Читать книгу Мир Падших - - Страница 2

«Скрежеты – два небольших камушка, цеплявшихся к ремешкам на запястье, – по одному на каждую руку, – выдаваемые каждому владеющему Огнем ученику академии при поступлении, если тот не имеет собственных. Второй ремешок от запястья тянулся через внешнюю или внутреннюю сторону ладони и заканчивался кольцом, надевающимся на указательный либо средний палец – кому как удобно.

При ударе друг об друга, камушки вызывают неприятный скрежещущий звук, и выбивают многочисленные снопы искр, из которых боевые мастера расширяли огненное пламя.

Такие приспособления обязательны к носке всем, кто способен справляться с Огнем хотя бы на малом уровне, на тот случай если рядом не окажется открытого источника. В обыденной же жизни, среди тех, кто огненной стихией не владел, скрежеты использовались как обычное огниво для розжига печи дома или костра в дороге».

Заметки из академического учебника учеников первого курса.

За 5 лет до этого…

Черноволосый парень двадцати лет от роду со всех ног мчался к самому главному зданию деревни. Путь его пролегал почти напрямую, но задача от этого не становилась проще. Тому виной было палящее летнее солнце. Создавалось впечатление будто к светилу кто-то подставил огромное увеличительное стекло, а его луч направил прямо на пробегающего мимо паренька, словно на маленькую букашку. Жара в этом году пришла гораздо раньше обычного. В полдень на улицах царила мертвая тишина, которую нарушало лишь стрекотание насекомых, искавших спасение от зноя в прохладной растянутой тени растений. Но мирное течение жизни было нарушено в этот злосчастный день конца лета три тысячи семьсот семидесятого года.

Бо́льшая часть пути уже была преодолена, когда Коин оказался напротив журчащего фонтана. Одежда насквозь промокла от пота, а влажные растрепавшиеся волосы неустанно липли ко лбу, мешая взору.

Огибая круглое невысокое сооружение, на котором были вырезаны различные рогатые и крылатые существа из мифов и сказок, парень, не дотрагиваясь до тревожной водной ряби, плавным движением одной руки поднял и устремил за собой узкие струйки прохладной воды. Обернувшись вокруг него полу дугой, они обрушилась ему на голову. Рукой он стряхнул стекавшие капли влаги с лица, смешавшиеся с соленым потом, привкус которого он почувствовал на губах. Столь желаемая влага освежила юношу, добавив ему новых сил бежать дальше.

Он, наконец, приблизился к крыльцу дома Старейшин. Красно-желтый каменный фасад пятиэтажного здания украшали высокие резные колонны белого цвета. Почти все многочисленные окна, от стекол которых отражались яркие солнечные лучи, были настежь распахнуты. Из некоторых колыхались на гуляющем по зданию стонущем сквозняке занавески самых разных цветов и узоров. По бокам широкой лестницы, по которой уже едва ли не на четвереньках взбирался парень, мертвым взглядом смотрели трехметровые статуи первооткрывателей стихий – по две с каждой стороны. Тех самых людей, положивших начало в использовании стихий, посредством случайного их обнаружения в себе. Каждый из них отдал десятки лет своей жизни, а то и всю ее целиком, ради того, чтобы полностью раскрыть одну, единственно возможную на то время для человека, стихию, а перед смертью передать свои познания ученикам.

Добравшись до дверей, юноша, задыхаясь от усталости и зноя, уже готов был окончательно расстаться с жизнью. Но поручение, доставшееся ему, было куда важнее собственной смерти.

Оказавшись в прохладном зале, ученик ни на секунду не позволил себе остановиться, чтобы отдышаться. Отсчет, возможно, уже шел на минуты.

Со стен на него бросили взгляды портреты бывших старейшин деревни, с которыми приходилось ознакомиться каждому сюда входящему. Их суровые глаза косо осматривали посетителя, будто бы оценивая и делая вердикт, можно ли ему войти.

Под шестнадцатью портретами, расположенных в два ряда, находился высокий и тяжелый, практически непередвижной, каменный стол архиватора, должного отмечать каждого сюда входящего, но, как зачастую это случалось, место его пустовало. При других обстоятельствах ворчливый старик получил бы внеочередное негрубое замечание от Верховного мастера Гераса. Однако не сейчас. Ныне же был обеденный перерыв и архивариус отправился в свою небольшую однокомнатную лачужку через дорогу, чтобы принять там полуденную трапезу.

Не обратив на привычные суровые взгляды старейшин никакого внимания, парень бросился к широкой, – от стены до стены, – лестнице в правой части зала, сделанной из мрамора и ведущей на самый верхний этаж.

Четыре тяжких и нестерпимых пролета, и он оказался в коридоре, который вел к нужной ему двери. Громко затопав ногами, притормаживая, он остановился, едва не снеся собою дверь. Сделав три резких и быстрых удара косточкой указательного пальца о деревянный косяк, Коин, не дожидаясь ответа, ворвался в кабинет старейшины.

На запыхавшегося и истекающего потом молодого паренька, оторвавшись от письменной работы, удивленно взглянул статный мужчина сорока двух лет. Верховный мастер деревни Утар, Герас.

Его темно-русые волосы были опрятно зачесаны назад, а лицо гладко выбрито. На нем была надета белая феровая униформа Верховного мастера. Талию опоясывал выделяющийся черный ремень со множеством выемок для подвешивания небольших предметов вроде футлярчиков, поясных ножичков, подсумков или бурдюков. Чуть свободные штаны с парой карманов на бедрах для мелких, но необходимых вещей были заправлены в плотно зашнурованные, высокие, посеревшие от грязи и времени, сапоги на двойной упругой подошве, делавшей и без того приличный рост старейшины еще более высоким. На спинке стула по полу стелился белоснежный плащ – главная вещь в форме, отличавшая Верховного мастера от остальных бойцов и мастеров низших рангов. На плаще имелось четыре серебряных крепления для пристегивания к плечам и груди.

Форма мастера была соткана из тонкой и легкой, но на удивление прочной феровой нити, – редкого материала, что с таким большим трудом добывался в природе.

Вытягиваемая из громадных минералов неподатливая нить применялась как для создания оружия, так и для брони, секреты изготовления которых знали лишь несколько умелых кузнецов со всего мира, передающие сложные познания из поколения в поколение только в кругу своих семей. Разбрасываться ценным опытом и при желании никто бы не стал, ведь благодаря ему умельцы получали высокий статус и уважение в обществе.

Легкость и гибкость, не уступавшие прочности самой формы, служили залогом успешной защиты своего носителя и позволяли носить ее как повседневную одежду. Каждый умелец-кузнец старался довести свое произведение до совершенства и превзойти других.

Такую броню полагалось носить каждому Верховному мастеру и лишь некоторым из его приближенных мастеров рангом пониже. Снарядить столь тяжело изготовляемым набором всех желающих, было невозможно. Не только из-за трудоемкости работы, но и из-за редкой встречи феровых глыб в природе. На изготовление одного комплекта даже у самого умелого кузнеца мог уйти целый год.

Нагревая жесткую нить огнем определенной температуры, – градусом выше, и нить расплавится, градусом ниже, и звено не примет нужной формы, что в последствии могло создать уязвимое место, – умельцы плели петлю за петлей размером не больше игольного ушка, пока эти мельчайшие цепочки не приобретут должную форму. После чего повторяли весь процесс заново и накладывали слой за слоем, пока не получится нужная плотность. Напоследок форма украшалась кожаными вставками. Узор выполнялся на усмотрение кузнеца или по особому заказу. Подводя итог, не трудно догадаться, что право на такую форму нужно было заслужить, доказав преданность деревне и немалую выносливость.

И без того усталый от работы томный взгляд старейшины стал еще более озадаченным. Не понимая, что такого могло произойти, Герас хранил полное молчание, дожидаясь пока ученик сможет отдышаться и рассказать, что же стряслось. Мужчина отложил в сторону бумаги, вставил широкое перо обратно в позолоченную чернильницу в форме парусной лодочки, и в ожидании откинулся на спинку стула, с жалостью смотря на схватившегося за грудь паренька. Тот начал что-то тихо произносить, попутно пытаясь набрать воздуха в горящие легкие, но у него это вышло настолько тихо, что ни он, ни тем более его собеседник не смогли ничего разобрать. Широкоплечий старейшина встал из-за массивного рабочего стола из красного дерева и поспешил к Коину. Тот согнулся пополам, держась за дрожащие колени. Из глаз по раскрасневшемуся горячему лицу покатились слезинки, показавшиеся ему маленькими льдинками. Верховный мастер положил руку на взмокшую спину паренька, вздымавшуюся в бешенном ритме, и постарался его успокоить.

– Ну-ну, – начал он спокойным баритоном, – дыши ровно. Расслабься. Сделай глубокий вдох. – Видя, что слова не помогают, он посадил парня на кушетку возле входа и отошел за графином с водой, стоявшим на подоконнике для поливки цветов. – Только не спеши, – и подал его Коину.

Парень закивал в знак благодарности и вопреки указанию жадно прилип к стеклянному сосуду, в миг его осушив. Он вытер рот рукавом и еще несколько раз вдохнул полной грудью, дышать ему стало значительно легче, но перед глазами все помутилось. Боясь потерять сознание и упасть, он схватился за предплечья Верховного мастера.

– Да что стряслось-то? – Герас поддерживал дрожавшего, как листик, и шатающегося ученика, чтобы тот не повалился с кушетки на пол. – Я велел всем отдыхать пока жара не свалит. А тебе так вообще сказал сегодня сюда больше не приходить, – в хорошем смысле. Ведь парень целиком посвящал себя любимому делу, нисколько себя не жалея.

Коина вновь обуздал ужас произошедшего и он вскочил с мягкого сиденья. Взбудораженный, он хотел кричать во все горло, но на это у него не хватило бы сил.

– Мастер! – взмолился парень хрипящим голосом, схватившись за броню Гераса. Он поднял на него глаза полные слез и тревоги. – Инсолита вернулся!

Старейшина замер, сомневаясь, верно ли он расслышал, что сказал ему ученик.

– А ну-ка повтори.

– Там, у главных врат! Там…! – слезы ручьями полились из его глаз. Только плакал он отнюдь не от встречи после столь долгой разлуки. Так сильно его переполошило то, что он увидел и теперь боялся, как Герас воспримет это. – Вернулся бывший Верховный мастер! Ваш…

Герас жестом прервал его.

– Посиди и отдохни здесь. А потом возвращайся домой. Хватит с тебя на сегодня, – он положил ладонь ему на плечо и одобряюще добавил: – ты молодец.

Мастер выбежал из кабинета и направился тем же путем, по которому только что примчался его ученик. В голове ничего не укладывалось. Противоречащие мысли перебивали друг друга; всплывающие одно за другим воспоминания из детства устроили сумбур. «Нет, этого не может быть, это точно не он. Инсолита умер в этом своем паломничестве много лет назад… Но с другой стороны все эти годы его просто никто не видел». Мастер не знал, на что же ему надеяться лучше: чтобы Коин ошибся, или же, чтобы это все-таки оказался бывший старейшина, пропавший так много лет назад.

Герас максимально быстро преодолел путь от дома Старейшин до главных врат деревни. Вдали уже показалась толпа людей, собравшихся вокруг чего-то или… кого-то лежащего на мощенной большим камнем площади. В груди возникло предчувствие чего-то плохого. Мастер остановился возле последних рядов толпы. Коин же в это время не смог усидеть на месте и тяжело дыша, еле-еле переволакивая задеревеневшие ноги, потащился следом.

Завидев Верховного мастера, люди стали расступаться склоняя головы, создавая для него коридор, чтобы тот мог пройти. Белое одеяние скользнуло меж тел, как вода меж камней, медленно приближаясь к моменту истины. Каждый новый шаг, ведущий к той самой правде, которую Герас боялся, но хотел узнать, добавлял ему все новые нотки страха в душе. Все молча провожали мастера виновным взглядом, словно пытались извиниться за то, что не в силах были помочь.

Дойдя до мужчины, на чьих коленях лежало почти бездыханное тело, Герас и сам медленно опустился на колени от представшей пред ним устрашающей картины. Мужчина аккуратно встал, и уступил место ошарашенному старейшине, после чего смешался с толпой.

Тело совершенно изнеможенного дряхлого старика переплыло на руки Гераса. Он никогда бы его не узнал, если бы на нем не была такая же униформа Верховного мастера, как и на нем самом. Некогда новая и белоснежная, отдававшая приятным запахом мастерской и усовершенствована местным умельцем до небывалого качества. Герас помнил, как радовался, будя еще мальчишкой, когда Инсолита получил и впервые примерил свой заказ, мечтая однажды заполучить точно такую же. Теперь же она была потрепана годами, вся в грязи, во многих местах изрезана лезвием ферового оружия, – только таким можно повредить эту броню. Из-под некоторых порезов виднелись совсем еще свежие раны с запекшейся кровью. Форма висела на тощем старике мешком. С большим трудом он мог в ней передвигаться. Инсолите было бы проще вовсе ее сбросить, как старую кожу, но форма была ему дорога не меньше своей жизни.

Главным доказательством того, что перед Герасом лежал Инсолита стал тот самый проницательный, но очень добрый взгляд, которого он в детстве всегда так старался избегать.

Светло-карие глаза старика долго блуждали в пространстве, не понимая, что происходит, пока не сфокусировались на одной точке – лице Гераса. Тогда губы его тронула слегка заметная счастливая улыбка, тощая костлявая рука старика, истерзанная многими шрамами, которых Герас прежде не видел, потянулась к его щеке; из впавших больших и добрых глаз потекли поблескивающие на солнце крохотные слезинки.

– Герас, – сухо прохрипел до боли знакомым голосом сильно обезвоженный старик, – Как же сильно ты возмужал. Сколько лет прошло?

– Семнадцать… – Чуть слышно прошептал Герас, не в силах и сам сдерживать эмоции. Он взял его дрожащую, и несмотря на стоявшую жару, холодную ладонь в руки и плотнее прижал к своей щеке. Изнеможенный вид некогда самого могучего Верховного мастера всех времен приводил его в ужас. Взрослый мужчина в страхе затрясся. Сбивчивым голосом он продолжил: – Тебя не было целых семнадцать лет. Где же ты был все это время? Я… – слова застряли в горле, – я думал, что ты умер. От безысходности мне пришлось занять твое место.

Инсолита было засмеялся, но тут же закашлялся.

– Ты его занял не от безысходности, сын мой, а потому, что только ты мог это сделать. Я готовил тебя к этому всю свою жизнь. Лучше тебя никто с этим не справится.

Инсолита забрал Гераса на воспитание, когда родители мальчика умерли от неизвестной тяжелой болезни, предварительно заразив четырехлетнего сына. Нынешний на то время Верховный мастер целый год выхаживал мальчика. Сильно истощав, все же Герасу удалось излечиться и снова встать на ноги. А после тяжко перенесенной им болезни и утраты родителей, в нем одна за другой разом стали просыпаться стихии, пока к десяти годам он не овладел всеми четырьмя на уровне близкому к самому Инсолите, который владел лишь тремя. Новый отец в мальчике души не чаял, и старался дать ему все лучшее, обучая тому, что знал сам. Герас очень любил и уважал Инсолиту. Он считал его своим отцом, но почему-то никогда его так не называл. Возможно, боялся, что Тайный Платаргиат заберет его от единственного близкого человека и тогда Герас снова останется один.

– Ты всегда знал, что я этого не хотел.

– Знал… – кивнул старик. – Прости меня если сможешь. По моей вине на тебя обрушилось столько всего… Но порой нам приходится принимать удары судьбы. И лучше всего это делать с гордо поднятой головой, ни перед чем не страшась. – Чувствуя, что теряет последние силы, Инсолита не дал Герасу ничего сказать в ответ. – Прошу, сынок, выслушай меня очень внимательно. В ту ночь, перед своим уходом, у меня было видение, и именно из-за него я отсутствовал столько лет к ряду. Я долго пытался все понять, воспроизвести в своем сознании. Отправился на Хребты затмения, снившиеся мне тогда, пытался там найти ответ. Но я не смог. Не смог разгадать все до конца. Меня схватили они, когда я уже было решил вернуться домой. Я не смог дать им отпор. Не смог… – взгляд Инсолиты ушел куда-то сквозь Гераса. На него вновь нахлынул весь ужас пережитого. Старик вот-вот готов был начать биться в истерике. Но сильный дух мастера не позволил ему сломиться. – Они стали слишком сильны, Герас! Их стало так много… Эти создания держали меня где-то глубоко под землей. Лишь чудом мне удалось спастись.

Инсолита хотел поведать Герасу о своем счастливом освобождении, но слова перешли на страшный хрип и кашлянье. Герас заслонял старика своим телом от палящего солнца. Рядом с ними лежал небольшой бурдюк с водой, из которого уже, по-видимому, поили старика до появления Гераса. Мастер приставил его горлышко к губам отца. Старик не мог нормально сделать ни единого глотка: вода проливалась изо рта, стекала по подбородку сквозь седую, всклокоченную, грязную бороду. С большим трудом он ненадолго утолил жажду, после чего, хрипящим увядающим голосом продолжил.

– Над миром нависла тень ужасающих событий. Они уже рыщут, Герас. Рыщут в поисках того, кто поможет им свершить задуманное, и вот-вот найдут. Они уготовили ему страшные муки. – Глаза Инсолиты окутала белая пелена. Герас испугался и отпрянул назад. Было похоже, что отец находился в глубоком гипнозе и рассказывал так, словно видел всю картину будущего прямо сейчас перед своими глазами. Правой тощей рукой Инсолита выводил какие-то непонятные знаки в воздухе, попутно стараясь что-то нащупать. – Лишь один его неверный шаг может привести ко многим невинным смертям, кругу мести и аду на земле. Всесокрушающая Пустота проснется и вновь вернется в наш мир, обретя свое телесное обличие. Если это произойдет, то в этот раз все человечество точно будет обречено на погибель. Не дай этому случиться, Герас. Не дай ему свершить ошибку. Ты сможешь все изменить, я знаю это. Направь его на нужный путь, сынок. – Голос становился все тише. Настолько, что Герасу пришлось вплотную приблизиться к лицу старика от которого пахло смертью. – Следи за этим дитя, сын мой. Оступившись, он уже не сможет вернуться назад. В самый темный час именно он поведет всех за собой. И еще… будя на грани смерти, обязательно прими его дар… – Герасу показалось, что Инсолита успел поведать не все. Однако глаза старика стали прежними, приняв светло-карий оттенок. Он вернулся в сознание и быстро заметал головой из стороны в сторону в приступе, окончательно сходя с ума. Лицо его скорчила страшная гримаса. Старик уже ничего не понимал, но продолжал кричать какую-то бессмыслицу: – Они не знают! Не знают, что я знаю! Да! – кричал он распугивая многочисленную толпу. – Я не сдался, ты увидел это?! – обратился он уже не к Герасу, а куда-то наверх.

Инсолита вновь зашелся в страшном кашле, глаза закатились, костлявые тонкие пальцы с длинными желтыми ногтями вцепились в щеку Гераса, оставив красные следы. Еще пара хрипящих вдохов и выдохов, несколько конвульсий, и его тело обмякло. Ладонь выскользнула из рук Гераса и сложилась со второй крест накрест на груди. Окружающие женщины ахнули, прикрыв рот рукой, а мужчины принялись их отводить в сторону. В этот момент прибежал Коин. Пробившись сквозь людей поближе, он понял, что опоздал. Увидев оцепенелого, склонившегося над стариком Гераса, юноша опустил голову и тихо всхлипнул.

Герас не сводил полного страха взгляда с обезумевшего в последнюю минуту лица Инсолиты. Он внезапно почувствовал себя беспомощным и напуганным мальчишкой. Мастер вроде бы уже принял смерть пропавшего так много лет назад отца и тогда он не почувствовал ничего. Но теперь, увидев ее собственными глазами, держа на руках омертвелое остывающее тело и вспоминая скорченное в предсмертные секунды лицо Инсолиты, он был опустошен. Внутри завыло и стало вдруг пустынно и тоскливо. Еще один огромной осколок выпал из его души и безвозвратно разбился, образовав после себя еще бо́льшую черную пустоту.

Долгое время продолжал он сидеть с остывающим телом на руках, крепко его обняв. Толпа, перешептываясь меж собой, быстро разошлась, и лишь верный ученик продолжал стоять за спиной мастера, дожидаясь каких-либо указаний. Когда последний человек покинул площадь, Герас, наконец, обмолвился:

– Коин. У меня к тебе будет поручение.

Тот вздрогнул, выпрямился и посмотрел на учителя.

– Нам нужно кое-что обсудить. Отправляйся в мой кабинет, но по пути зайди ко мне домой.

– Зачем, учитель?

– Я и сам пока толком не соображаю…

Парень, не понимая, что же ему нужно было сделать дома у мастера, не задавая лишних вопросов, уже было развернулся, но Герас его остановил.

– И еще, Коин. Нужно начать подготовку к кремации моего отца.