Читать книгу Книга начал - - Страница 11

На следующее утро, едва проснувшись, Джо не сразу понимает, где находится. Дело в том, что уже через пару недель после приезда Джо решила все же перебраться из крохотной каморки в спальню дяди Уилбура. Односпальная кровать показалась ей узковатой. Женщина купила новое постельное белье для двуспальной кровати дяди, а также покрывало с тюльпанами. Сам дядя вряд ли выбрал бы такую расцветку, но, разбавив таким образом по-спартански строгую мужскую обстановку спальни, Джо надеялась внести в ее интерьер хотя бы частичку собственной души.

Тем не менее порой Джо просыпается среди ночи, воображая, что в комнату входит дядя. Что бы она ни делала с этой спальней – открывала окна, зажигала ароматические свечи, распыляла освежители воздуха, – в комнате все равно пахло старостью. Не то чтобы запах был неприятен или слишком крепок, но избавиться от него никак не выходило.

Последние несколько недель, перед тем как выключить на ночь свет, Джо стала вслух желать дяде «доброй ночи», и, как ни странно, это помогло: спать она стала гораздо крепче. После того видеочата с дядей Джо поговорила с его сиделкой Элейн и последовала ее совету присылать вместе с письмами фотографии. А памятуя сетования дяди Уилбура на то, что за окном не видно моря, Джо стала класть в конверт ракушки и песок, который стащила с детской площадки. Как-то в телефонном разговоре с Джо ее мама упомянула, что Уилбуру было очень приятно получить это послание, хотя по тону матери женщина поняла, что та по-прежнему очень переживает за брата.

Этим утром Джо решает пожелать дяде Уилбуру и доброго утра тоже, поскольку душа ее по-прежнему не на месте, – впрочем, как только она произносит эти слова, сразу понимает, что к дяде ее беспокойство не имеет никакого отношения. До Джо вдруг доходит, что причина его кроется совсем в другом. И она (на этот раз) никак не связана с Джеймсом. Или с переездом. Или с тем подвешенным состоянием, в котором находится Джо: что делать со своей жизнью, женщина по-прежнему не знает. Или с желанием родить ребенка, которое отдает внутри ее постоянной болью.

Все дело в Люси.

Вот где кроется причина этого постоянного беспокойства, корень ее неизбывной грусти. Джо даже кажется, будто она заразилась каким-то вирусом и никак не может от него избавиться: ей вечно не по себе, краски мира поблекли, ее мучает непонятная тревога, и она нигде не находит покоя. Можно ли «заболеть» оттого, что дружба с близким человеком дала трещину? Теперь Джо уверена, что можно.

Женщина лежит на кровати, уставившись в потолок. Что же ей написать Люси?

Но вместо того, чтобы искать ответ на этот вопрос, Джо вдруг вспоминает тот момент, когда Джеймс сообщил ей, что хочет съехать. Это случилось сразу после инцидента в конференц-зале.

– Так уж необходимо было реветь у всех на виду?

И потом уже, чуть позже:

– Дело не во мне, а в тебе. – Впрочем, Джеймс тут же извиняется: – Прости, я хотел сказать, что дело не в тебе, а во мне.

Даже будучи в полном отчаянии (сопряженном с чувством, очень похожим на панику) от этих слов, Джо тогда еще подумала: «Ты шутишь? И у тебя еще хватает наглости объяснить происходящее этой избитой фразой. Ведь в первый раз ты сказал именно то, что хотел, не так ли?»

– Я это не к тому, что у меня кто-то появился, – прибавил тогда Джеймс.

А ведь Джо не спрашивала об этом.

Зато подумала следующее: «С чего ты взял, что от этого мне станет легче? Ты же прямо говоришь, что я тебя больше не устраиваю».

Со временем она сумела убедить себя в том, что отсутствие соперницы – это, в общем-то, хорошо. Можно держаться за то, что у них с Джеймсом было в прошлом. Вспоминать времена, когда они были счастливы.

Раньше это было легко. Но вот в последние несколько недель…

Джеймс так быстро оправился после разрыва. Подцепил на работе эту свою практикантку Ники, которая была на десять лет моложе Джо. Да, но ведь и Джеймс на пять лет моложе Джо. Эта мысль, словно звук ногтя по школьной доске, до сих пор заставляет женщину нервно вздрагивать. Сначала Джеймсу даже нравилась их с Джо разница в возрасте. Когда они познакомились, ему было двадцать восемь лет, а ей – тридцать три. Но вот потом…

Джо не хочет вспоминать о том, что было «потом», и снова переключает мысли на Люси.

Когда они с Джеймсом разбежались, Люси, конечно, очень поддержала ее. Джо крепко вцепилась в этот спасательный круг, брошенный ей лучшей подругой. Он держал ее на плаву, как, впрочем, и должно было быть, несмотря на все их… назвать ли это разногласиями? Джо считала, что за полтора года, которые Люси с Сандживом провели в Амстердаме, в ее с подругой отношениях ничего не поменялось, они остались прежними. Но вот было ли это так на самом деле? Ведь Джеймс так в ней нуждался, особенно после того, как умер его отец.

Но, несмотря ни на что, Люси, несомненно, заботилась о Джо, когда Джеймс ушел. Не выгоняла ее из дома, позволяя ночевать несколько дней кряду, и в конце концов позволила на время переехать к ней с Сандживом. Люси утешала ее, как могла, крепко прижимала к себе. А после бокала вина в шутку заверяла Джо, что та умрет в окружении одних лишь кошек. Между ними будто бы все было по-старому. Люси всегда умела рассмешить Джо.

И только гораздо позже, когда Джо сквозь слезы призналась подруге в страстном желании завести семью, Люси спросила: а разве они с Джеймсом никогда не заводили разговора о будущем, не обсуждали всю эту чушь про «жили долго и счастливо»? Вот тогда-то Джо и сделала еще одно открытие.

Прежде она думала, что их с Джеймсом отношения основаны на равноправии, – Джеймс никогда не заставлял ее что-либо делать или говорить. Но теперь Джо вдруг поняла, что всегда находилась под обаянием его красноречия, благодаря которому ему всегда каким-то непостижимым образом удавалось избегать разговоров об их совместном будущем.

Оглядываясь назад, Джо понимает, что, возможно, просто ждала, когда Джеймс наконец дорастет до этого. В двадцать восемь, когда только они познакомились, семейная жизнь его мало интересовала, но время шло вперед, а Джеймс, похоже, топтался на месте.

Джо проводила с Люси все больше времени, и постепенно подруга становилась все более откровенной и уже почти не скрывала своего отношения к Джеймсу. Оказалось, что она о нем не самого лучшего мнения: «придурок», «эгоист», «мерзавец» – такие эпитеты Люси употребляла все чаще. Но свою самую сильную отповедь она, похоже, приберегла на вечер накануне отъезда Джо в Лондон:

– Я всегда считала, что ты слишком хороша для этого идиота-манипулятора. Черт побери, разве нормальный мужик станет дарить своей девушке на Рождество долбаные сережки в коробочке для обручального кольца?

На этот раз Джо не стала защищать Джеймса. Она испытала знакомое чувство, будто ее заставляют выбирать между ним и лучшей подругой. В свой последний вечер у Люси Джо хотела обсуждать совсем не это. Вся ситуация казалась ей крайне несправедливой. Что ей оставалось делать, когда Люси уехала в Амстердам? Жить дальше своей жизнью, других вариантов не было. И если Люси считает, что Джеймс манипулировал Джо, что подруга тогда думает о ней самой? Считает ее круглой дурой? Которая легко поддается чужому влиянию? Наверняка Люси теперь о ней не самого лучшего мнения.

И только тогда Джо вдруг обратила внимание на то, что Люси налила вино только в один бокал. Она сказала об этом вслух, и Люси, слегка смущаясь, призналась, что они с Сандживом ждут ребенка. Все обиды Джо на подругу как волной смыло, с души словно камень свалился. Она вскочила на ноги и бросилась обнимать Люси, – казалось, сердце ее сейчас разорвется от счастья. Свою собственную боль Джо постаралась спрятать как можно дальше, чтобы даже Люси не смогла до нее добраться. А вместе со всеми обидами и болью она постаралась скрыть кое-что еще, о чем никогда своей лучшей подруге не рассказывала. Раньше она думала, что может делиться с Люси всем на свете. Теперь же Джо не могла похвастаться тем же.

И вот она решила написать Люси письмо. Но что она может в нем сказать такого, что наконец распутает этот клубок?

* * *

Джо сидит в магазине и смотрит на чистый лист бумаги перед собой. Она уже много раз начинала писать письмо Люси, но результаты всех ее попыток теперь лежат в корзине для мусора или валяются на полу. Мысли ее в который раз уже возвращаются к тому вечеру накануне отъезда. И от одной из этих мыслей, самой назойливой, Джо никак не может избавиться. Люси, конечно, очень злилась на Джеймса, сомневаться в этом не приходится, но в ней чувствовался еще какой-то затаенный гнев. Вот это и тревожит Джо, поскольку она никак не может отделаться от ощущения, что эта едва сдерживаемая ярость имеет отношение лично к ней.

Звякает надтреснутый колокольчик над дверью, и в магазин входит Эрик-викинг (только теперь без шлема из фольги).

– Доброе утро! Мне нужны чернила. – Молодой человек одобрительно кивает на тестеры перьевых ручек. – Вот, я же говорил, что им очень нравится быть у всех на виду.

Джо достает чернильные картриджи, которые, она уверена, подойдут к перьевой ручке Эрика.

– Черный или синий? – спрашивает она и, не дожидаясь ответа, добавляет: – А то у нас есть и другие цвета.

– Спасибо, черный подойдет, – отвечает молодой человек.

– Согласна… думаю, главное – избегать зеленого. Сегодня утром сюда заходил один член парламента, так вот он сказал, что самые неприличные жалобы всегда почему-то пишут зелеными чернилами. А потом ни с того ни с сего вдруг стал рассказывать про любовные письма, которые он когда-то писал своей жене, и про то, как он ее любит. Кстати, я очень рада, что выставила напоказ эти ручки… – кивает Джо.

– «И все благодаря вам, Эрик-викинг», – тихонько подсказывает он.

Джо улыбается, но ничего на это не отвечает.

– Это просто поразительно, о чем только люди мне не рассказывают, когда пробуют писать перьевыми ручками, – говорит она вместо этого.

– И о чем же? – спрашивает Эрик, принимая от нее коробочку с черными картриджами для перьевых ручек.

– Ну, вот тот же самый член парламента рассказал, что адмиралы тоже всегда пишут зелеными чернилами.

– Интересно, правда ли это. – Молодой человек, похоже, искренне заинтригован.

– Понятия не имею. Еще заходила одна старушка и стала рассказывать про соревнования по чистописанию, где она заняла первое место, когда ей было девять лет. А когда ей было уже за двадцать, курат ее отца написал ей письмо, а после поездки на юг Франции привез в подарок флакончик духов с ароматом мимозы. Но отец не позволил ей выйти за него замуж. Однако даже теперь, шестьдесят лет спустя, она порой покупает себе мимозы…

Слушая рассказ Джо, Эрик-викинг наклоняется и собирает разбросанную вокруг корзины для мусора бумагу. Потом рассеянно расправляет на прилавке один из смятых листов.

Джо смотрит на его руки. Пальцы толстые, но при этом довольно изящные, с аккуратно подстриженными ногтями. Ей кажется, если дотронуться до руки молодого человека, она будет теплой на ощупь. Их пальцы сплетутся, и ее пальцам будет очень приятно. Джо живо представила, как большой палец Эрика поглаживает ее мизинец.

Как завороженная, Джо поднимает на него взгляд.

Эрик же продолжает стоять, склонив голову над прилавком.

Тем не менее у Джо возникает чувство, будто ее уличили в чем-то нехорошем. Ее сердце бешено колотится.

– Простите меня, – говорит Эрик, поднимая голову и протягивая ей лист бумаги. – Я не сразу понял, что это письмо. Я не хотел совать нос не в свое дело.

Джо опускает глаза и видит на листке всего два слова: «Дорогая Люси».

– Ничего страшного… тут особо нечего читать, – говорит она, все еще ощущая легкое головокружение. – Это я пыталась написать письмо своей лучшей подруге.

– Никак не выходит? – интересуется молодой человек.

– И не говорите, – признается женщина в попытке окончательно овладеть собой. – С чего бы, казалось? Мы с ней дружим с первого класса, правда сейчас мало общаемся. Каждая занята своей жизнью, – улыбается она. – Но даже не в этом дело, – вздыхает Джо. – Просто впервые в жизни я ума не приложу, что ей написать.

Не то же ли самое испытывала Джо, когда Люси была в Амстердаме? В общем-то нет, тогда было другое. Они постоянно писали друг другу сообщения, да и в гости к ней Джо выбиралась каждые несколько месяцев. И чаще всего без Джеймса. А вот возвращение подруги домой, подозревает Джо, прошло не совсем так, как им обеим представлялось. Джеймс тогда все время был рядом с ней.

– Слово «дорогая» – отличное начало, – заверяет женщину Эрик-викинг, прерывая поток ее воспоминаний.

Он снова смотрит на написанное, а Джо приходят на ум слова Беглянки-викария: «Мне кажется прекрасным время от времени напоминать нашим друзьям, как они нам дороги».

– Расскажите ей обо всем этом, – продолжает Эрик-викинг.

Вздрогнув, Джо принимается гадать: что он имеет в виду? Заметил ли молодой человек, как она пялилась на его руки? Ох, кажется, щеки ее покрываются краской. Нет никакого «этого». Или есть? Теперь уже и уши ее пылают. Но тут она видит, что Эрик-викинг обводит взглядом помещение.

– Вы имеете в виду магазин? – спрашивает Джо и словно со стороны слышит в своем голосе огромное облегчение.

Кажется, Эрик-викинг тоже его услышал.

– Ну да, а вы о чем подумали? – с улыбкой отвечает он, и Джо продолжает заливаться краской. – Ну, может, описывать интерьеры не обязательно, – продолжает Эрик, быстро проговаривая слова, и Джо замечает, как и он начинает краснеть. – Разве что чуть-чуть, много места это не займет. – Он улыбается, бросая быстрый взгляд в один из узеньких проходов. – Лучше подробнее описать ей людей, которые к вам заходят. Про то, что вы мне, например, рассказывали.

– Да, пожалуй, это можно было бы… – соглашается Джо, с радостью вновь ощущая твердую землю под ногами.

Да, пожалуй, с этого можно начать. Ведь именно это ей и нужно – как бы заново выстроить отношения с Люси.

«Всему свое место, и все на своем месте».

Дорогая Люси,

я очень скучаю по тебе. Писать друг другу сообщения в телефоне, конечно, здорово, но я подумала: напишу-ка я тебе настоящее письмо и расскажу про людей, которые заглядывают ко мне в магазин. Идею мне подсказал Эрик-викинг. Так что, если письмо покажется тебе странным или скучным, ты знаешь, кого винить.

Мой самый любимый на данный момент клиент – это солидный и крупный мужчина, полицейский (выглядит, кстати, до смешного молодо – я себя рядом с ним чувствую настоящей старухой!). Он очень долго разглядывал у меня на витрине перьевые ручки, но так ни к одной из них и не прикоснулся. Я сказала, что можно попробовать пописать любой из них и покупать ее при этом не обязательно, но он все равно отказался. Хотя я видела, что ему до смерти хочется попробовать. В конце концов он признался, что стыдится своего почерка. Я попыталась его утешить, но он расстроился еще сильнее и признался, что всегда считал, будто почерк человека многое говорит о его характере. Эта мысль показалась мне интересной.

В следующий раз я расскажу тебе про Беглянку-викария. Некоторые буквы она пишет так, будто им хочется вырваться за пределы строки и сбежать. Почти как сама викарий!

В общем, в итоге я сказала полицейскому, что поищу для него в библиотеке какие-нибудь книжки по чистописанию. Я велела ему заглянуть ко мне в магазин еще раз, а я тем временем постараюсь разобраться в том, что нужно делать для исправления почерка.

Поэтому теперь по вечерам я занимаюсь чистописанием. У дяди Уилбура в шкафу я нашла старые прописи. Такие, как были у нас в школе, помнишь? Со специальной линовкой, чтобы все буковки получались ровными и красивыми. Было так здорово открыть первую страницу тетради, разгладить обложку и написать свое имя на верхней строке. Потом уже я прочитала несколько книжек по чистописанию, посмотрела несколько роликов на «Ютьюбе» – в одном из них энергичная американка рассказывала, что существует несколько простых правил, чтобы исправить свой почерк. И вот для этого полицейского я составляю их список (при этом стараюсь писать как можно красивее).

Позже я дам тебе знать, насколько я продвинулась в своих штудиях.

Обнимаю тебя, Санджива и твой животик.

С любовью,

Джо