Читать книгу Обсидиан и чёрный диорит. Книга четвертая. Алмазная мельница - - Страница 3

Почему некоторые люди совершенно не понимают, когда требуется молчать? Этот уже по третьему кругу заводит речь о безбашенном жеребце, всех давно доставшем, но не менее горячо любимом. Нудное и бестолковое зудение мешает сосредоточиться на бешено скачущих мыслях, тоже бестолковых, обрывочных, но хотя бы своих, хотя бы по делу. По какому только делу? Нет никакого дела, кроме томительного ожидания.

Пять минут назад взятый двойным приступом, припёртый к стенке медик, пробегавший мимо, признался, что ещё ничего не ясно. Да, операция идёт, и никто из дававших клятву Гиппократа не скажет, сколько ещё будет продолжаться. Да, жив, конечно, глупо спрашивать, раз всё ещё такая возня, и сразу две бригады стоят у стола. Никаких гарантий и прекрасных прогнозов, имейте совесть, чего вы хотели при такой травме и потере крови. Ещё повезло, что быстро доставили, а то сердце еле-еле запустили.

Запустили…

Алина вспомнила, как еле оторвалась от стены, а ноги не слушались, не гнулись. Наверно, минута или две прошли, прежде чем они с Таней кинулись к лежащему телу. Представления об экстренной медицинской помощи у обеих были неважные. И кровь… оказывается, она жутко скользкая. Чуть не грохнулись вдвоём, спасибо Тане, вот уж кто умеет всегда удержать равновесие! Толку от них, правда, ноль, потормошили, даже не успели определить, нащупывается ли хоть где-нибудь слабый пульс.

Хорошо, с криками набежали откуда-то здоровые мужчины, оттеснили никчёмных помощниц в сторону. Один, оказалось, был ветеринаром, ещё за ним фельдшер прибежал. Таня даже умудрилась связно рассказать, что раны нанесены шпагой, чему оказывающие помощь удивились, но дело у них пошло. И этот вот, назвавшийся Лёхой, откуда-то объявился, кучу тряпок принёс. Все суетились и делали всё одновременно: прижимали, обвязывали, дули Володьке в окровавленный рот и ритмично давили на грудь.

Ничего ужаснее Алина ещё не видела. Страшными были глаза повелителя-подростка в подземелье дворца. Бешено светились глаза Тани перед прыжком в бездну. Сердце ушло в пятки или дальше при виде целящегося острого жала и смертоносного взгляда усмехающегося пирата. Но ничто не сравнится с остекленевшими зрачками того, кто рядом с первого класса. Такое зрелище несёт шок, разрывающий прежние представления о самом лучшем и самом худшем, что может произойти в жизни.

Дальше Алина плохо помнила, как всё-таки они оказались в больнице. Реанимобиль, видно, забрал их с Таней, да ещё Лёха зачем-то втиснулся. Он бормотал, что вот, хотел помочь парню, а вышло, что сгубил его, и всё такое. Машина мчалась, дико взрёвывая на каждом перекрёстке, но ничто не могло вывести из глубокой прострации.

Сейчас Алина очнулась, поняла, что ещё живёт, что у Тани тоже тёплая рука, а уж нудный попутчик вообще не похож на выходца с того света. Главное же – что ещё живёт прекрасный парень, которого зовут Володька Платонов.

Мужчина с трёхдневной щетиной, в такой же одежде, какую срывали с неподвижного Капитана, глянул на часы и встрепенулся:

– Ох, не могу я больше прохлаждаться тут, работы полно, ещё и без помощника остался! Теперь, ясно, помогут мне всей братвой, раз такое приключилось. Вы, девушки, на меня уж не серчайте, кто же знал! Он с балкона прыгнуть хотел, не пойму, какая из вас его довела. Я ж его отговорил, к делу пристроил, а тут…

Он махнул рукой, удалился, и тут Алина уже не выдержала и залилась слезами. Хотелось снова упасть в пропасть временного забвения. «Какая из вас его довела…» Ясное дело, какая!

Когда очнулась снова, оказалось, что её поддерживает заботливое Танино плечо.

– Что?

– Ничего. Всё так же.

– А Костя?

– Скоро приедет. Я ему позвонила, хоть он и запрещает. Сказал, что оклемался. Только я, дура, никак название больницы не могла сказать.

Сверчок, как это стало с некоторых пор привычно, одним своим появлением принёс облегчение и надежду. Хотя сам был страшно зол, и первым делом не преминул сделать строгий выговор. Они не должны были никуда идти без него. Или хотя бы без Селендена. Пришлось сделать кроткий и виноватый вид, а внушение пропустить мимо ушей.

Костя сказал, что найдёт заведующего отделением, если тот не на операции. Спросит, чем можно помочь. Потом оказалось, что продолжительность разговора измерялась добрым десятком отпечатанных листов, с которыми пришлось выйти из кабинета.

– Эскулап страшно обрадовался спонсорскому предложению. Тут, похоже, половину больницы можно обеспечить. Да наплевать, только ума не приложу, сколько надо времени, чтобы всё это достать. Пойду пока разыщу больничную аптеку и какого-то клинического фармаколога…

С такими словами Сверчок надолго исчез, а девушки тесно прижались друг к другу, действительно выглядя со стороны, как две несчастные сиротки, которым некуда податься. Кажется, они пропустили какой-то момент, потому что проходящая мимо женщина со стопкой бумаг глянула на них и сказала, что операция уже закончилась. Тогда они встрепенулись и храбро сунулись в доступное помещение под названием «Ординаторская».

Там уже было накурено, и рассевшиеся за столами медики в разноцветных костюмах продолжали дымить. Одновременно чьи-то руки резали копчёную колбасу, лимон, другие разливали по пластиковым стаканчикам коньяк. Таня храбро сделала шаг вперёд, но тот, кто держал в руке полупустую бутылку, устало одёрнул:

– Имейте совесть! Мы тоже люди. Идите домой, девушки. В реанимации ваш… как его… Платонов. Понятия не имею, когда придёт в себя. Оставьте телефон, если что, позвоним.

– Но…

– Сейчас ничего сказать нельзя. Если достанете всё по списку – думаю, тогда парень выкарабкается.

Их всё-таки выставили за дверь.

* * *

– Пират, – констатировал Сверчок. – Тот самый, вы абсолютно уверены? Значит, до него был ещё один человек, толстый и в котелке? Прямо за минуту до пирата? Вы не ошибаетесь?

– Куда там! Всё так и было.

– Не должно было так быть.

Вечер опять довольно поздний, как и вчера. Только вместо Володи в кресле сидит Селенден. Явился недавно, довольный, но настроение ему пришлось своими новостями испортить. Правда, он-то, кажется, точно толстокожий и железобетонный, сидит сейчас и носом клюёт. Хотя к разговору прислушивается.

– Может, всё-таки объяснишь хоть как-то, что ещё происходит?

Вопрос исходил от Алины, а значит, она смогла уже оправиться от потрясения.

– Если будешь врать, то не завирайся слишком сильно.

Костя даже не усмехается. Врать он давно устал. Тем более что нет тщательно продуманных, режиссированных версий – просто нет времени их придумывать. Согласовывать не с кем. Милвуса, к сожалению, нет, а Селенден не мастак запутывать то, что и так запутано. Значит, врать нужно, максимально приближаясь к истине, а скрывать только одно. Первоисточник всех проблем.

Вообще-то не время рассказывать сказки. Сегодня мерзкий откат, потом больница и последовавшие несколько часов разъездов и беготни по фирмам, складам, аптекам, станции переливания крови. Правда, девчонки с Костей были всё время, но именно он всё время разговаривал, уговаривал, нажимал, что-то подписывал, кому-то совал купюры. Багажник нанятой машины быстро наполнился, а до конца списка ещё как до луны. Какое-то специальное питание требуется, сплошь импортные смеси и концентраты. У Володи повреждение печени, всё очень и очень серьёзно. Эскулап даже заикнулся о возможной необходимости пересадки органа или его части, но тут уже на грани фантастики. Увезти Володьку в Далиль, что ли? А довезёшь ли?

Селендену явно хочется что-то рассказать, ведь он старался несколько дней не покладая рук. Тоже устал человек, сразу видно. Будь он хоть трёхжильный, всему есть предел.

Но и девчонок можно понять. Такое испытали. Теперь им легче представить, каково было дважды пережить нападения в Ричмонде. Конечно, подруги хотят точно знать, чего конкретно им опасаться, а о чём можно пока не переживать.

– Вы только не пугайтесь. Я ведь сам не разобрался сразу в ситуации, да и сейчас ясность не стопроцентная. Как-то так случилось, что смерть Аль-Фазира мистическим образом уничтожила и его главного врага, Дестана. А тот был заколдован на возрождение в виде призрака, и вдобавок восстали его слуги, тоже призраки. Но они умеют на короткое время становиться вроде как живыми. Как тот пират, Шарль Фоше.

– Вот какой цирк у нас теперь, значит, – огорчилась Таня. – Призраки на арене целой толпой? Все, что в склепе? Сколько их ты там насчитал тогда?

– Пятьдесят девять, с Дестаном вместе.

Селенден приоткрыл любопытный глаз, видимо, гадая, какую чушь ещё будет нести дальше повелитель. Хотя Костя почти правду говорит.

– И у призраков, похоже, есть приказ нас извести. Меня в первую очередь. Дестан ещё подкупил каких-то бандитов. Тех, что вас похитили.

– Я с ними всё-таки разобрался, повелитель, – похвастал своими успехами Селенден. – Теперь с той стороны особой угрозы нет. Хотел доложиться, пока не уснул.

– Хорошо, осталось досказать немногое. У меня пока нет надёжного средства для борьбы с призраками, но я его ищу. Знаю, что Дестан вложил в них свою волшебную силу. Если расправиться с призраками – тут и ему придёт конец.

– А почему тебя так упорно хотели затащить в Ричмонд? Дестан что, где-то там?

– Точно пока не знаю, но, скорей всего, так.

– Теперь я поняла, почему ты так заинтересовался моей сказкой о Белоснежке, – подумав, кивнула Алина. – Призраки… Допустим, мы верим, тем более что многое уже повидали своими глазами.

– Ты веришь, Алина? – спросила Таня.

– А что остаётся? После того, как мы сами видели исчезающего пирата, который чуть нас всех не убил? После того как видели магические барьеры и зачарованный город? После того как видели склеп и статую на острове? Остаётся лишь верить.

– Знаете, я чертовски рад тому, что смог сказать о призраках, – осторожно сказал Костя. – Я ведь хотел вас от всего этого оградить, а получилось неважно. Зато теперь мы, надеюсь, единомышленники, и вы мне в чём-нибудь да поможете. Только повторяю и заклинаю – не лезьте на рожон!

* * *

Селендену так и не довелось рассказать об успехах вечером, а потому утром, выведя всю команду на веранду гостиничного ресторана, Костя решил занять два столика, за один из которых посадил девушек, чтобы без помех пообщаться с мужчиной.

– Для начала пришлось долго выяснять размер группировки, и кто через кого там всё дёргает за ниточки, – рассказывал Селенден, поцеживая безалкогольный коктейль. – Не повезло в плане того, что сам Мажорный с пятью головорезами убрался в Израиль лечить свой диабет. По слухам, денег с собой прихватил немного, поскольку чуть ли не накануне отправил общак в парочку «согреваемых» им колоний. Из оставшихся удалось выявить пятнадцать плотных банд, пасущихся по разным местам Москвы и замыкающихся на главаря через своего лидера и доверенных лиц, в том числе и адвокатов. Я взял у тебя немного денег и пошёл к одному из крючкотворов вроде как проконсультироваться по пустяковому делу. Небольшая музейная кража, как я представил. Хотя она его почему-то заинтересовала. Тем временем я кое-что в голове его нарыл интересного и пошёл дальше. Так и ходил по цепочкам, пока не стал знать достаточно. Было на одной из банд двойное нераскрытое убийство бизнесменов. И вот, представь, три бойца вышли на берег Москвы-реки и полдня ныряли, отыскивая утопленный ствол. Потом ещё интереснее. Поехали они в разные отделения милиции и стали давать показания, стучать друг на друга.

– Наверное, большая хохма была, – посмеиваясь, заметил Костя. – Ты, наверно, не преминул посмотреть?

– Это было даже необходимо, – не стал спорить Селенден. – Милицейские чуть с ума не посходили. Как сообразили, что всё связано, давать свозить субчиков в одно место и колоть дружно. Хотя что там колоть, они сами поют как соловьи. Я в допросную просочился, типа свой, слушаю, а сам через кающихся на следующих выхожу, и так спиралька всё дальше раскручивается. Следователи в трансе, обезьянник уже ломится, все кабинеты заняты телами, а они всё едут и едут. Смешнее всего адвокаты были. Сначала приехали, бесились, что ребятишки тонны своего говна добровольно вываливают. А потом сами друг с другом схватились, и тут уж совсем было смешно. Ты бы слышал, в каких выражениях они описывали взятки, подлоги, укрывательства и подобные свои шалости! Даже не знаю, как передать рожи, жесты, слова – всё достойно фильма, претендующего сразу на двенадцать «Оскаров»! Режиссёр спектакля, к сожалению, забыл прихватить с собой оператора или хотя бы принести видеокамеру. Бумаг, вещественных доказательств там оформили видимо-невидимо. И теперь я уверен, что из банды Мажорного остались на свободе только он, пять его телохранителей и, видимо, те трое ребят, что караулили наших девушек. Десяток тех, что из Астрополя, кстати, там сдались, мне их удалось оформить по камерам через ту четвёрку, что ломилась к цыганам. Оставшиеся далековато, мои дистанционные способности не позволяют их достать внушением. Вот если бы ты подключился со своей мощью…

– Пока не уверен, надо ли добивать Мажорного совсем, – сказал Костя. – Сейчас у него большие проблемы, и ему не до нас. Он засядет в Израиле или ещё где-нибудь за границей, пытаясь спасти жалкие остатки империи. Даже если призраки сейчас на него выйдут, он ничего не будет делать против нас. А вот если мы его добьем, какие-нибудь его конкуренты поднимут голову. Глядишь, кто-то из них возьмёт да пойдёт на помощь призракам. Нам этого сейчас совсем не нужно.

– Ты мудр не по годам, повелитель, – сказал Селенден, шутливо кланяясь.

Они уже встали из-за своего столика и не спеша двинулись к девушкам, только приканчивающим завтрак. Веранда успела немного заполниться посетителями, листающими меню.

– Слушай, не называй меня повелителем, когда мы не в Далиле, – решил попросить Костя, огибая чью-то неприлично далеко выставленную ногу. – Для друзей я Сверчок, очень легко запомнить!

Вдруг появилась другая нога, преградившая ему путь, а сразу четыре руки дёрнули и криво усадили силой на лёгкий плетёный стул. Селенден ушёл на пару шагов вперёд.

– Когда успел сверхсрочную тянуть, сосунок? – спросил грубый голос. – Не фиг сверчком себя величать, раз не сверхсрочник. Ты где вообще служил, в стройбате никак?

Костя отметил, что посягнувших на его свободу двое, здоровые амбалы оба, обритые, квадратные физиономии в тёмных очках. Селенден уже остановился, почуяв неладное. Но в бок упёрлось острое железо, и захватчики синхронно открыли глаза, продемонстрировав серебристый блеск в них. Значит, по всей вероятности, это «дикие», по терминологии Милвуса. Те, кто собираются стаями, чтобы подавлять и обирать одиночек. Хотя эти сильно похожи на родных братьев.

– Посмотрел – и ладно, – очки вернулись на места. Селенден успел выхватить дагу и лихорадочно оценивал меру опасности, проклиная временную потерю концентрации. – Хороший тесак у твоего телохранителя, но не успеть ему вперёд моего ножичка. Так что скажи, чтоб он угомонился да присел рядышком спокойно поговорить, как человек.

Впрочем, фехтовальщик сам прекрасно слышал слова, зажал кинжал под мышкой и выполнил требование. Братки вряд ли понимали, что и левой рукой мастеровитый противник может мгновенно переколоть их шпагой прямо через чехол. Во всяком случае, острие ножа перестало упираться в тело Кости, хоть и не отодвинулось далеко.

– Не горюйте, мужики, – продолжал один из амбалов. – Мы люди вполне мирные, кровь лишняя нам не нужна. Сдайте наличный порошок, что на теле есть, мы многого не просим. Тогда и разбежимся.

Сверчок так и не успел заметить, каким образом сработали два сверкающих клинка. Нож куда-то делся, глухо брякнув метрах в пяти о брусчатку, зато теперь дага и шпага держали под прицелом оба мощных тела незадачливых грабителей. Впрочем, те совсем не испугались.

– Браво! Работа что надо, телохранитель у тебя классный. Будем считать, что мы пошутили. Сделаем вид, что между нами никогда не было конфликта. Мы ведь тоже не лыком шиты, и братва вступится в любом случае. Малые Хранители у нас имеются, так что бояться нечего. А вас потом числом задавят, железками не отмашетесь. Лучше поболтаем мирно, познакомимся, раз судьба свела.

– Можно попробовать, – не стал возражать Костя. – Не представляю, о чём только.

– Как – о чём? Я, например, Василь, а он – Стёпа. Братья мы, да то и так видать. Родом из-под Ровенщины, потом под Калугой жили, а теперь вот в Москве обретаемся. А вы как – москвичи?

– Родом из Москвы, – согласился Сверчок. – Сейчас тут проездом. Вообще мы оба посланники, слыхали о таких?

– Слыхали, как же. Бывал тут один, блатовал кое-кого пойти в пустыню к чёрту на кулички. Да нам и тут хорошо. Вроде сказывал тот, что посланники по одному ходят.

– Новые правила теперь у нас, – вмешался Селенден. Теперь, когда непосредственная опасность отступила, привычка подтрунивать брала своё. – В Россию только парами, страна непредсказуемая стала. То Василь из-за угла выскочит, то Стёпа ножичком играет. Как тут выжить бедным посланникам?

– Сегодня выжили уже, можно не плакаться! – засмеялся Василь, оценив зубоскальство. – Раз весёлые ребята, так заходите к нам на огонёк. Хорошим парням всегда рады. Баб вот в команду не берём. А вы, смотрю, обзавелись тут уже.

Он намекал на Алину с Таней, те уже делали какие-то знаки. Костя ответил жестом, что всё в порядке, нужно малость погодить.

Братья немногословно поведали, что служили оба, горцев гоняли какое-то время. Потом, наоборот, горцы их гоняли, и так всё с переменным успехом. На одной вылазке ранены были оба, после чего поехали домой. Дом обнаружили проданным, сестрица постаралась. Когда сестрёнку разыскали, скандал большой вышел, ещё и пьяные все были. Вот и попинали вдвоём мошенницу, аккуратно вроде, а она богу душу отдала.

– Наутро похмелились и пошли вдвоём на двор, – добавил Стёпа. – Сортир шикарный там был, о двух кабинках. Ну, и догадайся, что мы с братаном в них нашли? Хорошо, что не в параше. А там уже в столицу двинули, раз подфартило. В глубинке ловить нечего, тоска одна.

Костя поторопил с рассказом. Василь сказал адрес где-то в районе Кривоколенного переулка и посоветовал прийти.

– Послезавтра большой сбор назначен как раз, вечером, в девять. Сам Лагерник будет, так его кличут. С ним вообще смех вышел, подарок с большим запозданием он получил, когда на зоне чалился. Зато с порошком сразу на свободу вышел, а с ним ещё куча зэков сбежала. Большинство переловили, а Лагерник в Москву подался и нам тут жизнь наилучшим образом устроил. Теперь он у нас главный. В общем, мы – сила, мы – банда, много нас. И новые всё ещё приходят, так что скоро, глядишь, сотню разменяем.

Косте стало не по себе. Конечно, много бессмертных может по столице болтаться, но чтоб они ещё организацию создали для масштабного порабощения смертных? Этого только не хватало! Но девчонки уже заждались, пора распрощаться с амбалами и ехать в клинику к Володе. Нож Селенден забрал в качестве трофея.

Состояние Капитана, как выразился врач, было «стабильно тяжёлым», но надежда есть. Раненый пару раз ненадолго приходил в сознание. Температура, правда, высокая, не совсем адекватен был, что-то нёс про слонов, а потом про коней. Пускать к нему пока не собирались, а за препаратами пришлось ещё побегать и поездить. Вот день и прошёл.

Несмотря на усталость, решили поехать навестить Нину Николаевну и Павлика. Хоть тут ждали тёплая встреча, весёлая возня и не напрягающие разговоры. Сообщать о последних происшествиях не стали. Володька, мол, решил пока на работу устроиться, в ночную сегодня. А Павлик тихонько рассказал, что призраки пока не появлялись, и даже Амата ни разу не побеспокоилась.

Шок ждал Костю уже после встречи.

Он даже не мог представить, что это так страшно и так завораживающе. Стояли себе компанией неподалёку от бетонной коробки кафе, ждали вызванное такси. Уже достаточно темно, и фонари горят едва ли половиной общей массы. Оглядываясь на покинутый дом Нинушки, Костя смотрел на горящие окна, балконы с вывешенным бельём и старыми досками, готовыми к переезду на дачи. Потом увидел то, что не вписывалось в идиллию многолетних воспоминаний.

«Живое неживое». Пятьдесят девять против одного. Они.

Их было много, потрясающе много. Сначала ряд зеленоватых, мерцающих собственным тусклым светом, фигур. Потом повалила целая толпа, разряженная во что-то длинное, одинаковое на первый взгляд. Шли не торопясь, и Костя продолжал их видеть. Подействовало, значит, переливание крови. Но каково тогда Павлику, если куда более старшего по возрасту бессмертного впечатляет зрелище с пришельцами из потустороннего мира?

Кащеик… Нина Николаевна… Привидения ведь идут туда, в их сторону! Неужели решили наведаться в квартиру? Хотя кошку призраки сильно не любят. Нервирует она их. Тогда, раз пока удалось остаться незамеченным, не лучше ли проследить за армией зеленомордых?

– Без меня, – быстро шепнул Сверчок Селендену. – Я вижу их.

– Их?

– Да.

– Надо было мне тоже переливание сделать, – вздохнул Селенден.

– Увози девочек. Я потом приеду. Хочу только проследить.

Девушки всполошились было, а Таня успела что-то возмущённо крикнуть. Но Сверчок уже двигался рысью, пригибаясь и прячась за ветками, а его телохранитель бесцеремонно затолкал обеих «богинь» в подъехавшее такси.

Повезло, удалось вовремя заметить зеленомордых! Вот они – все во дворе. Большая толпа сидит прямо на земле, в два кружка, как и рассказывал Тетерев, остальные разбрелись, но их можно пересчитать. Два… пять… тринадцать. Все тут. А где же Тетерев?

Пришлось пересчитывать ещё и безымянных торговцев. Одного не хватает. Конечно, недостающий хромает и где-то отстал. Так это теперь на руку. Можно вернуться по тому маршруту, откуда шли привидения, чтобы перехватить калеку и поговорить без помех. Если возможно слышать призрака так же хорошо, как видеть. А к этим лучше не приближаться – место открытое, заметят.

Следующее представление было другим. Смешным, жалким и сжимающим сердце одновременно. Хромал Тетерев ужасно, тяжело переваливался, то слегка сгибал, то снова разгибал спину. Двигался он с черепашьей скоростью. Но больше всего убивал призрачный ночной горшок, с реальной копией которого пришлось познакомиться на корабле. Большой сосуд инвалид нёс на вытянутой вперёд руке, как знамя, и выглядело это невероятно комично. Сверчок еле удержался от смеха. Отлично, место пересечения достаточно глухое, гуляющих уже нет, а армия призраков довольно далеко за поворотом.

– Привет, Тетерев, – тихо произнёс Костя, вылезая из-за куста.

– Ты меня видишь?

– И слышу, представь себе. Не представляешь, как я рад?

– Радоваться нечему, – вдруг недобро сверкнул зелёными глазами Тетерев. – Ты не занимаешься важной проблемой. Время бежит, ты упускаешь инициативу и вот-вот потеряешь шанс угодить большинству зеленомордых. Тогда они не пойдут за тобой, не послушаются. Ты проиграешь.

– Ты опять про ярмарку, будь она неладна?

– Конечно. Ты до сих пор не понял, какое это важное дело для них… и для тебя, в конце концов! Ты должен сейчас же назначить даты и заняться подготовкой. Я расскажу о твоём решении остальным купцам, мы сможем договориться о тайной встрече, чтоб не знали другие. Особенно Шарль и этот… Сэм. Торговцы захотят лично тебя послушать, задать вопросы. Определи даты проведения ярмарки уже сейчас и место встречи. Иначе и я откажусь от дружбы с тобой.

– Прости, но у меня голова идёт кругом от всяких других дел! – взмолился Костя. – То девушек похищают, то бандитов надо утихомирить, то Володю ранили, надо его вытащить. Утром о целой шайке «диких» бессмертных узнал, здесь, в Москве. Чуть меня не грохнули. А ты говоришь – ярмарка!

– Ярмарка важнее.

– Блин! – рассердился Сверчок. – Хорошо, сейчас подумаю. В Лондоне ведь и ближе к зиме достаточно тепло? Запас времени есть, может получиться. Скажем, на Хэллоуин, посмотрю точно, когда это. Три дня ведь достаточно?

– Может, кому-то покажется маловато, но они согласятся. Им больше некому помочь. Тогда я постараюсь прямо сегодня рассказать Говоруну, а он передаст остальным. А встречу давай назначим на завтра… на этом же месте.

Костя согласился и начал расспрашивать, как вообще у зеленомордых теперь дела. Тетерев рассказал, что побывали у Дестана, что теперь можно регулировать время обращения, уменьшая его в пользу других. Отсюда стало понятно, почему пират появился тут же вслед за другим персонажем.

– Вообще у нас царит раздрай, постоянная ругань и неприязнь. У Шарля теперь, видишь ли, оба запястья сломаны. Он пробовал несколько раз обратиться, так боль, говорит, сильная, и шпагу держать совсем не может. Оттого бесится, но больше молчит угрюмо, даже меня на время оставил в покое без своих издевок.

– Значит, Володька руки ему сломал, – кивнул Костя с довольным видом. – Хоть одна отличная новость. Как ты думаешь, со временем травмы заживут?

– Не должны. У него и кошачьи укусы до сих пор никуда не делись. Так что поздравляю. Ты вывел из строя главную боевую силу Дестана, его машину для насилия, устрашения и убийств. Теперь тебе нечего бояться, нужно смелее вступать в переговоры с остальными. Я дам тебе ещё один совет. Многие именные стали ненавидеть друг друга, хоть часто этого и не показывают. Они следят друг за другом, могут подслушивать. С каждым – учти – с каждым тебе придётся беседовать, чтобы узнать, чего они хотят, и как можно этого добиться. Я уже подарил тебе свой секрет. Он остаётся в силе, и всегда будет оставаться.

– Но мне не по себе. Их так много. Ты уверен, что безымянные кротки как овечки?

– Думаю, овечки побойчее будут, – выдавил с усмешкой Тетерев. – Остальных тоже не бойся. У Луи есть шпага, но он не пустит её в ход. Это декорация, мишура, показная бравада. Бард, как я понимаю, всегда при жизни носил кинжал, только сейчас у него нет оружия. У других вообще кишка тонка, даже если они вдруг смогут быстро добыть что-нибудь колющее или стреляющее. Разве что Сэм… Он странный тип. Способен на поступок, в том числе самый ужасный. В то же время ранимый, где-то сентиментальный. Не раскусил я его. Нет, сам он не полезет в бой очертя голову, а вот уговорить, подкупить, подстегнуть – это про него. Дипломат, как же! Ещё плохо, что язык он знает здешний, и очень даже хорошо. С кем угодно может договориться о какой-нибудь гадости.

Хромой стал прощаться, когда Костя вдруг решился задать вопрос:

– Слушай, только без обид, хорошо? Зачем ты горшок так носишь? Сунул бы под мышку, что ли, а то и вовсе под халат, если не брезгуешь. Ну, просто выглядишь как-то по-дурацки. Ведь смеются над тобой, издеваются, в том числе и за это…

Тетерев медленно и тяжело развернулся к нему. Косте показалось, что инвалид кусает губы.

– Знаешь, находясь здесь, в твоём времени, я видел одну старушку. Она живёт в одном из двухэтажных маленьких домов, и у неё, насколько понимаю, никого нет. У неё нет интересной штуки на колёсиках, вроде кресла, которое может ездить само, куда пожелаешь. У неё нет и другого кресла, где большие колёса нужно крутить руками. Я бы даже такое крутил. Но у меня его нет. Нет его и у той старушки. Наверно, потому, что у неё нет детей, или они её бросили и забыли.

Косте почему-то стало стыдно. Всегда трудно молодому и здоровому понять немощного инвалида, влезть в его шкуру, почувствовать дурно пахнущий быт.

– Зато у старушки есть неуклюжая конструкция, которую здесь, у вас, называют словом «ходунки». Они очень неудобные, ей тяжело ими пользоваться, но зато она может стоять и немного передвигаться. Очень странно! Века прошли, а мало что изменилось. Ведь и я часто ходил, держась за устойчивый деревянный каркас, чтобы не упасть. Подняться после падения тоже было непросто. Сейчас горшок, уж не знаю каким образом, помогает мне держать равновесие. С ним я не падаю, не боюсь шагать и шагать. Вот и вся премудрость.

– Я помогу той старушке, – глухо выговорил Костя. – Постараюсь помочь и другим таким. Хотя их, наверно, миллионы.

– Ты сделаешь благородное дело, даже если поможешь одной. Невозможно распыляться до бесконечности. Помогай самому себе.

* * *

Стойкое ощущение нереальности происходящего бесконечно преследовало Костю. Только Володя, которого сегодня удалось увидеть через застеклённую перегородку, был реальным. Потому что требовалось прилагать ежедневные усилия, чтобы он жил дальше.

Капитан по-прежнему плох. Иногда открывает глаза, но снова погружается в затяжной, кажущийся бесконечным сон.

Таня и Алина утратили чёткость. Они были где-то рядом, непривычно притихшие, бесконечно близкие, но пока безжалостно отодвинутые в сторону. Помочь ничем не могли, но зато теперь хоть как-то можно не опасаться оставить их одних в гостиничном номере. Надо отдать им должное: не ругались, не ссорились, находили себе занятия, окружали ненавязчивой заботой. И не рвались непременно помочь. Им хватало тревожного ожидания радостной вести, что Володя вне опасности и идёт на поправку.

Алина, правда, подошла разок, посмотрела виноватыми тоскливыми глазами. Сказала, что приснилось ей продолжение сказки, совсем маленькое и глупое. Просьба-то засела в голове, вот потому, наверно, так получилось. А в сказке мачеха научила призраков, как здоровье из Белоснежки-панка вытягивать, и стала та таять не по дням, а по часам. Тогда взялись за дело третий и четвёртый инженеры. Один машину создал, что смогла из глубины земных недр извлечь ценный минерал, какому целебные свойства приписывали. А другой – машину, что смогла минерал растолочь и смешать его с травами и корешками, что силы придавали. Сделали отвар, стала его Белоснежка пить, и хворь как рукой сняло.

– Володе такой отвар надо, – тоже послушав, прокомментировала Таня. – Сразу бы выздоровел.

– Я же говорила – ничего особенного не придумалось. Приснилось. Я про Белоснежку и не думала совсем. Володя снился, когда он сдуру мне полкило ирисок притащил, а потом сам все слопал. Потом почему-то переключилась…

Конечно, долго Алина могла перечислять, что Капитан в малых ещё летах делал сдуру, чтобы только ей понравиться. Только сейчас веяло от воспоминаний безотрадностью, и она благоразумно замолчала.

Зато встреча с позеленелыми торговцами прошла на удивление гладко. Сначала, как уговаривались, прихромал Тетерев, довольный выполненной миссией. С его слов, Говорун был страшно удивлён и раздосадован поначалу. Его задело, что один из подчинённых, самый никчёмный, так долго водил всех за нос, изображая глухоту. Он даже сгоряча позволил себе усомниться в хромоте, но потом остыл. Обозвал предателем. Каким образом, спрашивал, с мальчишкой снюхался, через горшок свой, что ли? Он, Тетерев, конечно, ответил, что да, через горшок. Тут Говорун за голову схватился – вспомнил, как на корабле всё было. Не удалось ему съязвить и посмеяться. Препятствовать встрече не стал. И сам пришёл.

Костя чувствовал себя как космонавт, ступивший на чужую обитаемую планету. Сорок пять копошащихся рядом призраков – это слишком. Сегодня они расселись в один большой круг, а его пригласили пройти в центр. Селенден где-то рядом, «инспектирует кусты», как сам выразился. Куча физиономий, воспринимающихся как единое целое, смотрит на оратора. Только Говорун стоит рядом, перебирает чётки.

Сверчок говорил недолго. Он берёт на себя всю организацию, доставку товаров, согласование с властями, рекламу и даже временных продавцов. Безымянные будут образовывать антураж, периодически появляясь то тут, то там в своих экзотических халатах. С добрыми и приветливыми лицами должны приветствовать гостей, зазывать покупателей, фотографироваться с ними.

Про фотографии зря он сказал. Зелёномордые шелохнулись, отобразили недоумение. Пришлось объяснять дольше, чем всё остальное. Но сотрудничать согласились все. Все, кроме Говоруна. С Тетеревом и так всё было уже понятно. А начальник безымянных после сходки приватно сообщил, что вначале посмотрит, с каким успехом пройдёт ярмарка, а там, может, выразит своё желание.

Трудность вызвал и вопрос, куда девать барыши. Не то что Костя их большие ожидал, но для порядка спросить нужно. Ведь призракам деньги ни к чему, в руках их не удержишь, а в банк на своё имя тоже как-то не положить. Даже споры какие-то начались. Сверчок тогда сказал, чтоб к началу ярмарки точно определились, куда гильдия прибыль собирается девать. Предложил пожертвовать на благотворительность или храму какому, только надо же конкретно знать.

Сегодняшний вечер посвящён «диким». Селенден убедил, что гнездо новообращённых, уже мнящих себя чуть ли не хозяевами Москвы, нужно разведать хотя бы. Посмотреть, чем там дышат.

– Хотя и так могу предположить, – просвещал он повелителя Далиля. – Представь такого усреднённого поддонка, считающего себя пупом земли. Смертных он не боится, а ближайшие коллеги по бессмертию поклялись его лично не трогать. Особенно если их действительно много. Для восполнения запасов порошка они объединяются и большой кодлой едут куда-нибудь далеко, в другой город, чтобы найти там, кого припугнуть и пограбить. В буднях они милашки, ходят где-нибудь по дорогим магазинам, высматривают богатых покупателей. Потом те охотно делятся с ними деньгами, машинами, ещё и ключ от квартиры дадут. Вечером – в злачное место, покуражиться, девочку обработать и на ту же квартиру её привезти. Подонки, наркоманы, преступники всех мастей. Что там ещё можно видеть? Давить надо гадюшник, пока не поздно.

– Ты в уме? Нас только двое, а их – десятки. Мне и так не хочется туда идти.

– Тогда они сами нас рано или поздно вычислят и добренькими не будут. Узнают, что никакие мы не посланники. И раз не с ними – значит, против них. Авторитетов они не признают. Пока молодые – будут продолжать куролесить. Те из них, кто старится и хочет уже «соскочить», как говорят, должны вовремя сбежать как можно дальше. В идеале – в другую страну.

– Ничего мы с ними не сделаем. Вот если бы лишить их бессмертия…

– А мы пойдём и умненько с ними поговорим.

Хоть и посовещались, план Селендена Костя до конца не понимал и считал его полностью авантюрным.

Старый трёхэтажный дом в запутанном Кривоколенном манил яркой вывеской ночного клуба. Только, похоже, слава у него была дурная. За полчаса наблюдения ни одна девушка возле него не появилась. Заходили только молодые представители мужского пола.

Вход охраняли два амбала. Старые знакомые, значит. Василь и Стёпа.

– Молодцы, что пришли. – Вместо приветствия братья хотели ощупать мнимых посланников. Хоть сильно и не настаивали. Порядок же надо соблюдать. – Э, да ты опять с железками явился. Лучше сдай, сегодня велено без оружия приходить.

– Так это не просто железки, а музейные экспонаты, – тут же отразил словесную атаку Селенден. – Я за них головой отвечаю. Откуда вашим знать, что внутри? Чехол и чехол. Может, после сходки я пробежаться на лыжах по асфальту желаю. Хобби у меня. Зачем человека удовольствия лишать? Я обещаю паинькой быть, в уголок сяду, главного вашего послушаю. А молодой человек, что со мной, тоже слово возьмёт, интересные вещи расскажет. Ну как? И не верю я, что без оружия все придут.

– Ножик верни, тогда пропустим без разговоров. Хороший нож, батя наш его делал.

– Держи, конечно! Вот теперь нас уже двое вооружённых.

Внутри народу оказалось полно. Молодые люди всех мастей бродили по залу, сдвигая в стороны столы и расставляя стулья. Костя заметил, что обращёнными были все до единого. Даже напитки за стойкой подавали двое «сиреневых». Тут не таились, и от «серебристых», «сиреневых» и даже порой «красных» взглядов рябило в глазах. Так что Сверчок с телохранителем ничем не выделялись из толпы, разве что были новичками. В клубе вряд ли было принято приставать и откровенничать. Скромно сели в углу. Возле барной стойки появилось подобие трибуны, куда скоро взошёл худой мужчина с жёстким лицом, украшенным на щеке тончайшим длинным шрамом.

– Смотри-ка, от бритвы след, – шепнул Селенден. – Очень глубокий был порез, до конца так и не стянулся. Повезло товарищу, что лицевой нерв не задело, а то перекосило бы пол-лица.

«Товарищ» меж тем внимательно оглядел чинно рассевшихся членов клуба, выделил незнакомые лица, удовлетворённо кивнул:

– Вижу, ряды наши пополняются. Широко по всей Москве молва о нас идёт среди избранных. Мы стали силой, с которой придётся считаться всем. Вы знаете, что выбранная тактика дала плоды. Наши боевые десятки прошлись по Ростову, Казани и Саратову, выжгли там очаги формирующихся конкурентов. Москва уже давно под нашим контролем. Но теперь, не так далеко, в Питере, зреет ещё один гнойник, который надо безжалостно вскрыть и вычистить. Я лично ездил на разведку и всё выяснил. До нынешнего года там были две группировки, почти равноценные, они собачились и боролись друг с другом. Нам такое было выгодно, и мы их до поры не трогали. Теперь вдруг одна компания другую разгромила, остатки в себя вобрала, и мы имеем в их лице три десятка хорошо подготовленных бойцов. Получается, что нужно действовать без промедления. Навалимся всей силой, побьём их, заберём трофеи – и домой. Есть возражения?

Толпа выразила одобрение не оглушительным рёвом, как ожидал Костя, а нестройным гомоном. Кто-то выкрикнул с места:

– Тридцать человек – сила всё же немалая. Сами потери понесём. Как потом трофейный порошок распределять будем?

– Считайте, – начал излагать свою арифметику Лагерник. – Соберём мы тридцать мешков. Я возьму себе десять, остальные распределим среди отличившихся в бою. Гарантирую, что вернувшимся погибшим я честно долю от себя по ёмкостям отсыплю, девять десятых. Себе, значит, только один мешок оставлю. Ну что, справедливо?

– Тогда ведь семьдесят пацанов совсем без добычи останутся. А махаться придётся.

– Которые голодные останутся, со мной на большие гастроли по стране поедут. По разным городам прошвырнёмся, пополним запасы. Ясно вам? Лет на пять кайфовой жизни всем хватит. А там новые народятся, кого будем дальше щипать. Такой вот план, и лучшего никто из вас предложить не сможет.

Теперь шум был большей частью одобрительный.

– Тогда завтра вечерним поездом, без всякой помпы, отправимся в Питер. Цель – притон на Лиговке. Сначала собираемся здесь, и на Ленинградский вокзал. Берём пики, у кого есть, стволы. А сейчас ещё одну речь послушаем. Шепнули мне, что тут посланники. Может, что интересное услышим.

Костя прошёл на трибуну, радуясь, что хотя бы в Далиле приобрёл небольшой опыт публичных выступлений. Главное – излучать непоколебимую уверенность. И найти кнопку, на которую можно надавить.

Он начал с того, что мощная московская организация привлекла внимание свободного города Далиля и правящего им Совета с чрезвычайными полномочиями. Раньше таких случаев не было, поэтому москвичам предлагается вступить в сотрудничество.

– В чём заключаться будет? – крикнул кто-то с места.

– Далиль – город древний и очень богатый. Он контролирует многие финансовые потоки и в немалой степени влияет на мировую политику.

– А нам политика по барабану! – опять встрял тот же голос.

– Вам так только кажется, – возразил Костя. – Деньги и власть отвергать нельзя. Но наш город изолирован от остального мира, и порой бывает трудно совершать так называемые «острые» акции. Понимаете, о чём я?

Они понимали. Ведь завтра на одну из таких собирались ехать.

– Город будет платить вам деньгами или порошком. Чем пожелаете. Но в разумных объёмах, по соглашению. А также для тех, кто нагулялся и сыт по горло приключениями, предлагается спокойная сытая жизнь за надёжной стеной.

– Предложение так себе, – прокомментировал Лагерник. – Деньги и порошок сами где надо возьмём, не выплясывая под чужую дудку. А житуха за стеной скучная, слышал про этот сытый рай.

– Видите ли, – нарочито скучным тоном продолжил Костя, – если большая сила не хочет с нами сотрудничать, Совет склонен рассматривать её как угрозу. Я недаром заикнулся про чрезвычайные полномочия. Если кто не слышал про отлучение, спросите у приятелей. Так вот, в случае несогласия вы все будете отлучены. Значит, нынешнее ваше какао само собой закончится. Клуб ваш накроет тогда милиция, и поедете в колонии по всей стране.

Лагерник ощерился, злобно оглядывая Костю, но особенно – Селендена.

– Сами отлучать, что ли, будете? Или другие посланники придут? Так мы просто всех переколем…

– Я же сказал, что всё делается по предоставлению полномочий, – внешне спокойно ответил Сверчок, хотя чувство опасности мгновенно сгустилось в душе. – Сейчас полномочий отлучать у нас нет, прошу всех успокоиться. К тому же у вас есть время подумать над предложением. Скажем, один месяц. Пока съездите на свои гастроли, развлечётесь.

Селенден тем временем ловкими кошачьими движениями умудрился покинуть своё место и как-то незаметно оказался близко к главарю. Тот заметил изменившуюся диспозицию. Вопреки собственному распоряжению, достал из-под просторного пиджака пистолет Макарова, но дуло пока направил в пол.

– Мне тут шепнули ещё, что ловкий спец по шпагам или сабелькам объявился. И сам вижу. Мы тут иногда телевизор смотрим, так я срисовал сразу человечка с дурацким чехлом. Про Бандераса там что-то лопотали, но я ж вижу – никакой ты не Бандерас. Только железка ничто по сравнению с пулей. Может, развлечёмся такой дуэлью?

Селенден демонстративно достал своё оружие, глянул прямо на противника и спокойно отрубил:

– Не забывай, что мы с другом тут не ради развлечения, а на работе. Насчёт дуэли вот что тебе скажу. Прежде чем бросать вызов, постарайся узнать немного о противнике. Мне две тысячи лет, я всегда был посланником, и в таких местах, что тебе даже в страшных снах не снились. Знаешь, я сейчас вспоминал, сколько раз в меня вот так стреляли с близкого расстояния, а я успевал увернуться? Врать не буду, счёт не на сотни, но пять раз точно было. Пока курок жмёт палец, я успеваю понять, что мне сделать. Зато моя шпага проткнёт твоё сердце насквозь за сотую долю секунду, и среагировать ты не успеешь.

– Лагерник! – раздался голос то ли Василя, то ли Стёпы. – Лучше остынь, не надо. Он не шутит. Мы видели его в деле.

Главарь, понятно, не хотел терять лицо в присутствии своей кодлы. Но спрятал пистолет, проворчав, что сейчас не время для разборок.

– Конечно, – согласился Селенден. – Не дело оставлять акцию без руководителя. Но, на будущее, если что – всегда к вашим услугам.

Собрание закончилось само собой. Костя не понимал, как лучше поступить: выбраться в первых рядах или подождать, пока основная масса рассосётся. Телохранитель выбрал первый вариант и как-то естественно присоединился к амбалистым братьям.

– Твоя речь не очень сегодня получилась, – говорил он Сверчку, а Василь и Стёпа посмеивались. Селенден им явно нравился.

– Точняк две тысячи лет? – спросил Василь. – И как?

– Первая половина была интереснее. Но вторая бодрее. С каждым столетием приходится всё больше суетиться. Это замещает интерес и новизну ощущений.

Братья только крякнули и, похоже, призадумались. Если над смыслом жизни, то работа явно была им не по силам. Поскольку мозги у них ушли куда-то далеко и заблудились, амбалы не обратили особого внимания на парочку событий. Сначала Селенден как бы между прочим заметил, что не видит в расходящейся толпе главаря. На что получил ответ: Лагерник обычно задерживается, общаясь напоследок со скользким типом, числящимся хозяином ночного клуба. Потом Костя и вовсе был увлечён телохранителем в пустую тёмную подворотню, где они вдвоём и растворились.

Селенден приложил палец к губам и сообщил о своём намерении незаметно вернуться. Сверчок решил, что подслушать важную информацию будет не лишним козырем в дальнейшей игре. Фехтовальщик оставил повелителя в безопасном, на их взгляд, тупике, ловко перелез через высокую изгородь и исчез. Но вернулся на удивление быстро, да ещё со свёртком в руках.

– Порядок. Теперь до завтра можно выдохнуть. Только не забудь напомнить, чтобы мы купили электронные весы, самые точные.

– Найдём, думаю, – удивился в ответ Костя. – Аптечные какие-нибудь. Что у тебя за тряпки?

– Шмотки Лагерника. Обувь брать уже не стал, думаю без неё обойтись. Мужики же – не бабы, на ноги не особенно смотрят.

– Ты что, убил его?! Дуэль устроили? Заколол?

– Ну, какая дуэль, – потупился Селенден. – Сейчас не семнадцатый век. Он тоже не собирался играть в благородство. Заметил, гад, меня, как я ни старался, и сразу ствол выхватил. Вот колоть, правда, я не стал. Просто задушил, чтобы одежду не портить. Надеюсь, копия Лагерника в какой-нибудь Тмутаракани проживает и за сутки сюда не доберётся. Хотя я бы на его месте не приходил. С другой мордой-то, да без мешка! Я мешочек, конечно, прихватил, неплохая добыча. И пистолет, само собой, хоть и не люблю я громкие штуки.

Мнимые посланники осторожно вылезли из тупика и двинулись по пустующему переулку.

– Да не смотри на меня как на вошь, – начал сердиться Селенден. – Думаешь, я лгу, и просто подстерёг его со спины? А если даже так – что меняется? Я свои душегубства целый день перечислять могу, для меня какой-то гнусный Лагерник в общем зачёте – просто тьфу! В том, кто я такой, ведь ещё при первом знакомстве сознался. Пойми, для меня сейчас дорога добра – это очистка её от грязи и мусора. По-другому я не умею. Ты, может, дойдёшь до этого самого вселенского Добра окольными путями, не запачкав руки, и Зло само падёт, исчезнет куда-нибудь. Но эти пути не мои…

– Что ты дальше собираешься делать? – перебил Костя, поскольку прения о добре и зле в тёмном кривом переулке казались занятием неуместным.

– Ты не обратил внимания на голос Лагерника? И что завтра все явятся с мешками и пиками? У меня сразу созрел грандиозный план…

От замысла у Кости мурашки пошли по коже. Селендену, конечно, всё нипочём. Хочет совать голову в петлю – пусть суёт. Его не переубедить.

Теперь в назначенный день отъезда банды ни за что не уснёшь. Ложиться вообще не резон. Только сидеть и гадать: придёт – не придёт?

Пришёл, слава богу. Резкий, возбуждённый, взъерошенный. В той самой одежде Лагерника, что напялил ранним вечером перед прощанием. Прощался легко так, словно не на смертельно опасное мероприятие выходил, а отправлялся на выходные за город отдохнуть. Глаза горят, а выставленный на стол мешок смотрится внушительно, как пятилитровая банка.

– Вот, повелитель, подарок тебе от окаянного сорвиголовы. Сколько раз меня похоронить успел, признавайся?

– Да рассказывай уже лучше. Я детали твоего плана, честно скажу, ни черта не понял.

– А тут понимать нечего, – всё ещё на повышенном адреналине повёл рассказ Селенден. – Мешки и пики – ты же слышал? Помножь на алчность, глупость и ложные понятия о справедливости. А весы! Это же шик, блеск, высший класс! Пока ничего не ясно?

Не дождавшись ответа, телохранитель сел и продолжал чуть более спокойным тоном:

– Итак, являюсь я заранее в одежде Лагерника, с оружием и дивом из «Медтехники». Как ты должен догадаться, на подходе переделываю своё красивое и умное лицо в отвратительную харю Лагерника и держу такой фасон. Требую составить декорации: большой стол, стульчик рядом. Выставляю измерительный прибор, высматриваю среди прибывающих очкастого хлюпика, явно умеющего писать. Забыл сказать, что я ещё тетрадь с ручкой туда приволок. И стопку резиночек. Знаешь, продают такие, для банкнот. Вот. Сажаю рядом хлюпика, даю ему тетрадку, ручку и велю чертить там таблицу о пяти столбцах. Ещё бумажек нарвать со спичечный коробок, так с сотню.

Костя попытался представить сцену, но тщетно. Когда он выступал с трибуны, аудиторию размывал в одно большое пятно – так легче абстрагироваться. А бывший посланник наверняка чётко видит сразу всех и каждого, отмечает, кто как держится, шмыгает, кашляет в кулак.

– И что дальше?

– Недаром я обратил твоё внимание, что голос главаря похож на мой. Недаром разыграл спектакль с возможной дуэлью. Когда все собираются, встаю и уверенно начинаю, стараясь подражать Лагернику. Сейчас изображу, посмеёмся.

– Тише только, девчонок не разбуди.

– Други мои! – заговорил изменённым голосом Селенден. – Вчера посетил нас чуть ли не сам сатана в лице болвана, считающего, что может победить в честном бою вашего наставника. Вы понимаете, о ком я говорю. Так вот, юнец, что с ним был в паре, убёг, а злодей попытался подкараулить меня и напал со спины. Только не он увернулся, как хвастался раньше, а я, а потом вырвал у него оружие и заколол его же собственной шпагой. Посмотрите только на мои трофеи! Сейчас я вам их покажу!

– Уже начинаю понимать, – кивнул Костя. – После такого рассказа ты преспокойно вытаскиваешь из чехла всё оружие, демонстрируешь, срываешь аплодисменты. А потом, естественно, вся амуниция остаётся на столе, готовая к применению.

– Конечно. Она ведь уже сыграла свою роль в качестве отвлекающего фактора, и пора переместить фокус на другой предмет. Кстати, немаловажно и то, что чехол остался открытым – тоже совершенно естественно. Наступает следующий этап. – Селенден снова изменил голос: – Но вот что беспокоило меня сегодня ночью, братва. Ваши вчерашние слова о равенстве и справедливости. Я ворочался, не спал, несколько раз вставал и кланялся параше. (Тут они немного посмеялись, понимая, что речь о хождениях в туалет). И надумал утром пойти и взять вот такие весы.

Костю осенило:

– Ты что, предложил завесить их мешочки?

– Именно. – Лицо Селендена сияло. – Давно у меня не рождались такие гениальные идеи. Сначала я развесил лапшу, что нужно непременно все трофеи до грамма учесть и распределять под контролем массы. Для этого же надо знать, сколько у кого было вначале. А тем, кто тело в бою потеряет, будет вдвое больше, чем тем, кто больше в сторонке покурит. Так вот я про высшую справедливость минут десять распинался, авторитетом надавил, все и согласились.

– И стали мешочки на весах взвешивать?

– Да, но восхитись ещё, как я всё обставил. Сказал, что нужно всё чётко сделать, без обмана. Само слово «обман», если прозвучало, уже настораживает. Стоит большой стол. Каждый должен к нему по очереди подойти, назваться, адрес свой сказать нынешний, сколько лет от роду. Хлюпик в табличку записывает, берёт мешочек, бумажную бирку фамилией надписывает и цепляет резинкой к мешочку. За полчаса всех переписали.

– Ну, ты и жук! – восхитился Костя. – Значит, четвёртая графа в табличке – это запись, сколько веса в мешочке изначально. А потом в последнем столбце предполагается отметить, кто из бойцов расстался с оболочкой?

– Так я им и объяснил. Вроде всё по справедливости, придраться не к чему. Но ты представь обстановку. Все столпились возле стола, задние передних толкают, чтоб видеть происходящее. Те огрызаются. И все ведь при оружии. Начали взвешивать. Пять штук завесили, десять… Я пока не разрешаю забрать ничего со стола. Потом к хлюпику прицепился, что он неправильно записал фамилию на бирке, смухлевал, да ещё массу завысил. Кричу фамилию, а обиженным как раз Василь оказался. Он через толпу пролез и хлюпику влепил так, что тот полетел со стула. А я разыграл, будто ещё и стол задет тушей, и перевернул его к себе со всеми мешочками, Что тут началось! Ты даже представить не можешь, как они кинулись собирать своё добро. Драка вспыхнула мгновенно, тут же стала всеобщей. Каждый стремился не только своё подобрать, но ещё прихватить. Там и до первой крови недолго. Через минуту уже стреляли и молотили кинжалами налево и направо.

– Тебя вполне могли тоже зацепить, по меньшей мере.

– Не так просто меня взять. Я изначально столом прикрылся, оружие всё наготове. Грим, понятно, пришлось снять, но там уже никто ничего не понимал в пылу сражения. Первых, кто на меня рыпнулся, я тут же переколол, успел больше десятка мешочков в чехол закинуть, и быстро оттуда начал делать ноги. Грамотный отход я заранее наметил, как двигаться буду. По пути, понятно, ещё немножко грехов смертоубийства к своей копилке добавил. Выскочил, в наш тупичок знакомой дорогой рванул, там отдышался. Лезли потом той же дорогой ещё пять или шесть «диких». Напрасно, я тебе скажу. Тем более с ценным имуществом. Пришлось ещё приватизировать. Всё же буча утихла быстро. Разбежались оставшиеся кто куда. Я мешочки себе перекачал и осторожно выбрался из Кривоколенного. Вот и вся история. Ещё есть приятное дополнение.

На стол легла измятая ученическая тетрадь.

– Ты и список прихватил? – совсем изумился Костя. – Теперь при желании можно аккуратно разыскать…

– Если нужно, конечно, – согласился хитроумный телохранитель. – Вот, гляди, можно полюбопытствовать. «Аверкин Михаил Сигизмундович». Гм! Почему Сигизмундович? Ну, бывает. Двадцати лет, адресок есть, где-то на юго-западе. Мешочек – четыреста тридцать один грамм… был. Слушай, там такая каша была, много бирок поотлетало. Судя по тому, как разбегались, где-то треть архаровцев там полегла, раненых много. Мешки они похватали какие попало, не свои, потом долго между собой разбираться будут, кто чьё взял. Организации больше нет, кончилась одним махом. Теперь они снова каждый по себе, вряд ли начнут объединяться. Для верности клуб этот надо сжечь, или ещё как-нибудь привести в негодное состояние, чтоб он не стал снова центром притяжения. Нас теперь точно никто из них искать не будет, своих проблем полно. Я молодец?

– Так кто же спорит… Времени у меня совсем в обрез на все дела. Спасибо тебе за помощь ещё раз. У меня всё крутится в голове одно и то же слово: «всё безбашенно, всё безбашенно». Прицепилось, как репей. И только такой безбашенный человек, как ты, можешь кое-какие из таких дел решать.

* * *

Позвонил Фёдор Полянский. Ему не терпелось представить первый пробный экземпляр обновлённой версии саркофага.

– Цвет мы с вами не согласовали, – обеспокоенно трещал инженер в трубку. Или это трубка сама по себе трещала. – На свой страх и риск, сделали зелёным. Космонавты любят такой.

– Ну да, цвет травы где-нибудь у дома, – ответил Костя. – Не переживайте, вполне устраивает. – Сам подумал, что зелёные призраки на зелёном фоне потеряются. Да кто его знает, хорошо это или плохо. – Знаете что? Везите ваше изделие в больницу. Сейчас адрес продиктую.

Володя уже пришёл в себя. С ним даже удалось поговорить, хоть и недолго. Лечащий врач благодарил за добытые препараты, плазму, парентеральное питание и многое другое, чем Костя облагодетельствовал не только «своего» пациента, но и всё отделение без исключения. Только жаловался, что ворочать крупного пациента тяжело, мацерация идёт, пролежни образуются, а на фоне снижения иммунитета до нагноений недалеко.

Доставленный «гроб» эскулап встретил в штыки и долго кипятился, возражая против идеи попробовать поместить в него тяжёлого пациента. Но уже на третий день после осмотра высказался совсем в другом духе:

– Знаете, я беру свои слова обратно! Система поддержки тела, массаж, возможность усиленной оксигенации – это просто фантастика! Пациент настолько хорошо отреагировал на помещение в камеру, что я в полном восторге. Ни намёка на пролежни, кожа теперь отличная, порозовела. Говорите, это аналог космического тренажёра? Но он должен найти своё место в медицине для выхаживания тяжёлых лежачих больных! Только его не мешает доработать для такой цели. Сделать крышку прозрачной, добавить возможность подключения мониторов…

Сверчок слушал, смеялся, соглашался. Как не радоваться – Володя резко пошёл на поправку.

Только проверить на предмет непроницаемости для призраков пока не удалось. Поэтому следующее готовое изделие Полянский поначалу привёз на глухую московскую окраину. Клиент сказал, что лично проведёт испытание. Фёдора немало удивило время и место. Половина одиннадцатого вечера, пустырь недалеко от жилого массива. Заказчик прибыл одновременно, сначала вглядывался в темноту минут десять. Потом кивнул, спросил воздух: «Залезешь наверх?» Что он там услышал, неизвестно, но грузчикам пришлось вытащить ковчег из грузового контейнера и поставить прямо на землю. Испытатель залез внутрь, закрылся, полежал пару минут. Когда вылез, опять спросил окружающее пространство: «Ну как? Точно? Не получается? Так это же здорово!» Долго тряс Полянскому руку и сказал, что доволен работой.

Костя знал, что Тетерев не обманывает. Какое-то из нанопокрытий действительно не позволяло привидению пройти через стенку камеры и заглянуть внутрь. Первая часть сказки Алины о Белоснежке-панке непостижимым образом начала сбываться.

Когда целых четыре саркофага уже стояли в большом гостиничном номере, вызывая священный ужас у горничных, Косте показалось, что «безбашенный период» начал подходить к концу. Володя выздоравливал, опасности от призраков, бандитов и «диких», казалось, перестали всерьёз допекать. Спецслужбы всех стран и Бруно Новицкий безмолвствовали.

Очередной визит в интернет-кафе разбил иллюзии. Биткоин вышел на связь. Сначала на экране пару минут мелькало его лицо, непрерывно искажаемое во всех направлениях. Пиксели рассыпались, скакали, прыгали как блохи, и звук вторил броуновскому движению, не позволяя ничего разобрать. Биткоин, видимо, понял тщетность усилий, исчез. Через минуту от него приползло короткое текстовое сообщение:

«В Далиле мятеж. Большие толпы захватили дворец и склады, разрушили больницу, почти весь промышленный сектор. Мы удерживаем тюрьму, пока успешно. Сегодня бунтовщики выдвинули требование видеть повелителя. Совет просит вернуться и разработать план для подавления бунта».

Селенден снова оказался прав. Хотелось выть. Или уснуть и очень долго не просыпаться.