Читать книгу Воспоминания. Детство. Юность. Записки об отце - - Страница 12

Учение наше в Марктбрейхе не шло никак, и что главное, мы с Николаем совершенно не были в состоянии вынести вставания в пять утра и бессмысленного сидения в течение двух часов. Вероятно, А.В. сигнализировала как-нибудь в этом направлении (нас навещала мачеха по пути из Парижа, где она была на Всемирной выставке 1900 года) и в результате было решено по окончании весеннего семестра отправить нас на лечении к самому Луи Куне, после чего в Марктбрейх не возвращаться, а ехать прямо в Англию в школу Сесиля Редди.

Приезд в Лейпциг я помню. С вокзала мы отправились прямо в гостиницу, где я в первый раз обедал за табльдотом, то есть в общей столовой за одним столом с остальными гостями.

Первые день или два мы осматривали город, были в кабачке, где Мефистофель пел песню «Жила на свете мышь, вся серая с хвостом».

Почему-то я один смотрел панораму «Лейпцигская битва». Панорама помещалась в круглом здании, все было устроено солидно. Как и полагается, вокруг картины царила темнота и пробираться надо было чуть не ощупью. Я был трусоват и шел, неся в сердце большой страх. Народа никого не было, и вдруг я увидел прямо перед собой каких-то людей. Они сидели неподвижно и напряженно смотрели в окно, за которым что-то происходило. Впоследствии я узнал, что эта группа восковых фигур помогала создавать впечатление действительного вида из окна, но в то время мне разбираться было некогда, я испугался, зажмурил глаза и бросился назад искать выход.

Лейпциг в то время был город большой: кажется, второй после Дрездене в королевстве Саксония. Прекрасные здания, площади, два театра, парк, роскошные магазины, нарядные экипажи – все это было европейское, как в Берлине. Говорили, что в Лейпциге плохой воздух, так как он окружен кольцом фабрик, но мы по молодости лет этого не замечали. Нам все казалось хорошо, главное же, мы могли спать досыта и не надо было сидеть до завтрака два часа, утомительных и бессмысленных.

Немного осмотревшись в городе, мы пошли к Куне в его водолечебницу. Его заведение мы нашли легко: оно занимало первый этаж жилого дома недалеко от Гайднштрассе. Из приемной направо был его кабинет, налево – небольшой коридор, в который выходили двери ванных кабин. Кабин было немного: восемь или десять. Ими ведал средних лет мужчина – бадемейстер. Кроме этих ванн были еще и солнечные ванны. Наверху была устроена площадка с низкими топчанами и тюфяками, на которые ложились в чем мать родила, а лицо, чтобы не обгорело, бадемейстер закрывал лопухом.

Порядок врачевания был такой: новый пациент приходил в кабинет, там за столом сидел Куне, он приглашал пациента сесть возле себя, смотрел его голову, вертел ее во все стороны, тут же ставил диагноз, понятный ему одному, и прописывал ванны. Визит к Кунэ стоил пять марок, ванна одну марку, повторный визит – обязательный раз в неделю – три марки, так что в общем лечение стоило недорого. Своего стационара у Кунэ не было, но были хозяйки, у которых можно было снять комнату с вегетарианским столом. Нам было дано направление к некой хозяйке на Гайднштрассе, которая отвела нам две комнаты. Комнаты были порядочные, на первом этаже, недалеко от Шайденпарк, куда мы ходили гулять.

Наша хозяйка кормила нас, по-видимому, в соответствии с указаниями Куна сугубо вегетарианской пищей. Мы, как могли, наш стол разнообразили: утром ели яйца, ветчину, колбасу. В вегетарианский суп клали мясной экстракт Либиха, второе ели с какой-нибудь мясной закуской. В воскресенье мы уезжали на целый день и где-нибудь в ресторане ели седло дикой козы тушеное с подливкой и овощами: оно было чудесно. Так что с питанием мы кое-как устраивались, в остальном же Кунэ досаждал нам мало.

В Лейпциге было два театра. Старый при нас был закрыт, а в новом шли представления, и мы туда ходили раз в неделю. Труппа была одна, но артисты с разнообразным репертуаром. Ставили драму, оперу и оперетту. Ведущей актрисой была некая фройляйн Линда. Она пела Фиделио, играла в драме и водевилях. Мне очень нравился водевиль «Свадебное путешествие», где фройляйн Линда играла главную и единственную женскую роль. Я смотрел его два раза, запомнил все реплики и позже, в Англии, записал весь текст на русском языке.

В Лейпциге мы много гуляли по городу, каждый раз ставя перед собой небольшую цель: выпить газированной воды, сходить за билетами в театр, пойти в парикмахерскую. В это время Николай преодолел первоначальные трудности чтения на немецком языке и взасос читал Жюль Верна и Фенимора Купера в немецком переводе, а я еще до этого не дошел – был ленив.

В конце одной из недель мы с А.В. поехали в Дрезден на пару дней. Вероятно, она договорились с Кунэ, и он дал нам отпуск. Езды до Дрездена всего несколько часов и днем мы были уже там, ходили и ездили по городу. Ткнулись в картинную галерею в надежде увидеть Сикстинскую мадонну, но галерея оказалась запертой. Посидели на Бюлловской террасе, тут же внизу протекала Эльба, по ней ходили небольшие пароходы и лодки с тентами. В лодке сидело человек шесть – восемь, а греб и управлял лодкой один малый, стоя на корме. Весло была длинное, движение на реке большое, лодку качало волнами проходивших пароходов, а малый ловко лавировал, и лодка шла довольно быстро.

Вспоминаю, что в кафе на Бюлловской террасе нам впервые подали кофе со взбитыми сливками. Это было ново и мне показалось не очень остроумно: я привык, чтобы кофе был хорошо насыщен сливками, здесь же под шапкой сливок кофе был черный, и для того, чтобы он посветлел, надо было всю эту шапку вмешать в стакан, после чего получался обычный кофе, но уже порядочно остывший. Николай же, напротив, пришел в телячий восторг и потом уже в Пятовске всегда заказывал себе к утру взбитыми сливками.

Из Дрездена мы съездили на экскурсионном пароходе посмотреть саксонскую Швейцарию. Мы сделали так, как это было рекомендовано туристам: по Эльбе доехали до какой-то пристани, там сошли, взяли извозчика, и он долго возил нас по лесу, показывал разные чудеса и объяснял, что к чему.

Так он привез нас к небольшой полукруглый поляне, на которой росло несколько деревьев, и объяснил, что мы находимся в партере зрительного зала, поляна перед нами – это сцена, а деревья – актеры. Были даже суфлер и директор театра, следивший за игрой актеров из-за кулис.

Теперь я понимаю, что все это глупости и смотреть на это надо снисходительно, но однако и такой вывод был бы односторонним и неправильным. Одно то, что люди так хорошо знают свои места, подробно их изучают, показывает, что они много работают над одним и тем же делом и в своей области становятся мастерами.

Извозчик, когда пришло время обедать, привез нас в местный ресторан. Мы сытно пообедали, пили пиво, потом он отвез нас на пристань, и мы на пароходе вернулись в Дрезден.

К концу нашего пребывание в Лейпциге, вероятно, в начале августа, там открылась ежегодная Лейпцигская ярмарка. Впоследствии я не раз читал, что на этой ярмарке многочисленные фирмы делают большие обороты и что она играет большую роль в экономике Саксонии. Тогда все это было нам ни к чему и нас интересовало гулянье, которым эта ярмарка сопровождалась.

Гулянье было организовано грандиозно и великолепно. Масса палаток с загорелыми продавцами в фесках были завалены деликатесами Востока: орехи, сухие фрукты, изюм во всех видах, что-то жареное, сладкое до приторности. Из развлечений были карусели, в основном как наши, но гораздо большего размера, с лошадьми, колясками и всевозможными зверями. Были карусели с пароходами, нырявшими по волнам, и все это огромное, приводившееся в движении паровыми машинами, а не руками как у нас. Были палатки с хитро устроенными двигавшимися куколками: они шли длинной процессией, и наблюдая их, можно было узнать какую-то длинную историю. Были палатки с фокусами, и мне особенно запомнилась один из них. В ней комментатор – мужчина среднего возраста, говоривший замогильным голосом, объяснял все происходившее на сцене, и он же сопровождал действия тягучий музыкой, играя на небольшой хриплый фисгармонии. Актеры, появлявшиеся на сцене, только двигались и молчали. Комментатор рассказывал грустную историю молодой девушки, мать которой вышла замуж за негодяя, и он изводил девушку разными страхами.

Когда мы пришли еще до начала спектакля, эта молодая девушка сидела в зале возле комментатора и ела толстую жирную сосиску. Сама она была тоже толстая, лоснящаяся, в черном легком платье с распущенными волосами и взбитой челкой; мне тогда показалось, что такую тумбу вряд ли чем напугаешь. Звали ее по пьесе Эльзой.

Когда начался сеанс, Эльза сидела за столом, на котором стояла ваза с цветами. Расправляя волосы, Эльза взглянула на стол, и вдруг ваза исчезла, а на ее месте появился скелет. Что тут сделалось с Эльзой, я не помню, так как был занят тем, что старался разгадать этот фокус.

Такой же фокус видел я раньше в Москве, в музее восковых фигур Шульца и Беньковского, помещавшегося в доме на углу Красной площади и Никольской улицы, на втором этаже. Там на сцену выходил джентльмен во фраке и говорил: «Вы видите, я стою перед вами, но сейчас я на ваших глазах исчезну» и действительно исчезал, куда и как- непонятно. Но сейчас я сидел в первом ряду в двух шагах от Эльзы, пялил глаза вовсю и наконец рассмотрел, что наискосок всей сцены от левого переднего угла стоит большое зеркало, в котором отражается все, что стоит за правый боковой кулисой. Так что на сцене актеров нет, они сидят за правой кулисой и в зеркале они видны, если освещены. Если же свет убрать, то они мгновенно перестают быть видны, исчезают.

Помню, что одним из последних наших развлечений в Лейпциге был спектакль в старом театре «Щука в карповым пруду». Спектакль шел с переодеваниями, маскарадом, и все это было так смешно, что мы с А.В. хохотали до упаду.