Читать книгу Тени магистра - - Страница 3

– Леди, вам тут записка от господина Алекса, – Ксанта держала конверт с таким видом, словно делала ей одолжение. Отчего она её еще не выгнала?

Марселия отложила кисть и вытерла руки.

– Дай сюда, – ответила она горничной и забрала письмо. Та отчего-то не уходила. – Ты чего ждешь? – спросила она горничную.

– Так нести платье? Экипаж сказать, чтоб подали?

– Надо будет, позову.

Горничная закатила глаза и вышла из студии. Марселия открыла письмо. Алекс писал, что сам приезжать к ней не хочет, чтобы не вызывать ненужных слухов и просил заехать к нему в летнюю резиденцию. Ему требовалось что-то с ней обсудить.

– Ксанта!

Горничная открыла дверь в студию, перешагнула порог и ожидала приказа. Кажется, она так и стояла за дверью всё это время.

– Платье и скажи, чтобы экипаж подали.

Та посмотрела на неё как-то нахально и молча вышла. Марселия пообещала себе, что завтра же прикажет управляющему найти ей другую горничную.

– Господин Алекс ждет вас, – дворецкий встретил её на крыльце и провёл в голубую гостиную, на третий этаж резиденции. Алекс предпочитал проводить время там, – из этой залы был потрясающий вид на море и отвесные скалы, что окружали замок. Марселия даже написала здесь несколько этюдов, которые теперь украшали стены этой гостиной. Она прошла и остановилась рядом с ним. Обычно он встречал её сам. Почему не сегодня?

Алекс встал с подоконника и молча подал ей сложенный вдвое лист бумаги. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять.

Когда Марселия клялась богам, что станет женой Деста, она, конечно, знала, что он был мерзавцем. Но кто же знал, что настолько? На её день рождения он пообещал ей особенную ночь в старом замке и прислал с посыльным записку, чтобы уточнить детали этой самой ночи. Она отправила ответ на обратной стороне записки с тем же самым посыльным.

– Дест вчера заходил навестить и вот, обронил, – произнес Алекс.

Хаддегардские боги! Что теперь она должна была ему сказать? Впрочем, Алекс заговорил первым:

– Марселия, скажи мне, как ты можешь так играть мной? Ты лгала, что любишь меня. Я люблю тебя, а ты забавляешься? То что ты делаешь, это низко. То, что ты ему пишешь, это мерзко.

Странно, он был спокоен? Уселся на диван и смотрел на неё как-то… словно видел незнакомку. Что, даже не станет страдать и просить оставить Деста?

– Тогда зачем ты любишь такую низкую и мерзкую меня? – спросила его Марселия.

– Кажется, я тебя совсем не знаю и не понимаю. Прекрати лгать и скажи, наконец, мне правду!

Так он её осуждал? Марселия разозлилась. Не он ли вынуждал её постоянно лгать ему?

– Правду? Тебе больше не надо пустых и фальшивых обещаний? Мальчик повзрослел? Изволь. Я не хочу принадлежать только тебе. Я не лгала тебе, когда говорила, что люблю, и не забавлялась. Я люблю тебя, но я люблю и Деста тоже. Мне мало одной любви к тебе, боги сотворили меня такой. Люби, что есть. Или оставь меня.

– Любишь? Марселия, то, что у тебя с Дестом, это не любовь, это разврат.

– Пусть так. Значит я развратна и это та часть меня, которую ты не понимаешь, чистый и милый мальчик. Так зачем я должна быть только твоей? Тебе не нужна вся я. Ты любишь какую-то часть меня. Возможно, если бы ты был ещё таким же страстным и искушенным, как Дест, он бы не был мне нужен. Или, если бы он умел любить и обожать меня так, как это умеешь делать ты, то я бы не полюбила ещё и тебя. Это не ты несчастен со мной, и не Дест. Меня вам слишком много. Настолько много, что часть меня вам не нужна вовсе. Это вы изводите меня своими невыполнимыми требованиями измениться для вас. Но как я могу измениться и отказаться от части себя? Я та, кто я есть. И только вдвоем вы едва можете дать мне то, что мне надо. Так может, Алекс, это тебе надо измениться? Стать таким, чтобы я позабыла про других и не искала, кому отдать ту часть меня, которая тебе не нужна? Любовь – это поединок, так сразись со мной. Если ты победишь, я готова признать поражение. Но я не стану притворяться побежденной и делать вид, что ты, это всё, о чем я мечтаю, и чем живу.

Алекс встал, расхохотался и швырнул в стену осветительный артефакт со стола. Тот разлетелся на крохотные осколки, искры прожгли дыры в ковре. Марселия поморщилась, музейная редкость.

– Уйди, пожалуйста, – сказал он ей.

Он её выгонял? Потому, что был в ней разочарован и решил бросить? Ей было жаль, но что она могла поделать? Она не желала больше лгать и не собиралась притворяться ему в угоду. И не боялась остаться одна, она знала, что это ей не грозит. Марселия стряхнула с юбки попавшие на неё осколки и молча вышла за дверь. И платье испортил.

Марселия ушла, Алекс Ортон долго сидел на подоконнике и смотрел на закат над морем. Ему нравилось жить в Навье, он любил эти закаты, любил соленые брызги на её губах. Он её любил. И даже она его как-то по-своему любила. Она вовсе не была к нему жестокой и не лгала, – она сама по себе была такой, а её любовь была войной. Поединком, в котором побежденного надо было поставить на колени.

Алекс давно был у её ног и получал свою милостыню: частичку Марселии. Мог ли он стать таким, чтобы это она захотела упасть к его ногам? Ещё более изощренным и жестоким, чем она? Заставить её страдать, ревновать? Сгорать от страсти так, чтобы она позабыла про свои игры с Дестом?

Она ошибалась и не понимала ни себя, ни его. Боги, она считала, что любит Деста! Смешная Марселия.

Да и на его счёт она ошибалась, – он давно не был чистым милым мальчиком, – он спал с женой брата и не чувствовал за собой вины. Но того, что она хотела, Алекс дать ей не мог. Он не желал воевать с любимой женщиной и причинять ей боль, даже если он победит в этой войне, а она будет у его ног. Возможно, тогда это Алекс стал бы мучить ее, ведь это был бы уже не он.

Алекс знал, что боги сотворили её для него и что она была именно той женщиной, которая могла сделать его счастливым. Но в чём-то они ошиблись, и она не была с ним счастлива. Или не ошиблись, а её где-то ждал тот, кого они создали для нее.

Но она была его слабостью и он не в силах был отказаться от той частички Марселии, которую она отдавала ему. Впрочем, был один способ избавить её от его неуместной любви.

Алекс Ортон встал на подоконник, оглянулся на её портрет, и шагнул вниз.