Читать книгу Время перерождения - - Страница 3

В тот день я пребывал в своём обычном состоянии глубокой задумчивости и не спеша двигался по Кузнецкому Мосту. В голове, подобно белью в стиральной машине, крутилась и всесторонне анализировалась моя теория матрицы реальности как Мета-игры, непротиворечиво описывающая действительность.

Это было совсем недавно, в конце весны. Я машинально переставлял ноги, полностью уйдя в себя, и был принудительно вырван из этого состояния чьим-то хлопком по плечу. Обычно в таких ситуациях непроизвольно вздрагиваешь, но под таблетками ничего подобного не бывает. Медленно, точно сомнамбула, я обернулся и узрел крепкого широкоплечего детину в майке и трениках, с лицом красавчика-спортсмена a-la «Спасатели Малибу». Впечатление портила черепушка, выбритая так гладко, что блестела на солнце. Ещё ярче блестела золотая цепь на шее.

– Ты чё, в натуре! – возмущённо заблеял детина дебильным быдло-гопническим фальцетом, который совершенно не вязался с фигурой красавчика. – Типа не видел, как я тебе делал знаки?

Какие ещё знаки? Естественно не видел. Когда я о чём-то думаю, я вообще не смотрю по сторонам, а если и смотрю, то не на знаки быдловатых качков. Гораздо важнее вовремя заметить несущуюся на тебя машину или собачью какашку на асфальте. Ничего подобного я качку, разумеется, не выдал. Свои мысли проще держать при себе, ни с кем не спорить и во всём соглашаться.

– Извини, – сказал я детине. – Задумался. Ничего не заметил.

У туповатых обезьян, опрометчиво причисленных к числу людей, есть один плюс. Можно легко понять, что они из себя представляют, потому что их нехитрое содержимое исключительно примитивно и начертано на их глупых рожах аршинными письменами. Ничего не спрячешь, всё на виду.

– Ну ничё, типа, бывает, – смягчился детина. – Ты сам-то с какого района, чувачила? В этих краях давно был, в натуре?

Я назвал ему свой район, а вот с прошлым моим пребыванием на Кузнецком Мосту возникла затыка – я о нём не помнил. Пришлось врать, будто не был здесь года два или три.

Тогда детина наконец снизошёл до объяснения, чего ему от меня надо. Оказывается, один ушлый молодой человек увёл солидные деньги у весьма серьёзных и влиятельных людей, вот его повсюду и ищут, а по закону Сэма, я, естественно, похож на воришку как две капли воды.

– Прикинь! – Детину рассмешил этот курьёз. – Бывает же такое, в натуре!

Я вежливо посмеялся вместе с ним, но не над курьёзом, а над тем, что никакой это не курьёз, это самая настоящая обыденность Семёна Косачевского. Смех сквозь слёзы.

– Ну, ясен пень, ты не тот крендель. Сечёшь? Ща обосную. Ты себя правильно повёл, чувачила, не дёргался, не очковал, базарил по делу. Типа, ты чист, вопросов нет. А того кренделя мы найдём, зуб даю, в натуре. Ты сам-то по жизни кто, конкретно?

– Независимый литератор, – уклончиво ответил я, не вдаваясь в подробности. – Хочу написать книгу, остросюжетный триллер. Чтобы сразу проскочил в бестселлеры. Как раз сейчас продумываю сюжет.

– Ну, это ты, типа, мощно задвинул. – Детина уважительно покрутил головой. – Верняк. А звать-то тебя как, в натуре?

– Семёном. Но все зовут меня Сэм.

Качок недовольно поморщился.

– Чё за погоняло, в натуре? Ты не патриот что ли, чувачила? Типа, под пиндоса косишь?

Уже второй вопрос этого субъекта меня буквально вымораживает. Серьёзно? Парни с криминальным менталитетом позиционируют себя патриотами? Я что-то пропустил? Мета-игра пропатчила саму себя? Как патриотизм стыкуется с организованной преступностью?

Разумеется, вслух я этого не сказал.

– С детства так прозвали, потом привык.

Я пожал плечами в надежде, что детина наконец отвалит, но он вдруг задал каверзный вопрос.

– А ты случаем в компьютерах не шаришь, программы писать умеешь, типа, как хакер и всё такое? Работаешь-то где?

Ловушка едва не захлопнулась. Я ведь действительно хакер. Это я почему-то помнил и вовремя сообразил, что качку лучше не знать правды. Наверняка мой двойник тоже был хакером; так он серьёзных людей и обчистил. А бычара, похоже, вообще был не в теме, раз полагал, будто хакером может оказаться первый встречный.

– С трудоустройством у меня пока не очень, – загрузил я качка в отместку за попытку меня подловить. – Кстати, «хакер» слишком банальное, затасканное и во многом девальвированное понятие, которому давно пора отправиться на свалку. Оно не отражает в полной мере всех особенностей этой профессии и менталитета задействованных в ней лиц. А в последнее время оно и вовсе превратилось в глупый обывательский штамп, незаслуженно распиаренный посредственными и продажными масс-медиа. Правильнее говорить не «хакер», а «киберсталкер». Сталкер – не в том смысле, какой в него сейчас вкладывают, а в том, какой в него вкладывал, например, Кастанеда. Это звучит намного круче и отдаёт должное тем, кто этого заслуживает. Не все парни с компьютерами мелкие хулиганы, пишущие вредоносный софт, потому что мозгов не хватает на большее. Есть и достойные люди, охотники и следопыты во всемирной паутине. Быть теми, кто они есть, и такими, какие они есть, это их жизненное кредо и настоящее призвание.

Судя по сложному лицу, качок не врубился и, чтобы не выглядеть идиотом, перевёл разговор на привычную тему.

– Короче, целыми днями сидишь и строчишь нетленку? – В его голосе прозвучала жалость и неподдельное участие. – Типа высиживаешь геморрой? Лучше бы в спортзал пошёл, подкачался, в натуре. А то выглядишь, как доходяга…

Семантика нашего языка подчас оказывает людям медвежью услугу и способствует некогерентному мышлению. И в этом смысле понятие «здоровый» – самый подходящий пример. Оно имеет двоякое значение: «не-больной» и «большой, огромный». В слаборазвитых мозгах оба значения отождествляются. Человек начинает всерьёз верить, будто увеличение телесных габаритов способствует здоровью. А это, к сожалению, не так, скорее даже наоборот. Кто-нибудь может сходу назвать качка-долгожителя? Не может, потому что их нет. Каждая крупногабаритная особь – это кандидат в группу риска. Организм у таких людей всегда работает на перегрузке. Большую массу нужно носить, кормить, снабжать кислородом. А между тем, за всё отвечает единственная мышца, которую невозможно накачать, хоть ты тресни. Жеребцы с широкой шеей и маленькой головой думают, что речь о члене, но нет, речь о сердце. Оно формируется одновременно и параллельно с остальным организмом и заточено под первоначальное телосложение. Если же вы нарастили в качалке ещё сорок кило, то вашему сердцу приходится снабжать кровью, кислородом и питательными веществами дополнительную массу, а ведь сердце-то осталось прежним, его-то вы не накачали. Подобная перегрузка чревата последствиями, о которых никто не задумывается, потому что считает себя «здоровым». Итог обычно печален. Допустим, Шварценеггеру удалось вовремя подлатать моторчик, а вот Турчинскому не удалось. И таких, как он, большинство.

Можно ещё прикинуть, какие преимущества в современном цивилизованном мире даёт лишнее мясо. Оно делает богаче, способствует карьере, обеспечивает привилегированное положение? Разве генсек ООН получил свою должность благодаря мускулистой фигуре? Разве Билл Гейтс, Рокфеллер, Илон Маск или крошечный китаец, владеющий AliExpress, разбогатели, когда накачали бицуху? Разве Пол Маккартни получил титул сэра, когда продемонстрировал королеве кубики пресса? Президенты на выборах выходят к избирателям в стрингах и играючи тягают гири, завоёвывая голоса?

Каков вообще вклад качков в цивилизацию? Может они изобретают высокотехнологичные устройства, строят космические корабли, создают лекарство от рака, сочиняют шедевральные симфонии, пишут интересные книги, снимают зрелищные фильмы, строят мосты или комфортные дома? Может они отметились какими-то достижениями в экономике, разработали полезный законопроект, удачно провели необходимые реформы, достигли успехов в сельском хозяйстве?

Увы, цивилизация всегда и везде создавалась и поддерживалась не мускулами, а мозгами. И тут есть одно правило, которого никто пока не отменял: много мускулов – мало мозгов, много мозгов – мало мускулов. Дело в том, что запас калорий у человека не безграничен и потому может быть направлен лишь в одном направлении – либо в мозги, либо в мускулы. Того и другого одновременно не бывает. Это печальный факт, так устроена наша физиология. Поэтому для цивилизации качки совершенно бесполезны. Когда-то, в доисторические времена, когда требовалось бегать с дубиной за мамонтом, мышечная масса давала человеку преимущество. Но сейчас-то не каменный век, за мамонтами никто не бегает. В высокотехнологичном цивилизованном обществе главную роль играют мозги, их и нужно прокачивать в первую очередь. Избыточные мышцы – это по сути обезьяний атавизм, абсолютно бесполезный и даже вредный, потому что мешает развиваться мозгам.

Иногда качки позиционируют себя как спортсмены. Тогда почему они не выигрывают золотые медали на олимпиадах? Реальные спортсмены поджарые, жилистые, среди них не найдёшь ни одной мясной туши. Даже штангисты ни капли не похожи на бодибилдеров, при этом толкают такой вес, к которому не подступится ни один качок.

Кто-нибудь посмышлёнее приводит в пример Древнюю Грецию – дескать, там атлетизм был возведён в культ, а значит качалки вполне совместимы с цивилизацией. Замечательно! Вот только Древняя Греция была повержена в прах больше двух тысяч лет назад, то есть в длительной перспективе цивилизация атлетов оказалась нежизнеспособной. Самое смешное, что нагнули-то греков римляне, у которых не было никакого культа атлетизма, зато были в почёте многодневные оргии, пиршества и прочие формы нездорового образа жизни. А ещё у них были мозги, получавшие на пиршествах достаточно калорий, чтобы придумать гениальную военную науку и сделать из греческих атлетов послушных сучек.

Чем занимались атлеты в Греции, кроме соревнований друг с другом и позирования скульпторам? Каких знаменитостей в итоге сохранила история? Архимеда, Сократа, Плутарха, Геродота, Пифагора, Фалеса, Платона, Аристотеля, Птолемея, Диогена, Эзопа, Аристофана, Ксенофонта, Фукидида, Страбона… Кто из перечисленных был качком? Никто. Возможно, атлетами были Фемистокл и Перикл, наверняка был Ликург, но единичные исключения, как известно, подтверждают общее правило. Может в Греции и был культ атлетизма, однако вклад атлетов в греческую цивилизацию, как и в любую другую, был близок к нулю.

Сказанное справедливо не только для нашей страны, но и для всего мира в целом. В современной цивилизации крепкотелые ребята в основном поставляют контингент различным силовым ведомствам и криминальным структурам. Не университетам, не научным лабораториям, не высокотехнологичным предприятиям. Тип передо мною был наглядным тому примером.

Ну и наконец самое главное. Чем больше на тебе мяса, тем больший углеродный след ты оставляешь в окружающей среде, ухудшая экологию.

Разумеется, это был мой внутренний монолог, которым я не собирался делиться с качком, я же не идиот. Ещё обидится и захочет врезать, а с такими кулачищами – ненароком убьёт.

До качка наконец дошло, что диалог исчерпан. Он бросил взгляд на часы – дорогущие и совсем не патриотичные «Патек Филип», – и пожал мне руку.

– Тогда бывай, чувачила. Понадобишься, мы тебя найдём, в натуре. А если ещё где возникнут проблемы с братвой, сошлись на меня и скажи, что мы, типа, всё разрулили. Сечёшь?

Я кивнул, хотя на самом деле не понял, на кого ссылаться. Качок так и не представился или же я просто не запомнил. Когда я под таблетками, то могу выпадать из контекста. А переспросить я постеснялся…

Особого значения той встрече я не придал и практически о ней забыл. А теперь качок настойчиво сопит в трубку, ожидая моего ответа. Не зная его имени, я решаю звать его Братком. Я не нарочно придумываю людям прозвища, это получается само собой, так устроена моя голова. В неё словно вмонтирован генератор прозвищ, срабатывающий случайным образом, независимо от моей воли.

– Алё, слышь меня, в натуре?

– Слышу, – говорю я, пытаясь сосредоточиться на диалоге. – Позволь, угадаю. По сценарию я озабоченный сексуальный маньяк. Заманил приезжую тёлку домой, вовлёк в оргию, а потом грохнул. На ноже найдут мои отпечатки, на Марчелле – мою ДНК, соседи подтвердят, что слышали звуки борьбы и предсмертные крики.

– Ага, типа того! – радостно соглашается Браток. – А ты сечёшь, в натуре!

Мне приходится охладить его пыл.

– На самом деле не секу. Мне вот интересно, как вы это состряпали? Я ж на самом деле никого не убивал, да и оргии не было, верно?

– Верняк, чувачила! – ржёт Браток. – Ты, в натуре, дятел. Ща, типа, в лёгкую можно какие угодно спецэффекты сварганить. Сечёшь? «Звёздные войны» рисуют, «Аватар», «Хоббита», в натуре. Двадцать первый век на дворе, чувачила!

Тут он прав, компьютерная графика совершенствуется семимильными шагами. Вряд ли Браток её освоил, скорее всего нанял кого-то… В то же время его слова совершенно не объясняют моего пробуждения в ванне с остаточными следами секса. Если честно, я уже даже не хочу знать всех подробностей. Меньше знаешь, крепче спишь – иногда это действительно так.

– А как же экспертиза? – спрашиваю я. – Она ведь сразу покажет, что запись сфабрикована.

Браток чуть не лопается со смеху.

– Да ты реально лошара, в натуре! Ща, типа, сколько платишь, такая и экспертиза. Сечёшь?

– Зачем вообще понадобилось меня подставлять? – интересуюсь я.

Браток сразу переходит на деловой тон.

– А затем, в натуре, чтоб ты не соскочил. Извиняй, чувачила, ничего личного, но на кону слишком большие ставки. Сечёшь? Ты плакал, что у тебя работы нет, вот мы тебе и подыскали непыльную работёнку.

На самом деле, я и в тот раз не помнил и сейчас не помню, есть ли у меня работа. Я же просто так ляпнул, чтоб поскорей закрыть тему. Но если вдуматься, раз я плачу за хату, значит я при деньгах, а раз при деньгах, значит я их где-то зарабатываю. Больше я ни в чём не уверен, ветры всё ещё гоняют по степи перекати-поле. Раз я хакер, то, может, просто ворую…

– Выручишь нас, – продолжает Браток, – мы и хату твою приберём, и с соседями перетрём, чтобы мусорам не стучали, и баблишка подкинем. Будет у тебя всё тип-топ. А нет, придётся тебе петушарой зону топтать. Расклад такой, в натуре. Ты покумекай.

Я понимаю, что взывать к совести или к жалости Братка бесполезно. Такие, как он, живут не по совести, а по понятиям, и с жалостью у них не очень. Допустим, я откажусь, Браток перейдёт к угрозам – что от этого изменится? Это ведь только кажется, что подобные ему индивиды остались в девяностых. На самом деле они остепенились (некоторые даже патриотами заделались), ещё глубже срослись с государством и остались такими же всесильными и безнаказанными. Что я могу противопоставить Братку? Ну обращусь я в полицию, ну приедет наряд. Очевидно же, что в первую очередь ментов заинтересует убитая Марчелла, а не угрозы в мой адрес.

– Что за работа? – спрашиваю я.

Братку нравится моя прямолинейность и скорый подход к делу.

– Всё-таки правильный ты крендель, чувачила! – воодушевляется он. – Короче, есть одна шарага, НПО «Сигнал», которую мы хотим отжать. Сечёшь? Но там всё время какие-то непонятки возникают, в натуре. Директор вроде лошара полный, без крыши, без связей, а к нему, типа, хрен подберёшься. Борзый, сучара. Братва забивает с ним стрелку и конкретно исчезает. Сечёшь? Ни слуху, ни духу, в натуре. Жмуриков нет, по понятиям предъяву не кинешь, верняк. Директор отмажется, скажет, типа, я не при делах и всё такое. И не прижмёшь его, в натуре, все тёрки не в нашу пользу. Мы за ниточки подёргали, подняли связи среди больших шишек в госструктурах. Сечёшь? Но и у тех пошли сплошь косяки, в натуре. Натравили они на шарагу всякие комиссии, проверки, инспекции – те внутрь заходят, типа, а назад возвращаются как контуженные, лыка не вяжут. Короче, хрен пойми, что в шараге творится. Сечёшь?

– Я-то чем могу помочь? – удивляюсь я. – Если даже у шишек ничего не вышло…

– Погоди, чувачила, не кипишись, – не даёт мне договорить Браток. – Мы нахрапом лезли, в натуре, да видать у директора своя сила есть. Вот сила на силу и напоролась. Сечёшь? Тут, типа, другой подход нужен, мягкий. Ты же дрищь дохлый, тебя никто не заподозрит, верняк. Мы тебе, типа, подсобили и освободили вакансию айтишника. Сечёшь? Дельце-то, в натуре, непыльное – просочись в шарагу и разнюхай, чё там и как. Ты ж, типа, про сталкеров мне втирал, вот и сталкери.

Я тяжело вздыхаю.

– Я ж не себя имел в виду. Где я вам чего разнюхивать буду?

Упрямый Браток ничего не хочет слышать. Моя кандидатура уже рассмотрена и участь решена. Отступить мне никто не даст.

– Да не очкуй ты, в натуре, – говорит он. – Пошарься там и, типа, как-нибудь сориентируйся. Не бзди, чувачила, поверь в себя!

– Легко тебе говорить. Я же никогда айтишником не работал… – На самом деле, может и работал, просто ничего об этом не помню. – Нихрена в этом не разбираюсь. Поглядят на меня, поглядят, да и вытурят. Долго не продержусь.

– А долго, типа, и не надо. Уметь тоже ничего не надо, верняк. Сечёшь? По-быстрому разнюхай чё-как и пока тебя вытурят, всё уже будет кончено, в натуре. Шарага достанется нам, а мы тебя не обделим. Не ссы в компот, чувачила!

Я не разделяю невежественного оптимизма Братка, но и мотать срок петухом мне неохота, так что я соглашаюсь. Выбора у меня нет.

– Когда приступать?

– Прям ща, в натуре! – орёт в трубку Браток. – Короче, не суши вафли. В почтовом ящике найдёшь адрес шараги. Двигай туда, а мы пока в хате приберёмся. И это, слышь, звонить не забывай. Сечёшь? И кинуть нас не вздумай.

– Да понял я, – говорю я со всей искренностью. – Ты за кого меня держишь? Думаешь, мне охота быть зарытым в лесу?

Браток противно ржёт и перед тем, как попрощаться, добавляет последнее напутствие:

– Ни с кем о нашем деле не базарь. Сечёшь?

– Ага.

– Ну бывай, чувачила, бывай. Жду звонка с хорошими новостями, в натуре…

Обдумывая порученный мне квест, я иду на кухню. Химическая музыка способствует пофигизму и помогает просто плыть по течению и смотреть, что будет. В животе урчит, я так и не позавтракал. Вид мёртвой Марчеллы у кого угодно отбил бы аппетит, но только не у меня, когда я под таблеткой.

На кухне хоть шаром покати. В холодильнике нахожу засохшую горбушку хлеба и ломоть варёной колбасы. Завариваю чай и завтракаю. Времени на часах почти полдень. Сегодня я долго дрых.

Под таблетками моя голова думает не обо всём вообще, а только об одной выборочной теме за раз. В данном случае это тема предстоящего устройства в какое-то НПО «Сигнал». Убийство Марчеллы смещается куда-то на периферию сознания. Я рассуждаю просто: Браток пообещал меня найти и нашёл; теперь он пообещал прибраться, значит приберётся. Так чего метаться и психовать? А вот о том, как себя вести и что говорить на предстоящем собеседовании, стоит поразмыслить.

Я рассеянно кручу в руках связку ключей и обращаю внимание на один – обычно такими отпирают велосипедный трос. Конечно, у меня есть велосипед… Погода на улице хорошая, поеду своим ходом, чтобы не увеличивать углеродный след.

В вестибюле открываю почтовый ящик и вижу два конверта. Один большой и пухлый, другой поменьше. В толстом конверте нахожу две пачки пятитысячных купюр (миллион рублей, между прочим!) и бумажку с адресом, написанным от руки. Почерк корявый, хуже, чем у меня. В конверте поменьше лежит пачка фотографий, сделанных на «Полароид».

Когда ты избран Мета-игрой для сомнительных забав, нельзя расслаблять булки и ожидать, что раз ты уже получил порцию дерьма, то новой в ближайшее время не будет. Ещё как будет!

На фотографиях зарёванная девочка, которой на вид не меньше девяти и не больше двенадцати лет. Девочка стоит в том самом лифте, на каком я сейчас спустился. На ней нарядное платьице, волосы стянуты в два хвостика и украшены большими бантами. По сморщенной мордашке ручьём текут слёзы. Каждая последующая фотография демонстрирует тот же лифт и ту же девочку, только на ней на один предмет одежды меньше. Наконец девочка оказывается в чём мать родила, со связанными за спиной руками. А вот и снова парень, похожий на меня – держит малышку и вытворяет с ней всякие непристойности, за которые на зоне точно отпетушат…

Теперь-то я тёртый калач и знаю, что в двадцать первом веке монтировать спецэффекты проще простого. Догадываюсь я и о причинах очередной подставы. Остаётся вопрос, кто осмелился конкурировать с Братком.

Звонит телефон, я отвечаю.

– Семён Леонидович? – вопрошает официальный голос.

– Да, – говорю я и ловко действую на опережение. – Как раз сейчас изучаю своё портфолио. Получилось весьма эффектно. Фотографии, разумеется, подлинные, это признает любая экспертиза. Так?

– Очевидно, учитывая, что производить экспертизу будут наши люди…

– А суд под давлением неопровержимых улик будет вынужден назначить мне психиатрическое обследование, в ходе которого врачи поймут, что имеют дело с озабоченным педофилом, растлителем малолетних. Мне диагностируют полный распад личности и запрут в психушке, где санитары будут по ночам анально растлевать меня самого. Широкая общественность возмутится надругательством над ребёнком и потребует от государства распять меня и посадить на кол. Но если я соглашусь выполнить непыльную работёнку, этих фотографий никто не увидит. Верно? Я всё понимаю, сейчас «Звёздные войны» рисуют, «Аватар» и «Хоббита», но всё же, если не секрет, какой вы софт использовали – фотошоп или что-то другое?

Строгий официальный голос, не ожидавший от меня подобной тирады, издаёт отрывистый смешок.

– Приятно иметь дело с умным человеком. Сразу берёте быка за рога? Одобряю. Что ж, значит можно опустить прелюдию. Нам, Семён Леонидович, нужна от вас небольшая услуга…

– «Мы», «нам», «наши» – слишком неопределённые и расплывчатые местоимения. Вы вообще кто? Или мне знать не положено?

– Нет, почему же… Скажем так, мы представляем Контору. Понимаете, о чём речь?

Он многозначительно молчит, ожидая моей реакции. Но когда я под таблеткой, у меня нет реакций.

– Тогда я буду звать вас Куратором, – говорю я. Не спрашиваю и не предлагаю, просто констатирую факт.

Обескураженный моим хладнокровием собеседник делает ещё одну паузу.

– Э-э… Хорошо… Так вот, нам всё известно. Вы приняли предложение от представителя криминальной группировки…

– Я зову его Братком, – говорю я, не вдаваясь в детали относительно генератора прозвищ.

– Вы должны и дальше делать вид, будто работаете на него, – требует Куратор, – а на самом деле все добытые вами сведения будете передавать мне.

– Приятно вести диалог, когда обе стороны понимают друг друга с полуслова, – передразниваю я его. – Шарага должна достаться правильным людям, верно? В смысле, государству.

– Совершенно верно! – хвалит меня Куратор. – Мыслите правильно. Я бы даже сказал, патриотично. Но есть один нюанс, который вам нужно иметь в виду и о котором Браток вряд ли вас предупредил. С директором НПО «Сигнал» вообще очень странная история. С середины девяностых никто ни разу не видел его лично. С ним можно поговорить по телефону, но не лицом к лицу. Также нет никаких сведений о его семейном положении, о его близких, друзьях или родственниках. Когда кто-то из чиновников рангом повыше приезжает к нему в шарагу (сам он никуда не ездит и, судя по всему, вообще не покидает пределов предприятия), то впоследствии не может вспомнить никаких подробностей своего визита. По нашей версии, никакого директора на самом деле нет, это целиком фиктивная личность, за которой скрывается кто-то ещё. Попытки силового проникновения на объект не удались. Взвод комитетского спецназа просто испарился, как корова языком слизала. В другой ситуации мы бы просто объявили персонал шараги террористической группировкой и обрушили на него всю мощь государственной машины, но мы… мы… в общем…

Куратор мнётся, не может сразу подобрать правильные слова и я ему помогаю.

– Хотите обтяпать всё по-тихому? Иначе придётся делиться добычей с кем-то, с кем совершенно не хочется?

– Браво, Семён Леонидович! – В голосе Куратора звучит уважение. – Не ожидал, что вы настолько догадливы.

– Благодарите Братка. Это он отобрал мою кандидатуру.

Куратор смеётся.

– Раз мы всё обговорили, я, пожалуй, пойду?

– Идите, – разрешает он. – Жду от вас ежевечерних докладов.

Ни он, ни я не упоминаем о мёртвой Марчелле в моей хате и меня такой вариант устраивает. Надеюсь, Браток не подведёт…