вам постель, хорошо?
После этого она скрывается из виду.
У меня всегда проблемы с бесплатным шампанским: я не в силах от него отказаться. Если мне наливают шампанское, я его выпиваю. Это единственный случай, когда я полностью согласна с поговоркой «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». После трех бокалов и одного полнометражного фильма мне приходится известить стюардессу, что я хотела бы вздремнуть.
Пока расстилают постель, я чищу зубы в огромной ванной комнате, где от ванны до унитаза – добрых три шага. Кровать манит к себе: толстое одеяло, пухлая подушка, настоящее спальное место.
– Просто не верится, что ты уже наклюкалась, – хихикает за перегородкой Марк. – Мы женаты меньше суток.
– Я переволновалась. А теперь тихо, мне надо проспаться, – говорю я, и веселое лицо мужа скрывается за ширмой.
– Спокойной ночи, пьянчуга, – вновь смеется он.
Я улыбаюсь своим мыслям, уютно устроившись в постели, и закрываю глаза.
Во время первого перелета ухитряюсь проспать семь часов и по приземлении в Лос-Анджелесе чувствую себя относительно отдохнувшей, а главное – совершенно трезвой. Я плохо переношу алкоголь. Пара бокалов чего угодно, и мне крышка. Марк всю дорогу не спал – смотрел фильмы и читал.
В аэропорту Лос-Анджелеса мы пробираемся в зал для пассажиров первого класса «Американских авиалиний». Здесь нет такой роскоши, как в Хитроу, но до посадки в самолет на Таити у нас всего полчаса. Это самая сложная часть путешествия. Середина пути. Одиннадцатичасовой перелет до Лос-Анджелеса позади, теперь осталось восемь часов до Таити и каких-то сорок пять минут до Бора-Бора, а затем нас доставят в отель «Четыре сезона» по морю.
На электронную почту приходит письмо от родителей Марка с любительскими фото с нашей свадьбы. Там запечатлены мы все – по крайней мере, я так думаю, потому что лица очень смазаны и у всех поголовно красные глаза, но это определенно мы. И вдруг понимаю, что никогда еще не чувствовала себя счастливее, чем сейчас.
* * *
Во время следующего перелета Марк умудряется проспать шесть часов, а я, наоборот, бодрствую, глядя в иллюминатор на завораживающие розовые и пурпурные оттенки заката, отражающиеся в безбрежном Тихом океане. Облака: бесконечные мили пушистых белоснежных гор розовеют в угасающих лучах солнца. Потом остается только глубокая бархатная синева. И звезды.
Как только мы выходим из самолета, нас омывает волна горячего и влажного тропического воздуха. Первый намек на медовый месяц. Рассмотреть Таити не получается, мы видим только взлетно-посадочную полосу с огнями, почти пустой аэропорт, зал отправлений – и вновь взлетаем.
На Бора-Бора нас доставляет маленький самолетик со стюардессами в ярких нарядах. Марк ухитряется проспать и этот короткий, тряский перелет. А я дочитываю журнал, который прихватила с собой в Хитроу: ежеквартальное издание под названием «Пиаффе», посвященное выездке лошадей. Я мало что знаю о дрессаже – училась основам верховой езды совсем немного подростком и далека от большого спорта, но журнал настолько не похож на все, что мне доводилось видеть, что я просто не могла его не взять. Вы знали, например, что «пиаффе» – это когда лошадь стоит в центре арены и рысит на месте? Правда, интересно? Кстати, я люблю читать все, что попадается под руку, и чем меньше я об этом знаю, тем лучше. В киношколе нам советовали завести себе такую привычку: время от времени читать что-то необычное для тебя. Именно из такого чтения приходят идеи и сюжеты. В общем, советую почитать «Пиаффе». Дойдя до статьи о кормлении лошадей, я немного заскучала, но в целом мне понравилось. Если не содержание как таковое, то уж точно возможность поразмышлять о стиле жизни и привычках постоянных читателей журнала.
Аэропорт на Бора-Бора очень маленький. Две улыбчивые туземки надевают на нас гирлянды. Белые цветы со сладким мускусным запахом ложатся на плечи, и нас ведут к пристани, расположенной рядом с терминалом.
Аэропорт со взлетной полосой занимает целый остров: длинная лента асфальта умещается между лысеющим газоном и зданием терминала, плывущим по тихоокеанской синеве. Наглядная демонстрация торжества человека над природой.
В конце причала нас ждет скоростной катер, симпатичное суденышко из неокрашенного мореного дерева, напоминающее венецианское водное такси. Таксист берет меня за руку и помогает устроиться на сиденье. Он предлагает мне теплый плед, чтобы укрыть колени.
– На воде бывает довольно ветрено, – улыбается мужчина.
У него такое же доброе лицо, как у женщин в аэропорту. Наверное, им тут просто не о чем беспокоиться, они далеки от городской суеты, которая ожесточает людей.
Марк передает ему наши чемоданы, спрыгивает вниз, и мы отправляемся в путь. Мы проносимся в темноте мимо бухт и заливов. Жаль, не рассчитали прибытие так, чтобы рассмотреть их днем. Готова поспорить, от их вида захватывает дух, а сейчас, в темноте, мы видим только мерцающие огоньки вдоль береговой линии и огромную луну, зависшую над водой. Ослепительно-белую. В Англии я ни разу не видела такой яркой луны. Хотя это странно. Вероятно, дома она не выглядит столь яркой из-за света окон и фонарей.
Англия теперь так далека. Живые изгороди, изморось на траве… Меня пронизывает ностальгия по холоду и туманам, от которых нас отделяет девять тысяч миль. Свежий ветер раздувает мои волосы, они закрывают лицо. Катер замедляет ход. Мы почти на месте. Я оборачиваюсь и вижу землю, береговую линию и огни отеля «Четыре сезона». Приехали.
Вода в лагуне переливается изумрудом. Мягкий теплый свет заливает крытые тростником бунгало, площадки для отдыха, рестораны и бары. Вдоль пляжа мерцают горящие факелы. Хижины на сваях льют оранжевое тепло в бездонную тьму океана. А луна! Ослепительная, как фары дальнего света на загородной дороге, выглядывающая из-за остроконечного силуэта горы Отеману, потухшего вулкана в центре атолла Бора-Бора. Мы на месте.
Мы причаливаем под безмятежный плеск воды. На пристани горят огни, и нас встречает целая делегация, которая швартует судно и помогает нам сойти на берег. Еще цветочные гирлянды – сладкие, пряные. Вода. Прохладные полотенца. Долька апельсина. И гольфомобиль везет нас по дощатому настилу к новому дому.
Номер у нас потрясающий, Марк постарался. Лучший из имеющихся. Надводное бунгало в самом конце пирса. Личный бассейн, собственный выход к воде, ванная со стеклянным полом. Нас подвозят к двери и встречают новой приветственной речью, которые уже изрядно утомили. Я вижу в глазах Марка усталость, ее не в силах скрыть улыбка, персонал отеля тоже наверняка ее замечает. Мы вымотались. К счастью, приветствие короткое.
Гольфмобиль с жужжанием уносится прочь, оставляя нас одних. Как только шум стихает, Марк роняет чемодан, бросается ко мне и подхватывает на руки. Я чмокаю его в кончик носа. Он улыбается и переносит меня через порог.
18
«Боинг 787 Дримлайнер» – последняя на данный момент пассажирская серия корпорации «Боинг».