Читать книгу Обсидиан и чёрный диорит. Книга четвертая. Алмазная мельница - - Страница 2

Москва, сентябрь 2003 года

Незадолго до встречи Алины с отцом Володя вернулся в гостиницу в компании с Селенденом и пребывал в замечательном настроении. Ведь теперь бывший ямабуси может когда угодно медитировать по своему вкусу.

А были они на знаменитой «Горбушке», средоточии радостей и чаяний всех московских (и не только) меломанов. Что там нужно было Селендену – неясно. Он лишь сказал, что им сегодня по пути – следовательно, Капитан может составить ему компанию.

Компания из крепкого мужика, помогавшего с разборками ещё в Далиле, была ещё та. Это с Костей Селенден мог что-то бесконечно обсуждать втихаря, а с остальными был предельно вежлив, перебрасывался парой дежурных фраз – и только. Помнится, даже приторно-корректный Стефанио снисходил до вполне содержательной беседы. А вооружённый попутчик, таскающий свои железки в лыжном чехле, сказал лишь, что у него есть дело на рынке. Какое такое дело? Сверчок-то наверняка знает.

По залам бродили неподалёку друг от друга. Но Селенден, как заметил Володя, музыкальной продукцией нисколько не интересовался. Высматривал кого-то – это вернее. Раза три пошептался с подозрительными на вид личностями, причём каждая из них быстренько сворачивала торговлю и куда-то исчезала. Этак, глядишь, он всех торговцев распугает. Чего они улепётывают, когда торговый день в разгаре, покупатель идёт, хоть и не густо, а предложить есть что. Глаза разбегаются от изобилия компакт-дисков, рябит от разноцветных обложек. Конечно, много так называемой «палёнки», и надо внимательно смотреть, различая, что завод сделал, а что самодельно отжигали.

Капитан искал не абы что, а лучший альбом своей любимой группы. Может, кто его лучшим и не считает, так это их собачье дело. А Володька твердо знает, что ему нужно.

Плейер он купил на удивление быстро, совсем недорого, в комплекте со слабенькими наушниками, а вот ради диска пришлось походить. Не то что их полторы штуки на весь рынок – вовсе нет. Просто в одном месте качество не понравилось, в другом – продавец. Третья лавочка надолго прикрылась – возможно, лотошник побежал перекусить, да так и застрял в каких-то мутных переулках. Володя видел, что Селенден, скорей всего, закончил свои дела и поглядывает в его сторону, совершенно не слушая, что ему впаривает молодой угреватый парень, размахивающий возле носа потенциального покупателя парочкой коробок с новейшими фильмами. Пришлось подойти, и тут вдруг сошлось. У угреватого оказался нужный товар, на вид «фирма», да ещё удалось сбросить цену (на целую двадцатку).

По пути в гостиницу Капитан успел часть песен прослушать, остался доволен. Ещё бы наушники путёвые купить, но это не горит. Деньги, заработанные в Астрополе, ещё есть, только лучше их приберечь. Не всё же время у Костяна клянчить, хоть тот никогда не отказывает. Наоборот – обычно сам додумывается, на что следует потратиться. Вон Алине какое платье отгрохал! Сшил, конечно, платье же не дом. И сшил не сам, а заказал. Вот хохма была со старым сморщенным евреем-портным! Тот рассыпался перед Сверчком в любезностях, а в это время перед дверью корчился в бессильных судорогах какой-то лохматый хиппи. Ему, видите ли, вечером на концерт в Ярославль ехать, а костюм всё ещё не готов. Точно, похожая личность как-то на экране светилась ещё с парочкой длинноволосых гитаристов и барабанщиком. Но песня их тогда Капитана не впечатлила, и за автографом он кидаться не стал. А Костя с портным активно обсуждали фасон и хиппаря нагло игнорировала.

Зато когда Алина вышла показаться в платье…

Тут Володя просто застрял в мыслях. У него не было слов, чтобы выразить восхищение. Стройная изящная статуэтка с серьёзными глазами. Если на лицо не смотреть – практически незнакомая женщина с маленькими изящными ножками, оголёнными плечами и немножко спиной. Но он знает, что это именно Аля, оторваться невозможно. Даже признанная красавица Кравченко в шоке. Костя – хоть бы хны, за что ему большой респект. Только немного обидно, что Сверчок не восхищается хотя бы чуть-чуть. И вообще: с чего кто-то когда-то в детдоме решил, что Алина Святогорова – невзрачная серая мышь? В девичьей среде такое мнение активно процветало, а пацаны на Джоконду особого внимания не обращали. Может, кто и обращал, да виду не показывал. Она же вроде с ним, с Володькой, ещё нарвёшься.

Отец Алины Капитану не понравился. Мнение предвзятое, конечно, потому что заранее понятно, какая он сволочь. Бросил дочь и утёк за границу. Да ещё не абы куда, а в Германию. Володя немцев не любил. Говорил, оттого, что всю многочисленную отцовскую родню фашисты убили, постреляли, по лагерям сгноили. Оно, так, конечно, и было, оставшаяся родная бабка врать бы не стала. Так он огульно за глаза всех немцев, а заодно и тех, кто в Германии жил, называл фрицами и старательно ненавидел. Немецкой сборной по футболу он неизбежно желал крупных проигрышей и вылетов со всех чемпионатов. Даже разок чуть не поссорился с Костей, неосторожно заметившим, что немцы вообще-то порой здорово играют.

Короче, толстый, носатый и по-буржуйски одетый мужик был Володьке совсем не по душе. Катился бы себе обратно, чтобы не трепать нервы девушке, которой и так не сладко пришлось с родственными связями. Сверчок Алину совсем не щадит, заставляет поговорить подробно, что-то такое выведать. Что там выведывать? У такого гада, как пан Новицкий, поди, что ни слово – то ведро помоев. Как она сможет вытерпеть? И ему, лучшему другу, нельзя быть рядом.

Конечно, Капитан заметил стоящие в глазах Али слезинки, когда она возвращалась. Он всегда замечал, что с ней происходит, тонко чувствовал её переживания. Она, может, думает, что он толстокожий, а это не так. Просто он знает, что она не любит разные там утешения, вот ему и приходится молчать, чтоб не навредить ещё больше.

Вот же сволочь папаша Новицкий! Довёл-таки дочь до состояния слёзного ступора, до бессонной ночи, до запредельно сложных размышлений. Может, пойти ему по рогам дать? Она, конечно, такое не одобрит. Придётся терпеть.

А запись теперь никто так внимательно, как Володька, не слушает. Каждое слово впитывает, старается представить, почувствовать всей своей толстой шкурой. Здорово Аля ясновельможного пана насчёт «засланного казачка» прищучила. Потом сказала решительное «нет». Молодец! Хотя папаша никак не угомонится. Десерт ему надо предложить, видите ли! Что ещё за внушения?

Тут Алина неожиданно останавливает воспроизведение.

– Дальше личное, – говорит. – Вам неинтересно будет. Только меня касается.

Таня делает гримаску в своей манере:

– Наоборот, очень любопытно. Какое внушение может делать юной дочери любящий отец, впервые увидевший ёё в семнадцать лет? Мне внушений никто сделать уже не сможет. Так может, другие послушать, чтобы, упаси бог, не наделать непоправимых ошибок?

Это Танюха так выпендривается, думает Володя. У неё что-то настроение стало опять под откос катиться. Видимо, потому, что Костя после Астрополя на неё внимания не обращает, а всё с Алиной усиленно общается. Так не может же Костян разорваться! Он и так сколько сделал для своей Циркачки, вон на памятник родительский любо-дорого взглянуть. Мало кто для родных такое соорудит. А с бароном мутная история, факт! Тот внучке цацки какие-то передал. Как раз про них в самолёте голубки разговаривали, всё удивлялись чему-то. Потом Костя украшения забрал и пока в сейф положил. Что странно – Танюха даже не возмутилась, что это всё её добро, которое либо поносить можно, либо в комиссионку сдать.

А Селенден опять угнал куда-то на ночь глядя, половина одиннадцатого уже, и, похоже, ночевать возвращаться не собирается. Всё дела у него какие-то, видите ли. Опять взял свои шпаги-даги – и был таков.

– Мы же договорились. – Сверчок говорит тоном непререкаемым и поучающим, что, раз слова относятся к Алине, выглядит тошнотворно противно. Володе хочется даже одёрнуть, но он молчит. Велик, конечно, авторитет у друга, а сам он, хоть и Капитан, вечный ведомый. Видимо, из тех капитанов, которым постоянно нужен лоцман.

Алина бросает на Костю уничтожающий взгляд. Бесполезно.

– Повторяю, – вещает самоуверенный миллионер. – Каждое слово, даже тон, оттенок, могут быть нам очень и очень полезными. Раз уж ты записывала что-то ещё, будь любезна, дай нам дослушать.

– Делайте что хотите.

Володя видит, как она отошла в сторонку, села и закрыла лицо руками. Он знает, что это жест крайнего отчаяния, когда она на время сдаётся, предпочитая уйти в себя и отключиться от чужих слов и эмоций. Он видел, как точно так же она поступила в конце разговора с Бруно. Значит, сейчас произойдёт что-то ужасное.

Кэп хотел сказать решительное «нет». Но Таня уже завладела телефоном. Платонов опять промолчит? Порой он для остальных – бессловесная мебель. Интересно, они могли когда-нибудь такое про него подумать? Дружба дружбой, но в компании он, Володя, явно примерил на себя аутсайдерскую роль. А кем бы он был в футбольной команде? Костя, понятно – главный тренер, он же теперь ещё хозяин клуба. Таня – полная тройка нападающих. Алина – мозговой центр, распасовщик из полузащиты. Ну, а Платонов, значит, всё остальное. Защита, вратарь, рабочая лошадка, из тех тружеников, которым почему-то никогда не поют особенных дифирамбов и не дают «Золотой мяч».

Пока Кэп так размышлял, голос Новицкого вновь всплыл в комнате. И почти сразу окрик Кости его остановил.

– Стоп, стоп! Суржицкий… Суржицкий, Суржицкий… Фамилия очень знакомая, только не могу вспомнить, откуда. Очень интересно. Действительно пошло самое интересное. Я сейчас быстренько попробую в Интернете глянуть, что там есть про Суржицких. Продолжаем, я внимательно слушаю. Сделай громче.

Да что за Доппельгерц, Сверчок даже никак не комментирует прозвучавший титул. Не расслышал, что ли? Не может быть. Просто какая-то фамилия, видишь ли, куда важнее. Зато Таня дёргается и смотрит на подругу с недоумением.

Княгиня… неужели? Что это значит для него, скромного парня Володьки Платонова родом с рабочих окраин? Теперь она, столбовая (или ещё какая) дворянка, как звезда, к которой он всю жизнь ведёт свой космический корабль, вдруг сменит орбиту, улетит и станет вовсе недосягаемой для него?

Голос Бруно вновь заполняет пространство, но теперь запись останавливает уже Таня.

– Ты чего?

– Двадцать два миллиарда… это правда?

Цифра и впрямь оглушительная. Как хорошая пощёчина, думает Володя. Хлёсткая такая, основательная. Только он-то больше не на проклятые доллары внимание обратил, а на то, что Алине всё-таки угрожают. Да ещё и друзей по косточкам разобрать собираются.

Костя отрывается от ноутбука и отвечает Татьяне:

– Правда. Необходимо было откупиться. Причём от своих же. Они бы вас замордовали, не выпустили из того санатория. А то, глядишь, и к стенке где-нибудь поставили.

– У нас же нет смертной казни. И вообще – за что?

– Ну, я, может, палку перегибаю, но посидеть в тюрьме вероятность у нас была хорошая. Считайте, что я купил нашу свободу, и забудем об этом.

Хороша забывчивость, однако. Но Володя видит, как Алина резко дёргается разок, не отнимая рук от лица. Большое сердце влюблённого сжимается, а затем начинает делать под сотню ударов вместо привычных шестидесяти. Похоже, сейчас будет самое плохое. Всё-таки надо вмешаться, сказать, чтобы прекратили…

Воспроизведение.

Брякает о крышку стола уроненный телефон. Следом Таня хлопает дверью в соседнюю комнату с такой силой, что две картины сыплются со стен на пол. Костя, естественно, кидается следом.

Алина продолжает сидеть в той же позе, как скорбное изваяние.

Такой вот весёлый выдался вечерок. Только он ещё не закончен.

* * *

Теперь уже второй час ночи. Если верить зеленоватому циферблату над входными дверями. Для чего захудалый бар работает до четырёх утра, непонятно. Посетителей практически нет.

Володя сидел за столиком в самом тёмном углу, свесив голову и бессмысленно нажимая в который раз одну и ту же кнопку. Один наушник был в левом ухе, второй болтался где-то на уровне груди.

Кэп сидел всего ничего, а в нём уже сидело два больших крепких коктейля. Но хмель не приходил. Наверное, мешал сытый после ресторана желудок. Там только что-то булькало и переливалось, не желая перемещаться в голову и отключать мозги.

Как он здесь оказался, Володя сказать не мог. Когда запись закончилась, он просто ушёл из гостиницы. Шагал, не разбирая пути. Неважно куда, лишь бы двигались ноги. Хотя, наверно, повинуясь инстинкту, хотел оказаться как можно дальше от того места, где услышал страшные слова. Нет, Кэп не стал паралитиком, мышцы не окаменели. Всё нормально двигалось и работало. Окаменело что-то внутри.

– Слон, – говорил он сам себе, встряхивая головой и насмерть пугая редких полуночников-прохожих, шарахающихся от него. – Я слон, тупой и шершавый. Нет, толстокожий. Наверно, лев всю жизнь ей нравился, а я только радостно покачивал головой и шевелил хоботом. А лев – ого! Он отрастил шикарную гриву, чтобы быть ещё краше.

Потом Капитан, судно которого, видимо, потеряло управление и было близко к крушению, внезапно менял тему и начинал бормотать:

– Какая она – духовная бедность? А-а, знаю! Кто написал «Лунную сонату»? Я ни черта не помню! Какие оперы сочинил Глинка? Понятия не имею. «Песня о Буревестнике»? Горький? Надо же, знаю! Ещё не совсем тёмный и бедный. Кто такой Бедный? А, Демьян! Был такой поэт. Что за стихи он писал? Много? Я стихи писать не умею, ну и пёс с ними!

Кэп совсем не смотрел под ноги. Где-то залез в грязь, испачкал туфли, а заодно и штанины внизу. Потом зацепился за торчащий из земли штырь, растянулся и стал напоминать недавно бомжующего гражданина. Было всё равно. Шок сотрясал внутренности, клещами терзал сердце, колол куда-то в лоб. Иногда Володьке казалось, что у него высоченная температура, как было разок при тяжеленном гриппе, и он бредит из-за неё. Машинально прикладывал руку к голове, отпускал и продолжал брести.

В какой-то момент, видимо, сработало подсознание, что стоит прекратить бесцельное перемещение в неизвестном направлении и как-то сориентироваться в пространстве. Тихо и безлюдно, маленький сквер. Очень далеко слышен перезвон гитары и нестройные голоса ночных доморощенных исполнителей. Мелькнула кошачья тень, за ней сразу – другая. Через дорогу светится непонятная вывеска, хотя рюмка под ней прозрачно намекает на характер заведения. Двери распахнуты, значит, внутри наливают.

– Почему она ничего не сказала? – спросил несчастный слон громко, обращаясь в сторону кустов с притаившимися там котами, выслеживающими друг друга. – Почему не возразила, не вступилась за нас… и за себя тоже? Она же умная, могла найти достойные слова. А она смолчала. Как будто признала, что фриц сказал чистую правду…

Постояв и не услышав ответа, пошёл в сторону рюмочной, твёрдо решив попробовать. Может, ответ тогда найдётся сам, чёрт его дери! Володя никогда не пил, и даже поминки Милвуса прошли мимо. Помнится, было потом жутко интересно, как они там выпили, а потом Алина вроде захмелела и несла что-то неприличное. Кэп с каким-то странным и сладким замиранием сердца всё хотел выпытать, что же такого она могла сказать непристойного, но ему так и не сообщили подробности.

Никакой истины в вине не наблюдается. Во всяком случае, пока. Коктейли оказались недорогие и невкусные. Точнее, он не почувствовал вкуса, проглотив их залпом один за другим. Потом обнаружил, что сумка с плейером висит у него через плечо и никуда не делась.

Теперь Капитан десятый раз проигрывал одну и ту же песню. Она звучала не только в наушнике, но и где-то внутри. Сидящий в голове неведомый исполнитель старательно подпевал, потому что слова Володя давным-давно знал наизусть. Когда-то они странным образом помогали ему переживать подростковые душевные муки. Сейчас падали тяжело и ничего не облегчали, но он всё равно продолжал их повторять.

Рядом возник другой посетитель. Мужик, небритый, с жилистыми татуированными руками. Руки худые, а грудная клетка широкая. Да неохота его разглядывать. Чего припёрся?

Нарушитель тоскливого одиночества между тем глотнул коричневой жидкости, хрюкнул слегка. Несёт от него каким-то хлевом, а сам чистый коньяк или ром лакает. Другого столика не нашёл, что ли? Вон их целый десяток пустует. Песня закончилась, надо ещё раз запустить.

– Давай, что ли, поздоровкаемся, – предложил мужик. – А то сидеть без разговора не по-людски.

Володя презрел рыпающегося на неприятность приставалу. Чего ещё прицепился с болтовнёй? По рогам ему дать, что ли? Но не набрался внутри нужный градус злости или раздражения. Скорбь преобладает и придавливает к стулу, так что кулаки чесать не хочется.

– Ты пересел бы лучше, вонючий, – посоветовал Капитан. – Отдыхать мешаешь.

– Ты сам-то не красавец! – усмехнулся мужик. – А вот со скалы сигать долго и тяжело. Пока заберёшься, десять раз передумать можно. Под поезд – некрасиво. Кровяки много, кишки наружу. Лучший способ – это с Командора грохнуться. Быстро и надёжно, я тебе скажу.

Володя побагровел. Кажется, злость начинает излечивать от шока.

– Ну, что ты волком скалишься? – продолжал дурно пахнущий незваный собеседник. – У тебя же наушник поёт одно и то же. Прыгну да прыгну. Ни хрена ты не прыгнешь. Незачем потому что.

– Почему не прыгну? – возразил Капитан. Злость вдруг тоже улетучилась. Слабость какая-то теперь, вялость. Алкоголь, что ли, так действует? На хрена он тогда нужен вообще? Надо, чтобы тоски в сердце не было, а пустоты в голове и без спиртного хватает. Дурак же, пень ушастый!

– Не прыгнешь, и даже спорить тут не о чем.

– Прыгну. Не со скалы, так с балкона где-нибудь. Заберусь повыше только.

– Давай я тебя лучше с Командором познакомлю. Толку больше будет.

– Достал ты со своим Командором.

Мужик устроился удобнее, глотает потихоньку своё пойло. Он явно не боится здоровенного парня, который ещё и сильно не в духе. Многие бы спасовали и убрались подальше. А такого даже уважать можно. Только не до него сейчас.

– Девка, что ли, бросила?

Ну вот, теперь в душу лезет. Точно надо по рогам.

– Ну, отвали, а? Без тебя тошно. Ещё и вонь распространяешь.

– Ничего, то дух здоровый, природный. А ты не горюй и не бросайся с балконов или с мостов. Исчезни лучше на время, а там посмотришь.

– Чего?

Володя вдруг почувствовал, что мужик прав. Зачем себя гробить, чтобы потом ничего не знать? Осознает она, не осознает, что слон не такой уж тупой, и вообще не слон? А слон откуда будет знать, что она осознала? Или не осознала? Он будет лежать на два метра под землёй и ни хрена не чувствовать и не осознавать. Обидно же. Как Гарик. Аля уверяет, что не сам он грохнулся. Вот опять Аля…

Сердце заныло с прежней силой. Хоть бы на Гарика переключиться. Тот же записочку даже написал обвинительную. А он, Володя, ничего не написал. Что в его случае можно написать? Обвинить её? Нечестно как-то это. В чём обвинять-то? С Костей она не целовалась, в обнимочку не гуляла, и вообще всегда вела себя примерно и целомудренно. Откуда в башке такое глупое слово завелось? Хотя не глупое, просто замудрёное. Может, слон начал умнеть буквально на глазах, стимулировался от недобрых слов в свой адрес? А что, если он ещё покажет чванливому пану Новицкому, что Платонов ничуть не хуже, чем Платон?

Небритый тем временем ещё что-то говорил и даже прикончил своё пойло. Кажется, опять завёл бодягу про какого-то Командора.

– Э, да ты, кажись, меня не слушаешь. Что с девкой-то твоей? Не хочет тебя? Это с ними бывает. Но лечится хорошо. Ты правильно сделал, что дверью хлопнул и ушёл. Только вешаться не надо, всегда успеется. Вот не приходи просто назад, пусть побесится, сама пострадает. Бабы-то собственницы страшные. Иная считает, что мужик ей принадлежит, а тогда уже ни в грош его не ставит. Так ведь?

– Так, – согласился неожиданно для себя Капитан. – Уеду я. Далеко. Пусть страдает. Ни писать, ни звонить не буду.

– Дело говоришь, – похвалил мужик. – Но зачем уезжать обязательно? Москва – город большой, тут затеряться – раз плюнуть. И разузнать легко при случае, действительно ли страдает, или сразу с другим закрутила.

Слово «закрутила» тут же отдалось тупой болью в разных частях тела. Однокоренное тому, что бахнуло кувалдой по башке. Отцовское напутствие дочери, чтоб его разорвало!

– Ну вот, опять погрустнел. Да что стряслось-то? Прямо в постели, что ли, застукал? Это да, по нервам бьёт как шрапнель по уткам. Башку снесёт напрочь. Не пристукнул кого из них случайно? Парень ты ох какой здоровый.

Володе вдруг захотелось пожаловаться. Это так, что здоровый, да только и сильного обидеть могут не меньше, чем последнего задохлика.

– Никого я сегодня не стукал, – сказал грустно-грустно. – Тебя только хотел поначалу, чтоб не приставал. Представляешь: ей сказали, что я слон. Тупой, дебильный слон. Ни на что не годный. А она промолчала.

– И всего-то? – добродушно посмеялся советчик, распространяющий зловоние. – Из-за такого точно убиваться не стоит. Подумаешь – промолчала. Если бы ослом назвали, а то, не дай бог, козлом, тогда обидно. А слон – трудяга, ему почёт и уважение. Бабы, между прочим, силу ценят, хоть не всегда это показывают. Нормальной бабе сильный мужик нужен, а не хлюпик интеллигентный, которому штаны надо поддержать. Так что не расстраивайся, всё образуется. Пусть правда пострадает, поволнуется, ты на глаза не показывайся недельку-другую. Увидишь – как шёлковая будет.

– Уеду.

– Да не надо никуда ехать, чудак-человек. Мне как раз слон нужен, помощник то есть. Мой-то сегодня взбрыкнул. Устал, мол, вкалывать, и до свидания. Я тоже психанул, оттого сюда и припёрся прямо в рабочей одежде. А тут тебя увидел, сразу подумал, что прямо судьба мне улыбнулась. Вот и подсел разузнать, как ты да что. Работа нужна? Пойдём со мной.

– Какая работа? Оформляться же надо…

– Мы без оформлений обойдёмся, но зуб даю, что оплата без обману будет. Ежедневная, в конце работы. Сразу только скажу, что работа тяжёлая. Потому про слона и сказал. И запачкаться можно.

– Не пугает. А что за работа?

– На ипподроме я работаю, разнорабочим числюсь. Иногда за конюха приходится быть, но то специальность отдельная. Я уже лет десять там, а помощники меняются. Беру, когда надо. Сейчас просто позарез. Послезавтра сразу десять новых коняг подъезжают, надо им стойла приготовить. А там во многих местах, как обычно – чёрт ногу сломит. И хлам разный, и чистить надо, а где и дыры в стенах, кирпич надо срочно класть.

– Так вот почему от тебя запах такой, – запоздало догадался Володя. – Я тоже так вонять буду?

– Сказал же, что в рабочем пришёл. А так у нас всё путём, спецодежда, душевая есть, спальни нормальные. В столовке бесплатно кормят, три раза в день. Почти курорт!

– Пожалуй, мне подходит… на недельку-другую. А что ты там про Командора твердил? Я только про одеколон такой слыхал.

– Это у нас жеребец есть, самый злой и норовистый. Дурной он по характеру, и глаз у него дурной. Порой взбрыкнёт на ровном месте, и кусается как сумасшедший. Объезжали его, объезжали, да толку чуть. Скольких сбросил с себя, двоих насмерть… почти. Его под нож думали пустить, да бегает он больно хорошо, когда вдруг в настроении. С ним забеги вообще непредсказуемые. То он впереди задрав хвост, то встанет посреди пути, сколько жокей его не стегай. Вредная скотина, короче. Я к нему стараюсь не подходить, и ты подальше держись. Остальные лошадки смирные, а иные даже ласковые. Сам увидишь, если согласен.

– Да пойдём уж. Далеко?

– Ты чего, правда слон? – засмеялся разнорабочий. – Улицу не читал, когда заходил?

Тут Капитан сообразил, что улица, видимо, Беговая, где рядом и находится центральный ипподром. Наниматель представился именем Лёха и предупредил, что завтра вкалывать придётся от зари до зари, потому лучше не откладывая отправиться на боковую.

Володя подумал, что интенсивный физический труд лучше всякого лекарства развеет на время грустные выводы о несправедливости мира и безрадостной сущности бытия. Возможно, слоновья голова Кэпа выразила мысль другими словами, попроще, но суть была та же.

* * *

Интенсивный стук в дверь вернул в тревожную реальность. В соседней комнате вовсю ругались на повышенных тонах и слышали только себя. Алина поморщилась. Боль, похожая на ненавистную зубную, гоняла сердце по всей грудной клетке. Открывать всё же нужно. Конечно, дежурная снизу.

– Что у вас стряслось? Соседи звонят, жалуются.

Остаётся только пробормотать извинения, и что сейчас всё будет в порядке. В коридоре за спиной сотрудницы отеля виднеется ещё одно лицо.

– Их вообще проверить надо, – мстительно говорит лицо. – Они тут кучей живут, два парня и две девки. Что они, регистрированные? Ещё мужик с ними подозрительный, по ночам всё время шляется…

– Мы все братья и сёстры, – торопливо отвечает Алина, пытаясь закрыть дверь.

Лицо ещё бормочет про какое-то несходство физиономий, но к ним выкатывается взбодрённый и краснолицый Костя, и конфликт сразу гаснет. Дверь удаётся закрыть. Сверчок подбирает упавшие картины и вешает их на место.

Тут и Таня следом. Стоит, подбоченившись, смотрит уничтожающе. Ещё не всё выплеснула.

– Княгиня, значит? А я всё прикидывала порой: откуда в детдоме такая чистоплюйка выросла? Ручки на парте аккуратно сложены, спинка прямая, жесты плавные, ножка как у принцессы из сказки. Мы танцуем, поскольку какая дворянка обойдётся без балов? Порода, вот оно что! Это тебе не какая-то грязная цыганка! Ты от неё когда-нибудь мат слышал, Костя? Бранное слово вообще? Помнишь, что ты пролепетала, когда грохнулась во время ремонта? А?

– Помню, – ответила Алина.

Тогда она сказала:

«Где были мои глаза?»

– Вот! – торжествующе проговорила Таня, повторяя фразу вслух. – Нормальные люди так не говорят. Исключительно княгини! Потом неделю шкандыбала с повязкой, хорошо, без гипса обошлось. И ни разу не выругалась! Это же порода! А к ней ещё и привилегии полагаются. Например, крутить кем-нибудь, если захочется.

– Прекрати, – сказал Костя. – Не собирается она меня окручивать.

– Откуда ты знаешь? Ты к ней в душу, что ли, заглядывал?

– Заглядывал.

Тут он переборщил, подумала Алина. Ну, у него такое иносказание вырвалось, видимо. Или просто последнее слово машинально повторил, такое бывает. Хотя смутные воспоминания из дворцового подземелья шевелятся. Что там произошло, после того, как пал Аль-Фазир? Она не помнит совершенно. Очнулась через какое-то время – и всё.

– Ну, пожалуйста, не надо меня больше мучить, – взмолилась она. – Ничего такого я делать не буду. Ни крутить, ни бежать. Мне поклясться, что ли? Чем?

Костя стоит между ними в нерешительности. К кому подойти, кого утешать? Любой вариант выглядит проигрышным. Потом Сверчок вдруг спохватывается:

– А где Володя? Что-то его не видно.

Действительно, в номере Капитана нет. Спрятаться негде, да и не будет он пытаться влезть в шкаф или узкую щель со своими габаритами. Остаётся предположить, что «вышел проветриться». Но пора бы уже вернуться.

Алина почувствовала, как что-то тренькнуло в голове и затикало затем, будто пошли часы. Или включился счётчик. Ощущение было необыкновенно тягостным, предвещавшим беду и долгие душевные муки. Сон! Тот сон. Сигнал о смертельной опасности? Да, похоже. И грозит она Володе. Потому что…

– Он совсем ушёл, – догадалась Джоки. – Чтобы не возвращаться. Он ведь может в таком состоянии что-нибудь над собой сделать.

– Да ну, – неуверенно возразил Костя. – Придёт.

Счётчик тикал. Медленно, негромко, но достаточно отчётливо. Навязчивый метроном, иногда замирающий на несколько секунд, а затем снова капающий на мозги. Бес говорил о желаниях. О плохих желаниях, ужаснейших и отвратительных. Лучше о них не вспоминать никогда, затолкать проклятый сон в такие дальние уголки сознания, откуда он никогда не выплывет!

Таня, в свойственной ей манере, тут же переключилась с ревнивых обвинений на другое активное действие:

– Что мы расселись тогда? Надо идти, искать его срочно, пока далеко не ушёл!

– Если ушёл, то уже далеко, – ответил Сверчок, глянув на часы. – Мы с тобой минут двадцать отношения выясняли. Но я пойду, гляну вокруг. Вдруг не ушёл, а сидит где, страдает. Поговорим по душам и придём. Вы сидите, а то лучше ложитесь спать. Алина, тебе давно бы уже переодеть платье…

Вернулся он минут через сорок, отрицательно помотал головой. Значит, Капитана нигде нет. Возможно, он даже сел уже на ночной автобус или электричку, чтобы уехать в дальнюю-дальнюю глухомань, где жесточайшая борьба за выживание поможет обрести душевный покой. Если что-нибудь не хуже.

Но счётчик всё тикает, и Алине кажется, что он отсчитывает оставшиеся часы жизни Володи. Бежать куда-то среди ночи Костя никому не разрешит, а телефон свой Капитан оставил на тумбочке. Дёргаться, кажется, бессмысленно, но ожидание мучительно. С ним же ничего не случится? Только бы ничего не случилось. Только бы ничего не случилось!

Вдруг счётчик замолчал, исчез совсем. Но он не должен был закончиться, нет, просто остановился, прекратил существование. Ощущение, что непосредственная опасность перестала грозить Капитану, переросло в радостную уверенность.

– С ним пока всё хорошо, – сказала Алина. – Пока всё будет хорошо. Я чувствую.

– У тебя с ним астральная связь, что ли? – Костя спросил устало, но без всякой иронии.

– Может быть. Мы же родились в один день.

– Тогда ложитесь спать, в конце концов. Телефоны давайте, вдруг он откуда-нибудь позвонит. Кого угодно может вздумать набрать.

Селенден явился в шесть утра, бесшумный, как собирающийся стащить кусок мяса на кухне кот. Костя, периодически впадавший в дрёму, не сразу его засёк. От лже-Бандераса пахнуло ночной свежестью, и выглядел он довольным, словно только что отыграл свою лучшую роль.

– Порядок, повелитель. Сегодня к вечеру московский разгром можно будет считать завершённым. Жаль, что голова сейчас отсутствует, но империя уже рухнула.

– Прекрасные новости. Но лучше подробности потом.

Пришлось рассказать о печально закончившемся вечере и своих ночных бдениях. Селенден внимательно выслушал, похлопывая себя рукой по колену.

– Про астральную связь – глупость, конечно, перенапряжённая психика. А сам ты ничего не чувствуешь?

– А должен?

– В норме – нет. Но ведь твоё тело принадлежало Дестану, и ты рассказывал, как он распорядился тогда резервными копиями. Твои друзья, так ведь? Теперь вспомни, чему я тебя учил, передавая магию посланников.

– След бывших копий, помню. Но они ведь как бы и не мои…

– Тело одно и то же, – возразил Селенден. – Ты и Дестан – одно и то же тело в недалёком прошлом. Шанс есть. И представить в воображении проще простого – ты же их каждый день видишь перед глазами. Думаю, стоит попробовать. Если он жив, ты его найдёшь. Тем более что ещё две точки обнаружатся рядом, поскольку сейчас сладко сопят в соседней комнате. Но помни, что я тебе ещё говорил.

– Откат?

– Самый что ни на есть ужасный. Несколько часов будешь тем, что у вас называют овощем. Потом оклемаешься, конечно. Зато избежишь кучи потерянного зря времени и лишней суеты.

– Спасибо за совет. А ты, что ли, опять собираешься?

– Ковать железо, пока горячо. Так у вас говорят? К вечеру всё будет кончено. Тогда и отосплюсь.

Коварная порой эта магия, слагаемая из союза специальных движений и чёрного с переливами порошка. После действия, независимо от его успеха, можно получить вред здоровью и выбыть из строя, будто подхватил серьёзную простуду. Хотя симптомы гриппа можно смягчить, а то и устранить на время. А откат снимает только само время.

Алина проснулась через час и растолкала Таню. Они больше не ругались, но помалкивали. Вышли вместе в ночных рубашках и посмотрели на Сверчка, задумчиво озирающего потолок.

– Там что-то есть? – спросила Эсмеральда, кивая в том же направлении и снова включая сварливую ревнивицу. – Ответы на твои архиважные вопросы?

– На потолке – нет, – спокойно ответил Костя. – А если брать много выше – честное слово, не знаю. Но мне тоже хочется узнать: как там астральная связь? Ничего не показывает?

Лицо Алины выразило одновременно и отрицание, и лёгкое осуждение.

– Информации – ноль, – констатировал Сверчок. – Не приходил, не звонил. Раз так, пойду теперь я налажу свою астральную связь. Вы что-нибудь делайте, только ко мне не приставайте. И не вздумайте заходить, пока сам не выйду. Астральная связь – материя тонкая, если грубо прервать, человек исчезнуть может навсегда. Я не шучу.

И ушёл в комнату, которую обычно занимал Селенден. Девушки услышали, как щёлкнул на двери замок.

– Выделывается, да? – растерянно спросила Таня. – Я скоро чокнусь. Вообще не шуруплю, когда и что он говорит всерьёз.

Второй раз засов щёлкнул через полчаса, только совсем не так уверенно. Костя вывалился из открывшейся двери и… сел прямо на пол. Под испуганные возгласы обтёр взмокший лоб тыльной стороной ладони и не очень уверенно произнёс:

– К счастью, помогло. Живой Володя, живой. Звёзды показали, что он на ипподроме, где Беговая, и никуда оттуда не двигается. Сейчас… капельку отдохну, и поедем туда вместе.

– С тобой что? Тебе опять плохо?

– Астрал чуть не засосал, – через силу пошутил Сверчок. – Уж отбивался от него и руками, и ногами, аж употел. Не слышали мою ругань разве?

Девушки вдвоём помогли ему переместиться на диван, хотя больше это походило на перетаскивание пострадавшего. Подложили под голову подушки. Глаза Кости сразу стали закрываться.

– Спит, – констатировала чуть позже Алина. – Ночь ведь бодрствовал. А так вроде ничего. Пульс хороший, дыхание ровное. Отдохнуть ему нужно.

– Да, но как с Володей-то быть? Селенден, как назло, вообще куда-то запропастился. А больше позвать некого. Подполковника трогать запрещено. Что делать будем?

И тут снова включился счётчик. Монотонное тиканье сменилось яркой вспышкой, и теперь Джоки была абсолютно уверена, что опять, опять он пошёл, проклятый обратный отсчёт остатка времени Володькиной жизни. Два часа. Осталось два часа.

– Ему грозит опасность.

Переглянулись. Они снова подруги – не разлей вода. Нет времени на покраски, причёски и вообще долгие сборы.

– Я возьму шокер, – решила Таня.

* * *

Дестан актёрствовал. Чем ещё развлекаться гигантскому призраку, прикованному к одному месту и лишённому общения днями напролёт?

Пару раз помогли посетители. Человек двенадцать под руководством экскурсовода ходили по залу и восхищались выставленными моделями. Гигант послушал сначала, о чём они беседовали, но ахи и вздохи, а также вопросы о ценах и мастерах интереса не подогревали. Тогда он начал громко обсуждать внешность, манеры и одежду ценителей искусства, всячески их высмеивая и стараясь оскорбить как можно изощрённее. Что с того, что они не слышат? Дестан поносил их на разных языках, с удовольствием вслушиваясь в звуки собственного голоса. К сожалению, концерт длился недолго, на выставке вновь воцарилась угнетающая тишина. Ей вторила пронизывающая пустота. За что он так наказан? Он даже не может уснуть, провалиться хоть на какое-то время в блаженное не-бодрствование. Нельзя напиться. Нельзя даже покончить с собой!

Тогда, чтобы хоть как-то заполнить вагоны свободного времени, он начал разыгрывать придуманные сценки. Он пищал или басил, пытаясь изображать голоса подвластных ему призраков:

– Не курил уже полчаса, – жаловался как букмекер. – Мишель, доставай снова кубики, будь другом, и зажги мне сигару.

– Отстань, закуришь вечером. Не видишь, у меня сеанс одновременной игры со всеми безымянными разом. Клянусь, ни один из этих болванов не сможет выкинуть больше десяти очков. Видишь, я дал им фору, чтобы был хоть какой-то интерес. Ведь я всегда выбрасываю две шестёрки.

Дальше шла пикантная сценка – естественно, с воображаемым участием пани.

– Мальчики, – с придыханием говорила изображаемая Агнетта своим воздыхателям, – сегодня в награду за преданность я наконец покажу вам свою задницу. Вам придётся кинуть жребий, или придумать что-то ещё, чтобы установить очередь. Я не буду показывать всем сразу, строго по порядку. Первый получит вдвое больше времени, чем остальные. Ну, признавайтесь, как вы будете меня разыгрывать?

– Милая, – отвечал виртуальный банкир с проникновенной грустью, – я готов три дня кряду простоять на коленях, чтобы избегнуть жребия и быть единственным.

– Но, Отто, – возражала Агнетта, – так будет нечестно. Что же прикажешь мне делать, если вы все втроём станете на колени?

Наконец, антреприза принадлежала Шарлю, шутливо раскланивающемуся с воображаемой публикой.

– Свободные граждане! – вещал он со зловещей полуулыбкой. – Сегодняшний вечер целиком посвящён нашему обожаемому Тетереву. Давайте же дружно устроим ему «тёмную»! Ах, да, ничего не получится, он даже не поймёт, куда бежать. Тем более что убежать ему ни за что не удастся. Нет! Давайте поиграем. Будем тыкать ему в спину и кричать «Угадай, кто?» Тоже мимо – он не услышит. Ах, какая досада! Вот ещё: кто с наибольшего расстояния плюнет и попадёт ему в горшок, а? Ах, ни у кого не найдётся слюны? Вот незадача! Тогда пишите мне, предлагайте, как ещё можно поиздеваться над Тетеревом! Принимаю любые предложения двадцать четыре часа в сутки!

И пират снова раскланивался.

Когда фантазии, связанные с зеленомордыми, временно иссякали, наступало время вспомнить образы живых, когда-либо встречавшихся на длинном пути прародителя. Их было много, он тщательно перебирал их, вспоминал особенности, а затем играл в пересмешника. Так убивалось огромное количество времени, и Дестан даже забывал иногда, кто он и где на самом деле находится.

Каждый раз он неизменно доходил до московских детдомовцев.

– Галеон или фрегат? – строго вопрошала светловолосая девчонка по имени Алина. – Не угадаешь – ни за что не поедем в твою Англию.

– Потрещим, Костян? – весело басил тот, кого называли Капитаном. – Что, руку больно? Да я только чуть-чуть пожал, факт! Всё равно больно? Ну, а то!

– А её случайно нет на борту? – кокетничала красавица Татьяна. – Салита, Вы сказали? Какое красивое имя для девушки!

Очередной бенефис на этом, как правило, заканчивался, и титан погружался в долгие молчаливые раздумья. В них перемежались, как часто бывает, любовь и ненависть. Он ненавидел коварных подростков и продолжал любить девушку, давно исчезнувшую с лица Земли, и которую вдобавок едва знал.

– Проклятые детдомовцы! – скрежетал он зубами. – Их телячьи нежности по поводу вечной и нерушимой дружбы погубили меня. Пока ещё не совсем, я им ещё покажу!

К нежданной радости, призраки явились к его скорбному трону. Первыми, естественно, примчалась троица в лице Шарля, Мишеля и кашляющего букмекера. Дестан сразу же их приветствовал:

– Явились, олухи, снова без добычи. Но кстати, для вас есть новости.

Он быстро рассказал, что теперь можно менять друг друга, пока течёт активное время вахты, то есть первые полчаса. Ещё о странном заявлении Голоса, что уменьшение количества привидений не станет препятствием для обращений. А вот о необязательности самих воплощений в живое состояние решил промолчать. А то обрадованные призраки разбредутся сами по себе и вовек не сыщут друг друга.

– Что за уменьшение? – спросил Шарль. – Убьют кого из нас, что ли? У тебя, видать, галлюцинации, прародитель.

Начали подтягиваться и остальные. Только Тетерева всё не было.

– Вот его я сам убью в первую очередь, – пообещал озлобленный пират. – Как только смогу, и в любой жизни. Половину времени мы всегда тратим впустую из-за этого недоноска!

– Откуда вы узнали, что нужны мне, поскольку есть новости? – спросил между тем гигант.

– В отличие от тебя, нам голоса не являются, – ответил Шарль. – Мне просто что-то в голову стукнуло, и всё. Думаю, пора навестить нашего великана. Подопечный наш в тёплых краях греется со своими дружками-подружками на солнышке.

– Да, там только что история произошла, – вмешался Сэм. – Узнал у нашего теплокровного союзника Мажорного, что его ребята двух девчонок захватили для дела, а те тут же сбежали. Он думает, что вся детдомовская компания вот-вот в Москву вернётся, и там уже снова попробуют их поймать.

– Долго он думает, – проворчал Дестан. – Сам бы поработал, а то подручные у него, видать, ротозеи.

– Но он пока в Израиль уехал лечиться.

– Что ещё за Израиль? – поинтересовался пират. – Богатая земля? Есть что пограбить?

– Новая страна, про неё только я да Том знаем, – пояснил Олдбрук. – А пограбить, Шарль, сейчас почти кругом есть что.

– Не в то время я родился, – заключил флибустьер. – Сейчас бы потрепать судёнышки разных богатеев. Я видел, что болваны ни одной пушки не ставят! На что только надеются? Ходкие, конечно, сейчас, почище моей бригантины будут, но ведь можно какой-нибудь крейсер захватить – и пошёл куролесить по побережьям! Красота!

Тем временем на лестнице показалась рука с горшком. Следом, соответственно, и лицо Тетерева. Как всегда, безмятежное и отрешённое.

– Все в сборе, значит, – подвёл итог прародитель. – Слушайте теперь! Высшие силы нами недовольны. Наши усилия недостаточны, и противник нас чуть ли не одолевает. Нельзя этого допустить. Нужны крайние и эффективные меры. Нужен перелом. Да, мы все обязаны переломить ситуацию.

– Тебе-то как раз делать ничего не приходится, – пробурчал Шарль. – Стой себе да стой, как медведь в низкой клетке.

Дестан не обратил внимания на выпад.

– Нам всё время мешают. У нужного нам тела есть защитники разного рода, в том числе его друзья. Пришло время честно сказать, что попытки захвата без учёта этого обстоятельства были обречены на провал. Больше не следует допускать ошибок. Друзей нужно уничтожить. Каким угодно способом.

– Да ясно каким, – усмехнулся пират. – Шарль, убей того, заколи другого. Хоть бы раз любезный граф поработал шпажонкой. Глядишь, и дела пошли бы веселее.

– Я не убийца, – снижая интенсивность зелени на лице, выразил отказ де Леранж.

– Лжёшь! – вдруг воскликнул итальянский бард Серджио. – Ты тоже убийца! Мы все здесь – убийцы!

Среди призраков внезапно вспыхнула безобразная ссора, в которой, казалось, все приняли одновременное участие. Говорили разом, создавая многоголосную полифоническую дисгармонию. Дестан даже заткнул уши огромными ладонями. Привидения кричали, пытались наскакивать друг на друга и обвиняли во всех смертных и бессмертных грехах. Даже безымянные поднялись со своих мест, суетились, выпячивали шеи, выискивая в толпе воображаемых врагов, и что-то гомонили. Шарль почему-то дважды обошёл вокруг Говоруна, пристально разглядывая его чётки. Потом все звуки перекрыл бешеный крик Мишеля Авилье, набросившегося на самого Фоше:

– Ненавижу! Я вспомнил! Это же ты был главарём той толпы, что сошла с корабля! Это же ты убил моего отца, негодяй! Ненавижу!

Шарль спокойно стоял под градом сыплющихся оскорблений и упрёков и презрительно усмехался.

– Я думал, мы друзья, – наконец произнёс он примирительным тоном.

Мишель в ответ снова осыпал его проклятиями.

– Ну, угомонись уже, – посоветовал другой его друг, букмекер Ơ Фаррелл.

Тут Авилье проявил ещё более странную и неожиданную неприязнь.

– И ты уйди от меня! – завопил он. – Ты, смердящий кусок жирного дерьма! Пойди прочь со своими сигарами! Зажги ему эту дрянь, видите ли! Конечно, я поджигал их с надеждой, что пузан ещё раз сдохнет от своего бесконечного курева! Я ненавижу табак! Будь прокляты все, кто потребляет эту гадость!

Коннор отшатнулся, косясь на плётку.

– Сошёл с ума, не иначе, – бормотал он. – Где это видано, чтоб плантатор, всю жизнь выращивающий табак, люто ненавидел свою продукцию и тех, кому она больше всего нужна…

– Замолчите все! – заорал Дестан. – Прекратите глупые распри! Всё давно прошло, и зарубите ещё раз на носах, что вы – это я! Какая разница, кто там кого убил? Сейчас вы должны быть командой, а не сборищем психопатов! Идите отсюда, я вас не задерживаю! Исполняйте приказания, и приведите мне мальчишку!

На этот раз пират и букмекер не поскакали впереди всех, а задержались с выходом, медленно спускаясь по лестнице, когда даже Тетерев покинул выставочный зал.

– Ну, ты видел? – спросил букмекер. – Каково? Без развлечений мы точно скоро станем психопатами.

– Верно, – задумчиво ответил флибустьер. – Пример Мишеля заразителен. А как с ним порой бывало весело! Ты заметил, что я ничего не сказал остальным про намёк, что нас может стать меньше? Ни к чему, думаю, сеять лишнюю панику.

– Разумно. Если только Авилье не проболтается.

– Вряд ли. Скорее, он забыл уже в порыве гнева про эти слова. Как прибудем в Москву, первым делом всё же пойдём развлечься. Прародитель может ждать сколько угодно. В Москве моря нет, это я уже выяснил.

– Зато есть ипподром, я тоже узнавал.

– Значит, сходим на ипподром. Может, и мне понравится.

* * *

Счётчик упорно тикал. Только время не показывал – то ли из коварства, то ли из сострадания.

Рванули стометровку до входа, причём на этот раз Алина отстала чуть-чуть. Путь преградил охранник.

– Сегодня скачек нет, – пояснил он лениво, для убедительности тыкая в вывешенное расписание.

– Нам бы парня увидеть, – зачастила Таня, потому что Джоконда только переводила дух и не могла ещё говорить. – Он должен быть где-то тут. Большой такой, крепкий, Володей зовут.

– Был такой с утра, пропуск ему оформляли. Ну, так у вас пропуска нет, как я понимаю? Пусть выходит на проходную, вот и увидитесь.

– А кто же его позовёт? Он телефон дома забыл.

– А мне чего?

– Ну, пожалуйста, пропустите! Вопрос жизни и смерти!

– Чьей – его или вашей? – усмехнулся охранник, переводя взгляд на Алину и почему-то зафиксировав его. Наверное, вид её куда убедительнее свидетельствовал, что вопрос именно таков, потому что мужчина в камуфляже слегка нахмурился. – Хорошо, впущу, только не знаю, где его искать там. Спросите по пути кого-нибудь.

Едва поблагодарив, подруги рысью побежали дальше. Алину подгоняла сильная тревога. Она даже нисколько не удивилась, что Костя опять оказался провидцем, что Вовка действительно где-то здесь. Нет сил размышлять, что он вообще здесь делает, поскольку любовью к лошадям, а тем более к тотализатору, Платонов никогда не отличался. Занесло его случайно – вот и всё. Может, он вообще пьян? Бывает так с мужчинами, что в самый критический момент они, даже совсем непьющие, вдруг хватаются за бутылку.

Девушки долго блуждали бы там, где трибуны, сектора с грязными пластиковыми сиденьями и закрытые пока кассы второго этажа, но, к счастью, встретили знающую женщину.

– Володя, говорите? Молодой совсем и здоровый? А, новый помощник Лёхи. Этот непутёвый замордует его сегодня работой. Там они, глядите, куда показываю, старую конюшню в порядок приводят.

Старую конюшню ещё следовало поискать. В отличие от новой, из неё не торчали две конские половины – одна передняя, другая задняя. Обе половины не давали пройти в саму конюшню. Задняя нервно перебирала копытами, а передняя что-то хрумкала, показывая страшные длинные зубы. Разумеется, это была не мистика, а две разные лошади, легко различимые по масти.

Потом подруги увидели жилистого небритого мужика в неказистой одежде, перевозящего тачку с каким-то мусором. На вопрос о Володе рабочий сильно удивился, вылупился, буркнул непонятные слова о том, что что-то произошло слишком быстро, и кивнул на соседний, страшноватый на вид корпус.

– Там где-то.

Здание доверия не внушало и вообще производило впечатление давно заброшенного и аварийного. Потолок высокий, метров пять, и окна на большой высоте. По обеим сторонам от прохода тянутся разделённые кирпичом клетушки без загородок, грязные и замусоренные. Немного дальше, посредине здания, клетушек уже нет, там площадка, где валяется пара сломанных досок и стоит тюк сена, очень старого, наверное. Цвет потому что не приятный желтоватый, как в кино, а больше серый, местами даже коричневый. Только Капитана нигде не видно.

Зато ходит вдалеке человек, скорее всего, нездешний, потому что с любопытством озирается. Может, журналист, раз держит в руках блокнот и огрызок карандаша. Но ничего не записывает, только посвистывает себе. Толстый, в неопрятном пиджаке, рукава подстреленные, а шляпа на голове старомодная, из тех, что Алина в каком-то чёрно-белом фильме видела.

Из-за присутствия «журналиста» девушки не стали выкрикивать Володино имя. Постеснялись, что ли. Зато человек на них уставился, как только заметил. Алина начала беспокоиться, что это начальник какой-то, который сейчас погонит их отсюда в три шеи, хотя счётчик всё тикает и тикает. С чего она взяла вообще, что это счётчик? Просто пульсирующие нервные болевые ощущения. Зубы порой так же дёргает – не сильно, но долго и нудно.

Ясно, что Володи на ближайших десяти метрах нет, нужно к площадке идти дальше, к человеку этому. Спросить и его, что ли, где найти нового работника?

Джоконда так и собиралась сделать, но отвлёк чей-то истошный крик снаружи, сопровождаемый другими разнообразными звуками – топотом ног, скрежетом и глухими ударами:

– Мать твою! Да куда же они смотрят, заразы! Берегись! Командор опять вырвался!

Человек в котелке (теперь Алина зачем-то вспомнила название такой шляпы) повернул голову, оценивая источники звуков, а потом внезапно… исчез. Невозможно было понять, куда он делся. Только что стоял – и не стало.

Сразу сделалось не по себе, и даже тиканье перестало так напрягать. Алина оглянулась, потому что захотелось покинуть неприятное помещение в направлении, обратном тому, как зашли. Рядом издала резкий нечленораздельный звук Таня. Она судорожно рванула свою сумку трясущимися руками, там электрошокер лежал.

Алина повернула голову. За секунды обстановка резко изменилась. На том же месте, где исчез котелок, теперь стоял куда более высокий человек. Синий камзол с золотом, кружевные рукава и длинная сверкающая шпага в руке. Один в один, как в телерепортаже, где отважный Селенден скрестил клинок с тем же бойцом, которого иначе, как «пират», никто не называл.

Не успела Джоки осознать, почувствовать степень опасности, как за спиной пирата из-за подгнившего сена поднялась большая фигура Володи в непривычно смотрящемся на нём тёмно-синем комбинезоне и начала бесшумно подкрадываться к противнику. Конечно, замысел Капитана был понятен. С голыми руками опытного фехтовальщика можно одолеть, только застав врасплох.

Снаружи снова понеслись крики, что-то тяжёлое стремительно протопало вдоль стены, сотрясая старые, еле держащиеся на местах кирпичи. Флибустьер не спеша сделал два шага по направлению к съёжившимся девушкам. Алина попятилась, зато Таня осталась на месте, вытянув вперёд руку со своим разрядным оружием.

Трудно понять, отчего всё так пошло дальше. Злодей сказал несколько непонятных слов. Он казался уверенным в себе и даже чуть расслабленным, но внезапно насторожился и резко развернулся, продемонстрировав звериное чутьё. Вряд ли флибустьер что-то уловил боковым зрением. Скорее, Володю демаскировал отчаянный взгляд, мельком брошенный кем-то из девушек. Так или иначе, но Кэп оказался лицом к лицу с вооружённым противником.

Пират был быстрее и резче. Шпага мелькнула, свистнула через ложный замах и тут же воткнулась Капитану в левое плечо. Володя машинально схватился за рану другой рукой и пропустил укол в живот.

Джоконда не закрывала глаза и видела, как это было. Намного страшнее, чем в любом кино. Жадное лезвие вошло жутко, шокирующе глубоко, не сразу вышло назад. Из-под него брызнула жидкость тонкой струйкой. Словно канапе с сочным томатом нанизали на шпажку, будь она неладна! Никогда, никогда больше в жизни, если сегодня останется жива, Алина не украсит свой стол подобным гастрономическим изыском!

Убийца даже не удосужился взглянуть на результат своей работы – выпад получился удачным. Сразу развернулся к Тане, потому что она храбро сократила расстояние, угрожая шокером, собираясь тыкнуть им, как недавно Перу, прямо в зад негодяю.

Здесь этот номер имел не больше успеха, чем атака дикаря с копьём на современный танк. Пират прикрылся гардой, крутанул окровавленную шпагу, чуть не вывернув руку Эсмеральде, из-за чего та выронила орудие самозащиты. Большой сапог тут же отшвырнул выпавший шокер в сторону.

Володя уже лежал пугающе неподвижной грудой, и в одном месте под спецовкой с леденящей сознание Алины скоростью растекалась по грязному бетону тёмно-красная лужица.

Следом должна была настать очередь Татьяны, как ближайшей жертвы. Пират чуть промедлил. Возможно, ему даже хотелось быть понятым, потому что он вдруг брякнул на английском:

– Храбрая чертовка!

Острием шпаги он указал на Таню, которая бурно дышала и отчаянно стреляла глазами по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно обрушить на голову омерзительному головорезу. Обломки досок категорически не годились, а больше ничего не было.

– В этой стране, куда ни пойдёшь – везде найдётся работа! – отчётливо произнёс пират. – Хотел развлечься мирно – а вышло наоборот!

Он хотел добавить что-то ещё, но в здание с грохочущим топотом ворвалась страшная зверюга с развевающейся гривой и оскаленными зубами, шибанула фехтовальщика вскользь, но он всё равно не удержался на ногах от удара. Тварь, вращающая безумными сливами глаз, на секунду остановилась, выбирая другой объект для атаки, и выбрала Татьяну. Сама атака заняла доли секунды, но Циркачка увернулась. Конь проскочил пару метров по инерции, повернулся, разбрызгивая с губ хлопья пены, и повторил манёвр. В этот раз девушке пришлось нелегко; она избежала столкновения с бесящимся животным, сделав немыслимое сальто с перекатом в сторону. Дальше соревнующаяся в стремительности движений пара заметалась по площадке невероятными зигзагами.

Пират уже поднялся и с одобрением смотрел на увороты, достойные эффектного повтора в замедленном виде.

– Ловкая чертовка! Даже жалко убивать.

Потом повернулся к Алине. Легчайший перестук внутри не прекращался, и она подумала, что теперь метроном отсчитывает остаток не Володиной, а её собственной жизни. Она вжалась в стену. Бежать было некуда, а уворачиваться от ударов Джоки не умела. По стальному немигающему взгляду флибустьера было понятно, что убивать её ему как раз не жалко.

Карусель из другого человека и животного стремительно приблизилась, и пират шарахнулся в сторону, чтобы не быть затоптанным. Ловкости ему тоже было не занимать, и Алина закрыла глаза. Сейчас ему уже ничто не помешает ударить. Будет, наверно, больнее, чем шприцем с любым лекарством, но это ненадолго. Она умрёт, как Володя, и больше никогда не будет страдать от проблемных зубов и трястись от холода при минус десяти, когда другие дети весело носятся и играют в снежки.

Её оживил разъярённый рык совсем неподалёку. Она каким-то образом воскресла, но почему-то в том же месте, и в то же время. Оказывается, Володя тоже воскрес, иначе почему он теперь лежит почти в обнимку с пиратом, сжимая тому руки в запястьях? Враг рычит, пытается пнуть Капитана сапогом в лицо. Сильный, сволочь, и как только Володька его ухватил?

Таня знала ответ. Флибустьер немного не рассчитал движение, споткнулся об убитого раньше юношу, и тем самым привёл его в чувство. Циркачке же вообще невероятно повезло. Она увидела валяющийся шокер, умудрилась его ухватить и сунуть сбоку в лошадиный оскал.

Командор всхрапнул, присел на передние ноги, но поднялся и медленным шагом покинул место побоища. Таня села на бетонный пол прямо там, где была. У неё не осталось больше сил.

Алина смотрела, как идёт на том же полу борьба двух силачей. Не борьба даже, а вроде довольно вялая возня. Надо же помочь. Вон шпага валяется, только до неё даже дотронуться боязно. Но сейчас… вот сейчас малодушная тряпка преодолеет себя, вдохнёт и оторвётся от стенки, которую так позорно, так бесстыдно, трусливо подпирала в ожидании смерти.

Но возня кончилась раньше. Сначала послышался хруст, ещё раз, и громкие вскрики боли. Потом сразу же пират исчез, растворился куда-то, и шпага его тоже пропала, сколько ни моргай в недоумении. Володя успел поднять голову, потому что не понимал, каким образом его железные руки стали сжимать пустоту. Нос и губы у него были разбиты ударами сапога. Потом голова упала, тело дёрнулось в медленно угасающей судороге, и Капитан затих. Кровь теперь не столько образовывала лужицы, сколько была размазана по полу разнообразными пятнами, как на гигантской картине безумного сюрреалиста.

Счётчик смолк. Совсем.