Читать книгу Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография - - Страница 6

В майском выпуске Vector Джим Гроувс объявил, что Британский национальный фантастический конвент 1964 года «был лучшим в моей жизни». По мнению репортера, омрачало это в остальном безупречное мероприятие лишь присутствие «шалопаев», с воплями носившихся по коридорам.

Кого же он имел в виду? Не может быть, чтобы участника № 85 Терри Пратчетта. Только не Т. Пратчетта из 5А, в пиджаке и галстуке – за месяц до шестнадцатилетия, в преддверии экзаменов уровня «О». Только не господина Терри Пратчетта из дома 25 по Аппер-Райдинг, Беконсфилд, только что одержавшего трудную победу в продолжительных спорах с матерью насчет поездки на этот самый конвент – главным образом благодаря тому, что описал его как совершенно мирное, серьезное и чуть ли не академическое мероприятие – в самом деле, это же практически ярмарка вакансий для такого амбициозного издающегося писателя, как он.

Не то чтобы Терри, скажем так, не было рядом с «шалопаями», когда они шалопайствовали. По крайней мере, он знал, что спозаранку толпы любителей фантастики бродили по двум верхним этажам отеля «Булл» в Питерборо, ритмично звеня бутылками и скандируя послания для тех участников конвента, которые уже давно легли в постель, но необязательно со своими партнерами: «Возвращайтесь к своим женам! Возвращайтесь к своим женам!»

И он явно слышал историю о ночной пьянке в чьем-то битком набитом номере, которую в конце концов прервал грозный стук в дверь.

– Вы знаете, который сейчас час? – прогремел голос в коридоре.

– Да, – услужливо отозвались из номера. – Без двадцати три.

Он обо всем этом слышал и счел это довольно забавным. Но возглавлял ли он это шалопайство, находился ли в гуще событий? Похоже, что нет.

Ну а что касается случая, до которого мы скоро дойдем, когда Терри с другим участником конвента, ни о чем не подозревая, вошли в номер известного фантаста и застали его в неловком положении с еще одной участницей… Что ж, да, это был познавательный опыт для всех присутствующих, но ведь в жизни случается всякое – а известному фантасту стоило проверить, заперта ли дверь.

Но правда в том, что, хотя на Британском национальном фантастическом конвенте 1964 года хватало проделок и шалопаи распоясались не на шутку, пятнадцатилетний (а об этом не стоит забывать) Терри приехал на Пасху в Питерборо только ради одного: ради фантастики.

Он поехал туда один, никого не зная, – но с тем преимуществом, что люди могли узнать его. Во всяком случае, он понимал: если обронить в ходе беседы, что он – автор рассказа, выходившего прошлым летом в Science Fantasy, в этом обществе его ждет достойное положение, а то и уважение. К тому же ему всего пятнадцать! Да у него, считай, что золотой билет.

И вот в пасхальную пятницу 1964 года Терри сошел с поезда в Питерборо и уверенно направился от вокзала в «Булл» – двухзвездочный отель в центре города по соседству с закусочной «Голден Хизер». Прошлый Истеркон проходил здесь же, что подарило организаторам уникальную возможность назвать мероприятие этого года RePetercon[28]. Терри подошел к стойке регистрации – скромному столику, накрытому раскрашенной вручную бумагой. На висящем за ним на стене двенадцатифутовом панно из папье-маше и картона изображалась подводная сцена с субмариной, рифами, акулой и сундуком, набитым сокровищами, отсылающая к произведениям почетного гостя конверта – Э. К. «Теда» Табба. Терри назвался, ему выдали бейдж – оранжевый диск с изображением взмывающего в небо космонавта с ракетным ранцем. Правда, выдали не сразу – бейджи еще не привезли, поэтому растущая толпа гостей какое-то время ждала в вестибюле¹. Кто-то из компании приехавших на конвент ливерпульцев, увидев простаивающую публику, включил кассету с их фантастической пьесой «Марш слизняков» (The March of Slime).

Всего зарегистрировалось 120 человек, вместе с выступающими и гостями – около 150: многовато для одного «Булла», и кое-кому пришлось поселиться в «Энджеле» через дорогу. Много людей приехало из Лондона, еще больше – из Бирмингема (их тут же прозвали «пасхальными брамми»[29]), плюс вышеупомянутая ливерпульская компания, не поленившаяся распечатать и распространить по отелю «карточки цитат», чтобы другие участники находили их повсюду – заткнутыми за рамы картин, подсунутыми под пивные костеры, спрятанными в диспенсеры полотенец в туалетах. На карточках предлагались способы завести разговор, от более-менее обычных («Тебе не нравятся хлопья “Уитабикс”», «Ты не знаешь, как пишется слово “любитель”») до откровенно игривых («У тебя сексуальные ноги») и нескрываемо сюрреалистических («У тебя глаза в волосах и страх перед покалеченными мотыльками», «Ты играл со спагетти в символической машине Иеронима», «Ты ценишь напыщенное кипение разорванной в клочья души»).

Вместе с предприимчивым включением «Марша слизняков» в начале все это явно намекает, что пятнадцатилетний Терри только что угодил в шестидесятнический «хэппенинг». И действительно, на конвент приехало немало юных фэнов и писателей – апологетов Новой волны в фантастике с их пьесами на кассетах и самодельными фантастическими фильмами для субботнего дневного показа, и, конечно, разбросанными повсюду карточками («Ты пускаешь слюни»). И все же по большей части здесь собрались представители старой школы – корифеи фантастики и многолетние ее любители, в основном мужчины в официальных или летних твидовых пиджаках и кардиганах; некоторые были ветеранами войны, многие в перерывах между мероприятиями рассаживались за столами в баре или в холлах отеля, играли в карты и курили трубки.

Такой вот срез времени: 1964 год, вовсю идет молодежный бунт – «молодежетрясение», в чартах – «Битлы» и «Стоунсы» (Can’t Buy Me Love, продержавшись на первой строчке целый месяц, только что уступила ее дуэту Peter & Gordon; восьмую позицию прочно удерживает Not Fade Away), общество раскрепощается – но не везде и уж точно не на 15‐м конвенте BSFA в отеле «Булл» в Питерборо, куда большинство участников, включая Терри, явились в галстуках.

В заметках для автобиографии Терри дал следующий совет касательно «свингующих» шестидесятых, особенно их проявлений в Хай-Уикоме и его окрестностях: «Не верьте всему, что читаете. В Великобритании шестидесятые произошли у 250 человек в окрестностях Карнаби-стрит, которые вытворяли удивительные штуки с батончиками “Марс”[30] на глазах у всего мира – или, по крайней мере, у полиции. Все остальные делали домашку под музыку». Вывод Терри – «в целом шестидесятые нагнали меня только, хм, в семидесятых». И уж точно не в Питерборо, на Истерконе‐1964.

Зато там случилась встреча с Дэйвом Басби. Дэйв – удивительно высокий, худой, с темными кудрями – приехал из Уокингема на «Ламбретте», продрогнув до костей на ледяном мартовском ветру, в шлеме, защитных очках, сером пиджаке и плаще из ганнекса – таком, какие вечно будут ассоциироваться с Гарольдом Уилсоном. А еще, как Гарольд Уилсон, Дэйв курил трубку. Но, в отличие от Уилсона, ему было семнадцать и предстояло на всю жизнь стать близким другом Терри².

Эти двое быстро прикипели друг к другу – наверное, уже в первый вечер, на затянувшемся мероприятии-знакомстве, когда любой из длинного списка участников мог встать и сказать пару слов о себе, пока организатор услужливо показывал залу таблички «ТИШИНА» и «АПЛОДИСМЕНТЫ». У Дэйва и Терри явно было много общего. Исключая, пожалуй, рост. Да и возраст, если учесть, что Дэйв был на два года старше Терри в тот период их жизни, когда подобный разрыв казался непреодолимым. Но в данном случае это не имело значения, благодаря всему тому, что их объединяло, и среди прочего – схожему опыту жизни провинциального любителя фантастики. Дэйв тоже оптимистично вертел книжные стойки в магазинчиках маленьких городов в безнадежной охоте за фантастическими сокровищами среди романтики и безвкусных криминальных романов. Дэйву тоже была знакома интеллектуальная неловкость ситуаций, когда ты прилюдно называешь себя ценителем фантастики, но встречаешь не теплый прием, а ужас или, того хуже, – сочувствие.

И Дэйв тоже писал. Через месяц после выхода «Предприятия Аида» в Science Fantasy рассказ Басби «Без концовки» (No Ending) нашел дом в другом издании Джона Карнелла – New Worlds (сентябрь 1963). Так и встретились два необычайно молодых издающихся писателя, которые искали родственные души и нашли их друг в друге.

Но не факт, что в остальных участниках конвента. И это тоже объединяло Терри и Дэйва: некое ироничное отстранение, державшее их, несмотря на всю искреннюю страсть к фантастике, на окраине происходящего, откуда можно было наблюдать со слегка выгнутой бровью и неиссякаемыми запасами подросткового цинизма. А поводов для него в Питерборо, к их общей радости, имелось в достатке: они косо смотрели на окружавшую их безвкусицу, отмечали излишнюю серьезность и помпезность и недвусмысленно показывали остальным, что они свои, но не совсем.

В 1957 году великого Дж. Г. Балларда уговорили приехать на фантастический конвент – 15‐й Ворлдкон в отеле «Кингс Корт» в Лондоне. После этого он зарекся посещать конвенты. «Возможно, его оттолкнула местная тусовочность, – писал в биографии Балларда Джон Бакстер, – когда зубры вроде Джона Уиндема, Сэма Юда, Тедда Табба и даже непьющего Артура К. Кларка собирались в баре и говорили о чем угодно, кроме фантастики. И вряд ли его могли привести в восторг фэны в безумных костюмах и кепках с пропеллерами, размахивающие водяными пистолетами в виде бластеров»³.

Так или иначе Баллард уехал после первого же вечера и позже заявлял, что конвент на год отбил ему охоту писать.

«Нам был близок взгляд Балларда, – говорит Дэйв. – Мы посмеивались, но не одобряли».

Так, например, в вечер субботы прошел традиционный конкурс с призами за лучший костюм. Кто-то переоделся космической ракетой, кто-то – медсестрой, но награда за «самый аутентичный фантастический костюм» отошла Иэну и Бетти Питерсам из Лондона за костюмы Фафхрда и Серого Мышелова из рассказов Фрица Лейбера. Терри и Дэйву и в голову не пришло разодеться; зато им пришло в голову похолодеть от одной мысли об этом. По мнению Дэйва, из-за того же высокомерия они пропустили вечерний концерт скиффл-группы The Bellyflops (вокал и губная гармошка – Майкл Муркок).

«Будущие писатели, – говорит Дэйв, – такие, как я, Терри, Крис Прист и остальные, хотели только бесконечно говорить о литературе, НФ, науке, обществе, будущем мира…»

Этого в те выходные тоже хватало – где-то между скиффлом, костюмами и блужданием по коридорам. Брайан Олдисс, к сожалению для Терри, не присутствовал – уехал по делам в Югославию. Но зато состоялась дискуссия «Нужна ли фэндому научная фантастика?». Выступил Э. К. «Тед» Табб, которого рекламировала и прославляла внушительная композиция из папье-маше в вестибюле, – он читал свои тексты и отвечал на вопросы. Из Сиэтла прилетел Уолли Уэбер. Американские супруги-писатели Эдмонд Гамильтон и Ли Брэкетт обсудили достоинства и недостатки жизни американсих супругов‐писателей⁴. В воскресенье прошло мероприятие, посвященное Nova Publications, Джону Карнеллу и его поддержке молодых авторов, которую Терри и Дэйв испытали на себе.

А еще – и это, пожалуй, самое ценное, – были разговоры между мероприятиями. Арчи Мерсер, присутствующий в фантастическом фэндоме с пятидесятых, поймал Терри, чтобы поговорить о «Предприятии Аида». Он заявил, что, судя по рассказу, тот фанат Оливера Андерсона, и Терри это подтвердил. А затем Мерсер и Терри на глазах Дэйва Басби погрузились в страстное обсуждение книги, о которой Дэйв никогда не слышал, – «Властелина колец». («Она уже явно вошла в ДНК Терри, – говорит Дэйв, так и не проникшийся Толкином, – и осталась там навсегда»).

«Сейчас это звучит театрально, – рассказывает Дэйв, – но у нас было ощущение, что мы особенные. Мы на связи с будущим, владеем каким-то тайным знанием. Интернет, пандемии, изменения климата, полет человека в космос, искусственный интеллект… вот что мы в те годы обсуждали, когда собирались вместе. Причем мы говорили не о том, случится это или нет, а о том, когда случится. Мы знали, что все это не за горами, и считали себя частью всего этого».

Да, были и более приземленные темы, например, сколько Джон Карнелл платит за тысячу слов и как пробиться на американский рынок, где вроде бы платят в десять раз больше. Но даже эти низменные разговоры не портили ощущения, что участники конвента, по выражению Дэйва, «это незримая секта, чьи адепты – как тайные агенты, которые порой собираются на конклавах, будто для революционного заговора».

«Если это покажется заносчивым и претенциозным, – добавил Дэйв, – то лишь потому, что в то время мы с Терри и были заносчивыми и претенциозными».

Таким образом, исключительно ради познавательной беседы, Терри и Дэйв однажды вечером пустились на поиски писателя, с которым только что познакомились, открыли дверь в его номер и застали его голым в постели, в обществе неизвестной им женщины (тоже обнаженной), причем явно не за обсуждением будущего.

Женщина спокойно посмотрела на незваных гостей и спросила:

– Вы не возражаете?

Терри и Дэйв развернулись и ушли.

Вечером воскресенья, когда конвент подходил к несколько осоловелому завершению, Э. К. Табб с компанией – возможно, будучи несколько навеселе, – устроили ритуал «мычания и качания» – языческий обряд, включающий импровизированное жертвоприношение и воскрешение девственницы, чью роль исполнила – судя по всему, совершенно добровольно и с незапланированным в сценарии хихиканьем, – участница по имени Нелл Голдинг. В это время публика, закрыв глаза, мычала и покачивалась в такт. Согласно репортажу Чарльза Платта для фэнзина, «Майк Муркок не помог делу, когда… поскользнулся и шлепнулся под звон разбитого стекла, да и сам Э. К. Табб – без пиджака, с бутылкой в одной руке и стаканом в другой, не способствовал поддержанию атмосферы».

«Мычание и качание было очень странным, – рассказывает Дэйв. – Мы с Терри вспоминали его еще много лет как почти гипнотический хэппенинг, ритуал какого-то ненормального культа».

На следующее утро Терри, нагрузив сумку журналами, фэнзинами и книжками в мягких обложках с лотков конвента, сел на обратный поезд в Беконсфилд. А скоро вернулся и в школу.

* * *

В мае, когда по почте пришел Vector 26 с репортажем Джима Гроувса об Истерконе‐1964 и – впервые в истории этого примитивного издания – черно-белыми фотографиями, Терри почувствовал, как в нем зреет очередное письмо редактору, и прилежно сел за «Империал 58».

Vector 27⁵ показался мне довольно «разбросанным», но это первый номер при новом руководстве, и, наверное, другого ждать и не стоило. Гальваноклише пошли верстке на пользу; давайте еще! Фотографии тоже стали сюрпризом; но почему почетный гость мелькнул только один раз на заднем плане?

«И в самом деле прискорбно, что Тед Табб не появился в фоторепортаже, – признал новый редактор Vector Роджер Пейтон в ответе под письмом Терри, – но я не смог найти хороший его снимок – он был слишком занят тем, что носился повсюду, заманивая людей в Британскую ассоциацию научной фантастики!»

Поездка в Питерборо не будет выходить у Терри из головы даже во время нового семестра в Уикомской технической – можно даже предположить, что в каком-то смысле она затмит все происходящее в школе. Он без особой помпы сдал экзамены уровня «О» и выбрал предметы уровня «А»: английский, историю и искусство. Но отныне большую часть его внимания официально занимало совсем другое.

Дэйв Басби и Терри расстались, поклявшись не потерять связь, – и не потеряли. Каждые две недели, в субботу, Дэйв направлялся на «Ламбретте» из Уокингема к Терри в Беконсфилд, проделывая путь в двадцать миль. До тринадцати лет Дэйв учился в частной средней школе для среднего класса Холм-Грэнж в Уокингеме⁶, но потом по семейным обстоятельствам попал в местную общую, где его интерес к учебе и экзаменам быстро улетучился. Он окончил ее в пятнадцать лет без особых рекомендаций, зато с «непревзойденным рекордом по прогулам». С тех пор он сменял работу за работой: за 4 фунта в неделю (а потом – за 3) отвечал на звонки в службе такси, расположенной в железнодорожном парке; работал контролером на фабрике печатных плат; оператором печатного станка на складе сети магазинов женской одежды. Он уже был с жизнью на «ты» – в отличие от Терри, который в первый визит Дэйва слегка устыдился, взглянув на свой дом на Аппер-Райдинг и на свои жизненные обстоятельства глазами постороннего. Терри вдруг осознал, что в декоре дома Пратчеттов перебор с оранжевым цветом. Заметнее, чем когда-либо, сделалась висящая над камином в гостиной картина-раскраска, изображавшая бревенчатую хижину в лесу. Обратив на нее внимание во время первого визита, Дэйв почувствовал, как Терри слегка поежился от смущения.

Самого Дэйва все это не смущало. Они с Терри уже знали, что у них есть общего, и теперь дружба только крепла. Порой они занимались ерундой и убивали время, как любые мающиеся бездельем подростки. Собирали танки из катушек ниток, свечных огарков и спичек и устраивали танковые войны. Пускали самолетики на резинках. Штудировали выпуски Mad – американского сатирического журнала, считавшегося таким вредным для молодежи, что у Терри конфисковали номер, когда он по оплошности принес его в Уикомскую техническую школу. Но в основном они сидели в маленькой спальне Терри, где на стенах красовались его рисунки, и подолгу говорили о фантастике. «Мы были протофантастами и обсуждали ремесло», – говорит Дэйв. Они показывали друг другу свои рассказы. «У меня было полно опечаток», – признается Дэйв, и Терри (хотя уж не ему было об этом рассуждать), похоже, еще долго подкалывал друга из-за того, что фраза «cheese and wine» («сыр и вино») в его рукописи выглядела как «cheese and wind» («сыр и ветры»). Они показывали друг другу и обсуждали свеженайденные работы любимых писателей – Фрица Лейбера, Ларри Нивена, А. Э. ван Вогта, Кита Робертса. Эти субботние разговоры могли тянуться часами. Порой Дэйв садился на свой скутер и отбывал в Уокингем только в четыре ночи.

О чем они не говорили, так это об учебе Терри. Уроки, домашняя работа даже не вспоминались. Словно в обществе Дэйва Терри становился тем, кто уже оставил их позади.

Публикации и конвент в Питерборо подарили им местечко в замкнутом и зацикленном на себе, но все-таки волнующем мире фантастики. Но, когда речь зашла о дальнейшем движении, на стороне Дэйва были возраст, транспорт и независимость; Терри, как бы старательно он ни обходил эту тему, оставался школьником, причем со строгой мамой. Одно дело – убедить Айлин в том, что конвенты помогают налаживать полезные для карьеры связи. И совсем другое – уболтать ее отпустить Терри на вечеринку для фантастов и их друзей в квартире Чарльза Платта в Ноттинг-Хилле. Вот почему, когда в феврале 1965 года Терри пришло приглашение, Айлин – бывшая лондонка с устоявшимся мнением о Ноттинг-Хилле и о том, что там творится, – не поддалась на уговоры, и Дэйв поехал один.

Так шестнадцатилетний Терри пропустил богемную либертарианскую феерию – судя по всему, с водкой, гашишем и прочими веществами, дикими плясками на верхнем этаже квартиры, из-за которых над выпивающими ниже зловеще прогибался потолок; а заодно и появление «Шеппертонского провидца» Дж. Г. Балларда. Дэйв, только что мотавшийся по улицам Ноттинг-Хилла на своей «Ламбретте» в поисках магазина, где ему продали бы «Смирнофф», не посмел подойти к особому гостю, испуганный его аурой авангардной интеллектуальности и чувствующий себя нелепым рядом с ним. Но он навсегда запомнит, как стоял у окна на верхнем этаже, глядя на темную улицу, и, словно в сцене из неснятого черно-белого шпионского кино, наблюдал, как Баллард садится в «Остин А90 Атлантик» – модель пятидесятых, в которой было что-то футуристическое в духе «Дэна Дейра»[31]. Терри, в отличие от Дэйва, не был фанатом Балларда, но этими историями наслаждался, хотя про себя и завидовал, что упустил такой случай.

В конце концов возраст Дэйва стал играть Терри на руку. Когда Айлин преодолела свои первые подозрения из-за его произношения гласных в манере представителей среднего класса и поняла, что это толковый паренек, несмотря на «Ламбретту», она признала Дэйва надежным сопровождающим для сына. Благодаря чему через пару месяцев после вечеринки в Ноттинг-Хилле Терри сравнительно легко получил разрешение съездить на Истеркон‐1965 в бирмингемском отеле «Мидленд». В сравнении с Питерборо конвент выглядел бледновато. Участников было мало – всего 70 человек. Настолько мало, что организаторы даже не смогли присудить приз за лучший костюм – впрочем, не то чтобы это расстроило Терри и Дэйва. Зато они встретили излучающего некоторое высокомерие Джона Браннера, писателя на полтора десятка лет старше их, в целом выглядевшего элегантнее среднего фантаста, с эспаньолкой и склонностью к белым вязаным водолазкам. Правда ли он курил через длинный мундштук или это они присочинили уже потом? В любом случае это было бы в его духе.

А еще они наконец-то встретили приветливо обошедшегося с ними Брайана Олдисса, который на таких мероприятиях часто выступал в своего рода комедийном дуэте с земляком-брамми Гарри Гаррисоном. Терри с Дэйвом тоже быстро заработали себе парную репутацию: Терри – озорной и нахальный, Дэйв – долговязый простак, оба поглядывают на окружающих чуть свысока. Уже в Бирмингеме дошло до того, что если Терри или Дэйва замечали одного, то неизбежно спрашивали: «А где твой друг?» Берил Хенли в своем репортаже писала, как встретила на конвенте Терри и «смотрела, как он делает в углу что-то невероятно смешное, только не помню что». На фотографии нового дуэта в зале, во время одного из бирмингемских мероприятий, Терри сидит, уткнувшись носом в книгу, а Дэйв рядом с ним смотрит в сторону с заметно скучающим видом. Вряд ли совпадение, что они сидят на заднем ряду – это самый эффективный способ посетить мероприятие и в то же время выразить скептицизм.

Возможно, уже на конвенте в Питерборо их парочка привлекла внимание Эллы Паркер – девушки с очками в роговой оправе и темными волосами, стянутыми ободком, которая организовала в своем лондонском доме что-то вроде «салона» для фантастов, если «салон» – не слишком громкое название для вечерних разговоров под пирожные, кофе и вино, проходивших на одиннадцатом этаже высотки в Ист-Энде. Так или иначе, Терри с Дэйвом произвели на хозяйку такое впечатление, что она стала их приглашать, и со временем, успокоив Айлин (ведь это же, очевидно, важная возможность для укрепления связей), пятничными вечерами они вдвоем стали отправляться на поезде в Марилебон и пересаживаться на метро до другого конца города, чтобы присоединиться к компании из пятнадцати – или около того – писателей, в основном мужчин, приглашенных на очередное суаре. В один такой вечер, по воспоминаниям Дэйва, Терри преломил копья с Чарльзом Платтом, заявив о своей приверженности фантастике, выходящей за рамки научной. Помнит Дэйв и то, как сам критиковал Балларда в споре с Майклом Муркоком. «Я лично знаю Джима», – наконец отрезал Муркок. «Железный аргумент», – признал Дэйв.

«А помнишь Фреда?» – как-то раз ни с того ни с сего спросил Терри Дэйва уже много лет спустя. Фред был несчастным братом Эллы Паркер, которого изгоняли в спальню со строгим наказом не высовывать оттуда носа, пока идет встреча умов.

Одна из причин малого количества участников бирмингемского Истеркона заключалась в том, что НФ-сообщество берегло себя и деньги для лета, когда Всемирный конвент научной фантастики готовился всего второй раз за свою 23‐летнюю историю обрушиться на Лондон – в атмосфере гламура и в сопровождении множества узнаваемых американских имен. Дэйв и Терри заплатили по 60 шиллингов, в которые входила стоимость номера, и в августовские банковские выходные 1965 года заселились в отель «Маунт Роял» в Марбл-Арче.

Воспоминания Дэйва об этом мероприятии навсегда останутся неполными из-за утраты целого дня в силу, как он выразился, «эпического похмелья. Терри говорил, что, когда я наконец показался, то был отвратительно-зеленым, но постепенно пожелтел и в конце концов сделался просто смертельно-бледным». Возможно, Дэйв перебрал из-за стресса от выступления на сцене во время одного из субботних мероприятий. Он не сдерживался на той дискуссии о фэнзинах и о том, что именно люди получают от их чтения и участия в них. «Не уверен, что мою категоричность оценили», – говорит он, имея в виду свою разгромную критику ряда изданий, которые не давали ни читателям, ни авторам практически ничего. Терри сидел в зале и наслаждался от души.

Но в целом это было серьезным шагом вперед после Питерборо и Бирмингема – хотя бы в отношении жилья и гостиничной еды. Впрочем, не все остались довольны. Терри и Дэйв с немалым удовольствием подслушали, как американский писатель Джеймс Блиш горько сетовал, что на завтраке не было вафель. После чего громкое и сокрушенное «Ва-а‐а‐афли», произнесенное с американским акцентом, стало их любимой шуткой.

И именно на Ворлдконе Терри оказался за соседним писсуаром с Артуром Кларком и, как уже упоминалось выше, на всю жизнь запомнил, что даже великим время от времени приходится облегчаться на публике. Однако потом был, возможно, еще более просветляющий момент: Терри с Дэйвом подслушали, как Кларк рассказывает, по всей видимости журналисту, о своем творчестве, – и быстро пришли к выводу, что это самый претенциозный разговор в их жизни.

Вернувшись в зал, Кларк выступил с речью «Как я перестал волноваться и полюбил Стенли Кубрика» об их работе над новым проектом. Его первым названием было «Путешествие по ту сторону звезд», но недавно они придумали кое-что получше: «2001: Космическая одиссея». Звучало многообещающе. Еще Кларк принес гвоздь якобы с корабля «Баунти» восемнадцатого века, на котором состоялся знаменитый мятеж, и кусок теплозащитной оболочки космического судна «Меркурий», и показал их публике для иллюстрации того, что эти два предмета разделяет всего сотня лет, а значит, будущее подкрадывается к тебе незаметно⁷.

На других мероприятиях шли уже знакомые сражения. Гарри Гаррисон поучаствовал в дискуссии под названием «НФ: спасительница современного романа» и смело заявил, что нефантастический роман мертв, бескомпромиссно добавив: «Не бойтесь говорить, что мы – правы, а они – нет». А «тайным гостем» конвента оказался американец Роберт Блох, автор романа «Психо», по которому снял фильм Хичкок. Терри не считал роман чем-то выдающимся, зато сам Блох в тот день отличился запоминающимися перлами: он назвал Вестминстерское аббатство «Форест-Лауном[32] бедного человека», сообщил, что «в моей семье вдруг объявилось много родственников», и провозгласил: «Я примирился с Богом; он капитулировал две недели назад»⁸.

Что до буйного поведения, наблюдавшегося в Питерборо и Бирмингеме, – возможно, масштабность Ворлдкона присмирила хотя бы некоторых «шалопаев». Но, очевидно, не всех. Кто-то пририсовал красным фломастером соски викторианским женщинам на новеньких обоях отеля. (В «Маунт-Рояле» наверняка пожалели, что провели ремонт до Ворлдкона, а не после.)

Оказывается, побывал на том конвенте и Кристофер Ли, но Терри и Дэйв его не видели, а если бы и увидели, не впечатлились бы. На тот момент Ли, с их точки зрения, был посмешищем из-за множества дешевых постановок «Хаммер Филм», а не национальным достоянием, каким он еще станет⁹. Пропустили они и закрывающее мероприятие конвента на тему «Доктор Кто», проведенное в Планетарии издательством Penguin Books, где присутствовал как минимум один настоящий далек. По мнению Терри и Дэйва, далеки и Доктор Кто не имели отношения к настоящей научной фантастике. Так, развлечение для детей¹⁰.

Был конец августа. Как и после конвента 1964 года в Питерборо, Терри вернулся домой – и затем в школу. Но то, что к ней у него душа уже не лежала, – слабо сказано. Еще до конца месяца, в возрасте семнадцати лет, он бросит учебу и присоединится к Дэйву в мире взрослой работы.

СНОСКИ

¹ А когда привезли, оказалось, что их не на что вешать. Обычное дело.

² Тогда как Гарольд Уилсон, которому в том октябре предстояло стать премьер-министром, в 1964 году пребывал в почтенном возрасте 48 лет. По словам Дэйва, его ранний интерес к курению трубки служил для Терри источником «немалого веселья».

³ «Внутренний человек: Жизнь Дж. Г. Балларда» (The Inner Man: The Life of J. G. Ballard), Джон Бакстер, 2011.

⁴ Можно было бы подумать, что у Ли Брэкетт, сценаристки «Большого сна» с Богартом/Бэколл и фильма Хоукса/Уэйна «Рио-Браво» (а затем и «Долгого прощания» Роберта Олтмена), была неслабая заявка на звание самой выдающейся писательницы, удостоившей своим присутствием конвент, но что-то подсказывает, что дела обстояли совсем не так.

⁵ На самом деле 26‐й. В 27‐м вышло письмо Терри.

⁶ Ее директором был Джон Грейвс – младший брат поэта Роберта Грейвса, о котором Терри упоминал в письме Толкину.

⁷ У Терри была своя версия этого временного трюка: он говорил, что его отец – окажись он в чуть других географических обстоятельствах – легко мог бы пожать руку самому Уайатту Эрпу.

⁸ Мало того что сам Альфред Хичкок превратил твою книгу в классику кинематографа, так он еще, судя по всему, заодно скупил весь тираж «Психо», чтобы как можно меньше людей знали концовку. Победа за победой.

⁹ К 2008 году, когда Ли озвучил Смерть в экранизации «Цвета волшебства» от Sky TV, тот этап его карьеры давно прошел и Терри был более чем рад его участию – не меньше, чем когда Ли пришел на его пятидесятилетие.

¹⁰ Терри не поддался всеобщим восторгам от «Доктора Кто». Хотя он безмерно любил Дэвида Теннанта, для Терри ловко решающая любые проблемы «звуковая отвертка» Доктора служила ярким воплощением приема «и он спасся в один скачок» – тем решением сюжетных дилемм, которое он считал а) безнадежно устаревшим и б) настоящей творческой ленью.