Читать книгу Обсидиан и чёрный диорит. Книга третья. Пятьдесят девять и один. - - Страница 7

Глава 6. Асептический режим

Оглавление

И всё-таки: кто ответит на вопрос, может ли у человека быть три аппендикса?

Володя не поленился смотаться в больницу с утра пораньше, пока остальные ещё спали. Справедливости ради надо заметить, что он зарулил ещё в спортивный сектор и посмотрел тренировку местной футбольной команды. Теперь компания сидела на солнышке на скамейке, что невольно напоминало другое безоблачное утро ещё до появления Сэма Олдбрука. Ожидали, когда приблизится время, назначенное для посещения госпитализированного пациента. Костя изо всех сил старался поддерживать разговоры, а не нырять в размышления. Возможно, внимательная Джоконда заметила двойственность его состояния, потому что глубоко вздохнула, как нередко делала, если планировала надолго завладеть вниманием публики, и сказала:

– Знаете, давненько у меня сказки не сочинялись, а тут вдруг мысли сами полезли в голову. Образы, правда, не ахти какие, но уж какие есть. И до конца пока не придумалось, но могу рассказать, если хотите.

– Про учителей, как всегда? – спросила Таня. – Если страшная, то лучше перед сном.

– Про учителей больше не получается. Можете смеяться, но главной героиней теперь будет Белоснежка-панк.

Костя поперхнулся от неожиданности.

– Какое-то словосочетание… не сочетаемое, – сглотнув слюну, заметил он. – Но интригующее, можно послушать.

Мистическая сказка Алины про Белоснежку-панка и семь инженеров.

В одном городе-королевстве жила-была хорошая девочка. Была она красивая и очень белокожая. Родители в ней души не чаяли и прозвали Белоснежкой, как в другой сказке.

Как-то раз случилась беда, и осталась Белоснежка без матери. Отец погоревал и решил подыскать себе другую жену. Как всегда бывает с мужчинами добрыми, но слабохарактерными, потерявшими вдруг опору в жизни, женился он во второй раз на красивой, но злой женщине, да ещё и колдунье. Мачеха сразу невзлюбила падчерицу, стала ругать её, притеснять, а отец не смел вмешаться.

Долго ли, коротко, подросла Белоснежка и стала такой красавицей, что мачеха злая чёрной завистью воспылала и всерьёз задумала её извести. А падчерица совсем не глупа была и мечтала о свободе, всеобщем равенстве и торжестве добра. Назло мачехе решила она стать панком. Свои прекрасные чёрные волосы покрасила в яркий розовый цвет, а на висках выделила голубым. Надела на себя клетчатые штаны и грубые армейские башмаки, цепь собачью на шею повесила, нашивки всякие странные на куртку соорудила. Увидела такое мачеха – обрадовалась, что девушка сама себя уродует, и оставила её до поры в покое. А Белоснежка-панк своими делами занялась: животных беспризорных пристраивала, за экологию боролась и много чего ещё хорошего делала.

Однажды организовала она митинг в поддержку полной переработки мусора, и приехали туда семь друзей-инженеров. Вдохновились они идеями Белоснежки-панка, да заодно влюбились в неё, поскольку и в этом обличье невозможно было такую красоту спрятать, а доброе сердце – тем более.

Когда поддержали они планы Белоснежки-панка, стала она популярной и знаменитой. Начали её везде хвалить. Совсем разозлилась тогда колдунья и наложила страшное проклятье. Откуда ни возьмись, явились призраки, которых никто не видел и не слышал, кроме бедной падчерицы. Взялись бесплотные мучить Белоснежку-панка, спать ей не давали, оскорбляли, песни похабные пели, кривлялись и рожи страшные строили. Измучилась бедная Белоснежка-панк, исхудала и ещё красивее стала. А рассказам о призраках никто не верил, даже отец родной.

Зато инженеры сразу беду Белоснежки-панка с пониманием встретили и стали думать, как проклятие отвести. Семь инженеров были мастера на все руки, и вскоре первый придумал камеру специальную, в ней девушка могла от призраков укрыться на время и хотя бы выспаться. Сбежала тогда Белоснежка-панк из дому, чтобы не нашла её злая мачеха, поселилась там, где семь инженеров камеру защитную соорудили.

Но стоило выйти из неё наружу – ещё хуже донимали проклятые привидения. Дошло до того, что порой не могла Белоснежка-панк слово добрым людям вымолвить, потому что призраки в это время громко орали, дразнились и перебивали её.

Тогда придумал и сделал второй инженер фонарь специальный. Как нацелишь его, замирает призрак и становится тише воды и ниже травы – боится, что увидят его все люди, пока падает на него проявляющий свет. Всё бы хорошо, да много призраков, всех в одно время не высветишь. Пока один молчит и хочет спрятаться, остальные пуще прежнего бесятся.

– Дальше я пока не сочинила. – Джоконда вдруг забеспокоилась, не пора ли выдвигаться и поднялась со скамейки, в то время как Костя словно прирос к ней.

«Слишком актуальными становятся сказки. От простых предчувствий – до явных совпадений. Но ведь Алина не ясновидящая. Будь она провидицей – давно разгадала бы всё враньё и недомолвки. Откуда же теперь вдруг взялись сказочные призраки, столь актуальные после памятного разговора с Селенденом? И семь инженеров, может, лишь иносказание о способах борьбы со страшной угрозой? Можно укрыться в камере? Хорошо бы чувствовать себя в абсолютной безопасности, как за магическим барьером. Стоп, барьеры! По силам создать их сколько угодно, ну, пусть хотя бы несколько – вот если бы точно быть уверенным, что привидения не преодолеют полупрозрачную волшебную ткань. Но сказка опять права: нельзя всё время прятаться в камере, из неё нужно выходить, чтобы жить, как нормальные люди. Скрываясь, не одержишь победу – никто ещё не выигрывал сражений, стыдливо сбегая с поля боя. Второй инженер сделал фонарь, выявляющий призраков. В любом случае, нужен способ, подобный сказочному проектору. Нужен предмет или человек, способный видеть, слышать, чувствовать то, чего, возможно не может больше никто. Где взять, если ты не Белоснежка-панк?»

– Ты как будто под впечатлением, Костян, – посмеялся Володя, поскольку озадаченное лицо приятеля показалось ему забавным. – Алина, тебе точно нужно не только дневники писать, а всерьёз заняться сочинительством и расширять благодарную аудиторию. Сказка классная, за панка – отдельный респект.

Подошёл Стефанио: врачи наказали явиться для контрольного осмотра, а потому он составил компанию друзьям.

В больнице за стойкой привычно царствовал доктор JR, и колпак на этот раз был надет на нём ровно.

– А, пришли, – просто сказал он. – Насколько я помню, Стефанио? Трудно, понимаете, ориентироваться, когда постоянно меняются лица. Э… я хотел сказать, их выражения. Честно говоря, тебя я помню по значку и очкам. А ты теперь, я вижу, советник, и очки почему-то не надел. Так и обознаться недолго.

– Да разбил я любимые очки, а новые пока не достал, – ответил недавно отравленный пациент. – Какой осмотр мне необходим? Я, понимаешь, спешу – у нас сегодня назначен малый Совет на весь день. Боюсь, без повелителя мы будем слишком много дискутировать и задержимся до глубокой ночи.

Доктор JR улыбнулся, пояснив, что хочет всего лишь посмотреть на анализ крови, щёлкнул своей любопытной коробочкой и внимательно изучил проявившиеся на ней разноцветные линии и циферки.

– Вполне удовлетворительно. Все показатели в границах нормы, кроме уровня глюкозы. Знаете, раньше для доказательства сахарного диабета медикам приходилось пробовать на вкус мочу больного. Э… хорошо, что я не застал те времена.

Стефанио не стал слушать дальше и откланялся, а рассеянный врач благодушно посмотрел на оставшуюся четвёрку:

– Полагаю, пришли навестить вашего прекрасного мальчика? Уже можно, можно. Но пропущу одного повелителя, остальным, к сожалению, нельзя. Я объяснял ведь молодому человеку, лишившемуся, как вижу, своего прекрасного шрама, что в этом блоке соблюдается асептический режим.

Разумеется, доктор JR не на тех напал – прежде всего, в лице Джоконды.

– А повелитель, видимо, у вас автоматически считается стерильным? – тут же завелась она. – Если режим строгий – так я думаю, никого вообще пускать нельзя.

– Нет, но… он повелитель, я не могу его не пустить.

– Костя, почему такое безобразие? – Джоконда повернулась к Сверчку за поддержкой. – Раз ты можешь командовать, так прикажи дать нам допуск!

Повелитель прекрасно понимал, что правила больницы не позволяют пускать смертных в отделение, предназначенное для избранных. Допустим, Кащеик ничего о таких нюансах не знает, но там могут встретиться другие пациенты. Скандал, конечно, можно погасить, но лучше бы вообще избегать лишних осложнений.

– Скажите, а в блоке сейчас есть другие больные, которым мы могли бы повредить? – осторожно поинтересовался Костя.

– Есть, хоть и немного. У двоих небольшое душевное расстройство после возвращения из экспедиции – такое иногда встречается с не очень опытными посланниками. А третий неожиданно обнаружил у себя плоскостопие, что кажется ему большой неприятностью. Поскольку ему всего лет тридцать, он не желает избавиться от проблемы э… альтернативным способом, и мы будем улучшать качество его ног.

– «Неожиданно обнаружил плоскостопие» – это супер! – снова влезла Алина. – Наверное, он до тридцати лет не догадался поглядеть на свои ступни? Как вы лечите пациентов, не зная их точный возраст? Вот мне, как вы полагаете, сколько сейчас?

Возможно, Джоконда просто решила «заговорить зубы» эскулапу. Она умудрилась слегка пройти в требуемом направлении и подёргать широченную дверь, чтобы убедиться в её блокировке электронным замком.

– О, вы и ваша подруга, безусловно, прелестные юные девушки. Я бы дал вам лет шестнадцать-семнадцать, хотя может быть и пятнадцать. В любом случае вас уже вполне можно выдавать замуж.

– С брачными вопросами мы сами как-нибудь разберёмся, – отпарировала слегка покрасневшая Алина, в то время как остальные испытали некоторую неловкость от такого заявления. Костя подумал, что доктор просто делал своего рода комплимент или констатировал факт в духе прошедших веков. Джоконда между тем не унималась:

– Судя по всему, остальные пациенты в блоке пока не нуждаются в таком строгом режиме, как в хирургии. А наш мальчик – разве ему делали операции?

– Конечно, в его случае они совершенно необходимы. Сделали, и в лучшем виде. Двадцать две, а может, и двадцать четыре, смотря как считать.

Буднично произнесённые цифры всех потрясли. Никому из друзей пока не приходилось сталкиваться с достижениями кудесников скальпеля. Но детдомовцы дружно полагали, что даже одна операция – процедура тяжёлая, кровавая и связанная с большой опасностью. Алина остановилась в нерешительности. Может, не стоит идти к мальчику, чтобы, не дай бог, чем-нибудь не навредить?

– Разве можно делать сразу столько? – дрожащим голосом произнесла она. – Ужас какой-то, в голове не укладывается! Вы какой университет заканчивали, доктор?

– Да я много чего заканчивал, – рассеянно отозвался доктор. – Э… я хотел сказать, больше одного. Точно, два. Хм…

Костя подумал, что JR судорожно пытается вспомнить, какие из приютивших его в своё время учебных заведений продолжают существовать в настоящее время.

– Помню, вы говорили, что обучались в Оксфорде и Сорбонне, мастер, – небрежным тоном подсказал он. – Безусловно, тамошние преподаватели знают своё дело. Наука тоже не стоит на месте.

– Зато мы всё стоим и стоим. – Теперь уже Татьяне поднадоело вести бесполезные разговоры. – Короче, пропустите вы нас всё-таки или нет?

– Я же объясняю вам, миледи, что готов пустить повелителя…

– А я вам не миледи, – обиделась Таня. – Не собираюсь красть подвески и травить несчастную Констанцию Бонасье.

– Бонасье, Бонасье…– задумчиво подхватил доктор JR. – Нет, такой пациентки точно не припомню – ни сейчас, ни раньше.

– Вы что, не знаете роман «Три мушкетёра»? – удивилась Алина.

– Нет, я не читаю современную прозу.

– Современную? – Джоконда удивлялась всё больше, что грозило не на шутку накалить обстановку. – Дюма – давно классика! Я думала, на Земле нет человека, который бы не знал этого писателя и хотя бы самое знаменитое его произведение. – Она повернулась к Косте и яростно зашептала: – Может, тут другие доктора есть, более адекватные? А то у меня этот масон не вызывает доверия.

– Уверяю вас, барышня, я не масон, – продемонстрировал тонкий слух JR. – Конечно, мне целых четыре раза предлагали вступить в орден, но я как-то не чувствовал себя готовым к такой деятельности.

Видя, что переговоры грозят зайти в совсем непроходимый тупик, Костя предложил выход:

– Приказываю пропустить всех, а для соблюдения режима оденьте нас… как хирургов.

Больничный страж поворчал немного, но ослушаться приказа не посмел, и нажал нужные кнопки. Появились бессловесные санитары и мигом упаковали всех в длиннющие и туго завязывающиеся халаты, высокие бахилы на резинках, плотные шапочки и респираторы, напоминающие по форме птичьи клювы. Перед заходом в палату велели вскрыть и надеть стерильные перчатки. Сразу стало жарко и неуютно, но процедуру перенесли стоически. Только тогда заветная дверь открылась, и вскоре друзья зашли в просторную и чистенькую комнату с гигантской кроватью, на которой сидел Кащеик, почти весь замотанный зелёными бинтами. Мальчик радостно улыбнулся, признав в уткоподобных фигурах посетителей своих любимых опекунов, и воскликнул:

– Дядя Костя, я тебя и с клювом узнаю – ты самый большой! У тебя микробы под носом – я их даже под маской вижу! Ха-ха-ха! Обманул, обманул!

Сверчок невольно схватился стерильной перчаткой за респиратор и тут же одумался, засмеявшись вслед за Павликом.

Всем хотелось обнять мальчика, но сразу не решились из-за одеяний и больничной обстановки. Хотя в палате было уютно. Имелись даже игрушки. Куклы вряд ли интересовали Кащеика, зато в конструкторы разнокалиберных домиков он, похоже, играл, потому что на одном из двух столов громоздились недостроенные остовы архитектурных сооружений.

Второй стол поражал обилием фруктов, ягод и открытых баночек с компотами; в некоторые из стеклянных ёмкостей были воткнуты ложечки. Напрашивался вывод, что Павлик не терял времени зря и самостоятельно закусывал между обедами, завтраками и ужинами. Его личико явно изменилось и не выглядело катастрофически худым. Щёки начали выходить из впалого состояния и немного расправились. Даже цвет кожи смотрелся абсолютно нормально.

– Ты молоток, дружок, – похвалил Володя, в то время как Кащеик по очереди сам уткнулся в халаты, стараясь обхватить ручками каждого посетителя. – У тебя тут, смотрю, пир на весь мир!

– Доктор сказал – могу кушать, сколько влезет, – радостно сообщил Павлик. – Быстрее поправлюсь. У меня сейчас этот… сулиновый взрыв.

– Инсулиновый, наверное, – поправила Джоконда. – Тогда не удивляюсь зверскому аппетиту, особенно на сладенькое. А мы-то расстраивались, что никаких угощений не принесли. Врачи сказали, что ты ни в чём не нуждаешься, и нечего сюда таскать что ни попадя. Ты точно хорошо себя чувствуешь?

– Хорошо, Катя-Алина, – отвечал мальчик, никак не забывающий благовещенское имя. – Немножко скучно одному, но зато скоро я смогу бегать и не уставать сильно, так JR обещал. Вот бинты через два дня снимут, и можно выписываться.

– А что ещё тебе доктор обещал? – осторожно спросил Костя, одновременно незаметно подмигивая Кащеику, чтобы не болтал слишком много.

– Ничего, наказывал только…

– Как – наказывал? – одновременно всполошились обе девушки. – В угол ставил, что ли?

– Нет, – засмеялся мальчик, – никуда не ставил. Просто строго так говорил, чтобы я не пугался, когда вдруг что-нибудь необычное увижу. Другие мне не поверят, потому что не видят, а я увижу. Не надо бояться, что со мной что-то не в порядке. Пока я постепенно выздоравливаю, это нормально, а потом само пройдёт. Обследование надо через полгода сделать, тогда будет понятно, здоров я совсем или ещё нет.

– А ты уже что-нибудь такое видел? – снова «забросил удочку» Сверчок. – Может быть, слышал?

– Нет, ничего пока, – помотал головой ребёнок. – А вдруг было бы весело! Я тогда над дядей Костей пошутил, мне про микробов доктор тоже рассказал. Они маленькие очень, их просто так не увидишь, хотя они и в воздухе есть, и у людей тоже. А ещё они бывают и злые, и добрые. Я думаю, что у вас у всех они самые добрые.

Казалось бы, можно лишь посмеяться над таким наивным предположением, но у Алины на глаза отчего-то навернулись слёзы, и она поспешно выскочила из палаты. Остальные пока помогли Кащеику достраивать домики, причём у Кости с Таней всё прошло хорошо, а вот у Володи башенка развалилась. Капитан расстроился и чуть не ругнулся от души, но вовремя спохватился.

– Я с японских времён какой-то косорукий стал, – раздражённо вымолвил он. – Нет, стрелял-то недавно нормально, а вот смастерить ничего путного с тех пор не могу. То журавлики кривые, теперь вот конструктор…

Когда вернулась Джоконда, все обратили внимание, что одеяние на ней изменилось – видимо, медицинский персонал больницы свято соблюдал асептический режим. Все предметы экипировки теперь выглядели ещё более громоздкими и неудобными, а уж в гигантских бахилах девушка вообще грозила запнуться и упасть при любом движении. Впрочем, маленькие злодейства со стороны доктора JR Алина переносила стоически. Её благоразумно оставили наедине с подопечным и подождали на улице с полчаса.

– Нет, я готова смириться с чем угодно, видя, что Павлику намного лучше, – говорила потом по пути Джоконда, раскрасневшаяся не то от возбуждения, не то после счастливого избавления от спецодежды. – Но какая странная у них больница! Представляете, я поговорила по душам с этим доктором JR. Попросила не пугать мальчика всякими микробами, вирусами и видениями. Потом ещё про лечение спрашивала, и как у них вообще всё устроено. Оказывается, они не только не интересуются возрастом пациентов и тем, как их зовут. У них нет ни карточек, ни историй болезни! Им, видите ли, главное – вылечить, а на всякую бюрократию наплевать. Нет никаких проверок, прокуроров, судов и жалобных книг!

– Да красота же, наверное, когда без бюрократии, – решилась возразить Таня. – Люди делом заняты, а не нудной хренотенью.

– Красота, говорите? Я спросила врача, какие интересные случаи из практики может припомнить. А он отвечает, что один из пациентов оказался настолько невезучим, что ему три раза удаляли аппендикс! Костя, ты про такое когда-нибудь слышал?

– Что?

Сверчок думал о Кащеике, его возможной способности видеть паранормальное. Что, если мальчик будет полезен для обнаружения призраков – что-то вроде волшебного фонаря из сказки? Но фонарь – просто предмет, а тут – живой человек, ребёнок, которого опять надо подвергать опасности, таская следом за собой. Нет, Павлика нужно как можно быстрее вернуть Нинушке, так будет лучше и спокойнее для всех.

– Опять где-то в облаках витаешь, выстраиваешь стратегию развития любимого города, повелитель, – сыронизировала Алина. – Не расслышал про три аппендикса?

– Может, по частям удаляли, сразу невозможно было, – вздохнул Костя. Конечно, он понял, что у какого-то сиба в разное время тела дружно грешили воспалением червеобразного отростка.

– Нет, я специально уточнила. Три раза операцию делали, каждый раз острый аппендицит, и этот орган полностью удаляли.

– Аля, не кипятись, может, у него их три было, – засмеялся Володя. – Ты же три дневника ведёшь – и никто из нас давно не удивляется. Мало ли что в жизни бывает! Лучше скажи: нам что, через полгода надо будет везти Павлика сюда на обследование?

– JR говорит, надо хороший анализ крови сделать. Тут я прицепилась по поводу замечательной коробочки, приборчика, которым он Стефанио щёлкал – можно ли его взять с собой, чтобы контролировать выздоровление. Он помялся, но признался, что в больнице таких пять штук, и если повелитель прикажет, одну можно забрать, но ведь результат нужно уметь читать. Есть подробная инструкция, листов тысяч так на двенадцать, или в электронном файле. Костя, надо потребовать анализатор. Я обещаю, что выучу, как с ним обращаться, не хуже чем иностранный язык.

– Не уверен, что идея хорошая, но попросить – попрошу.

На этой ноте расстались, так как глава Далиля всё-таки решил посетить бывших советников. Те пребывали в подавленном состоянии, иногда срываясь на злобные реплики, но сотрудничать согласились. В лучших традициях демократичного владыки Сверчок поинтересовался здоровьем и удовлетворённостью условиями содержания, а также пообещал подумать над амнистией в случае, если заговорщики окажут действенную помощь тем, кто сейчас вынужденно занял из места.

Покинув тюрьму, Костя направился в промышленный сектор, где разыскал инженера, работающего с разными версиями и поколениями D-принтеров, и сделал срочный заказ. Пришлось передать работнику одолженный накануне контрабандный ладонный компьютер со встроенной камерой, которой вечером удалось незаметно сфотографировать Эсмеральду и Джоконду.

– Всё сделаем в лучшем виде, – пообещал работник. – Утром будет готово. Уточним размер: в полный рост или как?

– Нет, в полный, пожалуй, не надо. Делайте настольный вариант, но внушительный – где-нибудь метр высотой. Так, чтобы унести можно было.

Понятно, что в следующий раз Сверчок появился в сопровождении Капитана, так как предполагал немалый вес заказанного изделия. Соответственно, рты от изумления друзья открыли синхронно.

Скульптура являла собой два полуобнажённых женских тела с довольно сочными формами в непринуждённых позах танцующих вакханок. С ногами у них было всё в порядке, а рук оказалось многовато. Сложная компьютерная программа сотворила маленькое чудо: создавалась иллюзия постоянного движения за счёт того, что предплечья и кисти представлялись разной степени плотности, то убывающей, то усиливающейся не только в зависимости от угла обзора, но и сами по себе. Невозможно было сообразить, из какого материала были сделаны плавно порхающие конечности. У Кости даже немного закружилась голова, и он не мог оторвать взгляд от танца рук, пока не поднял его выше…

Володя успел сделать это раньше и теперь покраснел. Античные формы обеих фигур заканчивались вверху лицами девушек, выполненных с фотографической точностью. Но лиц было по три, они объединялись и смотрели под правильными углами в сто двадцать градусов, и от их взглядов не скрыться. Понятно, что инженер по-своему воспринял наказ, чтобы скульптура напоминала языческих или ещё каких-нибудь богинь. Многорукость Костя помнил: где-то встречалась она в индийской культуре. То ли Шива, то ли Кали, то ли ещё какая Лакшни – он не разбирался в именах богов и богинь. Но трёхликость… с другой стороны, творение наверняка поразит непритязательных мураиров – значит, цель будет достигнута.

– Слушай, а мне нравится, – наконец оторвался от созерцания Володя и для убедительности показал большой палец. – Теперь будет постоянно сниться. Одна Алина – хорошо, а три – полный улёт! А представь, если мы на них женимся – как они ловко по хозяйству будут справляться с таким количеством рук! Если, конечно, не будут постоянно танцевать. Давай сфоткаем на память, а?

– Раз нравится, тебе и тащить, – отпарировал Сверчок. – Посмотрим, как ты будешь зубоскалить в конце пути.

– Не волнуйтесь, напечатанная модель очень лёгкая, – сказал инженер, с беспокойством наблюдающий реакцию юношей и пытающийся угадать, о чём они переговариваются на незнакомом языке. – Использован особый композитный материал, к тому же с памятью как статичной, так и текучей формы. Не бьётся, не горит, не ломается, не выцветает – ему вообще почти ничего нельзя сделать и повредить. Полагаю, такая скульптура может прослужить несколько тысяч лет. Обратите внимание: фигуры в целом имитируют классический мрамор, руки и головы создают ощущение мягкого и тёплого силикона, но намного, намного лучше! А эти разноцветные набедренные повязки – разве они не похожи на настоящий бархат тончайшей выделки и великолепной мягкости? Можете потрогать и сами убедиться!

– Благодарю, вы прекрасно справились, – похвалил Костя, постепенно проникаясь убеждением, что затея со скульптурой удалась в лучшем виде. Вот только как отреагируют на неё сами девушки-богини? Он внял уговорам Капитана и сделал несколько снимков шедевра, напечатанного каким-то техническим монстром за одну ночь.

Скандал, конечно, разгорелся, но скорее вяло потлел и быстро угас. Алина и Таня уже были в курсе Костиного обещания предоставить мураирам некие образы богинь «кра» вместо их живых воплощений, однако Сверчок хотел обставить ритуал со всей серьёзностью.

– Кто знает, может, верные охранники-воины ещё когда-нибудь пригодятся, – убеждал он друзей. – Как люди, слишком близкие к природе и полузвериному образу жизни, они могут очень остро чувствовать обман или пренебрежение. Надо максимально поразить их воображение. Таня, ты можешь там пожонглировать?

– Было бы чем. Хотя теннисные мячики вполне сгодятся.

– Отлично. Алина, а ты не могла бы изобразить для них какие-нибудь строки, чтобы представить как заветы, священное писание? Только не по-русски. Напиши на своём, шифрованном языке.

Джоконда хмыкнула:

– Хорошо, повелитель. Святых текстов я не знаю, а потому сочиню, что в голову придёт.

– Да хоть сказку, без разницы. Я скажу им, что когда-нибудь в будущем явится другое божество и прочтёт это.

Таня вдруг задорно вскинула голову, как иногда делала, замышляя небольшое озорство:

– Раз нужно поразить, сделайте мне одолжение. Всю жизнь мечтаю походить по канату, а когда ещё свалится такая возможность! Вот у меня прямо зуд-какой-то, как хочется! Сделаете? И аудитория будет…

– Если упадёшь – конфуз выйдет, – резонно заметил Володя. – Падающая богиня – нонсенс!

– Но не падшая же, – отпарировала Циркачка. – Не упаду – я чувствую! Зато офигеете, какой эффект!

В итоге к мураирам отправились во всеоружии. Канат изрядной длины нашёлся в дворцовом хозяйстве, и воины намертво закрепили его концы, вбив анкеры в каменистый грунт. Толстенная натянутая верёвка висела на двухметровой высоте прямо над водами озера вблизи круглой площадки, где теперь выстроилось всё племя. Невдалеке стоял плот, и кроме живых пассажиров на нём стояла прикрытая до поры скульптура. Сверчок решил: пока здесь девушки, лучше держать дистанцию между ними и первобытными людьми.

Сначала повелитель произнёс необычайно длинную речь, и, кажется, использовал в ней весь доступный словарный запас примитивного языка. Он сказал, что уходит надолго, но планирует вернуться. Воинам пока надлежит жить по-прежнему, охранять озеро и покои владыки, тренироваться и быть бдительными. Дворцовые слуги будут доставлять всё необходимое. Турниры можно проводить, не спрашивая ничьего разрешения. Родившиеся дети все до единого останутся в племени.

Затем с большим трудом удалось разъяснить суть представления. Божественный ритуал, а затем процедура дарения культовых символов, которым надлежит поклоняться и беречь как самих себя и своего властелина.

– Готова? – шёпотом спросили Циркачку. Она, стоя уже разутой, кивнула, сосредоточенно рассматривая канат. Костя планировал медленно вести плот рядом, чтобы при падении успеть подхватить девушку воздушной струёй. Будет неплохо – мураиры решат, что богиня умеет парить над водой, и прокол обернётся дополнительным впечатлением.

Володя бережно поднял акробатку и максимально аккуратно поставил на зыбкую поверхность, не отводя пока рук и давая возможность почувствовать натяжение и привыкнуть к высоте. Несколько мгновений спустя стройная фигура осталась один на один с законом тяготения и множеством разнонаправленных сил, стремящихся нарушить равновесие и сбросить её в воду. Таня сделала осторожный шажок, ещё один, третий, а затем уверенно преодолела всю длину каната. Грациозно развернулась и пошла обратно, подняла вверх руки, сделала несколько движений кистями. Балансировка давалась ей просто и естественно, плавно, без резких наклонов. Прирождённая цирковая артистка в своей стихии…

Друзья сначала наблюдали с тревогой, а затем начали аплодировать – даже Костя, напряжённо ждавший момента, когда понадобится страховка. С площадки, занятой воинами, тоже послышались громкие хлопки – мураиры просто копировали реакцию гостей. Понимали ли они её как одобрение или часть ритуала – неважно.

Самая напряжённая часть представления закончилась, но эффектный полёт пяти теннисных мячей Таня демонстрировала ещё минуты три – то просто подкидывая перед собой, то выбрасывая из-за спины. Теперь аплодисменты не смолкали. Костя не предполагал, что члены племени могут выражать восторг – но возгласы с их стороны тоже неслись.

Теперь – кульминация. Для неё всё же пришлось подплыть и высадиться на площадку. Скульптуру торжественно поставили и открыли, потрясённые воины как один опустились на колени и остались в таких позах. Алина с наисерьёзнейшим лицом сказала несколько слов и передала «заветы» в красивом блокноте, позаимствованном у Стефанио. Костя «перевёл» речь, и Шав принял дар с благоговением, а затем девушки ещё немного побегали вокруг скульптуры, изображая языческий танец, причём на этот раз уже движения Джоконды впечатлили публику. И Сверчок, и Капитан с облегчением выдохнули, когда все снова погрузились на плот и отплыли на противоположную сторону озера.

– Кажется, мы переборщили с эффектом, – негромко произнёс Володя, потому что на другом конце начало происходить невообразимое. Грозные мураиры развлекались, решив немедленно проверить, смогут ли повторить увиденные трюки. Одни пытались высоко подкидывать мячики и, конечно, роняли их. Сразу несколько человек полезли на канат и попадали в воду, подняв тучу брызг. Отчётливо слышались звуки, похожие на хрюкающие смешки – племени понравились новые забавы!

– Нельзя оставлять твоих гвардейцев вот так, постоянно в мрачном подземелье, – вздохнула Алина. – Неужели трудно вывести их отсюда и дать новую жизнь? Какими бы они ни были, они всё же люди!

– Я думал об этом, – ответил Костя, – кое-какие планы есть. Только ещё не время, придётся воинам потерпеть…

* * *

Сказочная арабская ночь, последняя в скрытом от всего света городе, радовала лёгкой прохладой, искрящимся небом и удивительной смесью ароматных запахов, распространяющихся со стороны садов. Яркость звёзд не могла скрыть голубоватая дымка барьера. Сегодня свет казался особенно чистым и прозрачным.

Повелитель и советник по безопасности стояли рядом. Костя с удовольствием вдыхал целительный воздух, в котором вряд ли можно было обнаружить пылинки. Завтра придётся дышать знойным песком, а потом и разреженным смогом, ощущать тухловатые миазмы нефти и резкую вонь бензина. Но сейчас ещё можно насладиться лучшими дарами от первозданной природы.

Сделано много. Созданы и работают новые установки, исходящие из Далиля. Способ нашли. Советник по финансам с зелёным порошком и зелёным же мерцанием в глазах. Такие сибы встречаются редко. Он никому никогда не рассказывал свою историю. Да и неважно. Зато у него мастерские умения по дистанционным воздействиям на любые расстояния, и барьер для них не помеха. Косте Милвус теорию продвинутых приёмов рассказывал, но с практикой, естественно, дело было швах.

Пришлось обязать финансиста быть передатчиком некоторых срочных идей и методов человеколюбия в большой мир. «Зелёный» тут же показал себя истинным скрягой, начал усердно ныть о компенсации затрат. Может, справедливо, конечно, но уж больно скупердяй причитал, живо напоминая карикатурно изображаемых сыновей Авраама. Только что бедным евреем себя не именовал. Костя выделил ему порошка из собственных запасов и велел вести строгую отчётность по его расходам. Зато любитель скрупулёзно считать свои и чужие деньги виртуозно провёл несколько сеансов еще при повелителе. А теперь владыке города и его друзьям пора уходить.

Завтра, в час пополудни, они выйдут за барьер, пройдут положенные метры и сядут на квадроциклы, чтобы поспешить на встречу с прибывающей в город группой. Там будет автобус, на нём начнётся путь домой.

– Я всё же хотел бы пойти с тобой. Тебе совершенно незачем подставлять своих друзей, а я готов прикрыть тебе спину.

– Подставлять никого не собираюсь – доберёмся до безопасного для них места, а там расстанемся. Ты нужен здесь для спокойствия города.

– Город всё равно обречён.

Селенден произнёс короткую фразу так убеждённо, что у Сверчка даже заныло сердце.

– Что с ним может случиться? У него же… асептический режим.

Советник явно не понял, посмотрел вопросительно.

– Так говорит наш лучший доктор о больничном блоке, куда не должна проникнуть инфекция. Я имею в виду, что город – за барьером, в изоляции, в песочнице, как иногда говорят. В нём две тысячи лет ничего особенно не меняется, ничего не происходит. Я тоже не стал ничего радикально менять. Просто поддерживайте до поры порядок, вот и всё.

– Ты неправ. Порядок всегда держался на страхе. Теперь страха нет. Тебя никто не боится. А в твоё отсутствие – тем более. Когда ослабла хватка некогда сильной руки и набирает силу так называемая демократия – всё накроет хаос. Через полгода, от силы – через год. Так недавно произошло с твоей страной – сильной, богатой, но неумело управляемой. Сам я не видел, как так случилось, но разговаривал с другими посланниками.

– А я политикой не интересовался, да и мал был, но распад Союза вряд ли связан с демократией. К тому же в мире куча стран, что давно кичатся своей демократией, но они никуда не разваливаются.

Селенден зачем-то сорвал какую-то травинку, плохо различимую в темноте, понюхал её, пощекотал щёки и только затем ответил:

– Я тоже не политик, моё кредо – острые акции. И всё же своё мнение имею. По мне, есть два вида демократии. В одной человеку чуть не с рождения внушают, что он должен много трудиться, чтобы добиться счастья и успеха. Дерзай, мол, ведь все пути для тебя открыты, выбери свой и смело шагай, не ленись! А вот в другой люди зачем-то ждут, когда кто-то придёт и даст им вкусный пряник. Они инертны, работают по принуждению и спустя рукава. Они не приучены связывать такие понятия, как трудовой вклад и успех. Когда эти люди вдруг осознают, что имеют слишком мало, недостаточно, что никто не торопится их осчастливить – вот тогда они озлобляются, начинают дёргаться, пытаются воровать, грабить или объединяться в диком протесте. Начинаются смуты, революции, разруха, ещё более дерьмовая жизнь. Узнаёшь знакомую картинку?

– По-твоему, большинство людей в моей стране – тунеядцы, воры и горлопаны?

Советник отбросил травинку. Возможно, обычная грубоватая прямолинейность уступила сейчас нежеланию обидеть собеседника.

– Я бы так не сказал. Но они лишены трудовой инициативы, заряда на успех. Вот ты рассказывал, что вырос в сиротском доме, как и твои спутники. Вас там учили, что надо трудиться с малых лет? Для того чтобы жить достойно, а не потому, что так положено?

– Нам говорили, что надо окончить школу, потом желательно получить высшее образование, а уж потом трудиться… во благо Родины. А значит, во благо каждого из нас.

Селенден рассмеялся.

– С такими установками, боюсь, твоя страна не вылезет из многочисленных проблем. А Далиль… Его жители живут и работают по привычке, в основной своей массе – бездумно. Есть творцы, учёные, энтузиасты – но их единицы. Серой массе чуть приоткрой форточку, натяни розовые стёклышки свободы – и скоро будет бунт. Я знаю, о чём говорю.

– Потому я и прошу тебя – поработай, постарайся, чтобы до моего возвращения не было никаких бунтов и революций. Ты же знаешь, как важно сейчас для меня выиграть время.

Зачарованный оазис продолжал спать, поражая тишиной. Листва не колыхалась, не посвистывал лёгкий ветерок – барьер надёжно сковывал и отводил в другие места пыльные бури. Спали безмятежные жители города. Его повелитель и один из советников продолжали стоять на краю сельскохозяйственного сектора, вдыхая свежий воздух и любуясь небом. Мирный, патриархальный городок, тихий и спокойный.

В глубоком подземелье Шав любовался подарком. В его душе царили необыкновенная расслабленность, мир, покой – всё приносило ту радость, какой ему никогда раньше не приходилось испытывать. Но его дежурство на сегодня закончилось, и пора спать. Вождь не удержался и оглянулся. Обе богини по-прежнему следили за ним своими ангельскими ликами, а их руки продолжали непрерывный гипнотический танец.

– Кра, – удовлетворённо сказал Шав.

Обсидиан и чёрный диорит. Книга третья. Пятьдесят девять и один.

Подняться наверх