Читать книгу Рок небес - - Страница 6

СТОРОННИКИ ДВИЖЕНИЯ «ЗЕМЛЯ ПРЕЖДЕ ВСЕГО»

ОТПУСТИЛИ 31 ИЗ 32 ЗАЛОЖНИКОВ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ

В КАЧЕСТВЕ ДЕМОНСТРАЦИИ «ЖЕСТА ДОБРОЙ ВОЛИ»

Монтгомери, штат Алабама. 21 августа 1961 г.

Сторонники движения «Земля прежде всего» воспользовались ситуацией, когда космический корабль «Сигнус 14» приземлился с отклонением от курса, и взяли судно штурмом, захватив в заложники 32 космонавта. Позднее они освободили всех, кроме одной женщины, «в качестве демонстрации жеста доброй воли». Доктор Эльма Йорк, также известная как Леди-Астронавт, все еще удерживается захватчиками до выполнения их требований. Она все это время исполняла роль посредника для переговоров с властями.

Шел десятый час. На корабле было темно, но внутрь проникал свет ламп, установленных снаружи спасательной командой. Моя вестибулярная система была в ужасе от нахождения на Земле в условиях полной гравитации. Мне было плохо, и я чувствовала себя даже слабее, чем в момент посадки. Я старалась как могла, но все равно вырубилась еще дважды после того, как они заставили меня снова подойти к выходу и потребовать президента, главу ООН и Мартина Лютера Кинга-младшего.

Они не появятся. Я это знала. И «первоземельщики» тоже это рано или поздно поймут, это лишь вопрос времени. Президент Денли пользовался определенной репутацией: во время Корейской войны он отдал своим войскам прямой приказ стрелять по гражданским. Вряд ли он прогнется под этих парней.

В промежутке между путешествиями до двери я сидела на одном из освободившихся кресел в передней части ракеты, прижав лоб к шейным ремням, и пыталась дремать. Даже в два часа ночи, сидя в полной темноте, я была слишком напряжена, чтобы нормально заснуть, но, когда глаза у меня были закрыты, манифестанты чувствовали себя свободнее в разговоре.

– Твою мать, есть хочется.

Это простонал британец. Его звали Лисандр, и он был женат на сестре бруклинца, которая также была двоюродной сестрой Роя. На этот момент мне стало ясно, что весь этот захват заложников не особенно планировался. Эти парни были на охоте, увидели садящуюся ракету, и весь накопленный за прошедшее десятилетие гнев выплеснулся в решимость действовать.

– Как думаешь, сможешь выпросить у них еды?

Бруклинец потряс меня за плечо.

Я дождалась, когда он встряхнет меня второй раз, и только после этого открыла глаза. Я опять пользовалась тактикой, подсмотренной в фильмах: мне показалось, что неплохо бы притвориться куда слабее, чем я была на самом деле. Хотя куда еще слабее.

– А?

Бруклинец ткнул пальцем на люк и повторил:

– Скажи, чтобы принесли еды.

Рой покачал головой.

– Не будь придурком. Они могут подсыпать отравы.

– Так давайте попросим консервов. – Бруклинец пожал плечами. – Банку «Спама»[9] и булку хлеба. Можно сделать бутеры.

На слове «Спам» желудок у меня отчаянно подскочил к горлу. Я начала быстро глотать, пытаясь вернуть его на место.

– Можно мне в туалет? Кажется, меня сейчас… – Я прижала руку ко рту. – Пожалуйста.

Рой взял меня под руку и потащил в туалет. Уборная была оптимизирована для космических путешествий: здесь стоял вакуумный туалет, а еще был поручень, с помощью которого можно было удержаться на одном месте в космосе. На Земле же достаточно было и гравитации.

Шатаясь, я вошла внутрь и закрыла за собой дверь. На мгновение я прислонилась к ней спиной, а потом опустилась на колени, и меня начало ужасно полоскать. Ненавижу, когда это происходит. Я скрючилась на полу крохотной комнатки, тяжело дыша и чувствуя себя еще слабее, чем прежде.

Рой заколотил в дверь.

– Ты все?

– Еще нет! – Мысль о том, что мне придется снова вставать и идти к своему креслу, словно пригвоздила мои конечности к полу, и…

Звуки выстрелов.

Признаюсь, я закричала. За дверью уборной слышались грубые выстрелы дробовиков, приправленные звонкой дробью автоматических винтовок. И мужские вопли.

Да, я вся сжалась. Да. Я была ужасно напугана. Я побывала на Второй мировой войне. Хотя я и не должна была видеть боевые действия, в действительности иногда… иногда в результате своих перегоночных полетов я оказывалась в осаде. Я знала, что происходит снаружи, и надо быть полной дурой, чтобы не бояться, когда от смерти тебя отделяют лишь стены и пластиковая дверь туалета.

Я прижалась к полу, обхватила голову руками и постаралась занимать как можно меньше пространства. Вот и все. Вот и итог моего геройства – попытка не стать застреленной.

Звуки стрельбы стихли.

– Все чисто! – вторил один мужской голос другому, пока, наконец, кто-то не остановился за дверью, ведущей в туалет. Ручка опустилась: – Доктор Йорк? Сержант Митчелл Онемус, ООН.

– Да. Секунду.

Я вытерла глаза и оперлась рукой о стену, чтобы подняться на ноги. Пусть я и вжималась в пол от страха, но если останусь тут – меня не спасут. Мне понадобилось несколько попыток, прежде чем пальцы меня послушались и смогли повернуть замок.

За дверью запахи рвоты и мочи перекрывала вонь бездымного пороха. Я не могла себе даже представить, что в ракете может пахнуть еще хуже, но так оно и было. У молодого солдата ООН были белая, усыпанная веснушками кожа и такие светлые ресницы, что я готова была поспорить – под шлемом у него спрятались белокурые локоны.

– Мэм? Вы в порядке?

– Спасибо. Да. – Я протянула руку. – Но идти без помощи я не смогу.

Рой скорчился на полу. Его грудная клетка истекала кровью. Между креслами протянулась, словно в мольбе, еще чья-то рука. Кто-то застонал от боли. Слава Богу! Слава не потому, что ему было больно, а потому, что этот человек был жив.

Можно было обойтись и без этого. Как бы странно это ни звучало, думаю, что, если бы президент все-таки приехал, они бы и в самом деле меня отпустили. Если бы только он приехал. Но этого никак не могло произойти.

* * *

Еще четыре часа ушло на медицинский осмотр и разбор полетов. А потом… О, позвольте я расскажу вам о чудотворной силе душа после того, как три месяца тебе приходится обходиться влажными полотенцами и сухим шампунем. Люди, которые никогда не бывали в космосе, не понимают, какая это роскошь – вода. Я сидела на табурете под струями воды в душе своего номера в акклиматизационном центре. Капли барабанили по голове, просачивались сквозь мои волосы и стекали по лицу и шее. Жидкое тепло обволакивало меня, скатывалось вниз по всей длине рук и ног, вызывая чувство восхищения.

Мне предстояло дать еще один, еще более длинный доклад, но в тот самый момент я могла позволить себе просто посидеть в душе. Я наклонилась, оперлась локтями на колени, и водопад пролился мне на спину, массируя кожу, как будто многочисленными пальцами, только из воды. За дверью ванной ждала дежурная. Она должна была помочь мне улечься на водяную кровать, которой в эту ночь я доверю свое изможденное тело. Мне ужасно хотелось остаться под этим душем навсегда, но я знала, что у меня будет еще много возможностей принять его позже. Или ванну. О… Опуститься в ванну и позволить теплой воде принять мой вес и держать меня на плаву.

Между тем это было уже как-то невежливо по отношению к дежурной. Я вздохнула, выключила воду и нажала на кнопку вызова. Дверь распахнулась, как будто дежурная ждала, положив руку на ручку, и…

В проеме показался Натаниэль. Он улыбнулся, и это было все равно что завидеть солнце.

– Вам требуется помощь, Леди-Астронавт?

Я протянула руку, которая, по ощущениям, весила килограммов тридцать.

– Наверное, кому-то придется помочь мне вытереться.

– С этим я справлюсь.

Натаниэль уже был босой. Он вошел в душевую, взял меня за руку и наклонился, чтобы поцеловать. Конечно, когда меня вытащили из ракеты, нам разрешили поговорить по телефону, но до этого самого момента Натаниэль все равно казался мне каким-то гипотетическим идеалом.

Рука моего мужа была теплой и знакомой, начиная с неизменной мозоли от карандаша на первой костяшке указательного пальца и заканчивая щекочущими светлыми волосками на тыльной стороне ладони. Его губы, прижавшиеся к моим, были теплыми и чуть потрескавшимися, но такими родными, что я буквально таяла от поцелуя. Когда ты не видишься со своей любовью три месяца, то первая встреча после разлуки… Прикосновения. Запахи. Само его присутствие космическим образом действовало на меня так, что я больше не чувствовала себя потерянной в сидерическом периоде[10].

Да, я все еще чувствовала себя слишком уставшей, чтобы твердо стоять на ногах, но хотя бы мир вокруг меня больше не кружился.

– Я так по тебе скучала.

– Я впервые по-настоящему испугался, что больше тебя не увижу.

Он потянулся и сорвал полотенце с вешалки.

– Мне ничего не угрожало. – Я поморщилась, когда на меня нахлынули воспоминания. – Если не считать момента, когда мы вошли в плотные слои.

От удивления у него отвисла челюсть.

– Эльма, тебя шестеро вооруженных мужчин держали в заложниках.

– Ну… да. Но пристрелить меня в их планы не входило. – Может, я бредила, но мне было ясно, что их гнев не был направлен на меня. – Эти парни просто охотились, увидели свой шанс и ухватились за него.

– Значит, они действовали импульсивно.

– Решительно. – Я зажмурилась, вспомнив, как блестели глаза Роя под его противогазом, когда он говорил о дочери. – У них были семьи. Они хотели сделать мир лучше для своих детей.

Я знаю это молчание, которое неизменно повисает, когда муж со мной не согласен. Он делает вдох, как будто собирается что-то сказать, а потом на мгновение задерживает дыхание. Натаниэль наконец выпустил воздух из легких и провел полотенцем по моей спине.

– Как бы то ни было, мне не терпится забрать тебя домой.

Если бы мы сейчас были дома, я бы спросила, с чем он не согласен, но я так устала, что позволила Натаниэлю сменить тему.

– Расскажи, что нового?

– Я купил новый ковер. – Полотенце скользило вниз по моему бедру. – Точнее, его выбрала Николь Уоргин, а я пустил на него заработанные непосильным трудом деньги.

– А бывают деньги, заработанные посильным трудом?

– Возможно, если ты зарабатываешь лежа?

Натаниэль говорил, а полотенце под его руками повторяло изгибы моего тела, как будто он пытался убедиться в том, что я настоящая.

– Долго они мне лежать не дадут. – Сегодня я еще смогу отдохнуть, но завтра физиотерапевт уже займется моей вестибулярной системой, чтобы я могла заново привыкнуть к земной гравитации. К счастью, на этот раз дело пойдет быстрее, чем после моих первых полетов. Процесс был не из приятных, но за неделю мы уже управимся. – А какого он цвета?

– Что? А, ковер. М-м-м… красноватый? С рисунком. – Он на мгновение закусил нижнюю губу. – Сочетается с подушками на диване.

Я прищурилась, глядя на него.

– Хм-м-м… Ну, у Николь все в порядке со вкусом. И что же тебя побудило к покупке?

Натаниэль сложил полотенце.

– В прошлый раз у тебя были трудности с гладкими полами. Так что я подумал, что сила сцепления поможет.

Какой же у меня милый муж.

– В квартире я могу носить тапочки.

– Я знаю, но ведь тебе нравится ходить босиком. – Натаниэль повесил полотенце на место, и между его бровей пролегла морщинка: – Ковер хороший. Честное слово.

Я рассмеялась, и это было пугающе здорово. Я только что избежала двух потенциальных смертей, это если не говорить о долгом времени, проведенном в космосе, а мы с ним ковры обсуждаем.

– Я верю. – Я взяла его за руку и взглянула на дверь. – Поможешь мне лечь?

Натаниэль очень осторожно подвел меня к кровати. Я остановила его, обвивая руками его шею, и прильнула к нему. Он обхватил меня руками, нежно прижимая ладони к изможденному позвоночнику. Как же с ним хорошо! От одного лишь тепла его тела, которым он ко мне прижимался.

Глаза жгло, и я их закрыла, чтобы не отпугнуть расцветавшее внутри желание. Рукой Натаниэль нежно провел по моей пояснице, скользнул вниз, к ягодицам, а затем вернулся к талии. Он нежно сжал меня в своих объятиях, а потом чуть отступил, все еще поддерживая меня, чтобы я не упала. Со вздохом я позволила ему надеть на меня больничную рубашку, и мы прошли недолгий путь до водяной кровати.

В тех местах, где отошли корочки мозолей, ступни у меня горели, и я представила, что я Русалочка, которая шагает по острым ножам. Забавно, что мозоли у меня были сверху – от анкерных перекладин – и на кончиках пальцев, потому что ими приходилось каждый раз отталкиваться в прыжке, зато пятки у меня были мягкие и нежные, как кожа младенца.

Я медленно опустилась на кровать, и Натаниэль осторожно помог мне закинуть ноги. Я откинулась на спину и вздохнула. Звук получился похожим на выкачивание воздуха. Боже, как я устала! Водяная кровать была неплохим решением, но после нескольких месяцев, проведенных в микрогравитации, на Земле все кажется ужасно неудобным.

Я похлопала по кровати рядом с собой и перевернулась, освободив немного места для Натаниэля на узком водяном матрасе. Он осторожно опустился рядом, чтобы не слишком тревожить поверхность, и, прижавшись ко мне, свернулся калачиком. Натаниэль водил пальцем туда-сюда по моей ключице, заставляя мое сердце биться чаще.

– Миртл собирается делать вино из одуванчиков. – Это были просто разговоры ни о чем, которыми я наполняла пустоту между нами. Мы так долго были вдали друг от друга… У меня в голове скопилось столько слов и мыслей, что я не знала, с чего начать, и не помнила, чего еще не рассказывала мужу. – И я уверена, что после эксперимента с изюмом всем…

– Погоди. Эксперимента с изюмом?

– Ах да. Прости, я не могла тебе о нем рассказать, потому что в наземном ЦУП это бы все услышали. Помнишь, мы получили огромный запас изюма? Она его весь регидрировала и смогла запустить процесс ферментации.

– Она из него сделала вино? – Водяная кровать заходила ходуном от его смеха. – На Луне?

– Алкоголь – важная составляющая жизнеспособного общества.

Натаниэль чмокнул меня в щеку.

– Ну конечно. И как?

– На вкус как сироп от кашля со скипидаром.

Он присвистнул.

– Ого. А ты же знаешь, что на Земле лунное вино можно продавать за много тысяч?

– Ну, Анри Лемонт его перегнал и превратил в весьма достойный бренди, – я поморщилась. – Достойный, значит, его можно было нормально смешивать с соком. Нормально, значит, его вкус почти не ощущался.

– Странно, что она не пыталась ферментировать яблочный сок.

– Людям это было нужно. Поставка изюма пришла по запросу Ольги Баумгартнер, но она забеременела, и ей пришлось раньше вернуться на Землю.

Я пожала плечами, насколько это вообще было возможно сделать лежа.

– Да… Я про нее слышал, – Натаниэль вздохнул: – Кому-то рано или поздно все равно придется остаться наверху, если мы хотим, чтобы у нас была автономная колония.

– Ну а кто захочет, чтобы его дети стали подопытными крысами? Когда мы начали разводить на Луне кроликов, и то разразилась буча. – Активисты по защите прав животных тогда пришли в ярость, но, если вспомнить слова моей бабушки, с кроликов есть что съесть. – Крольчата, которых спустили на Землю, были в плачевном состоянии. Кто захочет обрекать своего ребенка на вечную жизнь вдали от родной планеты?

– Судя по тому, к чему все идет, желание тут роли не играет.

Я вздохнула и плотнее прижалась к мужу. Именно этого опасались Рой и его друзья: что в какой-то момент случится массовое бегство с Земли, а они останутся в стороне. И ведь они были правы: кто-то останется здесь. Либо из-за нехватки ресурсов, либо по политическим причинам, либо из чистого упрямства.

Казалось, что идеального решения не существует.

* * *

Думаю, вы вряд ли догадаетесь, что одна из тех вещей, по которым я скучаю в космосе, – служебные совещания по утрам понедельника. Хотя, наверное, не совсем правильно говорить, что я скучаю именно по совещаниям, но все-таки для меня это возможность поболтать с друзьями и коллегами. Ах да, еще нас там неизменно ждут кофе и пончики.

Я пришла на совещание через неделю после возвращения на Землю. На ногах я уже стояла гораздо крепче. Гомон сорока с лишним человек, которые болтали за чашкой того самого кофе, уплетая те самые пончики, так меня приободрил, что я зашагала еще увереннее. Корпус космонавтов очень разросся, так что сейчас здесь присутствовал только один департамент: летчиков-космонавтов. Мы – так называемая «элита». По сути, это означает, что мы проходим более серьезную подготовку, а еще (давайте сосредоточимся на самом важном) нам достаются лучшие пончики.

Бенкоски первым меня заметил и громко загудел:

– Леди-Астронавт приземлилась!

Элитный еще не значит благородный. Мое лицо зарделось и наверняка приобрело цвет сигнальной ракеты. Я была не единственной женщиной в помещении, но почему-то это прозвище накрепко прилипло именно ко мне. Все сгрудились вокруг меня, широко улыбаясь и хлопая меня по спине.

Малуф вручил мне чашку с дымящимся кофе.

– Ты. Была. Великолепна. Космические микробы… Ха!

– Это Хелен была великолепна. Космические микробы – ее идея.

– Это да. – Он приподнял свою кружку, как бы произнося тост в мою честь. – Но я уже отвесил ей комплимент, и к тому же это ты осталась на ракете.

В комнату широким шагом вошел Клемонс, благодаря чему я быстро перестала быть центром всеобщего внимания, потому что все поспешили занять места. Леонард и Хелен, наверное, тоже получают свою долю внимания на своем совещании с остальными участниками марсианской команды. С другой стороны, многие из этой команды тогда были на борту «Сигнуса», так что, возможно, они все это уже обсудили. А я была просто рада вернуться к космическим делам.

Перед тем как сесть, я утащила один пончик. В конце концов, я уселась между Сабихой и Имоджен. Клемонс начал что-то говорить, но в этот момент я как раз откусила первый кусочек пончика. Что я могу сказать… в космосе не получится ничего пожарить во фритюре. Пончик кажется пищей без особых изысков до тех пор, пока ты о нем не задумаешься по-настоящему. Глазурь начала кристаллизоваться: пончик вытягивал влагу из сахара, образуя сладкую корочку, которая отходила от теста с каждым укусом, обнажая нежную внутреннюю часть. Сахар, дрожжи, масло и, боже мой… В этом пончике был Бог.

Имоджен наклонилась ко мне и прошептала:

– А Натаниэль знает, что ты делаешь такое лицо за пределами спальни?

Я фыркнула и тут же подавилась. Воцарилось молчание, и Клемонс уставился на меня, пока я пыталась прокашляться. С пылающим лицом я глотнула кофе и в очередной раз прочистила горло:

– Простите. Гравитация.

Словно удовлетворенный этим комментарием, Клемонс кивнул и продолжил. Забавный факт: директор МАК ни разу не был в космосе. У него были проблемы с сердечным клапаном, и, возможно, он бы даже не пережил взлета. Тут я невольно вспомнила о словах Роя и его друзей о том, что космос доступен лишь небольшому проценту населения Земли. Многие люди будут вынуждены остаться. Все это будет сродни самоселективной евгенической программе… и, честно говоря, я только в этот момент осознала весь ужас происходящего.

Но разве у нас был выбор? То есть да, люди пытаются справиться с неконтролируемым парниковым эффектом, но к тому времени, когда станет совершенно ясно, что эти попытки провалились, основывать колонии будет слишком поздно. Я снова вздохнула, отложила пончик и придвинула к себе папку с документами, листая бумаги в попытке понять, какая теперь передо мной стояла задача.

Клемонс продолжал говорить. Он прошелся по повестке дня и теперь объяснял задачи для каждой отдельной группы. Я листала страницы, и брови у меня сдвигались все сильнее. Когда я дошла до конца папки, они словно вознамерились расколоть мое лицо пополам. Мое имя не упоминалось ни на одной из страниц.

В ряд моих задач во время пребывания на Земле входила тренировка поселенцев, отправлявшихся на Луну. Все космонавты занимались этим по очереди. Для каждого «класса» будущих поселенцев назначается двое космонавтов, которые знакомят новичков с правилами выживания на Луне. Я рассчитывала, что меня поставят на новый класс, но…

– Йорк. Отличная работа с манифестантами. Мы дадим тебе и другим космонавтам с того рейса еще неделю, чтобы вы разобрались с прессой. – Он, кажется, считал, что это своего рода награда, но я была с этим не согласна. Выпустив дым от сигары, Клемонс закрыл свою папку: – На этом все. За работу. Йорк, останься на минутку.

Я с улыбкой кивнула, но в горле у меня застрял стон. Терпеть не могу пресс-конференции. Сабиха сочувственно похлопала меня по плечу.

– Скажи, что мне нужна твоя помощь с перепрошивкой для симулятора лунного автобуса.

– Спасибо. – Я отодвинула стул и поднялась, направившись навстречу Клемонсу. – Сомневаюсь, что он так просто меня отпустит.

– Попробовать стоит. К тому же мне правда нужна помощь.

Я рассмеялась. Это уж вряд ли. У Сабихи было куда больше летных часов, чем у меня, но я была ей благодарна за попытку увести меня от публичного внимания. Я взяла свою папку и подошла к столу Клемонса.

– Сэр, вы хотели со мной поговорить?

– Да. – Он затянулся своей неизменной сигарой и выпустил изо рта клубы дыма, которые окружили его лицо, напоминая капли воды в условиях невесомости. – Малуф! Закрой за собой дверь.

Черт. Кажется… кажется, у меня неприятности. 2, 3, 5, 7, 11… А, наверняка, ерунда.

– Йорк… Тебе удалось многих впечатлить в этой ситуации с заложниками, – Клемонс опустил сигару, – многих. Ребята из связи с общественностью хотят прибрать тебя к рукам для интервью. Что думаешь? Я не хочу тебя туда отправлять, пока ты полностью не акклиматизировалась.

– Спасибо, сэр. – Ни один летчик или космонавт не признается в слабости, если этого можно избежать. Как бы я ни относилась к пресс-конференциям, я понимала их важность для космической программы: – Я с радостью сделаю все, что от меня требуется.

– Хорошо… хорошо… – он стряхнул пепел с сигары в стеклянную пепельницу, стоявшую на столе: – Тут вот какое дело. Космическая программа в последнее время столкнулась с некоторыми трудностями, и парни, которые взяли тебя в заложники, эти трудности олицетворяют. Люди, которые не понимают, насколько важна эта программа, давят на правительство, побуждая их отозвать финансирование.

– Мне известны эти проблемы.

Он кивнул.

– Поэтому нам нужен хороший пиар. Нам нужен кто-то, кем люди восхищаются. Ты… – он вздохнул, – помнишь, как много лет назад ты мне сказала, что в космической программе еще на ранних стадиях должно быть много женщин, чтобы продемонстрировать, что в космосе безопасно?

И куда он, черт возьми, клонит? Никогда за долгие годы совместной работы я не видела Клемонса таким взволнованным.

– Да, сэр.

– Ты была права. А я ужасно ошибался.

Я стояла как громом пораженная. У меня в голове словно открылся шлюз в открытый космос.

– Хм-м… Спасибо?

Он фыркнул, и улыбка смягчила черты его широкого лица.

– Люди вроде тебя… Они тебе доверяют. Так что… во благо космической программы, я хочу, чтобы ты стала «лицом» МАК и, в частности, присоединилась к первой экспедиции на Марс.