Читать книгу Обсидиан и чёрный диорит. Книга четвертая. Алмазная мельница - - Страница 4

– Как случилось, что Лирий ускользнул?

Собравшиеся удручённо молчали. Конечно, у повелителя есть основания для недовольства. После ухода Селендена режим в тюрьме как-то сам собой смягчился, и к камере Лирия получил доступ некто симпатизирующий ему. Выяснилось, что даже имени человека, устроившего опальному советнику побег, никто не знал. Примечательно, что Асторус и два помощника, отбывающие наказание в соседних камерах, никуда не делись. Выходит, не так уж нуждался в них идейный вдохновитель заговора.

Зато доподлинно известно, что Лирий, сбежавший в дальний уголок сельскохозяйственного сектора, нашёл там приют и понимание. Несколько вечеров подряд он рассказывал о большом мире, скрывающемся за барьером, расписывал его красоты и чудеса. Особенно напирал на то, что там нет необходимости заниматься ежедневным тяжёлым физическим трудом, нет никаких сложностей в том, чтобы найти себе пару, а уж от разнообразия развлечений просто голова может пойти кругом. Для забитых крестьян, среди которых резко преобладали молодые и здоровые мужчины, всё было откровением, сказкой, благодатью.

Итак, Лирий взял на себя роль пророка, словно Моисей, взваливший на себя миссию вывести людей на землю обетованную. За ним ходили толпами, позабыв о посадках, прополках и подобной нуднятине. Требовалось лишь поджечь фитиль, и это было сделано. Лирий выдумал, что нынешний повелитель, нуждающийся в рабах, никого не намерен выпускать за барьер, а сам при этом уехал ради бесконечной череды развлечений. И есть только один способ вынудить его вернуться и вступить в переговоры. Устроить бунт.

Совет сошёлся во мнении, что подстрекатель применил заодно и массовую реструктуризацию сознания. Насколько массовую, сказать сложно. Но у всех захваченных в плен мятежников в мыслях обнаружилось настолько яркое желание покинуть хотя бы на время Далиль и посмотреть мир, что сомнений в гипнотическом влиянии быть не могло. Иными словами – люди стали одержимы идеей, а выход видели как раз в том, чтобы прекратить работать и начать крушить всё подряд.

То, что Лирий не оставлял надежд на собственное возвышение и встречу с демоном – было очевидно. Беснующаяся толпа первым делом захватила дворец, перебив там многих слуг, и глава мятежа обосновался где-нибудь неподалёку от Белого зала. Пусть, пройти на запретную террасу у предателя всё равно не получится.

Остальное выглядело тревожно. Конечно, все бессмертные и некоторые из их слуг заблаговременно покинули свои дома и укрылись в тюрьме. Но мятежники разграбили склады, начисто растащив съестное, перерезали почти весь скот, бесконечно пируя возле костров, в пламени которых сгорели ценнейшие пиломатериалы. Доктор JR и один из его коллег едва спаслись при разгроме больницы, зато умудрились спасти часть медикаментов и инструменты.

А ещё вандалы разрушили лаборатории, фабричное оборудование – всё, чем мог гордиться промышленно развитый город. Сожгли техническую документацию, журналы испытаний, чертежи. И даже убили нескольких инженеров, пытавшихся препятствовать разгулу – оказывается, в городе учёные имелись и в числе смертных. Только Биткоину удалось спасти свою команду хакеров, неотлучно находившихся при нём.

Тюрьму погромщики осадили и попытались разок штурмовать, но понесли потери и прекратили дальнейшие попытки. Зато вскоре выслали парламентёров с требованиями предъявить им правителя.

У защитников не было недостатка в еде, но с водой при длительной осаде могли возникнуть проблемы.

Пока Костя впитывал информацию о событиях, он иногда поглядывал на Селендена. Причём, понятное дело, укоризненно. Мало ли что смотрителю тюрьмы хотелось бросить скучную работу и выйти из Далиля. Спас тогда в Ричмонде, молодец, конечно, но именно после ухода начали твориться нехорошие дела. Тут ещё Стефанио добавил:

– Вызывает большое опасение наличие у бунтовщиков какого-то дальнобойного метательного средства. Несколько защитников у нас были тяжело ранены, а один убит длинной острой иглой, прилетевшей, видимо, с расстояния не меньше ста метров.

Состоялась демонстрация смертоносного снаряда. Действительно, игла, только длиной в ладонь и толщиной с гвоздь. Вообще-то больше и вправду как гвоздь, только со спиленной шляпкой и сильно удлинённым остриём.

– Чёрт, – выругался Селенден. – Они разыскали моё контрабандное духовое ружьё. Совсем про него забыл. Шпаги и сабли сюда принёс, а вот его…

Разумеется, все советники тут же напустились на забывчивого любителя контрабанды, справедливо обвиняя его в вопиющей безалаберности, расхлябанности и безразличии к своим должностным обязанностям. Селенден помалкивал, потом начал бурчать, что раз виноват, ему же всё и расхлёбывать, больше никто в зубы к мятежникам не полезет.

Костя не знал, что сказать. Так много жертв! Случился бы бунт, не сбеги Лирий? Сам Селенден уверен, что случился бы. Только, возможно, позже. Не Лирий, так кто-нибудь другой из советников, взалкавший власти, вывел бы толпу на баррикады. Которых, впрочем, в Далиле не наблюдалось из-за отсутствия требуемых для возведения материалов.

Советники и сейчас готовы перегрызться. Их вдруг оторвали от сериалов и вынудили что-то немедленно делать и решать. Только Биткоин спокоен и что-то просматривает на своём мониторе. Зато Стефанио выглядит страшно разозлённым.

– Довольно, – решительно вмешался Костя, останавливая поток ругательств. – Сейчас мне нужен чёткий и ясный ответ: что нужно для подавления бунта?

– Мы пытались оценить наши возможности в плане психологического воздействия, – стал объяснять Крепс. – Снять установку желания выйти за барьер можно, но она базируется на знании вообще такой возможности. Мы всегда очищали память смертных от всех воспоминаний и сведений о внешней жизни и устройстве мира. Поддерживали цензуру, препятствовали возникновению ненужных ассоциаций. И вдруг система разлетелась в пух и прах. Весть о том, что где-то есть другие города, горы, реки, озёра и моря, разнеслась по всем уголкам. Да ещё с подачей, что там рай земной, а у нас тут – рабство. Вот и получается, что убирать эту чертовщину нужно совместно, а такое массово не делается. Сознание нужно чистить индивидуально, при близком контакте. Нам что, сначала всех жителей переловить или усыпить, а потом днями и ночами напролёт очищать им память? Могут годы уйти! Кто будет работать, кормить нас, одевать, обеспечивать порядок? Я лично не вижу выхода. По мне, так проще всех ликвидировать, чтобы не было бесполезных ртов, а потом постепенно завозить новое население. Только не представляю, как одолеть тысячи повстанцев.

– Так не пойдёт, – поморщился Стефанио. – Надо тянуть время. Будем говорить, что повелитель приехать не может. Или что приехал, но с требованиями не согласен. Посылает их к чёрту, и всё. Штурмом они нас не возьмут, я уверен. Там у них быстро голод начнётся, потому что работать они не будут, толковой организации и управления у них нет. Либо они на уступки пойдут, либо начнут друг друга поедать. В конце концов, перемрут, и мы от них избавимся.

– Мы скорей от жажды погибнем, – заметил Селенден. – Воду же они нам перекрыли?

Советники опять заспорили.

– Надо хитростью, – сказал кто-то. – Как голод начнётся, провоцировать их на штурм ради еды, которая у нас есть. И уничтожать таким образом постепенно.

Костя видел перед собой людей, которым совершенно наплевать, что предлагаемые ими планы при успехе неминуемо приведут к гибели почти двадцати тысяч человеческих жизней. Интересно, молчащий Селенден внутренне согласен с таким подходом?

– Я буду с ними разговаривать.

Высказывающие до этого всё более кровожадные мысли советники уставились на повелителя.

– О чём? – спросил Стефанио. – Ты скажешь, что будешь выводить их за ограду малыми группами человек по пятьдесят? Допустим, они тебе поверят. А дальше? Пропустишь вперёд, потом коварно захлопнешь у них перед носом калитку и оставишь подыхать? Тоже вариант, кстати, и совсем неплохой. Но они ведь тоже не дураки. Могут не дать себя одурачить, а там и рассчитаются по-свойски. Подставлять свою голову не слишком умно. Я бы не советовал.

– Я выведу всех до единого. Пусть берут запасы еды и воды. Дойдут до обитаемых мест – их счастье. Можно сделать ещё гуманнее. Пригнать к Далилю несколько сотен автобусов и увезти людей в Эр-Рияд. Пусть катятся. Пожалуй, я смогу так сделать.

– А мы? – Сразу несколько голосов раздалось. – О нас ты, похоже, не подумал.

– Разъедетесь потом. Городу всё равно при таком раскладе крышка. А вообще мне надо ещё подумать. Голова гудит. Прерываем совет.

Селенден вновь занял свой директорский кабинет, и Костя естественным образом оказался там же. Ему не хотелось вслух упрекать телохранителя, продолжая уже прозвучавшие обвинения. И всё же…

Возомнил себя правителем, думал Сверчок. Весь свет – прошу любить и жаловать! Вот вам господин Мелентьев, великий, добрый и мудрый политик, способный решать судьбы мира. Он ещё и такой юный притом, ах, какой гений и баловень судьбы! Говорят, он сирота? Ну, надо же! Кто бы мог подумать, что в простом детском доме на окраине Москвы, да ещё в такое сложное время, мог вырасти государственный деятель рангом не ниже Бестужева или Столыпина! Ах, ах, и всё такое!

А сейчас под угрозой тысячи одурманенных людей, которых мудрый и добрый повелитель должен был беречь как зеницу ока, предохранять от скверны, наставлять на путь истинный. Вместо этого быстрее рванул отсюда, не проконтролировав, не расставив как надо людей, что-то не то разрешив. Хотя вроде бы всё он делал, и делал правильно. А вышло потом из рук вон плохо. Может, надо было казнить заговорщиков ещё тогда? Всех подчистую. Лирия, Асторуса, Третта, ещё одного. Всех повесить, отрубить головы! Но не сатрап же Костя Мелентьев так поступать! Да и пример перед глазами какой – в России смертная казнь отменена!

Неужели впрямь придётся с риском для жизни выводить людей из города? Массы ничего толком не понимают, как всё устроено снаружи, но рвутся туда. Ведь им показали пряник, сказав, что мир гораздо больше и интереснее, чем представлялось.

Стоп!

Что-то в этом есть. Во всех рассуждениях советников изначально была какая-то червоточинка, диссонанс. Его, Кости, представления сформированы иначе. Тогда, может, сделать совсем другой ход?

– Селенден, – окликнул Сверчок задумавшегося о своём хозяина кабинета. – А что, если…

Выслушав новый план, Селенден сразу подверг его критике:

– А ты уверен в своих силах? Насколько я понимаю, раньше ничего подобного тебе делать не приходилось. Попробовать можно, конечно, вдруг хотя бы часть зацепишь, и то легче будет. Только выходить открыто нельзя – враз подстрелят. Проклятое ружьё! Помнишь, говорил тебе, что всякие стреляющие штуки не особо жалую? Вот, пожалуйста – клинки все собрал, а про ружьё забыл. Не помню даже, сколько к нему снарядов было. Нельзя выходить, сначала надо хотя бы себя от выстрелов обезопасить. Отобрать требуется у мятежников опасную игрушку. Хотя не представляю как.

Костя вспомнил о мураирах. Воины в подземелье дворца – что они сейчас там делают? Разве мятежники станут их кормить и поить? А ведь Лирий прекрасно знает о гвардии нового повелителя. Что, если мураиров уже замуровали и морят голодом?

А ведь как хорошо придумался план! Спровоцировать штурм, в котором стрелок обязательно примет участие. И вдруг выпустить на нападающих быстрых и свирепых воинов с наказом непременно отловить человека со стреляющей палкой. Смогут ли? Наверняка, если нападающих будет не больше полусотни.

Вот только незадача – соплеменников Шава ещё требуется вывести из оккупированного дворца и доставить сюда, да ещё скрытно. Притом что бунтовщики, видимо, и ночью патрулируют подходы к тюрьме.

Сверчок попросил вызвать Биткоина и поинтересовался, как выглядит ночная обстановка в последние дни.

– Как выглядит? – переспросил тот. – Да никак. Чую, если всё как-нибудь благополучно уладится, работы по восстановлению электросетей будет непочатый край. Эти троглодиты после первого штурма решили, что ночью будет сподручнее, и раздолбали подстанцию. Соответственно, фонари нигде не горят, электричество у нас только хилое резервное. Во дворце, понятно, всё есть. А вот не учли мятежники, что сейчас период, когда небольшая, но всё же облачность, и без луны и звёзд ночью в шаге ничего не видать. Так они и не пошли больше штурмовать. Но без электричества нам тоже скоро каюк, как и без воды. Я, например, согласен пить раз в день, но чтоб компьютер при этом работал.

Селенден слушал и уже усмехался привычно.

– Ты же не зря про ночь спросил, повелитель? Я прямо печёнкой чувствую, что опять затевается веселье. И заметь: кто в нём примет участие? А? Я тебе отвечу. Десяток или два нытиков, имеющих по нескольку резервных копий? Да что ты – нет, конечно. Парочка идиотов, ничем не подстрахованных, кроме собственной наглости и дурости, которых можно навсегда отправить на тот свет одним ударом ножа? Разумеется, так и будет. Это же – по-нашему. Как у вас говорят – по-русски. И вот два человека с приятной внешностью и куриными мозгами дожидаются ночи и отправляются прямо в логово дракона, потому что… да, почему ты это сделаешь?

– Потому что у меня нет выбора. Всё, о чём я передумал, ещё хуже.

– Допустим, ты прав. Хотя подумал пока категорически маловато. А я почему иду? Потому что у меня есть выбор. Послать тебя к чёрту или пойти повеселиться. И я выбираю пойти. А вообще, по-моему, я заметил бронежилет на нудном теле Стефанио под одеждой. Придётся нанести ему визит и отнять. Ты со мной?..

…Хорошо, что большинство повстанцев носит просторную национальную одежду из самой грубой ткани. Цвета тоже разнообразием не отличаются, и затеряться в таком прикиде не так уж сложно. Защитные жилеты нормально обтянули тела двух безумцев и спрятались от посторонних взглядов. Шли, естественно, без всяких значков и с изменёнными физиономиями. Поскольку мало ли кто мог в городе распознать мелькнувшего пару раз нового повелителя и куда более известного тюремщика.

Над образами пришлось подумать. Сначала долго осматривали пленников, прикидывая, чей имидж лучше взять. Потом решили, что не могут все поголовно знать в лицо друг друга, и лучше выбрать произвольный, нездешний образ, а то ещё кто окликнет сдуру по имени. И не будешь знать, как правильно среагировать.

Сверчок выбрал Латинянина. А что? Тоже смуглый и достаточно мужественный на вид. Только старше, конечно. А Селенден решил заделаться Бандерасом. Всё бы ему покрасоваться! Но вышло у него классно, недаром он пару фильмов с артистом в главной роли посмотрел недавно. Правда, лыжный чехол и тут смотрелся нелепо. Хотя вряд ли кто из здешних жителей даже отдалённо представлял себе, что это за штука и для чего. А вот дага Селендена была очень даже известна, и выставлять её напоказ глупо.

До дверей дворца дошли на удивление без приключений. Никто даже близко их не остановил. Скорей всего, мятежники не предполагали, что враги могут решиться таким малым числом разгуливать по захваченному городу.

А Белый зал, ярко освещённый, охранялся уже неплохо. Смотря как оценивать. Стражей и вправду больше тридцати, но с дисциплиной они явно не хотели дружить. Все сидели за натасканными из пунктов питания столиками и что-нибудь жевали. Половина вообще размещалась спиной к воротам. За одним столом резались в запрещённые ранее карты. Никакой пропускной системы Лирий не наладил. Очень странно для человека, долгое время отвечающего за безопасность. Похоже, он всё же переборщил с бунтарскими настроениями, а потому опасался вообще заставлять исправно нести службу.

Прошмыгнуть в нужную дверь незамеченными всё же не удалось. Окликнул худой оборванец, взявший в руку грубо вырезанную дубинку. Да, не так уж хорошо мятежники вооружены.

– Куда и что тащите на ночь глядя? – поинтересовался охранник, пропуская в обращении уместное по ситуации слово «идёте». Видимо, поклажа интересовала его куда сильнее, чем отнюдь не слабые тела визитёров. – Показывай.

– Трофеи нашли, – тут же нашёлся Селенден, вспоминая историю с ночным клубом. – Возле тюрьмы. Видать, те бросили, когда драпали, а штуки знатные. Теперь надо с главным решить, кому их правильней будет пристроить.

Народ заинтересовался, но вполне добродушно. А чего на сытый желудок конфликтовать? Еды пока вдоволь, мясо хоть три раза в день ешь. Посмотрели и пощупали клинки, цокали языками. Кто-то сказал, что кинжал видел раньше у тюремщика, да того давно след простыл. А вот шпагу такую диковинную не приходилось встречать. С тем и отпустили. Главного, мол, сами найдёте. А заблудитесь – так спросите.

Вот и вся функция стражи. Дальше вообще как-то смешно было. По коридорам встречались тут и там вооружённые люди. Но все они, видимо, считали, что раз на входе стража пропустила, то всё в порядке. Идут двое по своим делам, и пусть себе.

Там, где удавалось на секунду заглянуть в открытые комнаты, в основном спали, а то и занимались непотребными делами. Лирия нигде не видно. И вообще непонятно, он считается у мятежников главным или кто-то другой.

Зато в самом низу, перед первой круглой площадкой возле озера, слышались оживлённые возгласы, словно там шёл бой. Селенден дал знак осторожно подкрадываться, чтобы выяснить причину.

Боя как такового не было. На площадке не так уж много людей, которым поручено блокировать мураиров. Всего восемь, и все стоят спинами, смотрят на другую сторону. Вот только у одного из них в руках ружьё.

Теперь понятно. Гвардейцы должны были озадачиться сменой обстановки и тем, что их не снабжают питанием. Они захотели выяснить причину, но тут их ждёт заслон. Хотя семеро с кинжалами для мураиров – семечки. Ружьё меняет соотношение сил. Пока плывёшь через озеро, стрелок спокойно выбирает мишени и просто расстреливает. Остаётся надеяться, что в племени немного раненых и нет убитых. А снарядов-игл наблюдается большущий пакет. Ну и жук всё-таки этот Селенден!

«Жук» как раз собирается исправить ситуацию. На той стороне мелькает чей-то силуэт. Стрелок пускает снаряд и промахивается. Остальные смеются. Но недолго. Получают в спину сдвоенный ментальный удар. Так-то лучше, теперь физиономии нужно поменять на естественные. Костя прицепил припрятанный голубой значок.

У первобытного племени двое легкораненых. Голодают вторые сутки, потому хотели пойти на приступ, попытавшись быстро достигнуть другого берега с малыми потерями, а там дружно метнуть копья в людей, дерзнувших им противостоять. Все рады повелителю, к тому же избавившему от ненужной крови.

Совещание длится недолго. Охранять подземные апартаменты мураиров остаются раненые бойцы. Им дают ружьё. Селенден, представленный в качестве «своего», подробно показывает, как обращаться со стреляющей палкой.

Прочие воины берут с собой множество верёвок. Косте кажется, что запас их у мураиров бесконечный. Шав выдвигается вперёд. Теперь его очередь показать, кто тут настоящие хозяева положения. Спящих предварительно связывают безжалостным способом, попарно спинами друг к другу, да ещё устраивая узлы так, что любые подёргивания затянут верёвки до врезания в кости.

Путь наверх совершается в тишине. Подкрадывание – удар – обездвиживание оглушённых тел. Так всё идёт и идёт по восходящей. В Белом зале почти все стражи уже и так спали себе спокойно, пока не почуяли на себе тычки, пинки и стягивание конечностей.

Безалаберность повстанцев и дальше продолжала играть на успех вылазки. Сначала никто не встречался, а потом, ближе к тюрьме, стали определяться разрозненные группы, кружки, мелкие цепочки поборников свободы. Чем им было заниматься? Погромы, где могли, мародёры уже учинили. Не ломать же дома, где сейчас спят собственные жёны и дети? Работать не надо, война почти закончена. К изобилию развлечений ещё не привыкли. Их же тоже нужно выдумать, найти тех, кто покажет и расскажет, как повеселиться. Вот и стояли молодчики, или сидели, вяло переговаривались, травили байки, и слышно было издалека. Потому ни разу вовремя не среагировали, когда бесшумные тени оказывались рядом и отправляли в глубокие нокауты.

Собрали всех, кто только там был. Костя полагал, что здесь, как и во дворце, собрались активисты, ядро мятежа. Пленив их и изолировав, можно в значительной степени поколебать уверенность остальных. Верёвок мураирам хватило. Хотя силы всё же не равны.

Союзники, которым раньше не пришлось видеть страшилищ из подземелья, испытали шок при виде зверолюдов. Шав с остальными воинами перетащили пленных, куда сказано, разбросали по камерам, а затем долго насыщались консервами. Вылазка завершилась, утром бунтовщиков ждёт неприятный сюрприз. Теперь у них нет ружья – значит, повелителю можно соглашаться на выступление, концерт звезды местной политики, стоя на трибуне под охраной и на почтительном удалении от публики. Костя, однако, высказался вслух, не могут ли мятежники изготовить луки и стрелы. Советники в один голос заверили, что смертные жители города о такой технологии даже не подозревают, а Лирий вряд ли станет им показывать из боязни, что его самого кто-нибудь невзначай подстрелит.

План пришлось раскрыть. Советники сначала рты раскрыли, задумались, а затем некоторые даже поаплодировали. Ведь на самом деле в основе простое решение. Раз барьер всё равно рано или поздно надлежит ликвидировать – к чему очищать головы жителей от знания, что за ним что-то этакое есть? Напротив, хорошо, ведь тогда не повторятся беспорядки из-за шока при снятии магической защиты оазиса. Все будут к этому мало-мальски готовы, и Лирию чуть ли не спасибо надо за такое сказать. А вот безумное желание куда-то нестись, покинуть Далиль, нужно трансформировать во что-то другое. Костя даже знает, во что. Только бы получилось!

Понадобился почти весь день усилий многих людей и переговоров, чтобы выступление состоялось. Высокая трибуна сооружена из трёх уровней строительных лесов, наладили громкоговорители вокруг площади. Толпа собралась неисчислимая, колышется внизу просто море голов. Чуть сзади и по бокам от Сверчка стоят два телохранителя – Шав и Селенден. Спереди от трибуны – полукольцо воинов с копьями, а по обе стороны – бессмертные, готовые сносить ударами первые ряды нападающих, чтобы успеть затем отойти под защиту тюремных стен. Все лица сосредоточены – близится решающий момент.

Костя нацепил голубой значок повелителя – знак своего статуса. Под одеждой бронежилет. Селенден, теперь уже не таясь, сжимает в руках кинжал и шпагу. Если что, десяток-другой тел они сегодня обеспечат. Но надо сделать так, чтоб этого не случилось.

Костя поднимает руку, призывая к тишине. В толпе много женщин, видны и детские фигуры, восседающие на плечах отцов и матерей. Не похоже, чтобы людская масса пришла сюда из кровожадных намерений. Сверчок старается не фокусировать взгляд, размазать его до больших и неясных цветных пятен, представить всё скопище как явление общее и абстрактное. Вот так, наверно, монархи в прежние времена выходили на балконы, слушая приветственные крики своих подданных.

– Вы хотели видеть и слышать меня – и имеете на это право, – заговорил Костя, немного пугаясь собственного голоса, усиленного и разносимого по площади эхом. – Вина моя велика. Я, и никто другой, должен был рассказать вам об огромном мире, лежащем за горизонтом, за невидимой городской стеной. Я не сделал этого, удалившись в паломничество, чтоб лучше узнать о мире самому. Без хорошего знания я считал себя недостойным сказать, а вас – неготовыми принять правду.

Костя перевёл дух. Стояла тишина. Повелителю внимали.

– Но и ваша вина велика. Вы не были мудры и терпеливы, а повели себя как стадо диких зверей. Как варвары, которых не захочет с любовью и пониманием принять в свои объятия остальной мир. Теперь вы обязаны искупить свою вину.

В толпе начало подниматься волнение. Надо спешить, переводя выступление в активную фазу. Костя снова поднял руку.

– Я прошу всего лишь на минуту каждого из вас закрыть глаза и молча подумать о том, что лишь беззаветный труд на общее благо кормил вас, ваших предков и ваших детей здесь. Не меньший труд понадобится вам теперь, чтобы я счёл вас достойными познать мир и открыть ворота…

Свер начал задуманное массовое воздействие, ещё проговаривая две последние фразы, и продолжил, пока окончательно не затихло эхо, разносившее его голос. Секунды полной тишины тягостны, хоть Костя пока влияет, продолжает влиять на толпу. Откуда знать – получилось или нет?

И вдруг людское море отозвалось: сначала негромко, потом быстро нарастающее крещендо выросло в оглушительный рёв. Сверчок даже покачнулся, дёрнулись и другие его соратники, не понимая сначала сути происходящего. Но толпа стояла спокойно и не двигалась. И – ревела. Только внимательно прислушавшись, Костя понял, что бунтовщики в едином порыве декламируют стихотворение, переводящееся по смыслу примерно так:

«Прекрасен дворец в тишине,

Прекрасны поля и сады.

И хочется, хочется мне

Ещё один куст посадить»

Это был стих Лирия, которого Милвус язвительно называл «недоделанным Низами». Подобных «шедевров» нынешний подстрекатель в своё время накропал множество. Они служили средством как раз ничем не напоминать о внешнем мире, как и сказка о козе и петухе. Кажется, теперь стихотворение символизировало крах надежд Лирия на возвышение. Ведь Костя, получается, успешно трансформировал установку на бунт. Вместо желания выбраться из города жители получили другую цель. Они должны усердно трудиться. Своим трудом заслужить возможность заглянуть за барьер.

Полностью проорав стимулирующий любовь к посадке и прополке стих, толпа начала быстро рассасываться. Костя увидел, что группы стали организовываться на краю площади и немедленно занялись сбором мусора, коего в дни мятежа накопилось предостаточно. Так, трудовой энтузиазм уже разгорается. Отлично. Если даже с масштабным зомбированием получился перебор, теперь понятно, как оно делается, и потом можно будет чуть-чуть откорректировать. Для всякого мастерства требуется опыт. Хотя брать под контроль такую массу народа совсем уж нечестно и неприятно. Только по крайней необходимости.

– Поздравляю, повелитель, – шепчет сзади Селенден. – Стишок-то кстати пришёлся, как новый гимн! Лирий точно лопнет от злости…

Как назло, телохранитель накаркал. Спускались втроём и почти спустились, когда Костя уловил быстрое движение где-то сбоку. Опять кто-то проворонил или пропустил намеренно? Разберись тут. А Лирий тоже не лыком шит, кинжалы метать умеет. Вообще-то лезвие наверняка тюкнулось бы в бронежилет, не нанеся повреждений. Только Шав о тонкостях защитной амуниции, видимо, понятия не имел. Вождь стремительно дёрнулся и успел прикрыть повелителя широкой грудью.

Попадание произвело какой-то чрезвычайно противный хлюпающий звук. Костя никогда не думал, что нож, проникающий в грудную полость, может давать такой эффект. Дальше всё заглушили гневные крики, суета. Лирия тут же накрыли, повалили. Вряд ли бы ему жить дальше в этом теле, если бы Костя не велел оставить его в живых. Но Шав лежал с кинжалом, застрявшим где-то в области сердца, и кровь вытекала быстро и обильно.

К вождю подскочил один из воинов племени, видимо, наиболее искушённый в целительстве. Осмотрев рану, не стал вытаскивать нож, зато плотно прижал края повреждения чем-то, похожим на мох. Кровь почти сразу свернулась и лишь слегка сочилась. К счастью, вождь не умер сразу.

Спустя четыре часа, когда дело близилось к ночи, Косте пришлось убедиться, что смертельно устать могут не только смертные врачи. Доктор JR вышел из допросной комнаты, временно превращённой в операционную, и буквально со стоном пристроился на стул рядом с повелителем, который решил непременно дождаться врачебного вердикта. Обычный хирург из больницы, где ещё продолжал лечение Володя, скорей всего, тут же задымил или хлопнул рюмку-другую коньячка. Здешний вёл абсолютно здоровый образ жизни.

Тем не менее, Сверчку показалось, что врач выглядит не только смертельно уставшим, но и постаревшим, хотя с момента их последней встречи прошло не так много времени. Сколько ему пришлось спасать во время бунта?

– Спасать? – переспросил доктор JR. – Не так много, зато в отвратительных условиях. Даже не знаю теперь, как быть дальше. Когда привыкаешь к комфортной повседневной работе, а всё махом рушится, первое время руки опускаются. Удастся ли восстановить больницу?

– Пока не могу обещать, но приложим все усилия.

– Понимаю. Наверно, есть более срочные дела. Хочу сказать отдельное спасибо за сегодняшнее выступление. Гениальный ход. Я боялся, что может случиться большое сражение, масса тяжелораненых, но в итоге у меня только один пациент. Откуда взялся такой типаж? Честно скажу, мне было страшновато смотреть на него, даже когда он был без сознания.

– Он пришёл в себя? Выживет?

– Да, сейчас в сознании. Только придётся никого из племени к нему пару дней не пускать. Ты можешь навещать, но лучше не сегодня. А про то, выживет или нет… Конечно, раз он смертный, ему необходимо выжить. Не беспокойся. Раз он попал в мои руки ещё живым, дальше действует присказка, которую знают обитатели Далиля.

– Какая присказка? Я не слышал, интересно.

– Они говорят: «Доктор JR вытаскивает всех». Приходится оправдывать. И я вытаскиваю. Всех без исключения. Всех, кто на пороге смерти, и даже порой чуть-чуть заступил за этот порог.

– Тогда я преклоняюсь перед твоим искусством, доктор. У меня недавно друг получил тяжёлое ранение в область печени. Да ты его знаешь! Володя, он ещё со шрамом на шее был.

– А, неугомонный молодой человек. Похожий знакомый у меня был среди наполеоновских офицеров. Э… да, тебе можно такое говорить. И что с ним теперь?

– Идёт на поправку. Но первые дни я сокрушался, что не ты его лечишь. Думаю, ты гениальный хирург.

– Хватит расточать мне комплименты, юноша. Иногда никакая хирургия не в состоянии спасти человека. И тут порою дело может быть только в совести врачевателя. Полагаю, она у меня есть, потому я всех и вытаскиваю.

– Честно говоря, совсем не понимаю.

Видимо, у врача сегодня случился приступ откровенности. А может, не один он такой, и скрывать особенно нечего.

– Но… – только и сказал Костя, услышав истину. – Это же…

– Да. Ты всё правильно понял. Именно так.

Сверчок замолчал. Сколько людей – столько сюрпризов. Тогда вообще непонятно, как может такой человек, как доктор JR, быть в стане бессмертных, то есть априори убийц своих близких? К тому же он в этом стане давно, значит, не раз переходил в новые тела. По сути, снова убивая людей.

– Можешь сказать, как ты получил дар? Не сочти за праздное любопытство. Просто то, что ты мне сейчас рассказал, совсем не вяжется с…

– Негодяем? – грустно спросил врач. – Наверно, не вяжется. Но дело было так. Я был очень молодым, талантливым и слишком уверенным в себе хирургом. Однажды я решился оперировать свою мать. Больше никто не брался. Все сходились во мнении, что без операции она может прожить год-два. Но маме было тогда меньше сорока пяти, и я надеялся дать ей ещё много лет. Она умерла у меня на столе. Я тысячи раз перебирал в уме, где я сделал ошибку – и не находил. Просто не выдержало сердце, а современных средств реанимации тогда не было. «Игра» сочла меня виновным.

– Сочувствую.

– Благодарю, но незачем. Я получил взамен многое. Огромный опыт, большую практику. Но с тех пор я придерживаюсь одного главного принципа. Если мне приходится забирать одну жизнь, взамен я спасаю десятки и сотни. Так я плачу свои долги. Так я отдаю дань своей матери. И, если у меня есть малейший шанс спасти несчастного смертного – я непременно его использую без раздумий и сожалений.

Костя встал.

– Я не могу принять без внутренних сомнений такую философию, – сказал он. – Но ты великий человек, уже без сомнений. Мы ещё обязательно поговорим позже, а сейчас нам нужно немного отдохнуть. Позже мне очень хотелось бы посоветоваться по поводу одного очень необычного пациента и его желания.

* * *

Совет решал главный вопрос – обеспечение города продовольствием. Даже если вдохновлённые жители будут работать по восемнадцать часов в сутки – всё равно вред от бунта слишком велик. Последствия ещё расхлёбывать и расхлёбывать.

Раньше было бы проще. Аль-Фазир отправил бы десяток посланников, снабдив всем необходимым для ладонного ритуала. У Кости был только его значок. Единственная вещь, способная преодолевать барьер. Значит, посланник может быть только один, и ему придётся крутиться ого как.

Советники ведь совсем не дураки. Они понимают слабость повелителя в этом вопросе. Понимают, что у Кости есть вещь с особой ценностью. Понимают, что она одна. Тогда, вероятно, он сам возьмётся за нелёгкое снабжение? Станет экспедитором, поставщиком скота, семян, консервов, много чего ещё?

Косте совсем не улыбается такая перспектива. По самым смелым прикидкам, город выйдет на самообеспечение не раньше чем через полгода. Нельзя терять столько времени. Испытание, назначенное демоном, имеет свой срок. Тут, может, каждый день будет важен.

Выход один. Сверчок видит только одну кандидатуру.

– Селенден.

Тот с достоинством кланяется.

– Я назначаю тебя посланником с чрезвычайными полномочиями. Ты сможешь свободно выходить из Далиля и входить, доставляя самое необходимое. Совет даст тебе подробные инструкции об очерёдности поставок. Я должен снова уехать – у меня своя миссия. Требую только одного – недопущения подобных беспорядков и чёткой работы.

Казалось бы, всё сказано и определено.

Оказывается, не всем всё ясно и понятно. Или слишком понятно – только на свой лад.

Стефанио вскочил, сорвал с себя очки и закричал, потрясая кулаками:

– Почему Селенден? По какому праву? Ты соображаешь, что делаешь, повелитель? Это же первейший плут, обманщик, контрабандист! Он всегда им был, всегда и останется! Он обманет тебя, обманет всех нас. Сначала заморит совет голодом, потом начнёт диктовать условия. Он захватит власть, а тебя просто сюда не пустит.

– Ты судишь по себе, Стефанио. – Селенден даже не привстал. – Это ты, дай тебе эксклюзивные возможности, постараешься захватить власть. Ты всю жизнь только о ней и мечтал.

– Да! – резко выкрикнул Стефанио. – Да! Я никогда этого не скрывал. Но я буду хорошим и мудрым правителем, не то что какой-то проходимец, набравшийся грязных приёмов у всего земного отребья. Посмотрите на него – он мрачно усмехается, как демон! Он сам – демон! Он пойдёт к демону, он хитростью завладеет миром. Вот что будет, я вам говорю!

Глаза старшего Виперидуса бешено сверкали. Он словно примеривался, на кого сподручнее напасть – на Селендена или на Сверчка? Теперь, конечно, оба уже стояли на ногах, но пока бездействовали.

– Ты, жалкий самозванец! – уже что есть мочи проорал Стефанио. – Отдай мне значок Аль-Фазира! Я пойду к демону и буду говорить с ним. Скажи мне его имя! Демон поймёт, что перед ним умный и волевой человек, достойный! Не юный замухрышка, не знающий, чего хочет! Я буду представлять человеческий мир! Мы заключим новый договор. Наступит всеобщее благоденствие. Во главе со мной – и отныне навсегда!

– У него временное помешательство, – сказал Костя. – Возьмите его, посадите в камеру. Заберите порошок, что есть у него на теле. Я поговорю с ним позже, когда успокоится. Моё решение незыблемо. Чрезвычайный посланник – Селенден.

Костя действительно решил поговорить. Не то чтобы по душам. Понятно, что своей выходкой Стефанио продемонстрировал отчаяние, крах своих намерений и планов, которые вынашивал столько лет. Конечно, он совсем извёлся, видя, что его оттесняют уже даже не на второй, а на третий план. Хотелось ещё кое-что узнать. Жаль, что нет в живых Милвуса – возможно, тот просветил бы насчёт призраков.

Виперидус сидел на постели, всё ещё ощетинившийся, недовольный. Посмотрел на Костю, отодвинулся дальше в угол, не желая разговаривать.

– Я не собираюсь ничего предпринимать против тебя, – заговорил Сверчок. – Посидишь, подумаешь, и снова будешь работать.

– Я больше не собираюсь работать. Лирий сидит, и я посижу. Ты разве не заметил, что мы чем-то с ним похожи?

– Заметил. И очень сожалею по этому поводу. Лучше бы ты был похож на своего брата Милвуса.

– Он… что? Тоже является тебе?

Голос Стефанио был внезапно упавшим, почти до шёпота. Вот так оборот! Выходит, старшему брату чудится порой, как он разговаривает с младшим. Может, это происходит во сне. Может, возникают такие грёзы.

– Если является, значит, что-то нужно ему. Что-то не сделано. Я точно знаю. Он что-нибудь просит у тебя? Что-нибудь сделать?

Костя намеренно ушёл от ответа. Осталось ещё осторожно добавить:

– Он призрак? Как ты его видишь?

– Не знаю, призрак ли он, – ответил Стефанио. Я вижу его лицо, его тень. Его легко представить – он не менялся столетиями. И он не говорит. Ничего не просит. Я его спрашиваю… о многих вещах. Он не отвечает.

– Нужно спрашивать в первую очередь – хорошо ли ему, – строго и назидательно заявил Костя. – Я вот спросил, и знаю: его допекают другие призраки. Их надо изгнать. Но он не говорит – как. Ты случайно не знаешь, как следует изгонять призраков? Может, когда-нибудь об этом говорили?

Стефанио, видно, действительно немного повредился рассудком. Он принял всё за чистую монету и что-то стал вспоминать.

– Один раз, когда я был у него, он показал мне редкую книгу. Её напечатали в Германии маленьким тиражом давным-давно, на самой заре книгопечатания. И больше не переиздавали. Этакая редкость, раритет. Хорошо помню длинное название: «Призраки. Как они досаждают тебе, и как досадить им. Сто и один способ». Но содержание мы не обсуждали. Не знаю даже, читал ли он её. Может, просто приобрёл для коллекции.

Как говорится – хоть что-то. Милвус, ясное дело, был всеядным книгочеем. Но, кажется, откровенную ерунду не признавал достойной своего внимания. Видимо, придётся разыскать эту книгу.

Из города Селенден и Костя вышли вдвоём, вместе добрались и в аэропорт. Рейс Селендена был раньше. Чрезвычайный посланник направлялся в Голландию и Германию массово закупить телят, цыплят и поросят. Семена тоже требовались в огромном количестве.

Костя держал путь в Москву через Стамбул. Пока Селенден двигался к трапу самолёта, Сверчок всё смотрел вслед. Теперь волей-неволей добавилась ещё одна тревога, грызущая сердце. Конечно, совсем недавний знакомый показал себя как настоящий и верный друг. Но людское коварство и низменные мотивы неистощимы. Что, если нынешний повелитель Далиля всё-таки будет обманут и никогда больше не попадёт внутрь? Ведь он отдал единственное средство, дающее возможность не только пройти в город, но и попасть к демону. Если значок не возвратить, как было договорено, Костя провалит испытание даже в том случае, если упокоит Дестана и его свору.

Самолёт, уносящий Селендена, уже оторвался от земли, а Сверчок всё смотрел вслед, и предчувствие новых бед не покидало его сердце.