Читать книгу Рок небес - - Страница 7

УРАГАН «КАРЛА» ГУБИТ ТЕХАС

Галвестон, штат Техас. 28 августа 1961 г.

Ураган «Карла» со скоростью ветра, достигающей 278 километров в час, считается одним из восьми самых сильных ураганов, поразивших техасское побережье с 1875 года. От шторма бегут мужчины, женщины и дети. В результате эвакуации населения мы столкнулись с самой массовой миграцией в результате чрезвычайных обстоятельств с момента падения метеорита в 1952 году.

Вся эта ситуация служит нам напоминанием о том, что, хотя нога человека может ступить на поверхность Марса, даже на Земле еще остаются природные силы, которые мы не понимаем и которые мы не в силах предотвратить или контролировать. Количество энергии, которое ураган выделяет каждую секунду, по крайней мере, в десять раз превышает энергию, которая выделилась над Вашингтоном, округ Колумбия, в результате падения метеорита. Иными словами, за все время своего существования ураган выделяет энергию 10 миллионов атомных бомб. Этот устрашающий факт должен подтолкнуть нас к определенного рода смирению перед лицом природы.

Я дала Клемонсу твердое обещание подумать над его предложением и вышла из конференц-зала. Прошла по вестибюлю к лестнице, пересекла крыло инженерного отдела и устремилась прямо в офис Натаниэля. Он, улыбаясь, оторвался от схем на чертежном столе.

Улыбка сползла с его лица, а вместе с ней на стол упал карандаш.

– Что случилось?

37, 41, 43… Я осторожно прикрыла дверь за собой. 47, 53, 59… Так же осторожно я втянула воздух в легкие и изящно, как учила меня мать, скрестила руки на груди.

– Клемонс предлагает мне полететь на Марс.

– Что?

– Он сказал, что у программы проблемы с финансированием?.. – Я словно отделилась от своего тела и теперь смотрела на себя со стороны, находясь в конце длинного тоннеля: – Николь еще на Луне тоже что-то такое упоминала.

– Да… – Натаниэль выдвинул потрепанный стул от «Эймс» и махнул мне рукой, чтобы я тоже села за стол: – Президент Денли… Он не делал никаких публичных заявлений, но, если верить Клемонсу, он и впрямь думает о том, чтобы заморозить космическую программу, несмотря на наши договоренности с ООН.

Я опустилась в кожаное кресло, которое скрипнуло под моим весом.

– Но ведь… Клемонс сказал, что хочет, чтобы я стала «лицом» МАК и повлияла на общественное мнение, – я уставилась на свои ладони: пальцы от волнения были плотно стиснуты: – Он даже сказал, что зря не допускал до программы женщин, а я была права в том, что женщины нужны, чтобы доказать, что в космосе безопасно.

Натаниэль присвистнул.

– Не знал, что все прямо так плохо.

– Вот и я о том же подумала.

Он наклонился и открыл ящик стола. Внутри был орел, которого я начала делать из перфокарт после своего предыдущего возвращения на Землю. Он наклонился, чтобы вызволить поделку, так что я не видела его лица, когда он спросил:

– Ты хочешь полететь?

– Я не знаю. – На краю стола стоял вентилятор. Он крутился туда-сюда, пытаясь охладить комнату. – То есть… Это же Марс. Но и полет будет длиться целых три года.

– Минимум. – Он поставил передо мной в ряд орла, мои крошечные медные ножницы для шитья и банку с клейстером. – Если бы речь шла о трех месяцах, ты бы полетела?

– Да. Ясное дело.

Он поднял глаза на меня.

– А если бы меня не было в этом уравнении? Но речь шла все равно о трех годах?

Я медленно вдохнула и так же медленно выпустила воздух.

– Да. Наверное. Не знаю. Я бы пропустила выпуск Томми. И столетний юбилей тетушки Эстер. – Надо было что-то срочно сделать с руками, пока я не сломала себе пальцы. Без сомнения, Натаниэль именно поэтому достал орла из ящика. Я потянулась в корзину для бумажного мусора за использованной перфокартой. Когда я ее достала, она немного тряслась в моей руке: – Просто… Клемонс хочет, чтобы я была на виду.

– Это значит, будет много пресс-конференций.

Он поморщился. Натаниэль прекрасно знал все мои… заскоки.

– Точно. А еще мне придется догонять остальных членов команды. Они готовятся уже четырнадцать месяцев. – Я в ужас приходила от одной только мысли об этом, но внутри меня уже разгоралась та самая жажда, благодаря которой я вообще оказалась в космической программе. Она скакала у меня внутри и хватала меня за сердце подобно пятилетке, которая упрашивает маму пойти в цирк. Я могла полететь туда, узнать, каково это, оказаться под другим небом и… – А ты бы полетел?

– Да. Если бы я мог всем этим заниматься… – Он обвел рукой свой стол, на котором в беспорядке громоздились кипы бумаг – олицетворение его занятого новым проектом разума. В углу стояла модель одного из кораблей, предназначавшихся для второй экспедиции на Марс: – …из космоса. Но пока я как-то не готов.

– Это же не постоянный переезд.

– А я хочу подождать, пока не возникнет необходимость в постоянном… – Он снова выпрямился в своем кресле, внимательно глядя на меня своими проницательными голубыми глазами: – В этом мы с тобой отличаемся. Полет туда и обратно для меня означал бы, что я три года не смогу заниматься любимым делом. А для тебя это значит три года, полностью посвященных именно тому, что ты так любишь.

– И три года вдали от тебя.

– Если бы меня не было в уравнении… ты бы точно полетела.

– Ты не та переменная, которую можно так просто исключить. – Я прикрепила к фигурке орла еще одну перфокарту. Через крошечные отверстия, подмигивая, проникал свет. Если бы и со словами все было так просто. Должен же быть способ не ходить кругами вокруг одной и той же проблемы. – На Луне мне и то было сложно, а это всего три месяца. К тому же там у нас была возможность изредка болтать и отправлять друг другу письма.

Он махнул рукой, словно эта проблема его не заботила.

– В программе предусмотрен телетайп для супругов и специально разработанный канал радиосвязи. Понятно, что задержка будет больше, но мы все равно сможем разговаривать. Слушай… Ты ведь думала о том, чтобы уволиться. Напомни-ка, почему.

Я вздохнула. Но ведь именно поэтому я к нему пришла. Ну, конечно, еще потому, что Натаниэль – мой муж, а решение, которое мне предстояло принять, непосредственно влияло и на него. Он помогает мне лучше понять саму себя, порой просто задавая правильные вопросы.

– Там куча причин. Перевозки, которыми я занимаюсь… по сути, я ведь просто вожу автобус. Да, это автобус в космическом пространстве, но все равно… Я хочу делать что-то значимое. Хотя это невероятное тщеславие и эгоизм, и я понимаю, что должна быть благодарна за то, что у меня вообще есть работа, и…

Натаниэль прочистил горло и, не сводя с меня взгляда, вопросительно приподнял брови.

Я замолчала и закрыла глаза. Будь оно все проклято, я никогда не смогу избавиться от чувства, будто мне надо просить прощения за то, что я хочу добиться успеха. 2, 3, 5, 7, 11, 13…

– Я хочу оставить след в истории. – Что ж, меня не поразила молния. Я открыла глаза и сфокусировалась на когтях орла, но все-таки заставила себя перейти к самому сложному моменту, который крылся в сердце этого разговора: – Но ведь тогда… Если мы хотим завести семью…

Он начал теребить нитку, торчащую из ткани брюк на колене.

– Это может подождать, пока ты не вернешься.

– Может ли? – Я вздохнула, отрезая излишки карты, которые спорхнули на стол. Мы все время откладывали беременность, и у нас были на то веские причины. Но если я полечу… – Радиация. Долгое время, проведенное в космосе. Во что превратятся за это время мои кости, даже при постоянных тренировках? Когда я вернусь, может случиться так, что я не смогу иметь детей.

– Если не сможешь… И если эту проблему нельзя будет решить, то, скорее всего, человеческая раса и вовсе безнадежна. – Натаниэль потер шею, уставившись в пол. – Прости. Как-то резко вышло. Но… ладно. Давай предположим, что ты уйдешь из космической программы. Чем ты тогда займешься?

Я открыла рот, и вдруг новый вдох словно позволил мне увидеть этот вариант будущего внутренним взором. Я бы снова работала в вычислительном отделе до самой беременности. Потом меня бы уволили. Я бы готовила, убиралась и растила ребенка до тех пор, пока он не достигнет какого-то неопределенного возраста, и тогда я стану работать на волонтерских началах на благотворительные организации, как это делала моя собственная мать. Я бы делала что-то важное, но в очень маленькой, очень узкой области. Математика. Полеты. Космос… Эти двери навсегда закрылись бы передо мной.

– Проклятье.

Натаниэль фыркнул. Потом он наклонился и положил ладонь на мою руку.

– Ты была бы счастлива?

Мне хотелось и того, и другого. Почему я не могу получить сразу все? Но он был прав. Я не хотела бросать космические полеты. Конечно, сейчас я была хваленым водителем автобуса, но и эта работа была полна красоты, которая невозможна на Земле. Экспедиция на Марс все еще была нерешенным вопросом, но…

– Нет. – Я потянулась за еще одной перфокартой, чтобы не смотреть в глаза мужу в момент признания собственного эгоизма. – Я хочу детей, но жизнь, которой я хочу жить, будет несправедлива по отношению к ним. Если и не Марс, то наверняка найдется что-то еще, что потребует от меня внимания и времени.

Он втянул воздух, как будто собираясь что-то сказать, а потом задержал дыхание. Я не стала давить в попытке выяснить, что же он решил оставить при себе, и сосредоточилась на вырезании. Я так говорю, но на деле я отвечала на его молчание своими руками. Птица продолжала обретать форму, а я укладывала перфокарты слоями, и они превращались в яйцо, лежавшее под когтями.

Наконец, Натаниэль откинулся на спинку кресла, которое отозвалось скрипом.

– Ладно. Значит, детей можно из уравнения выбросить. Это все упрощает. Ты хочешь полететь?

– Не знаю.

Три года. Три года вдали от мужчины, который понимает меня настолько хорошо, что даже не стал сомневаться в моих словах или попытаться убедить меня в неправоте. В отличие от космоса, здесь слезы могли капать и не застилать взор, но орел, которого я держала в руках, все равно казался размытым.

Натаниэль мягко вызволил его из моих рук и заключил меня в объятия. Оглядываясь назад, я понимаю, что орел, которого я сделала, скорее всего, ответил на все его вопросы.

Орел летел, но голова у него была повернута чуть в сторону, как будто он оглядывался через плечо. В когтях он сжимал яйцо. Символизм был грубоватым, но весьма ясным.

* * *

Даже после разговора с мужем я была сама не своя и понятия не имела, какой ответ дать Клемонсу. Поскольку у Натаниэля еще было много работы, я притворилась, что все в порядке. Он это принял, но, судя по всему, не особенно поверил. Я вышла в вестибюль, намереваясь вернуться в крыло космонавтов, и остановилась.

Мне не дали никакого задания, потому что Клемонс освободил мое расписание, чтобы я могла наверстать упущенное с марсианской командой. Он был уверен, что я соглашусь. Конечно, я могла бы благосклонно допустить, что он просто хотел предоставить мне свободу действий, чтобы я спокойно приняла решение, но к чему спорить с опытом прошлых лет?

Бережно держа готового орла из перфокарт в одной руке, я направилась в крыло космонавтов за своей сумкой. Если мне не дают работу, я вправе уйти. Может, заскочу в книжный, а потом пойду домой и утоплю пальцы ног в ворсе нового ковра.

У входа в офис я наткнулась на Хасиру и Паркера, которые как раз оттуда выходили вместе с Бетти. Ее ранее перевели из корпуса космонавтов в отдел по связи с общественностью. По мере расширения корпуса требовалось все больше узких специалистов, и Клемонс рассудил, что данная специальность подходит Бетти куда больше, чем пилотирование. Кажется, ей и впрямь там нравилось больше. Она брала интервью как на Земле, так и в космосе. Я бегло кивнула Паркеру, но он тут же мне улыбнулся. Я никогда не доверяла его улыбке.

– Йорк, а мы идем к воротам автографы раздавать. Пойдешь с нами?

Он знал, что я терпеть не могу эту историю с автографами. Бетти просияла и даже чуть привстала на цыпочки. Хасира за ее спиной смерила меня взглядом заложницы и сложила руки в мольбе. Сложно было взять и бросить ее: вид у нее был как у несчастного щенка.

– Конечно. Минутку, я только сумку заберу.

Я протиснулась между ними в крошечный офис и схватила со стола сумку, в которую осторожно положила своего орла. Он отправится со мной домой.

Когда я вернулась к коллегам, Паркер стоял, уперев руки в бока и выпятив челюсть вперед.

– No lo hiciste[11].

– Mach quatro. Honesto[12]. – Хасира подняла руки вверх. – Você pode verificar os logs do computador da minha trajetória, mas isso vai mudar a maneira como viajamos[13].

Паркер нахмурился, и между его бровей пролегла морщинка, когда он произнес какое-то слово одними губами. Потом он решительно кивнул и спросил:

– De que maneira?[14]

Я вопросительно приподняла бровь.

– Ты по-португальски говоришь?

– Пытаюсь. – Он пожал плечами и развернул нас к передней части здания. – Думаю, может пригодиться в общении с бразильцами на марсианской миссии. Но четыре Маха[15]? Серьезно?

– Ага, – кивнула Хасира.

– Это на «Тибериусе 47»?

Я пристроила сумку на локоть, чувствуя довольно сильную зависть: Хасира провела испытательный полет на этой штуке.

– Он красавец. – Она остановилась: Паркер открыл для нас входную дверь. – Мы с ним тренируем параболические дуги. Надеемся, что это даст возможность скользить вдоль поверхности планеты с меньшими затратами топлива.

Паркер вышел вслед за нами, и тяжелая дверь из стекла и стали захлопнулась за его спиной.

– На какую полосу можно его посадить на такой скорости?

– Мне понадобилась вся длина… о, черт, – Хасира вздохнула и покачала головой: – Девочка с фермы Уильямсов опять здесь.

Я не сразу поняла, что она имела в виду под фермой Уильямсов. Как-то у нас упала ракета на ферму, в результате чего погибло большинство ее жителей. Хасира не отрывала взгляда от маленькой девочки с каштановыми волосами, убранными в хвостики. На ней был потрепанный комбинезон, и она стояла среди группы таких же детишек.

Я ее уже видела, но так, как каждый день видишь одних и тех же людей, не обращая на них никакого внимания. Даже теперь, когда Хасира на нее показала, она не особенно выделялась из толпы. При взгляде на девочку невозможно было определить, что она пережила такую трагедию. Бедный ребенок.

Бетти повернулась к нам. На ее лице сияла широкая улыбка, как будто ничего не случилось.

– Нужно быть с ней поосторожнее. Ее мог привести сюда кто-то из репортеров в качестве подсадной утки, и…

Я отошла от нашей маленькой группки и устремилась к забору. Я не могла слушать о том, что эту девочку, лишившуюся семьи, используют как марионетку. Это же просто ребенок. «Быть с ней поосторожнее», да что вы говорите. Я проскользнула в ворота и побрела сквозь толпу репортеров и их сопровождающих. Все кричали в мою сторону:

– Доктор Йорк! Чего хотели захватчики?

– Эльма! Вам было страшно?

– Насколько опасны космические микробы?

К тому времени я хорошо научилась игнорировать подобные вопросы, поэтому я просто шла сквозь толпу, рассчитывая, что эти люди сами сообразят расступиться. Я подошла прямо к девчонке Уильямс. Она подняла голову и взглянула на меня.

Голос у нее был тоненьким и пронзительным, как будто ей было не больше трех лет.

– Вы полетите на Марс?

Я кивнула, хотя никогда и не была частью этой миссии.

– Может, ты тоже однажды туда полетишь. Как тебя зовут?

– Дороти. – Она теребила кончик косички, а вокруг нас щелкали затворами фотографы. Кто-то снимал нас на видео, но мне было на них плевать. Дороти склонила голову набок, словно задумавшись над моими словами. – А у вас на Марсе будут дети?

Устами младенца… В груди у меня все сжалось, как будто своими словами она выкачала из моих легких весь воздух. Ей было неизвестно о моем разговоре с Натаниэлем. Я так говорю, словно это был один-единственный разговор. Но на самом деле это было долгое обсуждение, к которому мы постоянно возвращались на протяжении последних двух лет. И хотя мы вроде бы пришли к решению, мне было непросто с ним смириться. Но я заставила себя вежливо улыбнуться. Улыбка, которой ты учишься, расхаживая в скафандре весом семьдесят три килограмма в условиях земной гравитации, когда фотограф делает очередной твой снимок.

О, я умела улыбаться через боль, благодарю покорно.

– Да, милая. Каждый ребенок, который родится на Марсе, окажется там благодаря мне.

– А как же те, кто рождается здесь?

А как же сироты вроде нее и все те люди, которые, по мнению нашего правительства, ничего не значат? И, что еще хуже, если космическую программу все-таки свернут, то как же все дети, которым придется расти на умирающей Земле? Я опустилась перед Дороти на колени. Решение было принято за меня. Я вытащила из сумки орла из перфокарт.

– А они в особенности.

* * *

Поговорив с Дороти и другими детьми, я вернулась внутрь и пошла прямо в офис Клемонса. Его секретарша, миссис Кар, подняла на меня взгляд, оторвавшись от печатной машинки, и улыбнулась.

– Ага, доктор Йорк. Как я рада снова видеть вас на Земле.

– Спасибо, – я махнула головой в сторону внутреннего офиса: – Он здесь?

– Да, и, кажется, не на телефоне. Позвольте, я проверю… – Она нажала на кнопку телефона внутренней связи. – Сэр? К вам доктор Йорк.

– Кто из них?

– Космонавтка.

Я слышала, как он довольно хрюкнул, – как через дверь, так и по интеркому.

– Пусть зайдет.

Даже после стольких лет у меня иногда потели ладони во время беседы с Клемонсом. Для этого не было никаких причин, но наш мозг порой выдает странные штуки. Как бы то ни было, я сперва вытерла ладони о свои брюки и только потом толкнула дверь, которая вела в задымленный офис.

Клемонс в одной руке держал сигару. Он откинулся на спинку кресла и смотрел, как я вхожу. Живот у него в последние годы все сильнее выдавался вперед, но лицо не утратило ни капли жесткости.

– Присаживайся.

– Я много времени не отниму… – я уселась на стул напротив, злясь на себя за то, что уже прошу прощения за вторжение: – Я согласна. Я полечу на Марс.

Он загасил сигару и хлопнул в ладоши. Лицо у него расплылось в радостной улыбке.

– Моя милая девочка, ты даже не представляешь, насколько это важно.

Я только что видела детей, на которых непосредственно скажется как наш успех, так и поражение. Уверена, я куда лучше Клемонса, сидящего в своем безопасном офисе, понимала, что поставлено на карту.

– Я сделаю все что угодно, чтобы мы продолжали двигаться вперед.

– Отлично, – он залез в картотечный ящик и вытащил из него папку: – Я надеялся, что ты согласишься, так что попросил миссис Кар собрать для тебя документы. Здесь основной график работ экипажа и план занятий, чтобы ты могла наверстать упущенное.

Мы вместе просмотрели все документы, и Клемонс кратко ввел меня в курс дела. Глядя на характеристики и понимая, сколько всего мне нужно изучить, чтобы догнать остальных членов команды, я почувствовала воодушевление. Я так давно не сталкивалась с серьезными задачами, что теперь сердце у меня буквально пело от предвкушения.

И только после того как я вышла из его офиса, сжимая под мышкой пакет документов, – только после того, как я вышла из здания и села на трамвай, направлявшийся в деловой центр, – только тогда до меня дошло, что я так ничего и не сказала о своем окончательном решении Натаниэлю.

Из-за долгого пребывания в космосе в одиночестве я совсем забыла, что значит быть в паре.