Читать книгу Книга начал - - Страница 8

Накануне вечером, под влиянием своего первого за долгое время смеха, Джо написала Люси. Просто рассказала подруге про Эрика-викинга. Люси мгновенно откликнулась несколькими смеющимися смайликами. Это было так естественно, что тут же напомнило Джо о старых добрых временах.

Но этим утром женщине стало не до смеха. Только что приходил почтальон.

Он принес официальное письмо с уведомлением, ничего больше. Вероятно, какой-то старый счет, что по ошибке забыли оплатить. Однако внутри конверта обнаруживается записка от Джеймса – сумма, которую Джо ему задолжала. Без какого-либо дополнительного текста.

Тем не менее знакомый почерк пробуждает в груди женщины какие-то странные чувства. Она пытается с ними бороться, пытается взять себя в руки. Пришпилив письмо к доске для заметок – она подумает об этом позже, – Джо замечает возле почтового штемпеля мокрое пятно и понимает, что по ее щекам текут слезы.

С этими слезами всегда так: они застают тебя врасплох.

* * *

Если бы не слезы, Джо, возможно, не стала бы бросать работу в банке.

Женщина пряталась от всех в подсобке; съежившись на полу, она плакала навзрыд, и ее слезы оставляли мокрые следы на официальных бланках для писем, которыми уже давно никто не пользовался. Возможно, в том, что теперь она работала в магазине канцтоваров размером с ту подсобку, было что-то ироничное.

Однако плакать Джо начала не в подсобке – там ее никто не видел, – а в конференц-зале. Стоял апрель, ей позвонила мама и сказала, что очень переживает за дядю Уилбура. Он никак не может попасть в свой магазинчик и утверждает, будто оставил ключи в Озерном крае, – словом, несет какую-то чушь. Джо, конечно, встревожилась, но в тот момент она находилась на встрече, уйти с которой было никак нельзя. Основным докладчиком была не Джо – ей надо было только ответить на вопросы по базе данных, именно ею она и занималась в банке. А вот некоторым другим сотрудникам пришлось готовить презентацию.

Одним из этих сотрудников был Джеймс, ее парень, с которым они встречались вот уже шесть лет. Пока он рассказывал битком набитому залу о перспективах на текущий год, Джо сидела за столом, теребя бриллиантовую сережку в своем правом ухе. Эти сережки Джеймс подарил ей на Рождество, и она носила их почти каждый день. На презентации Джо думала только о том, как же Джеймс хорош: высокий и статный, в дорогой белой рубашке и темно-сером пиджаке. И оратор Джеймс прекрасный, всегда уверенный в себе. Впрочем, он имел на это право: со своей работой он справлялся блестяще. Все присутствующие внимательно его слушали, и вовсе не потому, что он говорил громко или был остроумен, а потому, что он говорил весьма дельные вещи. Джеймса все любили. И она в том числе.

Но любил ли он ее?

Джо понятия не имела, с чего вдруг в ее голове возник этот странный вопрос. Она сильнее сжала сережку пальчиками, будто хотела этим что-то доказать. Конечно же, он ее любит.

Однако Джо тут же вспомнился канун Рождества, и она вновь пережила то постыдное, сокрушительное разочарование, когда, открыв подаренную Джеймсом маленькую кожаную коробочку, увидела в ней не обручальное кольцо, а всего лишь крохотные бриллиантовые сережки. В ту минуту у нее недостало сил поднять на Джеймса глаза; женщина опустила голову и отчетливо прошептала:

– Ах, они такие красивые! – Тогда как сердце Джо кричало от боли: «Как ты мог так со мной поступить? Как ты мог? И это на глазах у моей семьи!»

Лишь час спустя она смогла украдкой посмотреть на свою мать, но заглянуть ей в глаза так и не решилась.

Сидя в конференц-зале, Джо сжимала все сильнее и сильнее несчастную сережку, пока вся ее боль не собралась в одной точке на большом пальце правой руки. «Джеймс меня любит, я это знаю, и когда-нибудь мы поженимся», – уговаривала себя женщина. Джо уже несколько лет готовилась к этому событию. Нет, она не собирала картинки в «Пинтересте», составляя из них мудборды. Просто время от времени в голове ее сами собой вдруг вспыхивали яркие картины: букет цветов у нее в руках, церковь, где они будут венчаться, место, где они проведут медовый месяц. Картинка за картинкой, которые в конечном итоге, словно поляроидные снимки, составили целую коллекцию мысленных образов их с Джеймсом совместной жизни.

Итак, она сидела в конференц-зале и размышляла о том, что подумают ее коллеги, если попросить их убрать со стола свои чашки с кофе и бутылки с минералкой и разложить перед ними свои воображаемые фотографии. Закивают ли они дружно и одобрительно головами, скажут ли что-то вроде: «Да-да, Джо, конечно. Мы всегда знали, что вы поженитесь»?

Она помнит, как взглянула на Джеймса, голос которого почти не слышала, и поняла, что больше всего хотела сказать ему только одно.

И в этот момент их глаза встретились, голос Джеймса на мгновение, которое длилось вечность, пресекся, и до Джо наконец дошло, что он никогда не сделает ей предложения. Что он ее больше не любит. Из глаз ее полились слезы, и женщина поняла, что никогда так и не скажет ему ту самую единственную вещь, что ей так хотелось ему поведать еще минуту назад: «Я хочу завести ребенка, Джеймс».

В помещении повисла неестественная тишина, но Джо не сознавала этого до тех пор, пока кто-то не коснулся ее руки, и женщина чуть не подпрыгнула. Потом до ее сознания дошло, что этот кто-то встал между ней и ее коллегами, застывшими словно в анабиозе. Джо помнит, как в голове мелькнула мысль: «Никогда бы не подумала, что Джемайма на такое способна». Джемайма, которая частенько язвила по поводу всех и вся и которая, судя по фотографиям в ее кабинете, любила собак гораздо больше, чем людей.

Сразу же от дверей конференц-зала, до которых ее проводила Джемайма, Джо бросилась в подсобку и заперлась изнутри.

* * *

– Джоанна… Джоанна!

Проходит несколько секунд, прежде чем Джо наконец осознает, что это Малкольм зовет ее по имени. Сама же она сидит к прилавку спиной, уставившись на приколотое к доске для заметок письмо.

– Простите, Малкольм. – Джо поворачивается лицом к посетителю.

– Джоанна… – Теперь в голосе Малкольма слышится озабоченность и легкий испуг.

Женщина понимает, что выражение лица, должно быть, выдало ее с головой.

– У вас что-то случилось? С дядей Уилбуром все хорошо?

Джо хочется ответить что-то вроде: «Не совсем, Малкольм; он часто стал забывать, что делал всего пять минут назад». Но вместо этого женщина отвечает, что с Уилбуром все в порядке, и, глядя в расстроенное лицо Малкольма, предлагает ему выпить чашечку чаю. Тот огорчается еще больше.

– С огромным удовольствием, Джоанна, но, увы, у меня назначена встреча в банке… насчет пенсии и прочих выплат, – заканчивает он. Беспокойство не сходит с его лица.

– Тогда в другой раз, – предлагает Джо, выдавив из себя улыбку.

Малкольм бросает взгляд на доску для заметок:

– Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? Хоть чем-нибудь?

Женщине так хочется сказать: «Не могли бы вы, пожалуйста, сделать так, чтобы Джеймс снова меня полюбил, чтобы он понял, какую страшную ошибку совершил».

Джо довольно часто проговаривает эти слова про себя, а иногда и вслух в тишине своей комнаты. Порой она даже верит, что такое и в самом деле может случиться.

Ей хочется, чтобы Малкольм растолковал, почему, спустя почти полгода, ей все еще так больно. Джо уверяет себя, что дело, наверное, в гордости, но это не вполне объясняет ту физическую боль, от которой женщина задыхается по ночам, когда, свернувшись клубочком в своей постели, пытается заснуть.

До сознания Джо вдруг доходит, что она так ничего и не ответила на сочувствие Малкольма. А ведь она просто обязана как-то отреагировать на его заботу.

– Просто я получила письмо, – наконец поясняет Джо, – точнее, счет от моего бывшего парня. Мы прожили вместе четыре года, потом расстались, и я уехала в Лондон. И теперь вот нахлынули воспоминания.

Малкольм понимающе кивает, будто разделяет чувства Джо.

– Мы встречались два года, прежде чем съехались, – добавляет она.

Джо и сама не очень-то понимает, зачем она это ему рассказывает. Чтобы подчеркнуть всю серьезность их с Джеймсом отношений? Всю их значимость?

– Думаю, расставание нам обоим далось нелегко. – Но Джо сомневается в правдивости своих слов. – Джеймса все любят, – добавляет она несколько невпопад, но ей очень не хочется, чтобы Малкольм считал Джеймса дурным человеком.

«Все, кроме Люси, – добавляет Джо про себя, – и Джемаймы». Которая спасла ее тогда, в конференц-зале. Более того, Джо готова поспорить, что Джемайме Джеймс никогда не нравился. Его чары никогда на нее не действовали.

– Конечно-конечно… – Малкольм прерывает размышления Джо очередным понимающим кивком. – И поэтому вы приехали в Лондон?

– Да, – признается Джо. – Я слышала, он стал встречаться с другой. Моей бывшей коллегой. – Она пытается выдавить из себя еще одну улыбку. – Поэтому я и сбежала.

– Нет-нет! – восклицает Малкольм, и Джо кажется, будто повторением слов он пытается проявить к ней двойную порцию сочувствия и понимания. – Вовсе нет, вовсе нет, вы приехали сюда, чтобы помочь своему любимому дяде. Я убежден в том, что и ваши родственники, и ваши друзья вовсе не думают, что вы сбежали. Я не сомневаюсь в том, что они по вам очень скучают.

– Ох, Малкольм, – вздыхает Джо.

Что еще она может сказать?